Шиллеру

Спроси, какой судья смыкает мне уста И клятвою какой опять мне грозно тычет? Он противоречив и он диалектичен: То перевод, его и блеск, и нищета. На это указал в Силентиуме Тютчев, Об этом рассуждал Ортега-и-Гассет, Что если я скажу, неловко нахлобучив На вертел формы смысл во всей его красе — Солгу, и ложь его утянет словно пену На глубину, и он угаснет в глубине. Я мыслю: мысль моя уже несовершенна; Произношу — и мысль испорчена вдвойне. Недаром промолчал, когда спросили строго Об истине его, Спаситель наш в ответ. Но совершенство рифм поможет мне немного Смириться с той бедой, что истины в них нет. Хотя своим стихом я тоже недоволен И было бы верней Античность брать в пример — Гекзаметр, шесть стоп, шесть утешений боли. О речи мастера, Овидий и Гомер! Какой позор, что я не знаю ваш язык! Тезаурус совсем другой передо мною. Посредством языков, к которым я привык, Всей красоты идей я ваших не раскрою. Посредством языков, увы, не подберу Синоним для тебя, мой amicus, amigo, Ami, صديق (садык) и friend, в итоге, просто друг, С которым мы близки, наверно, быть могли бы. Но жаль, что в языке нельзя найти бозон, Такую массу слов и степень переменной, Такой параметр, что доказал бы он Суперсимметрию языковой вселенной. Теперь, мой альтруист и врачеватель душ, Ты герменевтом будь, попробуй прочитай Мое молчание с поверхности листа И герметичность губ моих нарушь. Все, что хотел сказать я и не мог, Ты обнаружишь только между строк.