Письмо ненависти

      К великому огорчению старосты класса Кагеямы Рицу, в третьем семестре его посадили прямо за спиной Судзуки Шо. По мнению учителя, никто, кроме первого, не сможет справиться с неисчерпаемой энергией второго и исправить его хромающую на обе ноги дисциплину. Шо был выскочка, балагур и к тому же полный дурак с шилом в заднице, не перестававший срывать уроки английского неправильным, но уверенным произношением слова «her» и добродушным «тут так написано» в ответ на смешки со всех сторон. Именно от таких казусов как можно скорее желал избавиться их учитель.       Но тогда он еще не представлял, что запустил бомбу замедленного действия прямо в центр класса между второй-третьей партами второго от двери ряда. Как ни странно, но своим примером он показал, что еще не все в школе осведомлены о неудержимой ненависти Рицу к болтливому однокласснику и всему, что тот делал. Казалось, старосту раздражал даже звук дыхания Шо, и он не уставал напоминать об этом в ответ на каждое первое сказанное им слово в его сторону. Это было ещё более удивительно, ведь, даже будучи молчаливым, он снова и снова вызывался участвовать в коллективных мероприятиях (одно членство в студсовете чего стоило) и никогда не отказывал в просьбах о помощи одноклассников. Всех, кроме Шо.       Откуда взялась ненависть Кагеямы — непонятно. Ничего обидного в словах парня не было, как ни смотри, а если и говорил он чего лишнего, то сразу давал понять, что дурак он и шутки у него соответствующие — дурацкие. Ничего личного. Скоро все решили, что старосте виднее, ведь Шо действительно сильно отвлекал на уроках, отрицательным образом воздействуя на оценки одноклассников в радиусе одной парты от него. А Рицу не мог допустить, чтобы его оценки испортились из-за такой глупости, как Судзуки Шо.       На счастье всего класса Шо был совершенно не конфликтный, и поэтому не принимал нападки в свою сторону всерьёз. Это была его главная суперспособность — превращать всё в шутку. По некоторым гипотезам, именно она и стала причиной ненависти Рицу, обладавшего (представьте себе!) совершенно противоположным умением — делать всё серьёзным. И в этом смертельном противостоянии второй явно проигрывал, к чему не привык. Поэтому ничего не оставалось терпевшему поражение Кагеяме кроме как огрызаться и игнорировать (по возможности).       Кстати говоря, такое отношение ни капельки не смущало простодушного Судзуки, и холодность Рицу только подстрекала того на новые подвиги. Особенно любил он докопаться по всяким глупостям во время уроков, когда староста вовсю впитывал неисчерпаемые знания в свою умную головушку. Также Шо считал бесконечные навыки и таланты Рицу достоянием общественности и относился к ним соответствующе — не успевал бедный староста усесться за парту ранним утром, как Судзуки уже вырывал из его рук домашку на сегодня и старательно слизывал аккуратные чёткие записи своим кривым почерком, совершенно не стесняясь.       — Эй, Рицу-ча-ан, — заискивающе начинал Шо, локтем сдвинув спокойно лежавший под углом в 45 градусов пенал. — Дашь списать историю?       — Вообще-то нам эссе задали, — нахмурился Рицу, вмиг разозлившись до предела.       — Ну пожалуйста-а! — не унимался Судзуки. — Я плох в истории.       — Можно подумать, ты хорош хоть в чём-то.       — Трудно поверить, но я невероятно быстр в математике, — заявил Шо, горделиво ткнув себя в грудь. Староста немного подумал.       — Хорошо, сколько будет тридцать на семнадцать?       — Сорок семь, — тут же выпалил юный математик. Рицу тяжело вздохнул и закатил глаза.       — Это даже не близко к правильному ответу.       — Зато быстро.       Шо был прав и невероятно доволен собой, так что Рицу неохотно достал нужную тетрадь, чтобы тот поскорее отвязался. «Какой же ты идиот», — думал староста. И не было ни одного человека в мире, кто не согласился бы с ним. В тот день Шо, к тому же, упустил нечто важное, спешно скрытое за тыльной стороной ладони. И этим чем-то была лёгкая и такая редкая улыбка Кагеямы Рицу — всего лишь ещё одного парня, проникшегося его бестолковым юмором и пустой башкой.       Но нас с вами сейчас интересует месяц февраль, когда между учениками (а в особенности — ученицами) то и дело стали всплывать разговоры о предстоящем празднике любви. Шо неоднократно возглавлял вылазки к женским раздевалкам с целью подслушать разговоры одноклассниц о планах на 14 февраля, но по обнаружении понимался неправильно и бывал наказан. К тому же, в потоке бесконечных обсуждений и дискуссий Судзуки успел переспорить со всеми на то, получит он шоколад или нет, совершенно не задумываясь, как потом будет отдавать долги.       А время бежало сверкая пятками и оставило без внимания для окружающих странное беспокойство Рицу в обычных вещах и спокойствие в общении с невероятно занятым Шо.       14 февраля наступило вообще само собой, почти без всякого предупреждения. Шо, как и ожидалось, не получил ни грамма шоколада — так бы и кончился его День влюблённых, если бы не случилось неслыханное. После урока физ-ры он обнаружил в собственной парте белый конверт с маленьким сердечком посередине. Как и вы, он тоже подумал — ошиблись партой, как-никак, сзади него сидит сам Кагеяма Рицу, несокрушимый рекордсмен этого года в количестве полученного шоколада. Но нет: в самом углу красовалось его имя. Судзуки Шо. А почерк-то какой красивый.       Издалека заметив в его руках странный предмет, парни с дикими возгласами бросились к его парте, не забывая хлопать того по спине и толкать в плечо. «Кто бы мог подумать!» — фраза, звучавшая всё чаще в их тесном потном кругу. Время пустого удивления кончилось, и чья-то шальная ручонка чуть было не выхватила всё ещё запечатанный конверт.       — Нет уж, дальше я сам! — обиженно завопил Шо, шлёпнув руку, и прижал заветное письмецо к сердцу.       — Да ладно тебе, всем интересно, что за ненормальная на тебя запала.       — Нельзя, — продолжал Судзуки. — Письмо мне написали, поэтому читать я должен один!       — Да ты у нас джентльмен!       Загремел новый взрыв хохота. Шо это надоело, и он радостно выдохнул, когда прозвенел звонок. Его больше не волновало, выиграл он или проиграл споры, ведь признание есть, а шоколада нет. В тот день одноклассники наконец нашли верный способ успокоить неугомонного Судзуки — прислать любовное письмо. Весь следующий урок Шо не выпускал конверт из рук, тщетно надеясь вырвать хоть словечко сквозь белую бумагу.       Тот факт, что Рицу по неизвестной ему причине раньше ушёл с физ-ры и, вероятно, мог видеть, кто входил в класс в их отсутствие, дошёл до него только вечером, через несколько часов после прочтения. Это было теперь просто необходимо, ведь адресант ни словом не обмолвился о своем имени или о будущем свидании, которые Шо даже представить не мог. Благодаря этому письму Судзуки нашёл цель в жизни на последующие три дня, путь достижения которой был один — докопаться до Рицу.       Конечно же, на следующий день Шо не укрылся от вопросов, но предпочитал отшучиваться или переводить стрелки. Дошло до того, что парни решили — письмо не настоящее или в нём написана какая-нибудь глупость, поэтому стали требовать документ к рассмотрению, если Судзуки и дальше хочет считаться одним из небольшой кучки счастливцев-любимцев девочек. Ему же было наплевать с высокой колокольни.       Его цель — Рицу, будучи бывалым жаворонком, приходил в школу ни свет ни заря, что, несомненно, служило немым укором Судзуки, стабильно опаздывающему день изо дня. Но сегодня был не обычный день, и Шо даже встал пораньше, чтобы к моменту прихода старосты уже успеть преградить проход к его парте.       — Подвинься, — не глядя огрызнулся Рицу. Шо послушно отошёл и, скрывая неожиданное волнение, бросил как бы невзначай:       — Эй, Рицу-чан, ты не видел, кто подбросил мне письмо вчера?       Движения Кагеямы заметно замедлились, и он стал старательно делать вид, что выискивает в собственных тетрадях что-то невероятно важное. Даже нахмурился для убедительности.       — При чём тут я?       — Ты же был в классе в это время, значит, всё видел.       — Никого я не видел.       Шо это не понравилось, но он прекрасно знал, что на такие случаи всегда должен быть план «Б».       — Тогда дай японский списать.       Рицу весь сложился в ровную фигуру и снова растерянно взглянул на собственные тетради. Прямо сверху, перед его глазами, красовалась обложка с аккуратной надписью «Японский язык», но он почему-то бросил её обратно в сумку и с треском плюхнулся на стул.       — Я не сделал.       — Чего?! — не удержался Шо, обратив на себя внимание всех немногочисленных присутствующих в классе. Такая реакция, кажется, ещё больше смутила Рицу, поэтому он снова вскочил и резко всучил нужную тетрадь однокласснику. Шо заметил, что его руки чуть подрагивали, и мысленно посетовал на ужасную систему обогрева в школах.       — Заткнись, — невпопад шепнул староста и, задев плечом Судзуки, выбежал из класса.       Шо ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и приняться за прилежное скатывание японского. После этого можно было действовать: Судзуки аккуратно оторвал от тетради кривой кусочек, чтобы написать на нём: «Я всё понял. Тоже не хочу говорить при всех, поэтому пишу. Просто оставь записку в моей парте на перемене, если знаешь, кто отправил письмо» — и талантливо пририсовал некрасивый смайлик в углу. Каково же было его удивление, когда вместо какого-никакого приличного ответа он позже вычитал: «Ты идиот, Судзуки Шо». Парень даже не удержался от удивлённого возгласа на весь класс, но только ему одному было не до смеха.       К счастью для Шо и только для него, сегодня была очередь Рицу дежурить после уроков, поэтому Шо решил не упускать неожиданной возможности помочь любимому однокласснику. Вскоре после того, как все лишние уши покинули помещение, Судзуки встал в уверенную (даже слишком) позу и недовольно заявил:       — Что это должно значить?!       Рицу ждал этого, поэтому даже не прекратил орудовать шваброй и не взглянул на собеседника.       — Ты слова разучился понимать? Повторяю: ты идиот.       — Ты знаешь, кто его написал, — полувопросительно изрёк парень, глядя прямо на идеально прямую спину старосты.       — С чего ты взял?       — Ты должен знать! — настаивал Шо. — Иначе как я найду его?       — «Его»? — вздрогнул староста.       — Ну да, — задумчиво протянул Шо, устыдившись, что имел неосторожность упомянуть о содержании письма, — оно в мужском роде написано.       Рицу остановился и огляделся, будто искал помощи.       — И… ты всё ещё хочешь его найти?       — Да, — тут же заявил Шо, — я же должен ответить ему в лицо. И чтобы я мог очистить совесть и найти его, ты должен рассказать, кто это был.       — Я не знаю, — сказал Рицу и снова схватился за щётку.       Такое заявление никак не входило в планы Шо. Он отчаянно схватился за волосы, упал на грязный пол, который всё ещё не подмёл, и издал протяжный стон. Рицу не было его жалко, он явно хотел поскорее уйти.       — Из-за этих дебилов он теперь никогда не найдётся, — сокрушался Судзуки. — И надо было столько шума поднимать!       — Признания читают в одиночестве.       — Я и не показывал его никому! — вскочил Шо и для убедительности вплотную приблизился к Рицу. — Они всякой гадости напридумывали, типа это гяру какая-нибудь или атлетка двухметровая, сами же поверили, и теперь все знают! Я же не хотел так, Рицу-чан, помоги мне.       Судзуки схватил запястье старосты, чтобы тот не стал вдруг снова бессмысленно водить щёткой по полу, и состроил милейшее щенячье выражение, на которое вообще был способен. Он, конечно, не знал, почему Рицу сдался (от жалости или раздражения), но тот звучно выдохнул и большими шагами приблизился к собственной парте, из которой извлёк тетрадь. Шо бежал за ним хвостиком.       — Письмо… у тебя письмо с собой? — тихо спросил Рицу.       Шо мигом вызволил сложенный восемь раз (чтобы поместился в задний карман брюк) свёрток и протянул его старосте. Тот больше ничего не говорил — только сложил письмо рядом с раскрытой тетрадью и пальцем дал знак — изучать. Шо незамедлительно послушался и стал жадно всматриваться в текст разинутыми до предела глазами. Немало времени ушло на осознание, но когда до Судзуки наконец дошло, что в предъявленных документах стопроцентное совпадение почерка, Рицу уже и след простыл.       Шо как никто другой знал, что спортивные навыки старосты ничем не хуже навыков в учёбе, поэтому, схватив листочек, ринулся за ним. Это было безответственно с их стороны — бросить всё и сбежать, а Судзуки и вовсе оставил свои вещи. Но если не разобраться сейчас, пока Рицу решился прозрачно намекнуть ему на своё авторство, то, возможно, он не решится снова.       По своей привычной находчивости, староста то и дело пропадал за углами, так что бедный Шо чуть было не упустил его. Но скоро Рицу либо выдохся, либо посчитал возможным всё же сбавить шаг, решив, что преследователь отстал, поэтому Судзуки больше не беспокоился о потере одноклассника из виду и честно прятался за городскими декорациями. В попытках подобрать слова и наконец поговорить с парнем, как и собирался с самого начала, Судзуки дошёл чуть ли не до самого дома Кагеямы и, вероятно, сидел бы под дверью до ночи, если бы на их пути не лежала дорога по берегу речушки, который был совершенно гол, не считая редких мусорных баков, сильно отличавшихся по размеру от нашего бедного преследователя. И хотя Рицу шёл не оборачиваясь, в один момент он повернулся на все сто восемьдесят, чтобы взглянуть растерявшемуся сталкеру прямо в глаза.       — Ты преследуешь меня?       — Ты называешь это преследованием, я называю это любовным скрыванием в тени.       Рицу вздохнул и потёр переносицу, а когда снова поднял голову, Шо оказался на расстоянии вытянутой руки.       — И? — осведомился староста.       — Что — и? — уточнил Судзуки.       — Зачем ты здесь?       — Ты только что признался мне в любви! — напомнил Судзуки, возможно, слишком громко — на них обернулся дедушка с лавки неподалёку. Рицу натянуто пожал плечами.       — Да, но потом ты открыл рот… Считай, что я передумал.       — В смысле — передумал?!       — Забудь об этом и иди домой.       Рицу вырвался и, больше не глядя на одноклассника, неторопливо продолжил свой путь. Шо не замечал, как он всё крепче сжимал лямку от сумки, так что она норовила порваться в любой момент, но прекрасно видел, как спина старосты неприятно сгорбилась, а голова вместе с объёмной причёской смотрела куда-то вниз. И — самое главное — он чувствовал, как злится всё больше.       — Нет, я должен ответить тебе в лицо! — с жаром крикнул Судзуки, преградив старосте дорогу. Тот вдруг с долей отчаяния посмотрел на одноклассника и тихо сказал:       — Я не тупой, знаю, что ты ответишь.       — А я-то думал, ты никогда не ошибаешься…       — Я же сказал: забудь об этом! — вдруг рявкнул Рицу.       — Пошли на свидание, — неожиданно даже для себя выпалил Шо. Впрочем, именно для этого он и пришёл сюда.       — С тобой? — нахмурился Рицу, оглядев оголтелого одноклассника с ног до головы. — Не пойду я с тобой.       — Не превращайся в цундере так неожиданно! — Недовольное выражение Судзуки вдруг приняло хитрый окрас: — Не забывай, что у меня есть это.       Он достал из того же кармана брюк вчерашний свёрток, и Рицу сделал безуспешную попытку вырвать его. Всё-таки Шо был выше и имел возможность дольше оставаться в игре.       — Верни! — отчаянно захрипел Рицу.       — «Хотя мне и трудно в этом признаваться, я всё-таки считаю необходимым — в первую очередь для себя — обозначить эти чувства словами»… — с завидным выражением по памяти цитировал Шо. — Так заумно только ты мог написать!       — Сколько же раз ты его перечитывал? — злобно бросил Кагеяма, не прекращая попыток вернуть письмо. — Сразу видно, что никогда таких не получал.       — Ой, а у тебя-то таких до жопы, — обиделся Шо, отведя руку с письмом за спину. — Столько девочек мечтают бегать с тобой за ручку, но они не знают, что…       Рицу вдруг запустил пальцы в чужие ноздри и рывком притянул их вплотную к собственному лицу.       — Только попробуй растрепать кому-нибудь.       Дальше — Шо почувствовал резкий толчок в грудь, от которого чуть не полетел в реку, и обнаружил в своей руке лишь половинку изрядно замызганного листочка. По глазам Рицу он понял, что сделано это было не специально, но виновный всё ещё оценивал выгодность своего положения. Оценка разрешилась одновременно с разочарованным стоном Шо, который больше всего теперь сожалел, что на свет уродился.       — Дай сюда, — услышал он и не думая подчинился, как и привык, — умнейшему.       А Рицу тем временем достал из сумки скотч и ножницы и любовно починил листочек. Не идеально, но читаемо. Шо был вне себя от счастья, пусть и мучил себя вопросом, зачем Кагеяма везде носит с собой ножницы и скотч.       — Боже, Рицу-чан, ты лучший! — в сердцах выпалил он, уносясь в победный вальс с одним и единственным, совершенно не замечая лёгкий румянец на лице автора сего послания. Он не заметил и взгляда а-ля «какой же ты конченный идиот», и едва видимое «за что ты тут, на мою голову?», а также совсем уже микроскопическое: «а может, как раз поэтому…»       — Ладно, — чуть слышно сдался Рицу, тут же привлекая внимание парня, — завтра у меня собрание в студсовете. А потом…       — Буду ждать у раздевалок, — и улыбка во все тридцать два.

***

      «Конечно, нечестно с моей стороны делать так — писать о своих чувствах и не оставить ни имени, ни просьб о дальнейших контактах. Но цель этого письма в самом признании. Я сам не знаю, почему так вышло, но твёрдо уверен, что мне стоит наконец перестать обманывать себя. Ведь моё чрезмерное внимание к твоей улыбке, твоим движениям, запаху, звуку голоса и — самое главное — к твоей спине не может означать ничего иного. В последний раз набираюсь решимости и пишу: ты нравишься мне, Судзуки Шо».