Пашка

Софья Ульяновна в танце кружится; съёмки, реклама. Новый парфюм рекламирует; запах сандала, цветов аромат — чуть слаще, чем надо, но это неважно. Яркий свет, признание, слава — их всегда мало. Вечернее платье, туфли и клатч — и танец счастливый в свете огней. Это одна лишь из сотни ролей. Софья Ульяновна снова звезда. Съемки окончены; всем им пора домой возвращаться, к семьям своим. У Софьи Ульяновны ещё есть дела: фитнес, массаж, педикюр и лимфодренаж лица. — Пашка звонит! — кричат из гримерки. — Софья Ульяновна, возьмите телефончик! Софья бы и рада поболтать с сынулей, но разговор с режиссёром поважнее будет. Она почти засыпает, пока ей наращивают ресницы, но сладкую дрему прерывает трель птицы. — Софья, что ж вы не отключили телефончик? — Наверное, сын мой звонит. Ничего, оставит сообщение на автоответчик. — Быстрее, Пашка, говори, я собираюсь на кастинг, — торопит она, клея патчи под глаза и смывая с бровей краску. — Мам, привет! Как у тебя дела? У нас в Лондоне тоска. Все серо, уныло. Скучаю по дому. — Не говори ерунды! Скучает он! Снова-здорово? Там, в Лондоне, жизнь настоящая, с интеллигенцией учишься! Хочешь обратно в Москву, с быдлом помучиться? Я тебе устрою! Хочешь, а? — Нет, мама, что ты. Тут классно, конечно, и ребята хорошие, но мне… — Но все! Надоело! Вечно ты жалуешься, избалованный! Сил моих нет! Сто раз на день мне звонишь, и вечно ты всем недоволен! — Нет, мама, нет, я доволен… — Ну наконец-то! Признал! Ещё б ты был не доволен: на Пасху был в Лиссабоне, летом — Майорка; осенью в Вену поедешь, а на зиму — путевка. В горы. Отец тебе лыжи купил, будешь кататься. Только мы с отцом вряд ли поедем: гастроли намечаются. Ну ничего, с тетей Элей отправишься и с дядей Колей. — Я с вами хочу! — Паш, перестань. Мы не поедем, и точка. Ты не ребёнок уже, понимать все должен. Хватить ныть и канючить, скажи лучше, как учеба. — Я получил «А+» по английскому. — Вот и молодец. Ну все, мне пора, мне звонят, я спешу, надо бежать. Созвонимся позже, Паш. — Но мам… — До скорого, сын! Пока. — Мам… Короткие гудки. Бросила трубку. Пора бы привыкнуть. Но почему-то трудно. У Пашки в Лондоне — модная съемная квартира. В центре города. Две комнаты. Окна на Пикадилли. У Пашки в Лондоне — крутая школа. Дорогая. Частная. Только дети пэров туда ходят. У Пашки в Лондоне — два десятка знакомых. Пара друзей. Флиртующая девчонка. Вечера в галереях, выходные — по замкам. Интересно здесь, но все… не так. Ни одной родной души. Все чужое, неласковое. А так хочется поговорить… на родном, на русском. А так хочется сказать… что ему надоело. А так хочется признаться, если б только он посмел… Посмел сказать о том, что и так должно быть ясно. Сказать о том, к чему его родители так безучастны. У матери вечно нет времени; отец ничем не лучше. А он — единственный сын, и понять его нетрудно… Нетрудно узнать, чего он хочет и добивается; если бы они только обратили на него внимание… Внимание — единственное, чего ему хочется, чего ему не хватает и оттого он так мучится. Внимание — обычное, от близких людей, любовь и понимание от собственных родителей. Но возможно, не все потеряно? Возможно, ещё получится? Должно получиться, если немного помучиться… — Константин Елизарович, вам звонят по скайпу! — Меня нет ни для кого, я занят, неужели непонятно?! — Константин Елизарович, это ваш сын! — Я роль репетирую, пусть перезвонит! Константин Елизарович с утра в театре; график напряженный, со временем — накладки. Чего Пашка звонит, да ещё и так рано?! Сегодня ж воскресенье, спать ещё надо! Неужели в развлеченье мешать взрослым?! Ничего с ним не случится, перезвонит попозже. — Пап, мы в Виндзор ездили с классом! — Здорово, сын… куда вы несете эти тряпки?! Я это надевать не буду… где художник по костюмам? — Пап, ты ещё здесь? — Прости, сын… это просто безумие. — Так вот, там снимать нельзя было… а я все равно сфоткал… — И режиссёр это одобрил?! Они там что, чокнулись?! — Конную статую… пап, ты меня слушаешь? — Павел, я горжусь тобой. Продолжай в том же духе. Учись и впредь на «А». — Пап, я не об этом вовсе… — Ну все, пока. Иван Иванович, вас-то мы и ждём. Мы совсем не готовы для этой сцены. Вы только посмотрите на эти костюмы. Вы считаете, так и должно быть, все в порядке?.. Не вышло поговорить. Ну и ладно. Он перезвонит. Не впервой. Но почему-то с каждым разом звонить все более накладно. Все труднее говорить, когда тебя не слушают. Все сложнее делиться, когда собеседник закрывает уши. Любят ли они его? Потому ли он здесь? Паша больше не знает, кто он есть. Избалованный ребёнок известных артистов? Капризный мальчик богатых родителей? Чего он от них хочет, что ему надо? Деньги есть, живи и радуйся. Учись хорошо, путешествуй, наслаждайся. Ты ведь уже не маленький мальчик. Не маленький. Девочками интересуется. И Крис ему нравится, и ее поцелуи. Отец только ловит, прервав на самом интересном. И нет, чтоб рассказать, обсудить эту тему. Как за девчонкой ухаживать, поговорить о безопасности. Он книгу вручает, как мальчишке, о пиратах. Как будто Пашке десять, как будто ему рано. Как будто знать о сексе ему совсем не надо. Как будто в его возрасте это не естественно. Как будто после этого пропадёт интерес. И ладно бы только это, ведь в любом случае Пашка не умеет говорить о своих чувствах. Не привык он, его не приучили. Его не воспитывали, его не учили. Но с самого детства ему внушили: родители — интеллигенция. Люди культурные, бомонд, талантливые артисты. Они не потерпят в доме эгоизма. Разврата под крышей, пошлых намеков. Как оказалось, все это враньё. Пашку достало, что ему врут. Врут обо всем, постоянно врут. Родители! Та ещё интеллигенция! Надели эти маски и не снимают даже здесь! Даже при нем! А там, под масками — те самые эгоисты, пошлые и развратные. Вот почему он учится в Лондоне! Вот почему он в разъездах на каникулах! Они сделали все, чтобы не видеть его! Он грубит их друзьям, не жалея ни капли; не извиняется, видя гнев матери. Огрызается, слушая укоры отца. От оплеухи горит щека. Ему надоело! Сил нет сдерживаться. Он отчаянно старается получить своё; то, что с рождения по праву — его. Как они смели забыть о нем?! Как они смели… сплавили его… куда подальше… за море, в Англию… лишь бы не думать, не обращать внимания… Внимание! Уделите же хоть немножечко! Немножко внимания — вот все, что он просит. Но просит он не вслух, просит нестандартно — так, как просят дети, изголодавшиеся по вниманию. Поговорите с ним, съездите на природу! Устройте пикник, чудесная же погода! Прервите съемки, возьмите отпуск! И поезжайте все вместе в горы! Скажите, что любите, посмотрите фотографии… неужели это так много? Всего лишь внимание… Пашка — примерный мальчик — начинает хулиганить. Расклеивает фотки, издеваясь над учительницей — она плачет, он удовлетворенно хмыкает. Она — не его цель, его цель — родители. Пришедшие в школу со злыми лицами. Прервали съемки, уделили внимание. Вот — результат. Но этого мало. Негативное внимание — тоже внимание. Раз другого он получить не может, пусть будет так… и пусть не надеятся договориться — он разбивает окно директрисы. Быстро, легко, без сомнений — пусть понервничают. Пусть подумают о нем, хотя бы в таком свете. Разбитый фотоаппарат, хлесткая пощечина — мать не оценила его выходку, похоже. Пусть так. Но она думала. Уделяла внимание, пусть не такое, какое он хотел, зато какое заслуживал. Заслуживал? Что он сделал-то? Перестал быть паинькой, чтоб его заметили? «Что ты натворил?» — спрашивает баба Капа. Он пожимает плечами. А что сказать-то? Что делал все, что в его силах, добивался невозможного? Они ведь не приняли его. Был хорошим мальчиком никому не нужным, стал трудным подростком — стало ещё хуже… Теперь он не звонит, не отвлекает их от работы; им ещё и лучше, забыли о сыне, забыли о заботах… Дали деньги бабе Капе и сбагрили сына… Слова матери о том, что любит… уже не нужны. Уже поздно, уже надо что-то большее… хоть бы обняла, хоть бы спросила… как он, что у него в голове, почему он это сделал… он ведь намекал, что им нет дела. Они не поняли или понимать не хотели… Да и какая разница, до него ли им теперь? У мальчишки взгляд потерянный, они не замечают. Со спокойной душой на гастроли уезжают… Он живет в деревне, печали не знает. Только тоска мучит временами. Отчаяние никуда не делось, накатывает волнами. Как никогда хочется внимания… У него есть план, новый и интересный. Недаром же Пашка — сын артистов. Талант определённо унаследовал от обоих; к тому же, наглядный пример был перед глазами. Теперь он — аутист, пусть и понарошку, но роль играет хорошо, не поверить — невозможно. Родители в отчаянии, таскают по врачам. Понять причину не могут, не спят ночами. Но вместо любви и ласки — жалость к себе и злоба; лишь бы журналисты не узнали, лишь бы не пронюхали знакомые. «На съёмках я отдыхаю, а дома — сын…» «Вам крупно повезло, что нет детей. Вот у меня один…» Жалеют себя и злятся в бессилии. Зато Пашка у них теперь — номер один. Помнят о нем. Каждую секунду. Он ждёт, затаив дыхание; но чуда не будет. Он болен и слаб в их глазах, уход за ним нужен. Деньги решат все проблемы — сиделку наймут. Няньку, служанку, или как там? — гувернантку — разницы нет. Лишь бы не трогали их, лишь бы не было проблем. Внимание к Пашке есть — не то, что он хотел. Но Лидочка здесь. Нежная и кроткая, робкая, несчастная — и Пашку она полюбила просто так, без повода, сразу. Дело не в деньгах; она жалеет его. Несчастный ребёнок нуждается во внимании — и она полностью уделяет ему все своё время, силы, терпение — гиперопекает его. Этого ли он хотел? Да, внимания. Но не такого чрезмерного. И не такого глобального. И не от неё, такой чуткой и доброй — от них, таких чужих и холодных. Чем больше проходит времени, тем больше они отдаляются. Тем легче играть ему роль, тем сильнее он вживается. Трудно уже перестать дергать головой и руками, нетрудно расфокусировать взгляд и рассеять внимание. Остров — глоток свежего воздуха; там нет родителей. Там он может быть один, сбежать от Лидочки. Искать сокровища; подарить часы понравившейся девушке… силиться маску удержать и невольно признаться в афере… Кате, которая все время говорит, что он врет… Андрею, который не выдаст его тайну, хоть и не поймёт… Лиза его раскусила, но нет у неё доказательств… а между тем Пашка понимает, что здесь он — неслучайно… Как он раньше не понял! Они таки от него избавились. Проблема по имени «сын» растаяла. Растворилась где-то в Азии, на богом забытом острове. Они вернулись к прежней жизни; у них все здорово. Да и у него, если честно, все налаживается… Ищет телефон, сокровища… общий язык с Катей… сбегает от Лидочки, следит за китайцем… Одно надо не забывать — притворяться… А время покажет, что будет дальше…