Порошок

Яр честно не знал, что так получится. В руках — чудом не разбившаяся бутылка виски, на которой красуются пугающие алые разводы крови, склизкие и пачкающие пальцы. На кровати — остывающее тело. Он не знает, умерла ли она или просто потеряла сознание, от удара бутылкой ли или от передозировки. Яр хватает её руку, словно глоток свежего воздуха, и пытается понять, за какие грехи ей это. Обыкновенно она бы наверняка переплела пальцы в ответ, но ничего не шевелится. Он не прислушивается к тишине, чтобы узнать, жива ли девушка вообще, потому что боится не услышать ничего. Они были одногруппниками в универе. Яр учился по принципу «от сессии до сессии живут студенты весело», еле доживая до тройки в зачётке, ночами тусовался где-то, а утром, словно разбитое корыто, был совершенно непригоден для учёбы. Ася не отличалась активностью на парах, отвечала только когда спросят, но всегда выполняла домашние задания, учила материал к семинарам, ничего не пропускала, сессии без долгов и пересдач сдавала. Казалось бы, такие разные люди — с чего им вообще водиться вместе? Они тоже так думали, пока один препод не дал задание на двоих. Какая-то ерунда, исследование, которое Яр планировал свалить на свою партнёршу, а потом просто прочитать и рассказать на семинаре. Даже напрягаться не надо. Однако Ася, хоть и выглядела божьим одуванчиком, упёртой и принципиальной сволочью оказалась, звонила ему даже в три часа ночи насчёт этого задания и орала, узнав, что партнёр её бухает и на вечеринках с бабами веселится. Она кидала в него свои конспекты, чтобы «хотя бы часть сам сделал, тунеядец». Обидно от тунеядца было, вообще-то. Одним словом, бесили они друг друга невероятно, даже хотели в какой-то момент отказаться от исследования этого, но ведь Асе же было на свои оценки внезапно не насрать, ей баллы надо было набирать на пятёрку за экзамен. Однажды они оказались в одном клубе. Яр — на очередной вечеринке, Ася — с подружками из другого универа чей-то день рождения отмечала. Он хорошо помнит, как неудачно в состоянии полуовоща от безумной смеси всякой алкогольной дряни подкатил, предлагал проехаться по ночному городу, а она лишь тихо извинилась перед своими спутницами и отвезла его домой на его же машине. Досидела с ним до самого утра: по её словам, «чтобы ты ниоткуда не выбросился, не хочу нести ответственность за твой труп». В тот момент Яр прозвал Асю «ангелом», вставляя в дальнейшем это обращение в любом удобном и не очень случае, невероятно выбешивая. Каким-то образом они начали проводить всё больше времени вместе. Яр периодически водил Асю на свои сборища, а та сделала так, что он сам себя по учёбе до четвёрки вытянул и стал на пары ходить чаще. Она, такая «хорошенькая и умненькая», очень нравилась его родителям, а потому периодически приходила к нему ночевать, ибо так их сын хотя бы дома и под присмотром. Яр спустя долгие годы впервые взял гитару в руки, а Ася — запела. Соседи по батареям стучали, а они, смеясь, продолжали, зная, что у них есть поддержка официальных хозяев квартиры. Они любили музыку, хорошие фильмы, чёрную одежду и прогулки по городу до глубокой ночи с бутылкой какого-нибудь «Гаража» в руках (потому что «покрепче точно нет, здесь же дама»). Провожать закаты и встречать рассветы. Они вели себя как лучшие друзья, почти как бро, и выглядели для всех именно так. Порошок им предложил общий знакомый по отличной скидке. Он уверял, мол, всё будет круто, такой прилив сил, повышение работоспособности мозга, у них ведь курсовая и сессия на носу, а часов в сутках всего двадцать четыре, да и вообще, клёвая штука, даже запоминается с ней легче. Они не думали, что согласятся, поскольку и так справлялись, но в последний момент настолько не успевали, что решились. Они помнили вечные рассказы о том, что наркотики ведут к зависимости и смерти, что «кайф» по времени короткий, а дальше всё плохо, пока новую дозу не употребишь. Но ведь они употребляли не ради эйфории, а чтобы сонливость и каша в голове от недосыпа не мешали, а потому считали, что один раз — и всё, больше не притронутся. Какими же они были наивными. Яр вдохнул первым, Ася боялась, потому что «не просто так рассказывают про смертельные исходы и зависимость после первого употребления», но он убедил довериться. Ведь всё обещало быть весёлым и лёгким, тема курсовой непростая, а вопросы ближайшего экзамена объёмные. Он верил, что порошок — почти как алкоголь, от которого возможно отказаться на долгое время и (почти) не мучаться. Первая доза взорвалась тысячью фейерверков. Мир казался таким ярким и разноцветным, таким прекрасным и дружелюбным, а былую усталость как рукой сняло, хотелось двигаться, даже учиться в какой-то мере и говорить. Что угодно, лишь бы не однообразие. Да и в целом Яр ощущал себя способным действовать в любом направлении и выполнять задачи любой сложности. Организм будто понимал это, ни есть, ни пить не требовал — зачем тратить время на то, без чего вполне можно обойтись? Они многое успели за ту ночь, но только на следующий день, перечитывая курсовые, поняли, что придётся кардинально переделывать, да и всё выученное к экзаменам улетучилось. Ася несколько дней жаловалась на больную голову и панические атаки, Яр — на высокую температуру и тревожность. Но главной проблемой была сонливость, особенно для волновавшейся об учёбе и экзаменах девушке. Знакомый говорил, что это с непривычки и скоро пройдёт. Действительно, прошло. Сквозь боль, слёзы и еле преодолимое желание убрать весь этот кошмар новой дозой. Наблюдая за страданиями своего ангела, Яр чуть не плакал, забывал про собственное состояние и жалел о том, что купил дозу порошка. Он поил Асю ромашковым чаем, играл для неё любимые песни на гитаре и держал её руки во время панических атак. Она же старалась улыбаться, пела и рассказывала весёлые школьные истории, словно сказки, перед сном. Они действительно еле пережили те дни. В честь успешно сданной сессии они вместе с его извечной компанией отправились на очередную гулянку и столкнулись с порошком неизвестного состава. Если тот знакомый готов был отвечать за то, что продавал, потому что его брат поставлял, то здесь просто предлагали «оторваться», даже не упоминая название вещества. Ася впала в панику, чуть ли не криком отказываясь употреблять это, но в глазах было видно желание. Запретное желание, которому противостоять гораздо труднее, когда его объект прямо перед носом. Яр отлично это понимал и представлял, потому что сам чувствовал. Они не сумели преодолеть это влечение. Единственное, чем Яр гордится до сих пор, — они отказались от «кругов» (повторного употребления спустя время) и сопровождения наркотика алкоголем. Потому что кто знает, сколько они смогли бы прожить в ином случае — может, сдохли бы от передоза на следующий день. Он столько наговорил ей в тот вечер, что сам еле признавал в трезвом состоянии. Что счастлив находиться здесь с ней, что никого в жизни так не любил, как её, что готов отдать ей душу. Кажется, они даже переспали. Так началась история их серьёзных отношений, которая, однако, перестала греть сердце и лечить душу, когда порошок стал неотъемлемой и регулярной частью жизни, словно член семьи, а превратилась в ад из боли, ссор и насилия. Они сильно изменились за это время. Точнее, только сейчас, глядя внезапно протрезвевшими глазами на бутылку в руках и холодную руку в руке, Яр понимает, что это их изменил наркотик. Прежде скромная, но отзывчивая, принципиальная и довольно смелая, Ася, казалось, собрала в себе все страхи и тревоги, всю неуверенность и весь тлен этого мира. Она плакала вечерами, считала себя недостойной его, увеличивала дозу, чтобы сильнее похудеть и достичь какого-то недостижимого идеала. Ну и, конечно, чтобы сбежать от вечной тоски. Она не спала, а если ей удавалось хотя бы вздремнуть, мучали кошмары. Яр же, ранее дружелюбный, весёлый и общительный, замкнулся на мире, что возник вокруг. Ирреальный мир, где глаза видят то, чего нет, все люди бесят и все ненавидят. Он перестал общаться с родителями. Стал врать в лицо, приходить на пары уже «под кайфом», употреблять дозы больше, чем у Аси, и периодически закидываться каким-то дерьмом за смешные суммы. Яр верил, что Ася изменяет ему. Яра на такие мысли могла навести даже небольшая задержка девушки на факультативе или нежелание в какие-то моменты заниматься сексом. Чёрт, да он даже страх в её глазах интерпретировал как боязнь спалить свою неверность! Да, он кричал на неё, обвинял во всех смертных грехах, даже иногда душил. Однако никогда не бил. И всегда, когда отпускало, просил прощения, успокаивал её, такую родную и пугливую, обещал в следующий раз быть осторожнее. Она кивала, с надеждой и терпением в глаза смотря своими бездонными карими. Ася раньше бы без вопросов отправила к врачу, но даже это безмолвное участие и вера помогали впредь хотя бы задумываться о том, что он употребляет и в каких количествах. Что-то звенит коротким рингтоном. Яр берёт в руку телефон и одним движением пальца снимает блокировку. Такая открытость девушки не должна была его настораживать даже во время обострений бреда ревности, однако он на полном серьёзе считал, что истинные секреты будут заблокированы папками, а не всем устройством, и таким образом девушка открывает только то, что хочет показать. Пришло сообщение от некоего Александра Сергеевича, что спрашивал о её самочувствии. Рука сама открывает диалог и чуть не роняет телефон. Александр Сергеевич — психотерапевт. В переписке также упоминается Антон Круглов — известный в городе нарколог. В голове складывается пазл. Стало понятно, почему Ася не звонила ему из больницы, в которой лежала летом, почему стала употреблять заметно реже и почему в целом её душевное состояние улучшилось. Она лечилась. Почти в самом начале переписки Александр Сергеевич задал вопрос, почему Ася не хочет привести в больницу Ярослава. Ответом было «боюсь, когда я ему предложу лечение, он меня зарежет». А одним из последних сообщений: «Вернулась домой, спасибо большое, Вы с Антоном мне очень помогли, даже легче стало. Ярик устроил скандал на пороге, почему я не позвонила и не дала ему себя навестить. Но я ж ему не объясню, что мне от него отдохнуть надо было хотя бы. Мне снова страшно. Когда-нибудь он приревнует меня буквально к фонарному столбу и прибьёт. Я пытаюсь как-то его успокоить и закинуть хотя бы зерно мысли о том, что пора к врачу, но бесполезно. Если бы не любила, давно ушла бы. Но он же без меня загнётся совсем. Поймала себя на мысли, что хочу снова закинуться чем-нибудь. Уже не важно, чем, пусть даже самой гадкой и грязной дурью.» Он разглядывает бутылку в руках. Крепкая, с толстыми стенками от яростного столкновения с виском Аси даже не треснула. А вот сама девушка не дышит. И сердца её в тишине не слышно. Вот так, Яр, ты и свёл девушку с большим сердцем и терпением, которая приняла и со склонностью бухать и развлекаться по ночам, забивая на остальную жизнь, и с наркоманией чуть ли не в самой отвратительной форме (разве что предметы из дома не тащил, чтобы дозу купить), в могилу. И даже если это не от удара, произошедшего в ходе очередной ссоры, то точно от того, что она, будучи «под кайфом» (уж это он отлично научился различать), выпила половину бутылки виски. А кто её вообще завёл в жизнь, полную кратковременной эйфории, но долгих и мучительных болей в сердце и мышцах, психических расстройств, отсутствия сна и аппетита и других вещей, что не понравятся любому нормальному человеку? Завёл, но она попыталась найти выход. В хрупкой и слабой девушке оказалось больше мужества и здравомыслия, чем в парне. Яр кидает бутылку на пол и нервно выдыхает. Он не может смотреть на Асю не только из-за безжизненных глаз, ледяной кожи и застывшей на лице крови, вытекшей из носа и рта (что мигом выдаёт способ введения наркотика), но и из-за просыпающейся совести. Яр стал отвратителен сам себе из-за того, что позволил порошку взять над собой верх и разрушить свою жизнь. Он не замечал проблем с учёбой и родителями, он не обращал внимание на стремительно изменяющийся круг общения и даже старательно игнорировал ухудшение здоровья. Потому что считал всё ничтожным, когда рядом его девушка, спасительница из серости и жестокости мира. Сейчас остался абсолютно один, даже без неё. Он убил ангела, а вместе с ним и часть себя.