Призвание преследовать

Зайчиха, мать Зайца, не была идиоткой. Она не купилась на вторую отмазку от Зайца и Волка в духе "Мы просто рыбачить ездили", когда те вернулись из поездки на Ладожское озеро. Её сын, дерьмовый лжец, немного прихрамывал, плохо это замаскировав, и от него за километр несло Волком. Сам Волк ревниво охранял каждый шаг Зайца, предлагая помочь. Это само по себе было ему чуждо. Технически волки были не плохими, а просто высокомерными, как все хищники. В нормальных обстоятельствах никогда не было такого, чтобы волки кому-то помогали. И все же Зайчиха держала язык за зубами, пока любовники находились рядом. Ко всей их чести, они были тихими, как огонь в камине. Единственной защитой было то, что Заяц вонял своим ужасным любовником, которого знали все в округе. Волк был известен тем, что становился злым сукиным сыном, когда злился. Возможно, он был одним из тех одиноких альфа-самцов, что обитали в этом районе. В качестве доказательства этого на районе недавно был замечен волк со шрамом на морде. Это делало тот факт, что Волк был так нежен с Зайцем, еще более удивительным. Зайчиха никогда раньше не видела, чтобы плотоядные были так добры к представителям других видов. В уединении в квартире Волк обнимал Зайца и смотрел футбол. Единственным недостатком того, что единственный сын Зайчихи наконец-то начал с кем-то встречаться, был шум. Было тревожно слышать, как её собственного сына трахали в соседней комнате, когда она пыталась смотреть телевизор. Еще хуже было стирать бельё спустя несколько часов после такой встречи. Закрывая на это глаза в течение двух месяцев, Зайчиха больше не могла этого выносить. Именно поэтому Волк и Заяц сидели напротив неё за тесным кухонным столом. - Почему я здесь? - ровным голосом спросил Волк, как всегда обаятельный. Заяц тем временем жевал кунжутные лакомства, не обращая внимания на большинство вещей. - Зайчик, мне кажется, тебе пора съезжать отсюда. - отрезала Зайчиха, не желающая больше терпеть выходки сына. - Что?! Это в первую очередь моя квартира! - запротестовал Заяц. - Я думаю, тебе следует подумать о том, чем ты занимаешься, и о том, как я старею... Как бы было прекрасно для нас обоих, если бы ты был более независимым. - настаивала на своём Зайчиха, не желая говорить прямо. - Мы вызываем у неё отвращение. - перебил её Волк, с любовью глядя на своего зайчика. - Ну... Хорошо. Я всё понимаю, но... во всём виноват Волк. - переложил вину Заяц. - Как это?! С чего это я виноват? - рыкнул Волк, затушив в пепельнице очередную сигарету. - Мальчики, мальчики! Я думаю, всё бы решилось, если бы Зайчик переехал вместе с Волком, а я нашла нового соседа, подходящего мне по возрасту. Но вы можете приходить в гости. Жили бы в трёх кварталах отсюда. - попыталась всё разрулить Зайчиха, пока Волк не взбесился. Она боялась не за свою жизнь, а скорее за мебель. Волк из-за своей силы имел тенденцию всё ломать. Этим и объяснялась обшарпанность его квартиры. - Но мама, он всё ломает. - захныкал Заяц, наклонившись к спинке стула. - Ничего я не ломаю! - вскипел Волк, стукнув кулаком по столу. Тот от силы удара страшно заскрипел. - Я не о том говорю. Я говорю о том, как сильно ты любишь Волка, и о том, что тебе следует с ним жить. - продолжала Зайчиха, явно намеревающаяся выставить из квартиры своего озабоченного сына. - Ну да, я... я много о нём волнуюсь. - пробормотал Заяц, теребя воротник своей зелёной футболки. - Не то чтобы я об этом не думал, но я не хочу быть порезанным ножом каждый раз, когда еду на автобусе. Так все узнают, что я гей. - Ты не пострадаешь. Я никому не дам тебя трогать. - холодно пообещал Волк, нежно гладя Зайца. Зайчиха не сомневалась в его обещании. Она тихо смотрела, как её сын тает от прикосновений. - Зайчик, делай то, чего хочет твоё сердце, пока оно ещё бьётся. - наконец заговорила Зайчиха, задумчиво скрестив руки. Она слишком много в чём-то сомневалась, слишком много молчала, пока её семья принимала за неё решения. Эта пассивность стоила ей жизни мужа и её второго сына, если косвенно. Она больше не хотела, чтобы все сожаления прошлого мешали ей выживать. Но что самое важное, Зайчиха больше не хотела слышать, как её сын занимается сексом. Как только его не сжарили на обед, оставалось загадкой, на которую она не хотела знать ответа. - Я... Я хочу переехать с Волком. Просто мне страшно. - признался Заяц, нервно приглаживая уши своими непослушными лапками. Волк был ужасен со своими словами во всём. Он был нахальным, грубым и намеренно агрессивным. Лишь немногие из них, казалось, терпели его, не говоря уже о том, чтобы находить удовольствие в его рычании. Как это всё подходило к столь глупо смелому сыну Зайчихи, тому Зайцу, который ещё не научился убегать от хищников. Однако Волк своими безмолвными действиями мог сказать многое. Он с большой осторожностью прижал Зайца к себе и нежно лизнул его. Для матери было ясно, что этот обычно наводящий ужас парень неизлечимо влюблён в её сына. Эти мягкие действия, казалось, растворили неуверенность Зайца. - Я думаю... Было бы здорово переехать к нему. Нам бы тогда не пришлось всё время искать друг друга. Острые кончики ушей Волка встали торчком, выдавая его скрытую радость и интерес. - В смысле... Да. Я перееду к нему. Сегодня вечером. Я перееду к нему сегодня вечером, да. - продолжал Заяц, постепенно становясь всё смелее. - Спасибо. - тихо сказал Волк, нежно поцеловав Зайца за ушами. В этот момент у Зайчихи откровенно отвисла челюсть, ведь она никогда не слышала от серого хищника ни одного доброго слова. Она даже не знала, что он способен на такую доброту. - Ты сегодня такой милый. - шепнул Заяц, пересаживаясь к Волку на колени и обняв его. Как и ожидала Зайчиха, они стали тихими, как огонь в камине. Теперь об этом знали все с ушами и глазами. А если честно, то это не играло особой роли, потому что репутация Волка не давала никому ничего сделать. И наконец-то Зайчиха могла насладиться тихими вечерами без звуков секса. Тихо прижимаясь к Волку и хихикая, Заяц заговорил: - Ну что, это начало чего-то нового? Это было начало чего-то памятного и священного. Зайчиха с нетерпением ждала того, чтобы увидеть, как это всё обернётся и к какой погоне приведёт. В конце концов, миру всегда нужно было больше любви.