Всемогущий

Изуку Мидория — ходячий сборник веснушек и светлых улыбок. Мидория — это фисташковый взгляд, огуречно-укропный запах, охолождённый латте на подоконнике и ароматы эвкалиптового антисептика после персональных тренировок с Всемогущим. Иногда Бакуго думает, что этот блядский Мидория его бесит до стёртой с зубов эмали. Так бы и взорвал его нахер, чтоб мокрого места не осталось, чтоб вместе с ним улетучилась раздражающая огуречная вонь. Мидория был открыт миру и это раздражало его ещё больше. Бакуго не хотел видеть в нём омегу. Мидория слишком «в с е м о г у щ и й» для омеги. Он старается до поломанных пальцах, до битых коленей, до содранной с локтей кожи. Он улыбается сквозь боль, даже когда кровь течёт по его подбородку. Даже когда чувствует, что силы иссякали и что он уже на грани, Мидория всё равно остаётся «в с е м о г у щ и м». Изуку улыбается, подобно своему учителю, смотря оптимистичным взглядом в счастливое будущее. Омега, чья сила способна рубить насквозь препятствия, кажется Бакуго слишком выёбистым, что ли. Омега, что способен плечом подвинуть альфу… звучит, как очередной смешок в спину Кацуки. Звонкий такой, а всё потому, что Бакуго им всё ещё не владеет.

***

Мидория в шерстяном свитере до рвоты уютный, с розовыми от холода щеками, с замёрзшими пальцами, держащими кружку горячего шоколада. Запах его напитка витает в воздухе, перемешиваясь с запахом укропа и эвкалипта. Не самая приятная смесь, но Бакуго тупо тянет. Тянет к грёбаному Деку с грёбаной улыбкой на обветренных губах, бескровных, безвкусных. Кацуки сжимает пальцы: улыбка, огонь в глазах, румяные щёки, созвездия веснушек, острые ключицы, сухое, подкаченное тело и много-много добротыдобротыдоброты, бесконечно много теплатеплатепла. Как же он всё это л ю б и т. — Тебя согреть, Деку? — голос у Бакуго надменный. На этот голос Мидория поворачивает голову и Бакуго напарывается на собственное отражение в его изумрудных глазах. — Нет, спасибо. Но Бакуго всё равно подходит, обнимая его со спины, утыкаясь носом в сгиб шеи, вдыхая и выдыхая его запах, фильтруя своими лёгкими смесь ароматов. — Каччан, не здесь, — Мидория с трудом прячет улыбку, а руки у Бакуго, будто пламя. И Мидория чувствует, что вот-вот обратится в пепел. — Я хочу здесь. Кружка с горячим шоколадом мешает оттолкнуть Кацуки и Изуку тупо стоит, белый, как мел, ни жив, ни мёртв, в эйфории от прикосновений желанного альфы. Кацуки Бакуго — ядерный гриб в подсознании, вредная привычка, передозировка в одно лишь прикосновение, разливающееся по телу раскалённой лавой. Бакуго — это запах непотушенного костра, сигаретного дыма, вулканического пепла, всего, отчего можно задохнуться. — Нет, Каччан… не здесь. Бакуго скалится. Этот юный Всемогущий такой беззащитный рядом с ним. Безвольный. И совсем-совсем нелепый. Боже… почему его так хочется. До зубного скрежета. До искусанных губ. Желание обладать, быть, растворится в этом человеке было столь сильным, бесконтрольным, что Бакуго был готов сжечь их обоих, дабы их пепел перемешался, а потом развеялся по ветру, обращаясь в абсолютное ничто. — Ты ещё смеешь командовать? Кружка, отобранная из ломанных пальцев Деку летит в стену и горячий шоколад сползает по обоям вязкими каплями, собираясь в небольшую лужу на полу. — Блять, ну и что ты наделал, глупый Каччан? Изуку меняется в лице и толкает Бакуго лопатками в стену, вгрызаясь губами в его шею, скользя мокрым языком по светлой коже. — Ты ведь этого хотел, Каччан? — и блеска в этих глазах намного больше, чем в любом альфе, больше огня, чем в самом Кацуки. Колючий свитер с длинными рукавами до самых кончиков пальцев, делающих Деку визуально уязвимее, летит в сторону, как и вся одежда Бакуго. — Тебе это нравится, не правда ли, Каччан? Мокрый поцелуй, слюна текущая по подбородку, ладонь Изуку на его члене… Боже, как же он сходил с ума от желания. От предательских чувств к омеге, способному противостоять альфе. И он любил это. Любил его силу. Любил до головокружения, до пульсирующей в височных долях крови. л ю б и л. — Слишком много болтаешь, — скалится Бакуго, а влажная ладонь Изуку, тем временем, скользит по его члену. — Прости, я сейчас же это исправлю, — Деку опускается на колени и неспеша вбирает в рот головку, облизывая её, лаская языком уздечку, не забывая дрочить сам ствол, доставляя Кацуки яркие ощущения от своих умений. — Ты чего-то притих, Каччан, не ты ли хотел «здесь и сейчас»? — Мидория глаза суживает, да по-кошачьи склоняет голову. Кацуки не отвечает. — Вижу, что тебе нравится, — Изуку обнимает ладонями его ягодицы, оглаживает поясницу, обдаёт влажным дыханием головку, дразнит. Кацуки сжимает зубы, подавляя стоны, чувствуя, как горячая волна поднимется вверх по стволу и извергает из себя горячее семя, наполняющее мокрый рот Деку. — Круто. — Да, круто, — Мидория сглатывает сперму и прижимается щекой к сползшему по стенке Бакуго. — Замёрзнешь. — Неа, дай закурить, — Бакуго находит в кармане лежащих неподалеку джинс мятую пачку Мальборо и протягивает Деку сигарету. — Спасибо. — Не за что, — и даёт прикурить. Воздух в комнате мгновенно наливается никотиновым запахом. Мидория курит неуклюже, иногда давится и тогда передаёт сигарету Бакуго, а Бакуго затягивается умело, даже изящно. Он медленно вдыхает и выдыхает, продлевая миг своего удовольствия, упираясь локтём в колено, внутренне расслабляясь. — Я бы продолжил, — предлагает Кацуки. Изуку улыбается: — Попридержи коней, я ещё не готов. Изуку всё ещё ничей омега. Бакуго затягивается. Даже не его. Выдыхает. Не его. — Это произойдёт, ты от меня не отвертишься. Изуку тихо смеётся, упираясь лбом в чужой висок. Он точно сходит с ума по Кацуки, но точно не готов отдавать ему всего себя сейчас. — Пол помыть надо. Бакуго обращает внимание на шоколадную лужу в осколках и небрежно пожимает плечами: — Помоем. Изуку нравится вот так вот сидеть. Сидеть и быть бесконечно влюблённым в Бакуго. В каждую черту его паршивого характера. В каждое мгновение, проведённое рядом с ним. Вот так лёгкомысленно курить, обниматься, задыхаться поцелуями, душить друг друга объятьями. Мидория хоть и Всемогущий, но всё ещё такой уязвимый во всём, что касается Кацуки. А теперь, хочется смыть с пола это дурацкое, загустевшее пятно и все оттенки духа Бакуго со своей кожи, чтобы никто не понял, что не такой уж он и в с е м о г у щ и й.