Подарок Особого Назначения

Пятого июня девяносто девятого Гарри принес Драко котенка. Вертлявая девочка, расцветкой напоминавшая мышь (Гермиона, впрочем, утверждала, что кошечка семицветная, а значит, принесет хозяину счастье), отпищав положенное, свернулась клубочком у Малфоя на коленях, и Гарри решил считать это добрым знаком. В конце концов, не собака пристроилась, задрав заднюю лапу. Кошек тянет к живому теплу. Софи — так Гермиона назвала проказницу, сходу отметя больше подходящее ей прозвище Пискля, — расхрабрившись, даже попыталась куснуть Малфоя за палец — от большой любви, не иначе, но и этим не привлекла его внимания. Драко, казалось, существовал отдельно от собственных рук, кольцом сомкнувшихся вокруг тощенького тельца и поглаживающих мягкую — Гарри знал — шерстку загривка. — Нарси… Его мама не любила кошек... К Люциусу, растерявшему весь свой лоск, сломленному и опасно доверчивому, как ребенок, привыкать было невероятно сложно. Да еще и неотвязная мысль не давала покоя: если бы не все произошедшее, Малфой-старший едва ли вообще стал с ним беседовать, даже о погоде. — Тогда я лучше унесу ее, — встрепенулся Гарри. Не хватало еще, чтобы Драко вспомнил мать. — Нет-нет… Я всего лишь хотел сказать, что он ничего не знает о кошках. У него всегда были только эльфы. И филин. Мысленно поклявшись, что Гермионе никогда не станет известно содержание этого короткого диалога, Гарри, понимая, что ввязывается в историю, решительно заявил: — Тогда я буду приходить помогать. Первое время. «Это твой шанс», — настойчиво шептал внутренний голос с подозрительно знакомыми интонациями. Точно таким же тоном Гермиона увещевала Гарри на шестом курсе: «Присмотрись. Присмотрись хорошенько». Спорить с ней было невозможно — она даже заведомо чужого котенка назвала по-своему, а Гарри, как дурак, громогласно объявил данное подругой имя в новом доме безродного подкидыша, обнаруженного сердобольной Гермионой за мусорными баками. — Что ж, — примирительно произнес опешивший поначалу Люциус, — Софи так Софи. Думаю, он не будет возражать. Впервые в жизни Гарри был с ним согласен — и впервые в жизни ему ничего так не хотелось, как оказаться неправым. В тот день он пробыл в поместье не больше получаса, а потом с неделю не мог бы отойти от гнетущего впечатления, которое произвел на него этот визит. Не мог бы — если бы ему позволили мусолить свои переживания так долго. Но сперва Гермиона, а потом и сам мистер Малфой напомнили Гарри о его обещании позаботиться об ушастом несмышленыше. — Киска нормально поживает? Пойди узнай, — коротко и по делу — как всегда — распорядилась подруга. — Мистер Поттер, — чуть более учтиво начал Люциус, появляясь у него в камине, — мне, право, неловко просить вас, но не могли бы вы… присоединиться к нам с Драко завтра за ланчем? — Э-э… Сочту за честь, — промямлил ошеломленный Гарри. — Заодно проведаете свою протеже, — подытожил Малфой, и Гарри выдохнул, поняв, почему его пригласили. На ланч, мать их. Оставшись без большей части своего состояния и без эльфов, Малфои не перестали переодеваться к обеду — хотя кому из них нужно это показательное сидение в опустевшей без хозяйки столовой — осиротевшему Люциусу или безучастному ко всему Драко? Додумав эту предательскую мысль до конца, Гарри возненавидел себя и попытался взвыть от отчаяния, но врожденное упрямство не позволило. Раз он решил вытащить Малфоя из депрессии — или как там называется эта штука? — он это сделает. Ему — как, впрочем, и любому человеку с палочкой, захоти он того — можно было аппарировать в Поместье, хоть прямо в хозяйскую спальню, но Гарри предупредительно явился через камин — и не обнаружил в гостиной ни души. Погода стояла прекрасная — тихая и нежаркая, — и он, поразмыслив, направился в сад. Там и встретил обоих Малфоев. Люциус старательно подравнивал садовыми ножницами чахлый розовый куст и выглядел еще более жалко, чем обычно. Драко сидел на скамейке с Софи на коленях. Котенок спал — нет, нагло дрых, усатая морда, как сказал бы Рон, так и не примирившийся до конца с Живоглотом. Малфой, тараща глаза перед собой, осторожно почесывал питомицу за ушком. Шерстка там была самая мягонькая. Драко, наверное, было бы приятно. — Сколько ей месяцев? — вместо приветствия поинтересовался Люциус и пояснил: — Пытаюсь понять, сколько она должна весить, как часто есть и прочее. — Не больше полутора, — неопределенно пожал плечами Гарри. — Герми… Один человек, у которого есть кот, говорит, что есть они просят сами, причем так, что ни с чем не перепутаешь. Чаще — не нужно. — Она еще маленькая, — непонятно на что обиделся Люциус, глядя на котенка влюбленными глазами. Словно почувствовав, что говорят о ней, Софи встрепенулась. Приподнялась на неуверенных со сна лапках, увернувшись от ласкающих ее пальцев, потопталась на малфоевских коленях и принялась вылизываться. Драко лишь покорно отставил руку. Видеть подобную отрешенность было выше его, Гарри, сил. Особенно ужасающее впечатление она производила, когда Драко ел — как все нормальные люди, если бы не остекленевший взгляд и безнадежное молчание. Уж лучше бы он зачах тихонько где-нибудь в уголке, чем задевал ложкой о тарелку и методично вливал в себя луковый суп — брр, ну и гадость, как это вообще можно есть? К мерзкому вкусу примешивался едва уловимый в большом помещении запах кошатины. Гарри угадывал его потому, что перед воцарением в поместье Малфоев кошечка три дня провела в его доме на площади Гриммо. Он до сих пор зажимал нос или задерживал дыхание, прежде чем пройти по коридору второго этажа — там он держал хвостатую вонючку. «Она пахнет чем-то сладким. Молочком…» — пыталась усовестить его Гермиона. «Она пахнет как засорившийся сток!» — отрезал Гарри. «Так и напиши в объявлении». — «В каком еще объявлении?» — «О том, что отдаешь ее в добрые руки». «Никуда я ее не отдаю», — поколебавшись, ответил тогда Гарри. Гермиона насторожилась, но любопытствовать не стала. Это было четвертого июня. А пятого Гарри принес котенка Драко. — Она… не слишком назойлива? — решился нарушить почти гробовое безмолвие Гарри, в последнюю секунду удержав за зубами слово «вонючая». — Игры она действительно чаще затевает со мной, — охотно откликнулся Люциус, элегантно промокнув губы салфеткой, — а когда собирается поспать, достается Драко, поэтому мы в одинаковых условиях. — Я имел в виду… она таскается за вами по всему дому, ест чуть ли не на столе, — неприязненно покосившись на Софи, невозмутимо вычесывающуюся у ног Драко, уточнил Гарри. — Может, ей лучше отвести отдельную комнату? — «И пусть там все и крушит». — Мистер Поттер! — возмутился Люциус. — Котенок должен обследовать весь дом, чтобы знать, чего ожидать. В четырех стенах ей будет скучно. У вас тоже никогда не было кошки? Испугавшись, что лишится единственного предлога бывать здесь, Гарри не моргнув глазом соврал: — Были… несколько. — В конце концов, он знавал двух сумасшедших кошатниц. С Гермионой — трех. — Просто не такие… маленькие. — И любопытные, — немного оттаяв, закончил за него Люциус — выбрав, впрочем, самый безобидный из эпитетов, которыми Гарри мог бы наградить малолетнюю нахалку. — Я понимаю. Сам отвык, пока… Но она прелесть, и мы безмерно благодарны вам. — Она и правда очень красивая, — смутившись, пробормотал себе под нос Гарри. Люциус услышал и понимающе усмехнулся: — Глаза в точности как ваши. Честное слово, Гарри этого не замечал. В следующий раз Люциус не был столь благосклонен по отношению к своей случайной воспитаннице: она от души надула в его ночные туфли, а схлопотав за это незлобивого пинка, весь день дулась на оплошавшего человека. А руки поцарапала Драко. Гарри заметил не только следы недовольства Софи, но и то, насколько ладони неухоженные и обветренные. Вспомнился Хогвартс: руки Малфоя могли поспорить с девчачьими и узостью запястий и пальцев, и гладкостью кожи. — Царапины лучше обработать антисептиком, — робко заметил Гарри, присев на одну с Драко скамейку. Чтобы решиться на такое просто действие, ему потребовалось добрых полчаса, а то и больше. — Ерунда. Я добавил ему в чай противовоспалительное зелье, — сухо проинформировал Люциус, явно переживающий размолвку со своей любимицей. Вообще-то Гарри обращался не к нему и ответ предпочел бы услышать тоже не от него. Он бы все стерпел: и издевательское «По-о-отти», и высокомерные шуточки, и опасное понимание в серых глазах. Но только не то, что собственный отец обращается с Драко как с неодушевленным предметом. — Очень больно было? — дождавшись, когда Люциус отвлечется, снова заговорил Гарри. — Она настоящая террористка… ну, хулиганка. Драко ничего не ответил, а Гарри больше ни на что пока не решился. Через несколько дней он стал свидетелем того, как Софи, выпустив когти, по брючине взобралась Драко на колени. Малфой едва заметно поморщился, но не издал ни звука. Люциус, копошась в клумбе, кажется, ничего не заметил — а если бы и заметил, что толку? Цветник покойной супруги — вот все, что его занимало, кроме кошки. Повинуясь захлестнувшей его ярости, Гарри сбросил Софи на землю (котенок протестующее пискнул и, видит Мерлин, мстительно прищурил левый глаз). Потом, покосившись на Люциуса, быстро достал из жилетного кармана палочку и несколько раз сотворил Заживляющее. Ноги сквозь ткань брюк он видеть не мог, но на руках царапины затянулись на глазах, и от сердца отлегло. Софи одновременно старалась и держаться на безопасном расстоянии от возмутителя своего спокойствия, и быть поближе к Драко. Поскольку Гарри и сам хотел быть к нему поближе, ей не осталось ничего другого, как спрятаться под скамейкой. Затаившись там, как мышь под веником, она наверняка прижималась к малфоевским лодыжкам. Драко лечебные процедуры перенес, как и все в последнее время, так, словно это происходило не с ним. Даже не сторонний наблюдатель, а неодушевленный предмет. Жуть. Зато отсутствие на своих коленях котенка ощутил сразу: рука, гладившая Софи, сиротливо застыла в воздухе на середине движения, а потом безвольно опустилась на скамейку. Значит, все-таки чувствует и, возможно, осознает. Котенок, кстати, рос не по дням, а по часам. Если домой к Гарри Гермиона с Роном притащили беззвучно разевавшего крохотную пасть заморыша, который двое суток прятался под буфетом, то у Малфоев резвилась, бросаясь на хозяев, грызла все, что попадалось ей на пути, и справляла большую и малую нужду по всему саду уже почти полноценная кошка. С погрубевшей шерсткой и завидным аппетитом, прыткая, юркая, шкодливая и необучаемая. Впрочем, Люциус и не стремился чему-нибудь ее научить, а Драко… Еще Софи заметно потяжелела, и теперь звук ее пружинящих шагов был отчетливо различим. Люциус заумно объяснял несведущему Гарри, что кошки «каждый миг своей жизни пребывают в теле» — кажется, это означало, что они всегда расслабленны, «в отличие от нас, глупых человеков», что живут в эмоциях — а потому вечно напряжены до предела. Все чаще кошечка затевала охоту — припав к земле и вытянув свое все еще довольно худенькое тельце наподобие змеи, бросалась на ногу Люциуса, имевшего неосторожность дернуть коленом, или на руку Гарри, нервно барабанящего по равнодушному дереву скамьи, которую они с Драко делили на двоих. Теперь и Гарри тоже щеголял царапинами, но сводить их и не думал. После таких совместных посиделок он вообще плохо соображал. Казалось бы, какая разница, с близкого расстояния наблюдать за Малфоем или издалека? Все равно ведь только исподтишка получается. Поддаться искушение и посмотреть в упор — значит ослепнуть, и никакая это не фигура речи. До обидного, почти отталкивающе отрешенный, Драко был все так же красив, как тогда, когда Гарри впервые увидел его не через призму поднадоевшей за годы досады, а по-настоящему. Неприкаянность, с которой Малфой бродил по Хогвартсу в девяносто шестом подобно неупокоенной душе, заставляла Гарри обмирать каждый раз, как он натыкался взглядом на одинокую, даром что в окружении привычной свиты, светловолосую фигуру. «Брось Гарри, — твердил свое Рон, стоило Поттеру заикнуться о «коварных планах» Малфоя. — На нем же лица нет. Какие еще планы — эта мировая скорбь вызвана, не иначе, порчей любимой мантии». Лишь для вида злясь на его казавшийся столь неуместным сарказм, Гарри снова обмирал: значит, он не ошибся и Малфой действительно сам не свой, вон и Рон заметил. Гермиона, как назло, тоже кое-что заметила — и однажды, пока Рон не слышал, провела с Гарри беседу о видах сексуальной ориентации, ни один из которых, по ее словам, не заслуживал порицания. Призванный приободрить, этот разговор разбередил в душе незаживающую рану, ведь Гарри не сомневался, что порицание Малфоя ему обеспечено. «Присмотрись хорошенько», — велела Гермиона, отвечая на его невысказанные возражения, и многозначительно приподняла бровь. Тогда, на шестом курсе, Драко отчаянно храбрился. В продуваемой всеми ветрами палатке на краю голого утеса Гарри вспоминал напоказ расправленные плечи и надменный прищур напуганных глаз, вызывающие по прошествии времени беспомощное умилении оттого, что ему довелось увидеть совсем другого Малфоя. Загнанного в угол и до боли живого от страха, слово пойманная в силки птица, которая так и рвется ввысь, но улететь не может. На скамейке в саду поместья Драко больше не нужно было притворяться, чтобы сохранить лицо. Сидя рядом с Гарри или один, он выглядел всегда одинаково — никак. А все-таки сидеть около него отчего-то было жизненно необходимо. Краем глаза Гарри улавливал мерные движения бледной ладони, гладящей Софи, и подбадривал себя мысленно: «Прошло слишком мало времени… Но ничего, все наладится». В один из его приходов Люциус огорошил Гарри новостью: они с Драко на неделю уезжают на море. — Вам не доводилось бывать в Блэкпуле, мистер Поттер? Очаровательное место, сносный сервис… — Но почему… А как же… Разве ему не вредно… — Ни одну из начатых фраз Гарри не сумел договорить до конца и упрямо сжал губы. — Жаль только, Софи придется оставить здесь. Не думаю, что смена обстановки придется ей по вкусу, — продолжал Люциус. — Собственно, у меня к вам большая просьба, мистер Поттер. Не согласитесь ли вы приютить ее на несколько дней? Она вас знает, и мы вам доверяем. Мы — это Малфой-старший с кошкой, с бессильной яростью решил Гарри. — Могу я писать вам? — спросил, не удержавшись. Люциус в недоумении замешкался. — Хм, я сообщу вам пароль от камина, — наконец пообещал он. — Только, ради Мерлина, Софи к нему не подпускайте, а то мало ли что… Возвращаясь тем вечером домой с кошачьей корзинкой в руке и замершей кошкой под мышкой, Гарри думал, что худшего дня за минувший год у него еще не было. Примерно год назад замолчал Драко. Оказалось, что восемь вечеров и семь дней в компании оставшейся без хозяев кошки — испытание посерьезнее. Сначала Софи по старой памяти пряталась под буфетом. Потом, извлеченная оттуда умиленно сюсюкающей Гермионой, оскорбленно отворачивалась от миски с куриным филе вперемешку с овсянкой, а ночами по десятку раз обходила спальню в поисках кого-то или чего-то. К середине своего заточения на Гриммо в ее отношениях с Гарри установилось вынужденное перемирие. Съедала она демонстративно лишь половину порции, из-за чего замученному наставлениями Гермионы Гарри приходилось в два раза чаще наполнять ее миску, зато спать отправлялась сразу, правда, Гарри ни разу не выследил куда. Прежде бывало, что он не страдал несколько дней кряду. Помнить о Драко помнил — просыпался с мыслью о нем и без слов желал спокойной ночи перед сном, — но нелепым мечтаниям не предавался. Воцарение на Гриммо кошки, которую сам же подарил Малфою, отняло у него эту спасительную способность довольствоваться малым: разделенной на двоих скамьей в саду Поместья, коротким и сладким, как поцелуй, прикосновением кожи к коже, солнцем, запутавшимся в светло-соломенных волосах. Теперь мечталось о более осязаемых вещах. О звуке голоса. «Ну ты и приду-урок, Поттер. При отце ляпнуть о письмах!» В пятницу Гарри не выдержал и, подхватив кошку под передние лапки, прижался носом к ее гладкой шерстке, которая на удивление ничем не пахла. — Скучаешь по нему? Я тоже. Очень. Софи громко задышала и дрыгнула задней лапой. — Можешь не стараться, знаю, что скучаешь. Он по тебе, наверное, тоже. Надеюсь, что тоже. Теперь Софи задрыгала обеими задними лапами, но упорно молчала. — Он был очень хорошим, только не знал об этом. Если бы не он, нас с Гермионой и Роном не было бы в живых. И Луны и Дином. Он сумел обмануть меня тогда в магазине, а сам все время помогал нам. И Джини в Хогвартсе. А я не знал. Не понимал. Надоели ли Софи тесные объятия, или возмутили соленые капли между ушами, но, издав капризный стон, она вырвалась из рук Гарри, оцарапав ему напоследок шею. — Вот и вся ваша кошачья любовь, — с дрожащей улыбкой глядя ей вслед, резюмировал Гарри. Конечно, никого он камином не вызывал. Не скажешь же Люциусу: «Позовите Драко, а сами деньтесь куда-нибудь». Действительно придурок. В субботу явившаяся с инспекцией Гермиона, даже не взглянув на зыркавшую на нее с подоконника кошку, без обиняков заявила: — Если ему не скажешь ты — скажу я. И когда Гарри не ответил, по-настоящему разозлилась: — Сколько можно ходить с вытянутой физиономией? Не спать ночами? Ты, прости господи, Гарри Поттер или кусок дерьма?! — Что ты скажешь? — брюзгливо откликнулся Гарри. — Что ты любишь его, вот что! И пусть тебе будет стыдно за упущенный момент, который никогда больше не повторится! — Я его не люблю! — Гарри тоже повысил голос, стараясь перекричать ее, потому что слышать от нее такую сентиментальную чушь он не мог. А когда осознал, что только что сказал, снова сник. — Ну, тогда я тупоголовая блондинка с четвертым размером груди, — во второй раз за какие-то полминуты шокировала его подруга. Софи на этих словах шлепнулась на спину, словно тоже была сражена наповал. Потом они пили чай, заботливо и неумело заваренный Гермионой, и ели бисквитное печенье, переданное миссис Уизли. — Когда все-таки свадьба? Рон говорит, что не сможет больше ждать ни дня. — И не стыдно ему такое обсуждать… Как вы условились: мистер Малфой придет за кошечкой или ты ее принесешь? Пожалуй, глядя со стороны, трудно было бы понять, чьи щеки полыхают сильнее. — Я загляну в понедельник… ближе к ланчу, — собираясь уходить, пообещала Гермиона, и чмокнула воздух, очарованно глядя на вышедшую провожать ее Софи. Гарри стало стыдно. Сколько еще подруга детства будет чувствовать себя его старшей сестрой, а то и мамочкой? Герой он в самом деле или кто? — Лучше просто пожелай удачи, — сказал Гарри тихо, но твердо. В ночь на понедельник Софи впервые пришла спать вместе с Гарри. Подкралась невесомо, пружинисто заскочила на одеяло, потопталась, выискивая удобное местечко, и наконец успокоилась, устроившись в сгибе колен. Гарри, непривыкший делить с кем-либо постель, напротив, напрягся и, кажется, так и не уснул, хотя утром Софи в кровати не обнаружил, а как она уходила, не помнил. Наглая кошка обнаружилась на кухонном столе за раздиранием пачки овсяных хлопьев. На Гарри, всю ночь боявшегося спугнуть ее неосторожным движением, она смотрела как на прискучившую игрушку, которые в Поместье валялись на каждом шагу. — Хочешь есть — попроси по-человечески, — устало сказал он и начал готовить завтрак себе и ей. Они с Люциусом действительно условились встретиться в Поместье в половине одиннадцатого, и все оставшееся после завтрака время Гарри потратил на то, чтобы втолковать Софи, почему еще рано признаваться Драко. Сколько бы раз ни начинал он свою тираду, аргумент всегда был один: Драко болен. Сослаться на то, что в Хогвартсе они вроде бы друг друга на дух не переносили, он почему-то не догадался. Так и заучил: приду, вручу кошку, не Люциусу, а Драко, и протяну руку. Надо же когда-то начинать. Маленькими шажочками. — Ах ты, чертенок! Доброе утро, мистер Поттер, — разрушил первую часть его плана Люциус, ловя вырвавшуюся из рук Гарри Софи и ласково трепля ее по ушам. — Здравствуй, Поттер, — раздался вслед за этим голос, от которого у Гарри слезы предательски закипели в глазах. Дверь из гостиной в сад была открыта, и, остановив взглядом уже направившегося туда с кошкой на руках отца, Драко, не оборачиваясь, пошел по выложенной гравием дорожке к заброшенной оранжерее. Приближаясь к нему, такому недосягаемому после выздоровления, Гарри мысленно успел десять раз уехать из страны и столько же раз вернуться. Он стоял расправив плечи и смотрел прямо. Радужка из серой, какой ее всю жизнь знал Гарри, превратилась в голубую, взгляд из циничного, а после отрешенного — в цепкий и уязвимый одновременно. — Я… рад, что тебе лучше, — стараясь показать не больше волнения, чем прилично в такой ситуации, честно сказал Гарри. — Не просто лучше, — словно на что-то обидевшись, возразил Драко. — Я полностью здоров. — Как… это случилось? — Нужно ведь было что-то говорить! Драко отмахнулся: — Надоели отцовские причитания по Софи, особенно когда ты не объявился с новостями — вот и попросил его помолчать. Гарри понимающе хмыкнул, но сказать что-либо еще не решался. Глубоко вздохнув, снова заговорил Драко, глядя поверх его плеча: — Выходит, эта кошка все-таки вытащила меня, как ты и хотел… Спасибо. По спине пробежал холодок. Драко не мог знать этого. Просто не мог. — Молчишь? Ну и ладно, а я не буду: намолчался. Мне плевать, если это жалость или тупое гриффиндорское благородство — все равно скажу. Ты мне нравишься. Всегда нравился. И, наверное, всегда будешь. — Драко… Ну зачем ты?.. — Испытывая и жалость к его уязвимости, и восхищение его решительностью, Гарри подался навстречу, но был остановлен ладонью, опустившейся на плечо. — Затем, что не хочу терять больше ни дня, ни минуты. Если ты сейчас же не скажешь, что чувствуешь ко мне… — Тогда сегодня же тебе об этом скажет Гермиона, — игнорируя слабеющее сопротивление, Гарри все-таки сумел приблизить свое лицо к его и снова замер. Драко смотрел так, словно не мог наглядеться. Это очень смущало, и хотелось всегда чувствовать на себе этот жадный взгляд. — Я скажу, — пообещал Гарри. — Только можно сначала в себя приду? Драко вспыхнул и, тряхнув головой, завесил алеющие щеки волосами. — Ладно, — разрешил великодушно. — Пойдем в дом. Скажешь отцу, что это, в конце концов, моя кошка! Ты же не просто так принес ее в мой день рождения?