На краю небес

Музыка на улицах. Пачанга вокруг. Пение везде. Перс отворачивается в сторону и крутит в пальцах толстую сигару. На ощупь: твердая и гладкая. Огонь тлеет и он затягивает чуть дыма в рот. Тепло. Жарко. Горячо. Он не слишком любит сигары (по душе ему кальян), но когда ему еще выпадет возможность попробовать их? На столике возле в бокале янтарный ром. Ви в центре зала. Она горяча и весела. Персу сложно понят это веселье, танцы кажутся ему чем-то раскрепощенным и интимным. Чуть подвыпивший русский пытается рассказывать какие-то байки, но заплетающийся язык — враг его. Лезет к телефону, поставленному так, чтобы китаец по ту сторону экрана (очередная странная затея русского) видел все, что происходит у plaza de la Revolución. Или где же они? Перс не может похвастаться прекрасной памятью: чем дольше такие, как он живут, тем больше воспоминаний теряются в песках. Сегодняшний день ярок, как и всегда случается, когда они приезжают к кубинке. Случается это не часто, но восхитительно и грандиозно. Его уже клонит в сон. Он хочет предложить Кубе пойти в уютную su la casa, но, глядя на неуверенно мнущего край своего какого-то квадратного пиджака корейца, он все же ждет. Хочется узнать продолжение. Русский все же опрокинул телефон в пепельницу, что держала экран в относительном равновесии. Китай бурчит что-то, изредка покашливая (все же не зря устроил себе карантин) в гарнитуру. Его голос приумножается в стекле, и кореец оборачивается. Куба возращается от бара, в руках неся бокал мохито. Настоящего. Её пышная, волнистая красная юбка мелькает среди гибких горячих тел. Скоро она подойдет. Скоро «драма» должна разрешиться. Но по юноше было видно, что он и будет также сидеть, теребя стоячий ворот пиджака задыхаясь то ли от жара, то ли алкоголя, то ли тропического вечера, то ли ревности, когда какой-нибудь брутальный hombre будет что-то говорить девушке на этом языке страсти. Куба будет рдеться и хихикать, прикрывая губы изящной ладошкой. — Пригласи её на танец, — перс смаковал запах табака и демонстративно смотрел вдаль, на старинную крепость, на статую святого, на бесконечное черное море, будто говорил это сам себе. Кореец встрепенулся. — Пока наш друг, понимающий трепет женских сердец занят тем, что оттирает камеру от пепла и несёт какой-то бред своему ненаглядному, кто-то ведь должен сменить его в столь ответственном деле? — Я не умею танцевать. Перс приподнял бровь. — Едва ли это столь важно. Между вами есть искра, но пока ты сидишь здесь её может завлечь иное. Куба, смеясь, присела на плетенный стул перед Ираном. Тот фыркнул. Куба не задумываясь кинула. — Perdona! — У цветка нет спины, дорогая, — когда они только начали общаться перс долго не мог привыкнуть к их странным обычаям, но Ви и Куба в ответ на его вопрошающие возгласы, лишь жали плечами и говорили, что его привычки ни разу не менее странные. — Позади цветка сидит соловей! — девушка улыбаясь, прищурилась. За проведенное вместе время они привыкли, чужие тараканы не вызывают боле того удивления и возмущения. Кореец залпом осушил бокал, поморщился от жара в глотке, встал. Девушка что-то крикнула Венесуэле, не заметив как к ней подошел он. — Куба… Может пойдем потанцуем, ну, то есть… Ты не могла бы меня научить? Ну танцевать… Перс усмехнулся. На деловых встречах старается выглядеть непоколебимой скалой, давящей силой, опасностью и аурой злого гения (что на самом деле вызывало лишь смех), а сейчас мнется, будто юнец. Впрочем, если так посмотреть, то он и есть еще совсем юнец. «Ах, молодость, мне бы ваши годы» — иранец думал, глядя, как девушка завела его в толпу. Она извивалась, выгибалась. Юбка шелестела, смуглая кожа блестела от пота, кудрявые волосы растрепались. Она пылала страстью и юностью. Она была похожа на пуму. Парень же робко двигал руками, стараясь попадать в такт маракасам. Краем глаза он заметил, как русский с бесконечной нежностью поцеловал экран. Где-то в другом полушарии, уже в завтрешнем дне, хихикал один китаец, сидящий на кухне под карантином. Хихикал и, сверкая прищуренными глазами, с такой же нежностью желал спокойной ночи. Море было такое бесконечно-тихое и бескрайнее. С крыши отеля его было видно прекрасно. Оно разливалось от края до края. Горизонт исчез — море слилось с темным небом. Казалось, другого мира больше нет, только этот небольшой остров Свободы на краю моря… Ви неодобрительно качала головой, когда увидела русского уснувшего за столом, положив руку под голову. Она позвала Кубу, но та лишь сказала, что её ждать не стоит. — Идите домой! Мы позже придем! Ви закатила глаза на слова наглой девчонки и помогала полусонному русскому встать. Иран подошел сбоку и встряхнул его. На минут десять сон удалось прогнать, значит время дойти до дома кубинки у них есть... Музыка сливалась с морем и селилась в сердцах людей на этом острове, на краю небес.