The Sunshine At The Beginning Of The Summer

      Во многочисленных фильмах, что Мисте доводилось смотреть, течка омеги всегда была сюрпризом. Это было что-то вроде «оу, я совсем не ожидал, что это произойдет, и теперь не могу перестать думать о том, как показать тебе, что я чувствую». На самом же деле, как оказалось, все было не совсем так. Он ожидал, что придет домой, откроет дверь и узнает, что не чувствует совершенно ничего за всеподавляющим запахом Джорно. Но, конечно же, в реальной жизни ничто никогда не идет так же гладко, как на экране.       Что произошло на самом деле, так это то, что Миста почувствовал нечто. Было ли дело в укусе на шее Джорно, который связал их давным-давно, или в том, что он знал своего партнера столько лет, что просто не мог не заметить, — в любом случае он обратил внимание на едва заметное усиление тяги к прикосновениям, постоянные заминки перед уходом из дома и то, как он смотрел вслед Мисте, пока тот не исчезал из виду. Он все с меньшей охотой просыпался и куда больший интерес проявлял к постели, чем к завтраку или работе. Но когда Миста уговаривал его подняться и дойти до кухни, он ел очень много. Ну, или по крайней мере больше, чем обычно.       И вот так, спустя несколько звонков и извинений, Джорно оказался под официальным домашним арестом (по собственному желанию, конечно; Миста так и не научился командовать Джорно). Он так методично к этому отнесся: отменял планы, составлял списки покупок для Мисты, сооружал гнездо в их спальне и по несколько раз перепроверял, чтобы совершенно все было именно там, где должно было находиться. И вот именно тогда его и прорвало, как говорится. Миста не совсем это понимал, но у Джорно всегда была мания порядка, в отличие от раскованного Мисты, и если перестановка содержимого холодильника хоть немного его расслабляла, ну кто Миста такой, чтобы мешать ему?       Чем ближе была течка, тем более обеспокоенным становился Джорно. Он смерял шагами дом, проверял замки на окнах, закрывал жалюзи, выключал свет, крался по дому в темноте и пытался препятствовать уходу Мисты из дома. Не было похоже, что он понимал, отчего так сильно нервничает, и от этого было только хуже.       В конце концов, Миста опрокинул его на диван и придавил своим весом, чтобы успокоить Джорно, нежно расцеловывая его милое лицо.        — Ну что на тебя нашло? А? Чего ты так психуешь по поводу этого, ДжоДжо?        — Я не «психую», — ответил Джорно, заерзав под ним. — Я просто не хочу остаться один, когда это случится.       Миста внимательно посмотрел на лицо возлюбленного. Джорно не смотрел на него, его глаза цвета морского стекла смотрели через плечо Мисты куда-то в даль за его спиной.        — Эй.       Быстрый взгляд, короткое моргание в сторону его лица. Похоже, Мисте придется довольствоваться этим.        — Скажи мне в чем дело, прошу тебя.       Его партнер, каким бы милым он ни был, никогда не был особенно разговорчивым. Когда они только начали встречаться, Миста был готов к тому, что именно ему придется разбавлять тишину. Уговаривать Джорно поговорить о себе, пусть и самым обыденным образом, было настоящим испытанием в лучшем случае, а то и вовсе сводило с ума. Поэтому, когда он спросил его о том, что его пугало, Миста был готов к долгой изнуряющей битве. Но, видимо, что бы там ни происходило в теле Джорно, оно заставило его ослабить барьер, возведенный им давным-давно, и избавиться от желания скрываться, потому что он совершенно обмяк и едва слышно ответил:        — Я не смогу думать, как надо. Все это говорят. Я не смогу думать, Гвидо.       Миста вздохнул, подмяв под себя Джорно, пряча омегу, как курица цыпленка. Он этого не понимал. Немного потерять себя в чем-то славном было чем-то, звучавшим как прекрасное времяпрепровождение в его понимании. Но Джорно был не таким. Он всегда ценил подобные вещи: порядок, стабильность, логику. Они были силой Джорно. Он был скалой, удерживавшей весь мир, пока Миста перышком танцевал на ветру. Может быть Миста все-таки понимал. Джорно отличался страстью продумывать все до тех пор, пока (по мнению Мисты, по крайней мере) он не начинал чересчур мудрить. Так что, если его собственное тело заставляло его терять эту способность… Да, пожалуй, это было бы страшно.        — Ты доверяешь мне? — спросил он, прижавшись щекой к мягким волосам Джорно (он отказался от кудряшек несколько дней назад) и поглаживая тыльную сторону ладони блондина большим пальцем.        — Дело не в тебе, Миста.        — Знаю, знаю, я не о том, просто… Доверяешь?        — Ни в коем случае, — Миста слышал, насколько сильно Джорно закатил глаза. — Конечно же я позволил тебе поставить метку и делил с тобой постель все эти годы в непреодолимом ужасе от твоей умопомрачительной мужественной силы.        — Что, простите? К Вашему сведению, я — король заботы о нежных принцессах.       Ну, по крайней мере хоть это заставило некоторое подобие смеха вырваться из груди блондина.        — Да, Миста, я доверяю тебе.        — Ладно, тогда… Скажи мне, что делать сейчас, и если ты не сможешь сделать этого тогда, то хотя бы будешь знать, чего ожидать. Ты можешь на меня положиться, честное слово.        — Знаю, что могу, — Джорно призадумался. Затем он крепко сжал руку Мисты. — Ладно.        — Ладно?        — Ладно.       И вот так Джорно прошелся по всему, что Миста должен был сделать. Где и когда именно что должно было произойти. Ни в коем случае нельзя было позволить Джорно начать что-либо где-то в доме; спальня была единственным местом, на которое он был согласен. Если Джорно не сможет вспомнить имя Мисты, нужно будет устроить ему разрядку без секса, пока Джорно не обретет некое подобие ясности разума. Мисте не было позволено делать ничего, выходящего за рамки обычного, пока Джорно будет не в себе из-за течки. По обоюдному согласию было решено, что если запах сведет Мисту с ума, никто из них не будет нести ответственность за укусы и синяки, которыми наверняка все закончится.       После этого прошло три дня, но в конце концов ожидание наконец-то было завершено.       Аромат Джорно становился все сильнее с приближением течки, сладкий запах, всегда сопровождавший его, становился все плотнее, пока не стал виться вокруг него почти осязаемым облаком. Но, когда время пришло, он в одно мгновение заполонил дом, аромат, сладкий и густой, как мед, сырой запах самой жизни, земли, и листьев, и травы, и такого фрукта, что буквально взрывается во рту с первым укусом. У Мисты потекли слюнки. Из спальни доносились тихие стоны, мольба о помощи почти кошачьим мурлыканьем. Забыв все на свете, Миста рванул навстречу замечательному звуку, чуть не выбив дверь, и вдыхал, вдыхал чудесный аромат, аромат его омеги.       Время было благосклонно к Джорно Джованне. Его лицо все еще было мягким и прекрасным, лишь немного угловатое, чтобы не оставить сомнения, что перед тобой мужчина, а не мальчишка. Его тело стало сильнее и крупнее по сравнению с тем далеким самым первым днем их встречи. Едва тронутая шрамами или солнечным светом кожа было бледно-золотой, даруя ему образ святого возмездия, лик самого Гавриила, украшающий витражи на радость прихожан.       И вот он лежал на их кровати, запутавшийся в простынях, лицо украшено нежным румянцем, золотистая кожа светится от тонкого слоя пота, и не было ничего, что Миста когда-либо желал и будет желать более.       С приходом Мисты он оживился, перекатился и попытался выбраться из штанов, не вполне успешно.        — Альфа~       Его голос звучал удивительно спокойно, лишь несколько кокетливо извернувшись под конец. Миста подошел к нему. Разум был затуманен сладким оттенком аромата, заполонившим комнату. Расслабившись и перевернувшись вновь с приближением Мисты, Джорно смотрел на него широко распахнутыми сине-зелеными глазами, воодушевляюще мурлыкая и высовывая ноги в просьбе о помощи. Миста послушался, слегка извиваясь от нетерпения, коря одежду, что она еще была на нем. Освободившись, Джорно удовлетворенно вздохнул, немного запрокинул голову, обнажив горло, и, прежде чем Миста понял, что произошло, он уже навис над Джорно, жадно впиваясь губами в тонкую кожу на шее, дрожа всем телом от восхитительного запаха, наполнившего нос, грузно опустившегося на язык, влившегося в легкие и вышедшего из горла низким рыком. Как что-то могло пахнуть так восхитительно?        — Джорно.        — Альфа, — теребя одежду Мисты, Джорно мурлыкнул так сильно, что по его телу пробежала дрожь, — мой альфа.       Миста снова зарычал, низко, с непреодолимым желанием, но сокрушенно, потому что черт возьми, Джорно отказывался говорить его имя, а значит он должен терпеть. Целуя его так, чтобы у блондина не оставалось времени вставить хоть слово, Миста скользнул руками вниз по телу Джорно, стараясь не обращать внимания на цепкую безжалостную потребность где-то в затылке, молящую его взять, взять, взять. Нет, Джорно был его омегой. Он должен был быть внимательным к нему. Джорно выгнул спину еще до того, как Миста прикоснулся к нему, шептал мольбы в его губы, обвивая шею руками и моля о том, что и так было ему дано. Миста быстро и резко двигал рукой, стараясь заставить Джорно кончить пока он еще был способен удерживать себя от горящего желания вжать это восхитительное тело в кровать, впиться зубами в нежную кожу, взять его, заставить кричать—       Джорно завел руку в его волосы, притягивая его ближе, когда его зубы коснулись плеча, едва удерживаясь от укуса. Его трясло. К счастью, Джорно уже начал хныкать, двигал бедрами навстречу руке Мисты, мягко мурлыкая «Альфа~», терся щекой о волосы Мисты, окутывая его всего невероятным ароматом. Словно он намеревался свести Мисту с ума (вероятно, так и было). Наконец, Джорно ахнул и выгнулся в последний раз, испачкав руку Мисты, которую тот со смехом облегчения вытер об одну из простыней, из которых Джорно уже давно соорудил гнездо. Урчание Джорно медленно стихло.        — Миста? — он со вздохом перевернулся, сладко потягиваясь.        — Ох, ну слава Богу, — Миста едва не разорвал на себе одежду, испытав с этим некоторые затруднения. — Ты как?        — Жарко… И больно. — Джорно чуть двинулся, тяжело дыша. — Почему ты так пахнешь?        — Как? — Миста завел руки под Джорно и перевернул его, словно блин на сковороде, прижался к нему и коротко поцеловал в губы, прежде чем спуститься к шее. Руки Джорно двигались вдоль старых шрамов по бокам.        — Вкусно, — ответил он. Миста фыркнул, наигранно обидчиво. — Ты всегда пахнешь славно, сладкий, но… — он подвинулся, легонько обхватив ногами талию Мисты, и закапываясь лицом в короткие темные волосы. — Но теперь… — он прервал себя тихим стоном, прильнув щекой к голове Мисты. Тот мурлыкнул в ответ, гораздо ниже и раскатистее, чем прекрасные звуки, что издавал Джорно.        — Нверн прост чувствительный… — Миста потерся носом об изгиб шеи Джорно и поцеловал старую метку, где он оставил свой укус целых пять лет назад. Как время летит… — Можно..?        — Боже, да, Миста, пожалуйста.       Крепче сжимая ноги на талии Мисты, Джорно поднялся так, как только мог, отводя голову Мисты так, чтобы они могли поцеловаться. Обычно Джорно был куда менее… напористым. Мисте нравилось то, как он жаждал этого. Подвинувшись так, чтобы его ноги оказались опорой для Джорно, когда его ноги ослабнут, он поднялся на одной руке, другой скользнув к бедру Джорно.        — Скажешь, если будет больно?       Джорно кивнул, одним этим движением говоря о своем нетерпении, и Миста расплылся в улыбке, как идиот. Он прильнул щекой к щеке Джорно, да так потерялся, что омега рыкнул на него. Тогда он встал в нужную позицию и двинулся вперед. Глубокое мурчание раскатилось в его груди от чувства влажного жара тела Джорно. Он хотел рвануть вперед, вжать его в постель, но помимо этого он очень боялся навредить ему. Джорно не был маленьким, но Миста был куда больше среднего, так что… Он старался быть осторожным. Но Джорно снова зарычал на него, что он воспринял как дозволение и вошел глубже. Джорно выгнул спину снова и впился пальцами в бедра Мисты, пытаясь притянуть его ближе.        — Я… Я могу..?        — Гвидо.       Мягко и ласково, почти с раздражением, один-единственный звук его имени сломал его окончательно. Едва не падая на него в отчаянной попытке обхватить его обеими руками, Миста придавил омегу к своей груди и протолкнулся так глубоко, как только мог. Они хором вздохнули с облегчением, когда он достиг самого дна. Миста на секунду остановился в этом положении, но Джорно уже отталкивал его и дергался в нетерпении, и его тело не оказывало никакого сопротивления, поэтому Миста немного двинул бедрами, следя за реакцией Джорно. Запрокинув голову и сжимая его крепче, Джорно застонал, сине-зеленые глаза подернулись желанием, и у Мисты вдруг появилось непреодолимое желание втрахать обратно жизнь в эти глаза, желание заставить его кричать. Он вздрогнул, уткнулся лицом в плечо Джорно и наконец-то подчинился желанию возыметь его полностью.       Джорно снова издал этот мурчащий стон, преисполненный желания, впиваясь ногтями в плечи Мисты. Его тело и в самом деле не выказывало абсолютно никакого сопротивления, и урчание Мисты углубилось в некоторое подобие рыка, когда он рванул в Джорно так сильно, как только мог, немного сдвигаясь, чтобы обхватить Джорно рукой, поддерживая его и смотря на его прекрасное лицо. Раскрасневшийся, тяжело дышащий, изнывающий, молящий о большем, еще и еще, Джорно выгнулся, послав волну жаркого аромата, обволокшего язык Мисты медом, прямиком в его голову, заставив его потерять последние остатки рассудка. Он уже пах иначе, след мускусного фейерверка Мисты переплетался со сладким ароматом, исходившим от Джорно. Он хотел, чтобы его запах полностью пронизал Джорно, чтобы все знали — альфа ли, бета, или омега — что Джорно принадлежал ему, его бесценный омега, которого никто не смел бы трогать, кроме него самого. Аромат Джорно тоже передавался ему, окутывал его волосы, его кожу, он принадлежал Джорно ровно настолько, насколько Джорно принадлежал ему. Ему нравилась эта мысль.       После всех этих лет, было легко заниматься любовью так, как Джорно любил больше всего. Даже при том, что Миста рассыпался от переполняющей его страсти, следующей за ним по пятам, он знал, что должен делать. Как направить бедра, когда сменить позицию, сколько Джорно мог вынести и с каким темпом он любил быть вогнанным в кровать. Ослабленный течкой, Джорно был громче обычного, но даже без лишних звуковых сигналов, Миста знал, что делать, по тому, как тело Джорно напрягалось и двигалось навстречу, по тому, как он стискивал челюсть перед тем, как застонать, по тому, как его ноги расслаблялись или стискивали его талию. Он знал Джорно, знал намного лучше, чем когда-либо будет знать себя.       Джорно очень быстро кончил себе на живот, но дал ясно знать, что Миста абсолютно не может остановиться. Он отчаянно тянулся руками к нему и громко умолял, поэтому Миста двигался, покрывая шею Джорно поцелуями, лишь слегка оцарапывая кожу зубами, не оставляя следов, пока Джорно не расцарапал его спину. Низко рыкнув, забыв обо всем, кроме жара любимого тела и низкого мурчания, гремевшего раскатами между грудью Джорно и его собственной, Миста разомкнул губы и глубоко впился зубами в давно затянувшиеся шрамы метки вокруг родимого пятна на плече его золотого омеги. И Джорно закричал самым что ни на есть сладким голосом, вцепившись в его волосы и оттягивая их достаточно слабо, чтобы не было больно, едва различимо повторяя его имя. Миста зарычал с любовью, прижимая к себе Джорно, закрыл глаза, позволяя жаркому клубку желания собраться внизу живота, отдавая почти болью, прогоняя дрожь по всему телу. Еще немного, еще немного, еще немного.       Они застонали имена друг друга в унисон, когда Миста кончил, а с ним и Джорно снова излился на свою бледную кожу. Опустив руки на бедра Джорно, Миста разжал челюсти и разорвал укус на плече Джорно, протолкнулся внутрь так глубоко, как мог, удерживая Джорно на одном месте, и слегка заскулил, когда его узел сцепил их. Джорно едва не светился, сине-зеленые глаза мерцали облегчением, любовью и особенной радостью. Когда он протянул руки, Миста едва не упал на него, они оба неловко засуетились, ложась поудобнее. Когда они устроились с достаточным комфортом, оба начали урчать почти одновременно, Джорно нежно гладил Мисту одной рукой, другой водил по его бедру кругами.        — Ммм… Эй, ДжоДжо?        — Мм?        — Сколько говоришь оно длится?        — Неделю или около того.       Ах. Ну и неделя их ждет.

~*~

      Миста раздражал всех в комнате ожидания, но ни у кого не было достаточно смелости сказать огромному альфе, чтобы он сел. А может быть они просто понимали его. В конце концов, не каждый день ты ждешь рождения своего первого малыша.       Каждый раз, когда дверь отворялась, он нетерпеливо вскакивал (ну как долго еще он мог ждать?), но каждый, каждый раз это был не он. Ребенок кого-то другого, не его. Он хотел увидеться с Джорно. Он должен был увидеться с Джорно. Что если врачи не достаточно хорошо за ним ухаживали? Что если у него были проблемы? Джорно нужен был его альфа, тот, кто его защитит, он был так уязвим, он не мог защитить себя, не мог защитить их ребенка, Миста должен был сделать это за него, должен был защитить его, должен был уберечь их—       Его запах стал таким сильным, что он и сам мог его почувствовать, отдающий кислым привкусом страха и паники, почти кислотный от жажды битвы. Даже беты, сидевшие в комнате, чувствовали его, ерзая на своих местах.       Тем, кто остановил его, был Бруно, только вошедший с Леоне, следующим за ним по пятам. Обхватив руками лицо Мисты, он зарычал, ставя ультиматум: либо ты успокаиваешься, либо я выбью из тебя всю дурь. Миста не хотел драться с Бруно. Фыркнув, он опустил голову, и Бруно отпустил его.        — То-то же. В чем дело, Гвидо? Ты расхаживаешь, словно зверь по клетке.        — Я хочу к Джорно.        — О, я понимаю, сладкий, но ты не должен мешаться под ногами. Меня тоже не пустили, когда Леоне приносил Пипа в этот мир, верно, милый? — Бруно подманил своего угрюмого омегу, и тот послушно передал ему сына, когда подошел ближе. — Спасибо, Леоне. Скажи Мисте, что с Джорно все будет хорошо, пожалуйста.       Леоне тяжело вздохнул, смутясь ровно так, как он смущался всегда, как поднималась тема того, что он когда-то ходил с животом.        — Он будет в порядке, — буркнул он. — Врачи знают, что делают. А после того, как подействует обезболивающее, так и вообще не больно.       Это… Не вполне помогло.        — Ой, да будет тебе. Все будет хорошо. — Бруно похлопал Мисту по щеке, на что Миста моментально огрызнулся. Фыркнув, Бруно протянул Пиппо. Малыш, как всегда тихий, проявил достаточно милости, повиснув в руках отца и безучастно смотря в глаза Мисте. — Давай, возьми его. Может тогда тебе станет лучше.       Миста серьезно сомневался, что странный спиногрыз его вроде-как-отца ему хоть как-то поможет, но все равно взял его и усадил на колени.        — Остальные придут? — спросил он.        — Да, Триш должна их подвезти после окончания фортепианного концерта Панны.        — Блять, он сегодня?        — Да. Жаль, конечно, что мы пропустили конец, но я более чем уверен, что будет еще ни один.       «Блять,» — тихо прошептал малыш Пиппо в его руках, и Миста моментально переместился в далекую вселенную, где он не натворил подобного пиздеца.       К его счастью, Бруно не успел четвертовать его прямо при всех, так как абсолютно все внимание присутствовавших приковалось к тому самому единственному и неповторимому Жан-Пьер Полнареффу, лучшему другу Леоне. Не считая Бруно, пепельноволосый француз, похоже, был единственным, кто мог выбить из Леоне что-то, кроме депрессии/сварливости/вали-отсюда-по-хорошему.        — Я стану дядей! — громко объявил он, врываясь в комнату с широченной улыбкой и ослепительно счастливый. Большинство его проигнорировало, однако Леоне улыбнулся и пошел навстречу, столкнувшись с омегой на полпути. Жан, хоть и был ниже, с легкостью сгреб Леоне в охапку и раскрутил. Как только они закончили выставлять себя на посмешище, они стали тихо шептаться. Миста аккуратно сунул Пиппо в руки Бруно, пока тот отвлекся, и малыш тут же дернул его за волосы.        — Ауч! Пип, я же говорил не дергать папу за волосы…       Чертова дверь снова открылась, и наконец-то, наконец-то мужчина позвал:        — Джованна?       Миста обернулся так быстро, что чуть не запутался в собственных ногах, поспешно кинулся к мужчине и да, да, это он — Джованна, нельзя ли побыстрее? Врач (медбрат?) шел слишком медленно, он шел так, словно торопиться было некуда, и это было наимучительнейше. Миста постоянно убегал слишком далеко вперед, и приходилось возвращаться и плестись за доктором еще несколько шагов, прежде чем вновь ускориться. Где он? Где? Где?       И вот его запихнули через открытую дверь, и там был Джорно, он лежал на кровати со свертком ткани, призванным удержать их малыша в его руках, и он смотрел на него таким нежным-нежным взглядом, и его золотистые волосы в беспорядке падали волнами на плечи. Под его глазами были темные круги, и он выглядел так устало, но Миста мог с уверенностью сказать, что единственный раз, когда он был так счастлив, был, пожалуй, во время их свадьбы, прямо перед тем, как он размазал торт по лицу Мисты. Дверь захлопнулась, привлекла внимание Джорно, и он поднял усталый и влюбленный взгляд, улыбаясь.        — Гвидо.       Миста заскулил, впервые в жизни не будучи уверенным, что делать, и осторожно подошел. В воздухе витал странный запах, что-то вроде молока, и Миста очень быстро понял, что принадлежал он Джорно. Его запах начал меняться еще с тех самых пор, как он забеременел, конечно, но это… как-то уж слишком. Когда Миста подошел, Джорно потянулся к нему, поэтому Миста сел на пол подле кровати и положил подбородок на подлокотник, громко заурчав, когда Джорно коснулся его щеки.        — Здравствуй, любовь моя, — прошептал он. — Погляди. Твой сын.       Получив разрешение, Миста забрался в постель. Джорно издал мягкий удивленный звук, но все же подвинулся, предоставляя Мисте больше места, чтобы тот мог втиснуться рядом с ним, обвиться вокруг него как только мог и положить руку под голову Джорно. Миста с любопытством потянул носом воздух, и его зрачки расширились, когда Джорно убрал одеяло от лица их малыша. Миста, наверное, выглядел по-идиотски, ютясь рядом с Джорно, смотря на их ребенка большими глазами, но ему было плевать. Их малыш был страшен аки смерть. Миста был без ума от него.       Загорелое, как у самого Мисты, с пушком черных волос, маленькое личико было таким сморщенным, словно он вот-вот закричит.        — Он только-только успокоился. Доктор пошел за едой ему… — Джорно слабо мурлыкнул. — Гвидо?        — Хммм~? — Миста прижался щекой к волосам Джорно, взбудораженно подрагивая.        — Можно мы назовем его Ямато? Знаю, для Италии это странно, но… Просто я думал о своем имени. Моем настоящем имени, в смысле. Я — японец, но… Никто даже не знает этого.        — Ям, — почти рыком выдал Миста из-за слишком громкого урчания.        — Вижу тебе нравится, — он кивнул. — Слава Богу… Я волновался, что ты будешь против.        — Оно прекрасно.       Прежде чем что-то еще было сказано, вернулся доктор, впустив остальную часть семьи, вместе с медбратом, передавшим бутылочку Джорно, чтобы малыш Ям мог впервые покушать. Он выглядел куда менее недовольным, когда его рот был занят едой.       Миста дулся, будучи выгнанным всеми (кроме Джорно) в кресло. Но никто не обращал на него внимания. Бруно сходил с ума, умоляя дать ему подержать маленького Ямато, но Джорно мягко просил его дождаться своей очереди. Кровать была оккупирована семьей (+ Жан), и каждый пытался получше рассмотреть мерзкое маленькое создание, лежавшее в руках Джорно. Миста все еще дулся, потому что это был его омега и его ребенок.        — Миста? — Джорно отогнал Наранчу, чтобы предоставить Мисте место, подманивая его. — Иди сюда. Хочешь его подержать?       Да, черт побери, конечно он хотел. Он мгновенно оказался рядом с Джорно и протянул руки, чтобы взять малыша Яма, но—       Блин, он был таким маленьким. Боже, он был просто крошечным… Миста мог навредить ему даже не пытаясь. Он выглядел таким хрупким и маленьким и—        — Миста.       Джорно, с изумрудными глазами, такими же спокойными и успокаивающими, как и всегда, маяк в шторме Мисты.        — Все хорошо.       Нервно сглотнув, Миста кивнул и взял Ямато дрожащими руками. Он тут же завозился, начал махать своими маленькими кулачками и издавать беспокойные звуки, пока Джорно не протянул бутылочку, и Миста не заткнул его едой. На нем была маленькая шапочка, напоминающая кактус. Это было самое милое, что Мисте доводилось видеть, и он понятия не имел, когда они успели нацепить ее на ребенка, но это не имело особого значения. Ямато был таким легким. Словно бы он держал куклу, да, маленького игрушечного человечка, издававшего какие-то тихие звуки и опустошавшего содержимое бутылочки с поразительной скоростью, сжимая и разжимая маленькие кулачки, словно это могло ему как-то помочь. Миста никогда не понимал глупые фразы вроде «ты не узнаешь любви, пока не родишь ребенка» и все еще не понимал (он-то уж точно знал, что такое любовь), но, кажется, он начинал немного понимать, что имелось в виду.       Потому что Миста никогда не испытывал подобной любви. Нечто, что было одновременно мягким, как маленькая мордашка Ямато, и сокрушительным, как цунами. Она полностью наполнила его. У него всегда было чувство, что он готов убить, если это защитит кого-то, близкого ему, но теперь он был уверен. Никто не посмеет обидеть его маленькую колючку. Он разорвет на куски любого, кто посмеет.       Тая от любви, он осторожно держал своего малыша, безуспешно пытаясь не расплакаться.        — Привет, маленький кактус.       Наранча хихикнул, но в этот раз Миста не был в настроении начать с ним бой насмешек.        — Эй! — назойливый мышонок пританцовывал на месте, как обычно не способный стоять смирно. — Как его зовут?        — Мы решили назвать его Ямато, — ответил Джорно.        — Я с какого хрена вы его так назвали? Что это, корейский? — прежде чем Миста мог бы отвесить Наранче оплеуху, это сделал Фуго.        — Это японский, придурок, — сказал он. — Это даже не похоже на корейский.        — А ты много корейцев знаешь?        — Достаточно, но мы сейчас не об этом.        — Мальчики! — лишь слегка повышенного голоса Бруно было достаточно, чтобы заткнуть их. Он посмотрел на обоих с любящим осуждением во взгляде. — Тише. Но мне тоже интересно. Почему не итальянское? Он же все-таки итальянец.        — По правде говоря, нет, — едва слышно сказал Джорно. Интересно, как долго он беспокоился о своем давно утерянном семейном древе?       Окинув присутствующих взглядом, Миста покровительственно прижал к себе Ямато и оскалился.        — То, что Джорно белый, еще не значит, что он не азиат.       Секунда тишины. И тут Наранча прыснул со смеху. Жану пришлось выкинуть крысеныша за дверь и подпереть ее своим чрезмерно широким телом, самодовольно ухмыляясь.        — Да, я наполовину японец, — Джорно слегка улыбнулся, устало.        — Наполовину итальянец? — с надеждой спросил Леоне. Джорно покачал головой.        — Британец, на самом деле.       Леоне готов был сквозь землю провалиться, а Фуго выглядел так, словно его предали. Триш пожала плечами:        — Прикольно.       Джорно не отличался падкостью на выражение эмоций, поэтому легкая улыбка, все еще озарявшая его лицо, прямо говорила о том, что он был в абсолютном восторге от шока, последовавшего за откровением.        — Да, прикольно. Видите ли, я родился с черными волосами, как правильный мальчик-японец, но когда мне было… пятнадцать? Они начали выпадать и отрастать обратно светлыми. Выпадали они, видимо, от стресса, а почему не отрастали черными — никто не знает. Мое настоящее имя — Харуно, кстати. Харуно Шиобана.        — Оу, это… Славное имя, сладкий… — Бруно опустил сына, и Пиппо тут же смерил кровать и уселся рядом с Джорно, хватая его руку и играя с ней. — Ой, Пип, не… — Бруно вздохнул, не останавливая сына, лишь погладил Леоне по голове рукой, когда тот не так уж и незаметно спрятался за спиной своего альфы.        — Все в порядке, — Джорно посмотрел на Пиппо на секунду и зевнул. — Прошу прощения. Похоже, рождение ребенка… немного утомительно.        — А, да, конечно, прости! — Бруно подпрыгнул, словно перепугался, и сгреб Пипа в охапку. — Панна, сладкий, найди Наранчу, хорошо? Триш, будь лапочкой, принеси вещи из машины. Джорно, мы тебе кое-чего привезли, я сейчас все принесу, и мы от тебя отцепимся.       После непродолжительной возни, пока куча-мала пыталась выбраться из комнаты один за другим, наконец-то наступила тишина. Джорно устал куда сильнее, чем Мисте казалось. Он заснул сразу же, как только стало тихо. Ямато закончил свой первый завтрак и уже тоже спал в руках Мисты. Скоро он, вероятно, проснется и станет звать Джорно. Скоро медбрат или доктор, вероятно, придут и потревожат Джорно, Яма, или обоих сразу. Но сейчас было тихо, и Миста держал свою маленькую колючку в руках, и все было идеально.       Может, думал он, Бруно не будет торопиться принести все то, что, как ему кажется, нам нужно.       Он осторожно перехватил малыша, нежно погладив Ямато по щеке. Может он побудет так еще немного. Не так уж и долго, только…       Только еще чуть-чуть.