***
Спустя пару дней и убитых монстров они продолжают путь и снова ночуют, в этот раз на открытой поляне. Лютик снова тих, лишь перебирает струны лютни, смотрит на Геральта, в очередной раз замечает то как он красив, все черты лица вместе выглядели, как что-то магически притягательное, на что хотелось смотреть снова и снова, от чего мурашки поднимались по всему телу. Но когда ведьмак поворачивается к нему лицом, бард делает хитрый взгляд и притворяется, что вот-вот начнет играть в полную силу, а то и хуже — петь, на что Геральт закатывает глаза, усмехаясь, Лютик улыбается ему шире. Улыбка эта не сходит, даже когда Геральт отворачивается, Лютик понимает, что буквально горит изнутри от мысли о том, что он причина этой усмешки и безумно гордится тем, что Геральт так открыт с ним. А играть он всё-таки начинает. И петь тоже. Счастье не держится внутри, просится наружу. Лютик думает о том, что должен написать об этом вечере балладу. Ему хватит мастерства, чтобы никто не понял, про что она, а он будет чувствовать такое же счастье каждый раз. Как было и с многими другими балладами. Геральт совершенно не возражает нарушению тишины, это гораздо приятнее, чем если бы Лютик ворочался всю ночь и всячески мешал спать, а то и что похуже… Не смотря ни на что Геральту не хотел что бы это повторялось. Как не хотел что бы Лютика угробил кто-то или что-то, от чего его частенько приходилось выручать. А в награду что? Лишь баллады и довесок в виде их исполнителя — так себе плата.***
Когда Геральт возвращается, Лютик сидит за столом в таверне, где они сняли комнаты, настраивает лютню. Люди вокруг несмотря на поздний час достаточно оживленные, значит, бард закончил не так давно. И никому нет дела до ведьмака. — О, Геральт! — восклицает Лютик подскакивая с места и подбегая навстречу. — Как всё прошло? Кто это всё-таки был? Хотя нет, молчи, угадаю сам. Судя по болотной тине, это оказалась кикимора, я угадал? Геральт кивает в ответ, а бард продолжает болтать, кажется, сетует о том, что подробностей, как обычно, не допросишься, ведьмак слушает вполуха. Он рад видеть его в хорошем настроении, да и сам находится не в самом ужасном, поэтому отвечает на некоторые вопросы, в своей манере, но Лютику и этого достаточно, так что, пусть побудет радостным, как можно дольше. Кажется, так друзья и поступают?***
Лютик счастлив и очень дорожит общением с Геральтом. Но так же не может скрывать от самого себя влюбленность, с ней он смирился и не предпринимает никаких действий, ему нравится быть рядом и участвовать во всех приключениях, пусть и не всегда Геральт разрешал идти с ним. Лютик даже был рад, потому что это было проявлением заботы, а значит он совершенно точно не был пустым местом. Для него это значило многое, если не всё и он был рад к этому привыкнуть, лишь Йеннифер выбивала его из равновесия, напоминая о том, какой он жалкий. В такие моменты совсем отчаяться не давало присутствие Геральта, одним своим видом он внушал доверие (наверное, лишь одному Лютику во всем мире), от чего становилось спокойнее. Впоследствии встречи с магичкой аукались кошмарами, в которых Лютик оставался один, даже без лютни, творилось что-то странное, он совершенно не понимал и пугался ещё больше, а на утро просыпался с влажными от слёз глазами. На самом деле они виделись не так часто, чтобы быть уверенным в этой закономерности, но Лютик был готов приписать ей все беды на свете.***
Однажды, Геральт всё-таки спрашивает. Это происходит за кружками эля, в таверне. Лютик уговорил остаться подольше, отдохнуть, да и он так удачно понравился местным, что платили ему щедро. В отличие от самого ведьмака, к нему относились с некой опаской, но всё же уважительно, поэтому он особо не стал возражать. В последний вечер перед отъездом Лютик снова помрачнел, хотя буквально несколько минут назад звонко распевал свои баллады и улыбался всем, а особенно широко симпатичным девушкам. — Что с тобой? Бард, рассматривающий дно кружки — уже захмелевший, но по-прежнему грустный — вскидывает голову, задумывается, хмурится прежде чем ответить. — Перебрал, наверное, — отвечает он, отвернувшись от Геральта обратно. — Нет, не сейчас. С тобой давно что-то не так, — Геральт надеется, что причина в том, что ему надоело и он хочет другой жизни, может он встретил кого-то, очередную любовь, теперь тоскует по ней. Обычно такое длилось не дольше дня, но, может, теперь всё серьёзнее. Лютик улыбается, ему приятно, что у него настолько внимательный друг, но выходит это грустно, потому что он не может сказать причину, а врать не хочет, потому молчит. — Давай на трезвую голову, я ужасно устал за сегодня, — он и не соврал даже, просто ушёл от ответа. Потянулся, похлопал Геральта по плечу и отправился на второй этаж. Ведьмак лишь усмехнулся, опустив взгляд покачал головой. Он ведь, действительно потом напомнит.***
Каждый из них прекрасно знает, каково это быть изгоем, пусть и по-своему. Но они смогли сделать друг друга лучше, благодаря барду Геральта не так боялись, о Мяснике из Блавикена вспоминали всё реже, а Лютика хотели слушать, благодаря историям о героических подвигах. Каждому хотелось быть признанным, даже ведьмаку, который зачастую это отрицал. Знать, что ты не пустое место и уж точно не ужасный монстр, приятно будет каждому. Геральт был благодарен***
Они сидят на поваленном дереве возле костра, совсем близко друг к другу, плечом к плечу. Лютик оправдывает это тем, что стало довольно холодно, но одновременно с этим признается себе, что хочет быть ближе. От себя он давно ничего не скрывает, сразу признает все ошибки, так оказалось проще. Поэтому признался себе сразу же, что любит Геральта, так и сказал себе в голове: «Я люблю Геральта из Ривии». Принял это для себя, без излишних мук. Ну как сказать, почти. Иногда приходило в голову всякое «а что если», «а вдруг». Как оказалось, ведьмак это заметил и даже озаботился тем, что с ним. По правде, это очень трогало и делало барда вновь счастливым, но рассказать он боялся, с ним такое впервые, прежде чем принять чувства Лютик был растерян и напуган. Глупо рисковать столь близкой дружбой ради своих прихотей. Он трёт глаза слишком долго, до цветных пятен — всё тело требовало отдыха, а разум нет. Лютик чувствовал себя странно снова, притих и впал в прострацию, бездумно перебирая струны лютни. До тех пор, пока чужая рука не легла на плечо. Бард поднял взгляд, сталкиваясь с взглядом янтарных глаз, кивком спросил «что». — С тобой что-то случилось? Лютик делает вид, что не понимает и сдерживает улыбку — Геральт, вытягивающий на разговоры по душам, нечто фантастическое. — Нет, всё в порядке, друг мой, тебе не о чем беспокоиться, — задорно лопочет бард, отворачиваясь в любую другую сторону, лишь бы не видеть этих глаз, иначе он разболтает всё. Они сидят какое-то время молча, даже лютня замолкает, лишь стрекотание кузнечиков доносится со всех сторон. Ночь сегодня определенно хорошая, лес красив в лунном свете, а звёзды ярко мерцают на небе, только Лютик не смотрит по сторонам, всё его внимание сосредоточено на ведьмаке, рядом с ним не думать о котором стало совершенно невозможно. Они снова поворачиваются друг к другу, в этот раз одновременно, смотрят в глаза, каждый думает о чем-то, Лютик даже приоткрывает рот, чтобы сказать, но тут же закрывает. Под чужим взглядом, чувства, что, казалось, успокоились, вновь оживились и жгли грудь изнутри огнем. Бард поддается порыву, лёгким касанием заправляет Геральту прядь за ухо, после чего ведьмак наклоняется и целует его. Время будто замедляется в сотни раз, до Лютика не сразу доходит осознание чужих губ на своих, впервые в жизни это ощущается так необычно. Снизу вверх к самому сердцу пробирается приятное щекочущее чувство. За пару секунд, что длился поцелуй, изменилась вся жизнь Лютика, по крайней мере, он так считал. Вот уже второй раз, а виной тому один и тот же ведьмак. Бард улыбался широко и наконец-то искренне, а Геральт надеялся, что так будет и впредь.