Просто попроси

— Ты болван, — шипит Геральт и затягивает повязку туже. — Полегче, — чуть ли не скулит Лютик и цепляет пальцами скользящую от крови ткань. — Я ведь просто сказал ей привет. — Ты предложил одной из зерриканок разделить… хм, ложе, — хмыкает Геральт, поднимается с колен и подходит к сумке. — Я признался ей в любви, а не… — Да, примерно так все и признаются. Заткнись, будь добр. — Ведьмак возвращается с драконьей мазью и щедро обрабатывает повреждённое место. Лютик скулит уже в голос. — Снимешь повязку и начнётся кровотечение, — снисходительно предупреждает Геральт и отходит. — Постарайся поспать. — Уж постараюсь, будь уверен, — слабо отвечает Лютик и мягко добавляет: — Спасибо, Геральт из Ривии. — Болван, — отвечает ему ведьмак и плотно закрывает дверь. *** Каждая из полученных ран и приобретённых с возрастом морщин напоминает лишь о том, что человеческое тело недолговечно. Лютик смотрит в зеркало почти с отчаянием, нет, старость никогда не пугала его до определенного момента, но в конце концов всё когда-нибудь меняется. Меняется, чтобы в определённый час умереть. Ему всегда было интересно, каково это — обрести бессмертие и отдать его за пару монет в вонючей пещере. Геральт на вопросы лишь загадочно молчал и изредка порыкивал на излишнее любопытство барда. Лютику не было обидно, было интересно. Настолько интересно, что он поплелся посмотреть, как ведьмак разрушит гнездо гидры. Зрелище не то чтобы стоило того, а приобретенная рана ещё и зверски болела. К тому же, нет бы, мужественно огрести от проворной гидры, порубленной мечом ведьмака, нет, он огрёб от девушки из другого отряда. По крайней мере, Геральт его пожалел. В своей манере. Йеннифэр объявилась утром, едко поздоровалась и сказала, что старания Геральта всё окупят и Лютику нужно лишь поспать. Но сон не шёл, когда за стенкой раздавались приглушенные голоса и слабые стоны. Чародейка была красива, любима и бессмертна. Прямо как Геральт. Идеальная, ламия их раздери, пара. Лютик же неуловимо старел и посылался ведьмаком пять раз на дню. Что ж, по крайней мере, он написал новую балладу о разбитом сердце бедного слуги, влюблённого в свою госпожу, которой он поклялся служить добровольно. — Клянусь, — шепчет Юлиан и закрывает глаза. *** — Дай угадаю, причину твоей хмурой рожи сегодня, друг мой. Она ушла? — вопрошает Лютик и заглядывает Геральту в глаза без всякой издевки. Тот как обычно угрюм и как обычно готов послать его к дьяволу. Геральт рукой заказывает себе ещё эля. — Мне тоже налейте, — кричит Лютик трактирщику, параллельно подмигивая его симпатичной дочурке. — Куда отправишься дальше? — спрашивает он, отпив из кружки, и кладёт Геральту на плечо руку. Тот тут же её скидывает и мрачно смотрит на барда. — Наши дороги разойдутся. — Ну вот ещё, — смеётся Лютик. — Моей балладе о печальном слуге нужно продолжение. — Геральт смотрит в свою кружку, поджав губы и сделав самую мрачную рожу из своего арсенала. Это заставляет Лютика смеяться сильнее. — Хватит дуться. — Он хватает лютню и начинает запевать вместе с подвыпившими посетителями, оставляя Геральта в долгожданном одиночестве. *** Их пути действительно расходятся через четыре дня, но уже на шестой Лютик просыпается от дикой боли в плече. Рваная рана выглядит отвратительно, но Лютик не может об этом думать, потому что до него слишком быстро доходит её значение. «Если ты любишь, и любовь твоя невзаимна, то раздели с возлюбленным его раны». Геральту нужно бы быть поосторожнее, думается Лютику, а его проклятье звенит в голове всё сильнее. У всех ведьм хреновое чувство юмора, но у той оно было превосходным, потому что сейчас он даже не рядом с Геральтом, он даже его за руку не может взять, чтобы боль облегчить. В голове помимо слов проклятья, пожалуй, только один вопрос, почему же это не случилось раньше? Казалось бы, всё к этому шло. Звёздное небо плывет перед глазами, а на его руках уже несколько ссадин и синяков. Через несколько минут лезвие раздирает кожу на ноге, и последнее, что он видит, прежде чем потерять сознание, — это падающая звезда, и мгновенное желание, рвущее душу на куски. «Геральт». *** Геральтозаменители приходят и уходят, сменяя друг друга бессоными ночами, любопытно спрашивают, откуда у него эти шрамы. Лютик смеется и целует очередную любовницу. Завести любовника ему бы совесть не позволила, а точнее тело, которое просто, он в этом уверен, не примет никого другого. В любом случае, замены его ведьмаку не найти, поэтому в следующую их встречу, которую бард отчаянно искал, выспрашивая у прохожих о Белом волке, он тотчас бросается обниматься, даже зная, что ведьмак никогда не обнимет в ответ. Плевать. Он всё ещё жив. Они оба всё ещё живы. И это, пожалуй, самое странное. Лютик никогда не думал о том, насколько Геральту бывает больно, возможности задуматься не было. Теперь она была, и бард шкурой чувствовал чужую слабость. Что же, ещё Лютик не знал, что физическая боль ничто против душевной, ведь за спиной ведьмака стояла Йеннифэр, бесконечно холодная и далекая. Но только не для мужчины, слабо хлопнувшего его по спине и отстранившегося. По крайней мере, у Геральта хорошее настроение, а значит, он сможет вытерпеть его трёп хотя бы четверть часа. На рассвете он глазами провожает сбежавшую в очередной раз чародейку и хмыкает. Выходит, они выйдут на север вдвоём, но только на следующий день, когда Геральт запьет своё горе отвратным местным элем. Лютик своё вряд ли сможет просто запить. *** Геральт мажет по ним взглядом и отворачивается, чтобы через мгновение повернуться снова. Лютик справляется сам и отталкивает громилу, приставшего к нему, прямо на Геральта. Тот тут же подхватывает пьяного мужика и рычит ему в лицо грозное: «Проблемы?» — Что он хотел? — спрашивает его ведьмак, как только потрепанный Лютик садится за стол. — Задолжал ему денег? Или соблазнил его женушку? — хмыкает Геральт и отпивает из своей кружки. — Провести весёлую ночку, — серьёзно отвечает он и смотрит на блеснувшего взглядом Геральта чересчур внимательно. Он, кажется, может поклясться, что вот это выражение на его лице, — смущение. Жаль упускать такой шанс, так что Лютик продолжает: — У тебя были мужчины? — Взгляд Геральта теперь может и глотку ему перерезать, но Лютику не страшно. Насмотрелся уже. — Да брось, ты явно меня по всем статьям пережил, не стесняйся. — Они были, — неожиданно отвечает Геральт спокойным глубоким голосом. Лютик тут же давится пивом и спешит посмотреть ведьмаку в глаза — чёрные из-за расширившихся зрачков, с издёвкой смотрящие в ответ. — Ещё вопросы? — хмыкает мужчина и отворачивается, чтобы вскоре встать и оставить ошарашенного Лютика одного. *** — И кем он был? — Лютик не бросает попыток удовлетворить своё любопытство. — Или они? Где вы встретились? Или ты снял их за монету? Геральт молча игнорирует Лютика почти целый день и пока ни разу не изменил своей выдержке, как и за три дня пути до этого. — Река, — замечает Геральт и кивает головой, указывая направление. Ведьмак слезает с лошади и ведёт её к водоёму. Лютик спешит следом и падает на колени, чтобы освежить лицо. Геральт смотрит на это нечитаемым взглядом и начинает снимать с себя одежду. — Что это ты делаешь? — спрашивает Лютик справедливо, ведь насколько он помнил, за ведьмаком особой любви к чистоплотности не наблюдалось. Но Геральт уже снял тяжёлый доспех, и Лютик не может заставить себя отвернуться от лоснящейся на солнце кожи, притом что сам он раздеться не может. В жизни он не держал ничего тяжелее лютни, но шрамы успел заработать, благодаря ведьмаку, успевшему оголиться и зайти в воду. — До ближайшего поселения четыре дня пути. Тебе бы тоже не помешало, — замечает Геральт и смотрит на Лютика испытывающе. — Я повременю до деревни, — сипит бард и сматывается от реки подальше, чтобы скрыть мешающее возбуждение. *** После купания ведьмак кажется ещё более мрачным, чем обычно, поэтому Лютик затягивает бессмысленную балладу про подзаборного тролля и старается не смотреть на Геральта вообще. Вот только тёмной ночью он спешит к реке, чтобы вымыться в ледяной воде, ибо любовь к какой-никакой чистоте определённо побеждает некомфортность предоставляемых условий. Лютик чуть не идёт под воду, когда слышит за спиной спокойный голос: — Здесь водятся русалки. Лютик вздрагивает и слышит серебряный смех где-то неподалеку. Геральт звенит мечом и заходит по колено в воду. — Вылазь, принцесса. Обещаю, что не буду смотреть. Лютик, путаясь в ногах, выползает на берег, в последний момент успев почувствовать прикосновение холодной руки к щиколотке. Геральт шипит в воду что-то неразборчивое, а затем смотрит на него своими чёрными омутами. — Ты обещал не смотреть, — сипит Лютик и в порыве смущения прижимает колени к груди. — Я знал, что на тебе проклятье, но не знал, какое. — Геральт тут же забывает о речных нимфах (вероятно, захотевших просто поиграть), подходит ближе и пальцами скользит по рваному шраму на боку, снова поднимает на него взгляд и спрашивает: — Как оно звучит? — Зачем тебе? — Мы найдём Йеннифэр и снимем его. — Нет! — Лютик кричит и крупно вздрагивает. — Я не хочу. — Геральт продолжает молча смотреть ему в глаза, спокойно переживая вспышку паники. Лютику кажется, что он бьётся в лихорадке. — Тебя насильно привязали ко мне, это не нормаль… — Речь Геральта прерывает смех барда. — О, поверь, это не было насилием, — сквозь истерику выдаёт Лютик, смотрит на непонимающее лицо ведьмака и смеётся ещё громче. Геральт быстро приходит в себя и отвешивает Лютику пощёчину. — Нам срочно нужна Йен, — с этими словами мужчина встаёт и уходит обратно в лагерь. Лютик обнимает себя руками и пытается не плакать. Не унижаться ещё больше, чтобы причина страданий ничего не услышала. Он проваливает своё задание слишком быстро. Геральт подкладывает в костёр хворост и молча слушает приглушённые рыдания. Лютик приходит к стоянке через неполный час и выглядит совершенно пустым, настолько разбитым, что ведьмаку на мгновение становится совестно. Вот только он не понимает за что. *** Жалость в фиалковых глазах выносить и вовсе нету сил. Она говорит лишь: — Я понимаю, каково это, любить его. Нет, она не понимает. Лютик равнодушно делает всё, о чём она просит, подставляется под чужие руки, терпя прикосновения женщины, которая может касаться Геральта беспрепятственно. Лучше Йеннифэр для его ведьмака нет никого, это правда. Он пьёт какой-то отвар, не чувствуя вкуса и поддаётся на уговоры поспать слишком быстро. Там, где раньше горел пожар, осталась лишь пустыня. Голова Лютика касается подушки, и вдруг сердце начинает биться где-то в горле. Голос барда останавливает стоящую в дверях чародейку: — Не говори ему, — шепчет в испуге Лютик и хватается за подошедшую к нему Йеннифэр, — не говори, молю. Женщина ласково ведёт по его волосам рукой и улыбается: — Я сохраню твою тайну, Юлиан, обещаю, а теперь спи. — Нужное заклинание срывается с языка быстрее, чем Лютик успевает понять, что на самом деле происходит. Йен чуткими пальцами скользит по чужой щеке и мажет по губам. Этот мальчишка красив, думает она лениво и нежно целует его в лоб. Она оставит его у себя и спровадит Геральта раньше, чем Лютик успеет проснуться. Она оставит его у себя. В этом, похоже, её предназначение, детей нужно направлять на истинный путь. *** — Что с ним? — спрашивает тут же Геральт, и Йен хочется рассмеяться от того, что она видит. Ведьмак действительно беспокоится о своём непутёвом друге. С каждым разом всё сильнее. Женщина хмыкает и подходит к нему. — Ему нужно время, чтобы избавиться от проклятья. — Взгляд Йен задумчиво скользит по грубым чертам мужского лица. — Он останется у меня на какое-то время. Тебе нужно уйти. — Не думаю, — рычит Геральт и встаёт со стула. — Что с ним? Йен закрывает глаза, прося у Лютика прощения, и выдыхает еле слышно: — Любовь. Геральт резко разворачивается и смотрит на невозмутимую Йеннифэр ошарашенно. — Оставь его, Геральт. Я о нём позабочусь. Она провожает его на рассвете, подарив на прощание один лишний поцелуй взамен того, что украла у спящего Лютика. *** Сбежать от ведьмы, которая ни за что не хочет этого допустить, совсем непросто. Невозможно, поправляет его Йен и закрывает дверь на ключ. — Проклятие ты должен снять сам. Должен… переболеть. — У тебя что-то не получилось, — шипит Лютик. Он вообще-то часто ей огрызается и перечит, иногда Йен это позволяет, а когда и наказывает. Например, украденный из погреба эль точно не мог стать мочой сам по себе. Йен, кстати, сказала, что не видит в напитках разницы, и посоветовала лучше питаться. В тот день еда стала пересоленной до невозможности. Кроме этого, чародейка проводит краткий экскурс в историю магии и смеётся над его открытым ртом до невозможного заразительно. Настолько, что Лютик смеётся тоже. — Возможно, об этом я и мечтала. Быть кем-то, кто научит без… — Йен запинается, и Лютик давит в себе болезненное любопытство. В иной день она может сказать, что он красивый, и одобряюще провести по спине рукой. Лютик на это хмыкает и говорит, что знает это всё и без неё, напоминая себе, что в его постели побывало множество женщин. И парочка мужчин. В целом, Йен забивает его голову кучей информации и роняет загадочные слова о том, что эльфийская магия ещё должна проявить себя. Их быт можно назвать довольно-таки неплохим. Для тех, кто любит одного человека. Впрочем, он не человек, в отличие от Лютика. Зато Лютик может посвятить Йеннифэр сотни баллад, восхваляющих красоту её глаз, нежность рук и гибкость тела. Настолько бесконечно красивая и далёкая, думает Лютик и уходит к себе в комнату, привычно попрощавшись с читавшей в кресле женщиной. Она отпускает его через четыре месяца. — Он совсем близко, — говорит задумчиво Йен, смотря на горизонт. — Передай ему кое-что, — хмыкает она и тянется к губам Лютика. — Хорошо, — шепчет тот и выходит в путь, сжимая в руке лютню. Но он не может уйти, нет, думает Лютик отчаянно и поворачивает обратно, но не находит и следа её дома. Он прижимает руку к губам и вспоминает слова Йен о том, что иногда достаточно просто предложить человеку его поцеловать. И что она готова поделиться. *** Лютик действительно находит Геральта в соседней деревне, в первом попавшемся трактире. Они молча пьют крепкий эль, не чета тому, что он пил в доме Йен, а потом поднимаются в оплаченную ведьмаком комнату. Геральт смотрит на барда волком, когда тот решается наконец разрушить давящую на них тишину. — Она просила передать тебе… кое-что, — говорит Лютик как можно твёрже, быстро сокращает между ними расстояние и целует зазевавшегося ведьмака. — У Йен своеобразный способ избавления от проклятий, — хмыкает Геральт, отстранившись ровно на три сантиметра, но он не даёт Лютику и слова вставить, а целует уже с большим напором, впивается губами в чужие, языком заставляет его открыть рот, тут же беря на себе роль лидера. Кто бы сомневался, думает Лютик и тянется руками к крепкой шее, потому что ноги уже дрожат, а сердце бьётся где-то в горле. И воздуха, воздуха не хватает. Лютику отчего-то плевать, что будет дальше. Этому его, пожалуй, и научила всезнающая Йен. Он знает, что красив и чувствует, что Геральт действительно его хочет, и на данном этапе жизни это всё, что ему нужно, если только… Лютик отрывается от чужих губ, которые тут же переключаются на его шею и открытые ключицы. — Геральт, — выстанывает Лютик и непослушными пальцами тянет седые пряди, — подожди, ответь мне, Геральт. — Мужчина поднимает на него янтарные глаза и вздёргивает брови. — Ты…боги, ты… — Люблю тебя? — рычит Геральт и тянется к его уху, чтобы тут же прикусить, а поцелуями упасть всё ниже. — Скажи хотя бы, что я тебе нравлюсь, если… — Геральт затыкает его поцелуем. — Ты не можешь молчать даже в постели, верно? — Я… — Я не знаю, Лютик, — шепчет вдруг ведьмак уж чересчур нежно и накрывает его губы своими в очередной бесконечный раз. Йен сказала, что всему нужно время. И что иногда, если хочешь чего-то, нужно только попросить. Видят боги, что Геральт хочет этого мальчишку слишком долго и слишком давно. Он пальцами ведёт по своим же шрамам и тут же взглядом залипает на бархатной коже. Возможно, тоже заслуга Йен, или же предков Лютика, которые смешали людскую кровь с эльфийской, незадолго до рождения ведьмака. В любом случае, этой крови хватит, чтобы Лютик когда-нибудь услышал заветные слова от того, чьи шрамы не сойдут с его кожи до самой смерти.