we'll hold onto each other (even if our hands are tied)

Fleurie — Hurts Like Hell

Чонгук стоит у общежития, прислонившись спиной к кирпичной стене. На улице давно стемнело, и фонари разливают лужицы желтого света по широкому тротуару, ведущему к зданию. Чонгук знает, что комендантский час давно наступил, как знает и то, что Тэхена в общежитии нет, потому что они с друзьями отмечают закрытие сессии. Еще он знает, что забираться внутрь по возвращении они будут через окно, со стороны которого он и стоит. Иногда его пугает то, насколько хорошо он знает Тэхена. Он подносит ко рту зажженную сигарету, глубоко затягиваясь и выпуская дым в ночное летнее небо. Воздух свежий и чистый, дышится так легко. Дышалось бы, если бы не причина, по которой он сюда пришел. Его пальцы подрагивают, и он усмехается, зарываясь ими в волосы. Они уже грязные — сегодня утром он не озаботился тем, чтобы их помыть. На нем потная после тренировки футболка и замызганные шорты, которые он обычно носит, когда помогает отцу с машиной. Он надеется что? Вызвать у Тэхена отвращение? Увидеть его скривишееся лицо, чтобы потом использовать это как козырь? Это же бред. Тэхен видел его настолько пьяным, что он буквально не мог сказать слово из двух слогов, не перепутав их; он стирал блевотину с его лица, с пола и даже со стен, после того, как Чонгук на спор сожрал три просроченных буррито, а потом двое суток обнимался с унитазом; он был рядом, когда Чонгук три недели лежал с какой-то тяжелой формой ветрянки, немытый, вонючий и покрытый гнойниками. Тэхен видел его без одежды, видел его в такой странной одежде, какую даже Эзра Миллер на себя не напялит, он видел его в женских чулках (они планировали ролевую, но у Тэхена упал, когда он начал смеяться в ту же секунду, как Чонгук вышел из ванной со сконфуженным выражением лица, не уверенный, что правильно их натянул). Тэхен видел его в худших состояниях и каждый раз, каждый чертов раз смотрел на него так, словно красивее никого не существует. Чонгук точно знает, потому что сам смотрит на него так же. Тэхен мог бы быть с кем угодно. Любой в кампусе согласился бы — даже преподы, Чонгук уверен. Тэхен обаятельный, веселый и добрый, он красивый, и у него есть способность не давать людям чувствовать себя неловко. Он может разговорить каждого, может каждого в себя влюбить. Вот только он выбрал Чонгука. До сих пор выбирает его. И Чонгук не может поверить, что собирается… Он запрокидывает голову, больно ударяясь затылком о кирпичную кладку, и улыбается так широко, что сводит скулы. Чтобы не заплакать. В конце улицы слышатся голоса, смех, веселые пьяные перебранки, и фонари выхватывают из темноты пять силуэтов, бредущих в сторону общежития. Чонгук затягивается в последний раз, щелчком избавляясь от сигареты, и стискивает зубы до боли, как будто готовясь к прыжку. Силуэты приближаются, становясь четче, пока не превращаются в пятерых подвыпивших парней. Один из них останавливается, заметив Чонгука у стены, а потом ускоряется, обгоняя своих товарищей. — Ангел! — его голос звенит от радости, словно он не может поверить, что этот день стал еще лучше. — Ты здесь! Он приближается к нему, наваливаясь на него всем телом и мгновенно находя губами его губы. Чонгук сводит брови к переносице, впиваясь пальцами в футболку Тэхена. — Эй, Дон Жуан! — смеется один из его друзей, толкая Тэхена в плечо. — Мы тебя не ждем. Тэхен только отмахивается, обхватывая щеки Чонгука ладонями и углубляя поцелуй. Он улыбается, Чонгук чувствует. Он позволяет ему. Позволяет его рукам спуститься вниз, пальцам — забраться под футболку, позволяет губам скользнуть по острой линии челюсти и вдоль по чуть вспотевшей шее. — Мой ангел, — бормочет Тэхен, утыкаясь носом куда-то ему за ухо и шумно выдыхая. — Я так соскучился. Чонгук молчит, только крепче жмется к Тэхену. От него пахнет пивом, улицей и жареным мясом, пахнет остатками парфюма, потом и совсем немного — самим Тэхеном. Этот запах острее всего чувствуется ранним утром, когда Тэхен еще спит, Чонгук любит просыпаться раньше и дышать им, словно зависимый. Сложно описать этот запах. Он теплый — как солнечные зайчики, скользящие по стенам, как яркое небо или летний ветер. Он родной — как возвращение домой. Неважно, где, Чонгук чувствует себя дома, если Тэхен рядом. Ему будет не хватать этого чувства. Ему многого будет не хватать. От этого свербит в носу и щекотка застревает в горле — ее хочется высвободить, выплакать, но он не может позволить себе расплакаться так рано. Они не виделись почти две недели — невыносимо долгий срок для тех, кто почти каждую секунду проводит вместе. Чонгук уезжал в Сеул на собеседование, а Тэхен был занят с экзаменами. Вообще-то, они договаривались встретиться завтра, но Чонгук знает, — он бы не смог сказать это все трезвому, уставшему и мягкому утреннему Тэхену. Он выбирает выпившего, прилипчивого и шумного. Кажется, такому легче пережить что угодно. — Нам нужно поговорить, — бормочет Чонгук в перерывах между поцелуями, не делая, впрочем, ни единой попытки отстранить Тэхена от себя. — Точно, — шепчет Тэхен, снова и снова целуя его губы. — Точно, как… как все прошло? — Тэхен, — стонет Чонгук, когда старший больно кусает его шею, тут же зализывая укус. — Это важно… — Я знаю, просто… — Тэхен упирается лбом в его плечо, жадно скользя горячими ладонями по его голой талии под футболкой. — Боже, как же я скучал. Ты не облегчаешь мне задачу, думает Чонгук, зарываясь пальцами в его волосы и мягко их поглаживая. — Где будем говорить? — невнятно бормочет Тэхен, поворачивая голову и утыкаясь губами в чувствительную кожу его шеи. — Здесь? Поднимемся в комнату? — Нет! — резко отвечает Чонгук, отталкивая Тэхена от себя. Старший недоуменно моргает, вглядываясь в его лицо, и Чонгук шумно сглатывает, отводя взгляд. Тэхен трезвее, чем хочет казаться. — Мне нужно будет уйти. Поговорим здесь. Тэхен кивает, пытаясь снова его обнять, но Чонгук делает шаг назад. — Послушай, — он облизывает пересохшие вмиг губы и набирает в грудь побольше воздуха, прежде чем встретить испытующий взгляд Тэхена. Он готовился. Он подбирал слова, подбирал выражения лица, даже тон голоса подбирал. Это все забылось в тот момент, как Тэхен коснулся его губ своими. — Все прошло хорошо. Я подписал контракт на пять лет. Они сказали, что у меня большое будущее. Тэхен моргает, осмысливая информацию, а потом широко улыбается, и все его лицо сразу освещается. Он словно становится младше, становится ребенком. Только Тэхен, думается Чонгуку, только его Тэхен может радоваться чужим успехам так, будто они его собственные. Чонгук знает, что он больше никогда не встретит никого, похожего на Тэхена. — Ангел, — восторженно выдыхает он, протягивая к нему руки, и Чонгук делает еще один шаг назад. Его лицо становится безучастным, глаза стекленеют. Он хорош в этом. Он ведь подписал контракт на пять лет. У него большое будущее. Тэхен склоняет голову набок, улыбка становится натянутой. — Ангел? — Мы расстаемся, Тэхен, — медленно, будто растягивая экзекуцию, произносит он, всматриваясь в старшего. Тэхен моргает, отшатываясь от него. Свет фонаря не достает досюда, но даже так Чонгук видит все: каждую эмоцию, мелькающую на его лице, неверящий изгиб губ, мгновенно залегшие тени под глазами. — Повтори, — тихо просит он, бегая взглядом по его лицу, словно пытаясь найти подтверждение прозвучавшим мгновение назад словам. Это звучит глупо. Он только что позволял Тэхену целовать себя. — Нам нужно расстаться, — не моргнув и глазом, говорит Чонгук. Его голос не дрожит, ни один мускул на его лице не дрогнет, и только пальцы дрожат так сильно, что ему приходится сжать их в кулаки. — Могу я узнать, — сипит Тэхен, все так же не отводя от него взгляда, — почему? Чонгук чувствует себя ужасно. Он чувствует себя отвратительно, ему больно настолько, что все внутри разваливается, как будто его сердце засунули в миксер и нажали кнопку. Тэхен кажется растерянным, непонимающим, и Чонгук знает, что через несколько часов эта растерянность превратится в боль. Тэхен будет злиться, кричать, он будет много пить и не позволит себе плакать — Чонгук знает, потому что столько лет он был тем, кто помогал Тэхену, когда ему было больно. Впервые он тот, кто причиняет ему боль. Он надеется, что его друзья будут рядом. Что они будут держать его, когда Тэхен будет бросаться с кулаками на каждого, чтобы выместить злость. Что они заставят его заплакать, чтобы ему стало легче. Что они не дадут пить ему больше двух бутылок соджу за раз, потому что он плохо переносит алкоголь. Чонгук знает, что Тэхен плохо переносит алкоголь. Он не знает, как Тэхен перенесет разбитое сердце. — Потому что у меня начинается новая жизнь, — ровно отвечает Чонгук. — И тебе нет в ней места. — Это ложь, — Тэхен смеется, но его глаза блестят от застывших слез. — Ты же лжешь, Чонгук! Все это время я поддерживал тебя и… ты не можешь все так закончить… я готов сделать что угодно… — Не нужно ничего делать, — обрывает его Чонгук, и Тэхен вскидывает на него неверящие глаза. — Ничего не нужно. Завтра я уезжаю в Сеул навсегда, Тэхен. Это последний раз, когда мы видимся. Тэхену больно — он видит это в его поникших плечах, в его распахнутых глазах, в его дрожащих пальцах. Тэхену больно, и он понятия не имеет, насколько больно самому Чонгуку. — Мы ведь целовались всего минуту назад, и все было хорошо… Чонгук неопределенно ведет плечом и хмыкает. — Хотел дать тебе возможность попрощаться, — говорит он. Хотел в последний раз почувствовать твои прикосновения, не говорит он. — Зачем ты так, — выдыхает Тэхен, делая шаг назад и спотыкаясь. Чонгук давит в себе порыв его поддержать. — Нельзя иметь все, Тэхен, — равнодушно отвечает он. — Всегда приходится выбирать. Я свой выбор сделал. — И ты выбрал не меня, — подводит итог Тэхен, а потом вдруг начинает смеяться. Он смеется, когда Чонгук скомканно прощается с ним, разворачиваясь на пятках и устремляясь вниз по дороге, дальше от общежития. Он смеется и смеется, до тех пор, пока смех не превращается в сухие рыдания, и он оседает на землю, обхватывая голову руками, и ему больно настолько, что хочется кричать. Чонгук срывается на бег, стирая льющиеся по щекам слезы. И ему больно настолько, что хочется кричать.

Harry Styles — Falling

— Оппа, я подумала, может, мы сходим в этот новый итальянский ресторан? — девушка заглядывает в лицо Чонгука и умоляюще округляет глаза. — Пойдем? Чонгук пытается ее обойти, но она преграждает ему дорогу, явно понятия не имеющая о том, что такое «личное пространство». Ему очень нужно личное пространство. Он стал безумно ценить его с тех пор, как начал свою карьеру. — Я не думаю, что это хорошая идея, — натянуто улыбается Чонгук, незаметно вдыхая поглубже, чтобы успокоиться. Он бросает попытки обойти препятствие, останавливаясь и глядя девушке в глаза. — Я не люблю итальянскую кухню. — Мы можем сходить в японский ресторан! — не сдается она, и Чонгук стискивает зубы. — И я не хожу на свидания, — цедит он. — Извини и дай мне пройти, пожалуйста, я опаздываю. Девушка обиженно поджимает губы и отступает, и Чонгук торопливо ее обходит, устремляясь вперед по коридору к ждущему его у двери менеджеру. Они выходят на улицу, и Чонгук натягивает на лицо улыбку, приветственно махая рукой столпившимся снаружи фанатам. Охрана встает с двух сторон от него, и они быстро идут к черной тонированной машине. Только скрывшись за тяжелыми дверями, Чонгук позволяет себе выдохнуть, растекается по мягкому кожаному сиденью, прикрывая глаза. Ханыль что-то печатает в телефоне, и под мерное щелканье его ногтей по экрану Чонгук почти засыпает. Но провалиться в страну снов менеджер ему, конечно, не дает. — Не понимаю, почему ты ей отказал, — бормочет он, и Чонгуку требуется несколько минут, чтобы понять, что он обращается к нему. — Что? — Ты же ни с кем не встречался, Гук, — продолжает он, и его голос подрагивает от сдерживаемого любопытства. — Я думал, что ты осторожничаешь из-за контракта, но у тебя уже новый контракт, который разрешает отношения. Скажи, ты хоть спал с кем-нибудь? Чонгук раздраженно вздыхает, приоткрывая один глаз и осуждающе глядя на мужчину. — Тебя волнует, девственник ли я? — скептически спрашивает он. — Нет. Теперь отстань. — Ну расскажи мне, — хнычет Ханыль. — Почему ты всем отказываешь? Я уверен, что ты даже на ночь ни с кем не соглашался. Чонгук упорно молчит, притворяясь трупом и надеясь, что Ханыль отстанет. Он не любит об этом говорить. Не хочет. Конечно, за пять лет он встречал тех, кто ему нравился, но ни разу симпатия не была настолько сильной, чтобы пытаться ее развить. Ему это не нужно. — Может, ты импотент? Ты скажи, я не буду осуждать. Или, может, — Ханыль хихикает, — у тебя крошечный член? Это было бы иронично — секс-символ страны с крошечным членом! — Я тебя уволю, — обещает Чонгук, не открывая глаз. — Не уволишь, — фыркает Ханыль. — Лучше меня никого нет, и ты это знаешь. К сожалению, это была правда. Ханыль удивительно раздражающий, но работу свою выполняет хорошо, и мало кто сможет с ним сравниться. Однако это не отменяет того факта, что Чонгук порой хочет вырвать ему язык. Лучше Ханыля может быть только молчащий Ханыль. — Скажи, какой у тебя тип, — напирает он. — Любишь большую грудь? Или, может, ты больше по худеньким? Европейская внешность? Кого ты предпочитаешь? Я могу найти тебе кого угодно. — Я предпочитаю, чтобы ты не донимал меня перед съемками, — ворчит Чонгук. — Расскажи лучше, что там за таинственный фотограф будет. Ханыль быстро проглатывает наживку и переключается на другую тему, заставляя Чонгука облегченно выдохнуть и снова прикрыть глаза. — Парижский фотограф, снимал для самых крупных глянцев, — голос Ханыля звенит от гордости, будто его лично позвали сниматься. — Его стиль ни на кого не похож, точно тебе говорю. Но моделей он держит в узде. Ты у него не забалуешь, Гук. — Это мы еще посмотрим, — хмыкает он просто из вредности. Он не ведет себя как сука с фотографами. — Серьезно, Чонгук, — строже говорит Ханыль. — Это не Ви предложил нам съемку. Мы буквально умоляли его приехать. Так что работаем полностью на его условиях. Веди себя приемлемо. — Ви? — усмехается Чонгук, и имя отдается глухой болью где-то внутри. — Настоящее имя у вестника вендетты есть? — Наверное, — пожимает плечами Ханыль. — Только его никто не знает. Чонгук качает головой. Ну что за бред. Они едут около часа — пробки обычно раздражают Чонгука, но в этот раз он даже благодарен. Он не спал всю ночь, его мучило какое-то нехорошее предчувствие, и это ему совсем не нравится, потому что его предчувствия имеют особенность оправдываться. Он заранее относится предвзято к этому фотографу — ну надо же, из Парижа, на вог работал, черт, Чонгуку плевать. Он не любит людей с псевдонимами. Не любит людей, которые заставляют остальных лизать свои задницы. Не любит людей. Они приезжают к нужному месту — это огромное поле, засеянное пшеницей, за городом. Чонгука ведут к трейлеру, переодевают в свободную белую рубашку и узкие коричневые джинсы, красят, укладывают. Все это время он бездумно пялится на себя в зеркало, пытаясь настроиться на съемку. Тема фотосессии — свобода, но Чонгук с ней не знаком. Он не знает, как сможет это сыграть. Он просто хочет спать. — Чонгук, выходи! — кричит Ханыль. — Ви уже ждет тебя на месте! Чонгук вздыхает, поднимаясь с удобного кресла и улыбаясь стилисту. Все фотографы, с которыми он работал, говорили, что камера его любит. Ему не нужно даже стараться, чтобы выходить на снимках идеальным. Так что ему не о чем волноваться. Все пройдет хорошо. К концу съемок этот Ви сам будет умолять сделать с ним еще хотя бы несколько работ. И Чонгук еще подумает, прежде чем соглашаться. Ханыль указывает ему направление, и Чонгук сам идет по узкой тропинке между шуршащей пшеницей туда, где маячит фигура фотографа. У этого парня есть одно главное условие — они с моделью должны быть наедине. По его словам, это помогает моделям раскрепоститься. Чонгуку, честно, плевать, будут на него смотреть глаза одного человека или десятерых. Он чувствует себя на прицеле в любом случае. Будет чувствовать всегда. — Господин… Ви? — неуверенно зовет он, приближаясь. Черт, звучит это все равно глупо. — Я Чон Чонгук. Думаю, вы уже знаете. Сегодня мы будем работать… вместе… Фотограф оборачивается, и последнее слово Чонгук выдыхает на грани слышимости. Его сердце будто сжимается до размеров молекулы в груди и начинает болеть так сильно, что он на автомате поднимает руку, чтобы проверить, не идет ли кровь. Слова застревают в горле, превращаются в кашицу, и он пошатывается, пытаясь вдохнуть, но воздуха вдруг резко не хватает, словно его засунули в вакуум. Он открывает рот, как рыба, не зная, что сделать, что произнести. Перед ним стоит Тэхен. Он был красивым всегда, но сейчас слово «красивый» не передает всей роскоши его внешности. Он расслаблен, черная рубашка свободно висит на широких плечах, четкие алые губы чуть поджаты. Он вернулся к естественному цвету волос, они отросли и немного кудрявятся на концах — он убрал их со лба красной банданой. Длинные аккуратные пальцы сжимают тяжелую камеру так, словно она ничего не весит, золотистая кожа будто светится на солнце. Его лицо абсолютно ничего не выражает. Чонгуку кажется, что мир расходится под его ногами, а Тэхен ведет себя так, будто ему все равно. Так, словно он даже не узнал Чонгука. — Чон Чонгук? — переспрашивает Тэхен, и Чонгук невольно вздрагивает, обнимая себя за плечи и огромными глазами глядя на него. Его голос стал еще ниже. Чонгук не думал, что такое возможно. — Нет, я не знал. Мне не сообщали имя модели. Мы можем приступить к работе. Чонгук открывает рот, и его горло сжимается. — Тэхен… — выдыхает он. Плечи Тэхена напрягаются, и он поднимает голову от камеры, холодно глядя на Чонгука. Ветер треплет его волосы, забирается под рубашку, и слезы застывают на его щеках. — Для вас я Ви, — твердо произносит он. — Давайте начнем. У меня нет времени размениваться на слова. Чонгук торопливо стирает слезы с щек, становясь перед камерой. Он кажется потерянным, все чувства растрепаны. Он смотрит не в объектив, а на Тэхена и не может отвести взгляд. Тэхен явно раздражается, потому что работа не идет. — Возьмите себя в руки, — цедит он. — О вас отзывались как об идеальной модели. Так покажите мне это. Я не могу, хочется закричать Чонгуку. Я вижу тебя впервые за пять лет, и я не могу! Но Чонгук вздыхает, стараясь успокоиться. Он умеет играть. Он был хорош в игре тогда, пять лет назад, когда говорил Тэхену, что им нужно расстаться, значит, он будет хорош и сейчас. Съемки двигаются с мертвой точки. Чонгук старается отключиться, не обращать внимания на того, кто стоит за объективом, а Тэхену, очевидно, и стараться не нужно, чтобы забыть о том, кого он снимает. Он изредка просит поменять позу или встать в другое место, и лицо его не выражает ничего, кроме сосредоточенности. Неужели он и вправду его не вспомнил? Это же невозможно. Чонгук похорошел со времен их последней встречи, но не особо изменился. Он бросает на него взгляды исподтишка, не в силах поверить в происходящее. Неужели это и вправду Тэхен? Может, ему снится? Такое с ним бывает частенько. Тэхен снится ему, мерещится в прохожих, он оглядывается, если слышит его имя, и вздрагивает, когда слышит похожий голос. Чонгук никогда по-настоящему не мог его отпустить. — На сегодня мы закончили, — внезапно говорит Тэхен. — Вы можете посмотреть фотографии, если хотите. Чонгук делает шаг ему навстречу, даже не задумываясь о том, насколько жалким он сейчас выглядит. Тэхен поднимает на него взгляд, вопросительно поднимая брови. — Вы будете смотреть фотографии? — повторяет вопрос он. — Тэхен, ты… ты не помнишь меня? — чуть не плача, спрашивает он, и Тэхен едва заметно поджимает губы. — Если вы не будете смотреть фотографии, то можете идти. Я свяжусь завтра с вашим менеджером, чтобы выслать готовые результаты. До свидания, Чонгук-щи. — Тэхен, пожалуйста, — умоляя, шепчет Чонгук. Тэхен раздраженно выдыхает, собирая оборудование. Чонгук еще никогда не чувствовал себя настолько нежеланным, он вообще забыл, что такое, когда кто-то не хочет с тобой разговаривать. Особенно, если этот «кто-то» — Тэхен. — Послушайте, — таким тоном, словно разговаривает с маленьким тупым ребенком, начинает Тэхен, — у меня очень много дел, Чонгук-щи. Если ваш разговор не касается работы, то мне неинтересно его слушать. Чонгук кивает, опуская взгляд. Он пятится назад, стараясь больше не смотреть на Тэхена. Вот как Тэхен чувствовал себя тогда, пять лет назад, внезапно думает Чонгук, и комок в его горле становится настолько большим, что он с трудом может дышать. — И еще, Чонгук-щи, — зовет его Тэхен, когда Чонгук уже собирается уходить. Младший замирает, и его сердце сжимается в слепой надежде. Он оборачивается, натыкаясь на отстраненный взгляд, и что-то внутри него обрывается. — Для вас я Ви. Не переходите формальности, пожалуйста. Чонгук бежит обратно, судорожно глотая воздух, чтобы не разрыдаться. Он пролетает мимо Ханыля, ошивающегося возле трейлера, забегает внутрь, указывая команде стилистов на дверь. — Вон, — глухо приказывает он. Они переглядываются, неуверенно топчась на месте, и Чонгук срывается на крик. — Вон! Он захлопывает за ними дверь, сползая по ней вниз и подтягивая колени к груди. Зарывшись дрожащими пальцами в волосы, Чонгук открывает рот, и воздух рвется из него глухими всхлипываниями. Столько лет… столько лет он пытался убежать от всего, что связано с Тэхеном, и ему ничего не оставалось, кроме как смириться с тем, что его образ будет преследовать его вечно, что это была та самая настоящая любовь, оставляющая болезненный рубец на сердце, и он лично подписал контракт, ценой которого была эта самая любовь. И он готов был провести остаток жизни с этим неподъемным грузом вины на плечах, готов был никого к себе больше не подпускать, потому что знал, что всегда будет сравнивать и находить минусы, готов был просто существовать, не зная, где Тэхен, с кем он, жив ли вообще, потому что когда-то давно он сделал выбор, и этим выбором был не Тэхен. Но теперь Тэхен совсем рядом, — выйди на улицу и окликни, — и он делает вид, что незнаком с Чонгуком, и хуже всего то, что Чонгук не имеет права требовать от него чего-то другого. Он сам бы поступил так, как Тэхен. Разница была в том, что тогда, пять лет назад, Тэхен бы ни за что не поступил с Чонгуком так, как Чонгук поступил с ним. Чонгук — ужасный человек. Он не заслуживает даже разговаривать с Тэхеном. Он ужасный человек, и он заплатил за это сполна — все эти годы растоптанная им самим любовь душила его, потому что он не в силах был забыть то, что у них с Тэхеном когда-то было. Он любил его тогда, любит сейчас и будет любить всегда — и он мог бы с этим смириться, если бы никогда больше Тэхена не встречал. Но сейчас… Тэхен совсем близко, и Чонгук не может дышать. Он не может дышать. Пол начинает кружиться под ногами, легкие словно скукоживаются, не пропуская кислород в организм, и кончики пальцев медленно начинают неметь. Ему кажется, что он вот-вот упадет в обморок, но он остается в сознании, и ему становится очень страшно. Стены сжимаются вокруг него, и Чонгук глотает воздух, огромными глазами глядя перед собой. Это пройдет, пройдет, пройдет, как мантру повторяет он про себя, но это не проходит, и его сердце колотится в груди с такой силой, словно грозит ее выломать. Чонгук должен дышать, он знает, что нужно дышать, чтобы это закончилось, но он не может. Дверь за его спиной вдруг распахивается, и он падает в руки Ханыля, который сразу понимает, что происходит. — Боже, Чонгук, — чуть не кричит он. — Чеен! Принеси бумажный пакет! Мир вертится перед глазами Чонгука, и его мутит. Он цепляется за кофту менеджера и мечтает только о том, чтобы это закончилось, чтобы голова не разрывалась, чтобы ему не было так страшно, чтобы он просто мог дышать. Спустя еще пару мгновений Ханыль прижимает ко рту Чонгука бумажный пакет и крепко держит его за плечи. — Дыши, Чонгук, слышишь? Давай со мной, — бормочет он в его макушку. — Вдох-выдох, вдох-выдох. Вот так. Влажные ладони прижимаются к его лицу. Он вслушивается в глубокий голос Ханыля, старается дышать вместе с ним. — Молодец, ты молодец, — успокаивает его Ханыль. — Ты умница, Чонгук. Чонгук всхлипывает, утыкаясь носом в его кофту, и его плечи подрагивают. Он поднимает покрасневшие глаза и видит Тэхена, стоящего в стороне, у своей машины. Тэхен смотрит прямо на них, и в тот момент, как их взгляды пересекаются, он садится в нее и тут же трогается с места. И если Тэхен чувствовал себя так же, когда Чонгук уходил от него, то Чонгук ненавидит себя еще сильнее.

FINNEAS — I Don't Miss You at All

Тэхен вслушивается в длинные гудки, раздающиеся по салону машины, до скрипа стискивая кожаный руль в вспотевших ладонях. Его до сих пор потряхивает, как после выброса адреналина, и, черт возьми, каким же глупцом он был, если думал, что ему удалось излечиться от болезни под названием «Чон Чонгук». Мысли носятся в голове как рой ошалевших пчел, и Тэхен не может ухватиться ни за одну. Перед глазами стоит образ потерянного Чонгука, протягивающего к нему руку, в ушах эхом отдается его надрывное «Тэхен». У него ведь была паническая атака там, возле трейлера. Как давно он страдает от них? Он казался настолько слабым, что порыв защитить его родился в его груди неосознанно. Он защищал его столько лет, пока Чонгук не ушел от него. Сколько лет нужно, чтобы перестать чувствовать что-то к нему? Чонгуку больше не нужна его защита. Он ясно дал понять это в ту ночь, пять лет назад. Тэхену не должно быть интересно. Он вырвал эти страницы из своей жизни, должен был забыть их навсегда. Он уехал ради этого в другую страну, поменял имя, поменял личность. Жизнерадостный голос Луи разрывает цепочку его невеселых мыслей. — Эй, Ви! Как съемки? Понравился мой сюрпр… — Я тебя прикончу, — рычит Тэхен, обрывая его и надавливая на педаль газа. — Какого хрена ты не сказал, что я буду работать с Чон Чонгуком? Луи замолкает, явно не ожидавший такой реакции. — Я подумал, ты будешь рад… — растерянно тянет он. — Чонгук — хорошая модель. Многие фотографы мечтают с ним работать. — Я похож на многих? — ядовито цедит Тэхен, едва сдерживаясь, чтобы не ударить по рулю. Он привык так вымещать злость. Привык так вымещать боль. — Что ты возмущаешься? — не понимает Луи. — Вы не сработались? Тэхен молчит, сцепив зубы. Если он откроет рот, не выдержит и покроет своего агента матом. Ему все равно не понять, никому не понять, почему французский фотограф Ви так ненавидит какого-то корейского актера. Никто не знает, что ценой успеха этого актера стало разбитое сердце Ви. Никто не знает, что Чонгук заплатил эту цену, не колеблясь. — Послушай, — так и не дождавшись от Тэхена ответа, продолжает Луи, — ты же должен отработать с этой компанией год. Конечно, ты можешь отказаться, но это хороший шанс продвинуться в Корее… — Что? — глухим голосом перебивает его Тэхен, и сердце его ухает вниз. — Ты что, совсем не читал условия соглашения? — устало интересуется Луи. — Ты на год приехал в Корею, Ви. — Я тебя ненавижу, — обессиленно выдыхает он. — Просто ненавижу. Луи только хмыкает в ответ. Тэхен отключается. Он давит на педаль газа снова и снова, мечтая слететь с трассы, впечататься в дерево и сдохнуть. Он очень долго избавлялся от этого желания оборвать свою жизнь, и он совсем не рад его возвращению. Луи сказал, что он может отказаться, но Тэхен знает, что не может. Чонгуку наверняка уже сказали, что фотограф заключил контракт с компанией, и если Тэхен внезапно свернет все и уедет, то он сразу поймет, что ему не все равно. А Тэхену все равно. Должно быть. Хотя очевидно, что это не так, ведь он Чонгука ненавидит. Может, это мелочно, может, ему давно пора было забыть обо всем и двигаться дальше, но одно имя Чонгука сводит все внутри до судорог. Он ненавидит его за все, через что тот заставил его пройти. Раньше все их друзья шутили над тем, что им повезло найти настоящую любовь так рано. Когда после ухода Чонгука Тэхен похерил всю свою жизнь, потому что просто не мог взять себя в руки и справиться с этой болью, было уже совсем не до шуток. Тэхену не сдалась к чертям такая любовь, которая выворачивает наизнанку, которая не отпускает, которая отделяет тебя от мира, словно ты живешь за толстым стеклом, и ни у кого не хватает сил, чтобы это стекло разбить. Тэхен давился своим разбитым сердцем, пока Чонгук наслаждался новой жизнью, строил свою блестящую карьеру. Тэхен его ненавидит. На следующий день Тэхен едет в компанию, чтобы обсудить условия следующих съемок. Все проходит быстро и гладко, Тэхена знакомят с моделью, они договариваются о месте, потому что у него уже есть определенные идеи. Он немного расслабляется, утреннее напряжение из-за страха столкнуться с Чонгуком проходит. Вряд ли ему стоит переживать — Чонгук все-таки популярный актер, и едва ли он ошивается целыми днями в компании. После обеда он спускается на первый этаж, чтобы поесть в кафе. Заказав еду, он садится за неприметный столик в углу и открывает ноутбук, чтобы обработать фотографии, которые он вчера оставил себе. Дело не в Чонгуке, вовсе нет, он всегда откладывает снимки, которые приходятся ему по душе, чтобы дополнить ими портфолио. Но, черт возьми, как же хорошо Чонгук получается на фотографиях. Это даже несправедливо — Тэхен ненавидит его, но он любит искусство, а внешность Чонгука — это чистое искусство. — Господин Ви! — жизнерадостный голос вырывает Тэхена из мыслей, и он поднимает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что менеджер Чонгука садится прямо напротив него. — Ничего, если я подсяду? Не люблю обедать в одиночестве. Тэхен буравит его темным взглядом, но тому хоть бы что, и он пожимает плечами, вновь возвращаясь к работе. Но, очевидно, менеджер Чонгука — любитель поболтать. — Я видел готовые фотографии со вчерашних съемок, — восторженно сообщает он. — Они великолепны! Тэхен поднимает голову, натыкаясь на чужие сияющие глаза. Мужчина явно ожидает ответа, которым Тэхен не планирует его радовать. Он кивает и невольно раздраженно выдыхает, когда тот продолжает: — Чонгуку тоже понравился результат! Это просто какое-то издевательство. Перед ним сидит человек, который был с Чонгуком с тех пор, как они расстались. Учитывая то, сколько Чонгук работает, они наверняка проводили большую часть времени вместе. Он знает о Чонгуке так много, гораздо больше, чем теперь знает Тэхен. И он не отдает себе отчета в том, что спрашивает спустя мгновение. — Давно он страдает паническими атаками? Глаза мужчины комически расширяются. Тэхену хочется побиться головой о стол, но он только стоически сцепляет зубы, делая вид, что поинтересовался просто между делом. — Ох, так вы все видели… — неловко смеется он, потирая заднюю часть шеи. — Прошу прощения за это… Обещаю, его панические атаки не будут мешать рабочему процессу. — Мне плевать на это, — грубовато отвечает Тэхен. — Я спросил у вас, давно ли он страдает ими. Я хочу получить ответ. Менеджер отводит взгляд, едва слышно что-то бормоча себе под нос. Что-то вроде «и вправду грубиян, ну надо же». Тэхену, в общем-то, плевать. Услышать ответ на вопрос, который он не хотел задавать, вдруг становится необходимым. — С самого начала, — нехотя признается мужчина. — Хотя в профайле своем не указывал. Мы пробовали его лечить, но ничего не помогает. Внутри Тэхена что-то обрывается. Чонгук не указывал этого в профайле, потому что у него не было раньше панических атак. Тэхен знает наверняка, они целыми днями были вместе, и если бы было хотя бы что-то похожее, он бы заметил. — Еще причины такие странные, — вдруг делится менеджер — как же его звали? — и подается вперед, заговорщически понижая голос. — Никакой связи между ними не вижу. — Какие, например? — глухо осведомляется он. Мужчина задумывается на несколько минут, поджимая губы, пока Тэхен отбивает нервную дробь пальцами по поверхности стола. — О, вспомнил один случай, — победно выкрикивает он. — Однажды мы с ним заезжали в магазин, и он там словил атаку. До меня даже не сразу дошло, из-за чего. Он выдерживает драматичную паузу, стремясь подогреть интерес Тэхена, и ему, черт возьми, удается, только черта с два Тэхен ему это покажет. Он вопросительно выгибает брови, и менеджер усмехается. — Кто-то рядом громко закричал «Тэхен». Ну, по имени кого-то позвал. Мужчина с победным видом откидывается на спинку стула. У Тэхена почему-то пересыхает в горле, но ему удается сохранить невозмутимое лицо. Может, ему тоже стоило стать актером. — С чего вы взяли, что это причина? — с изрядным скептицизмом в голосе интересуется он, а сам весь замирает в ожидании ответа. — Ну, — менеджер пожимает плечами, явно не впечатленный реакцией Тэхена, — он сразу заозирался, глаза огромные стали. Вцепился в меня и все бормотал «Тэхен, они сказали Тэхен?». Ну, потом задыхаться начал. Короче, догадаться было несложно. Честно говоря, я думаю, Тэхен — какой-то его старый друг. Не знаю, в общем, сейчас у него знакомых с таким именем нет. Тэхен ощущает острую потребность выйти на свежий воздух. Он торопливо сохраняет свою работу, захлопывая ноутбук и вставая с места. — До свидания, господин… — Чхве, — растерянно произносит мужчина, наблюдая за его суетливыми движениями. — Господин Чхве, — Тэхен закидывает рюкзак на плечо и оборачивается на мгновение. Он чувствует себя полным мудаком, когда говорит: — Следующая съемка с Чонгуком через неделю. Убедитесь, что его атаки не прервут нашу работу. Он уходит из кафе, выходит из здания и садится в машину, утыкаясь лбом в руль. Он старается дышать ровно, старается дышать спокойно, но внутри будто пронесся ураган, и все снова разрушено. Чонгук, сам того не подозревая, снова все разрушил. И да, Тэхен ненавидит его всем сердцем. Он ненавидит его, но он никогда — никогда — не хотел, чтобы Чонгук страдал.

Alec Benjamin — Water Fountain

— Ты вообще спал? — скептически спрашивает Ханыль, и Чонгук стреляет в него таким мрачным взглядом из-под челки, что красноречивее любых слов. — Понял, понял. Чонгук складывает руки на груди, отворачиваясь. У него глубокие синяки под глазами, корди-нуна его убьет. Но он не может спать последнюю неделю. Ему снова снятся кошмары, панические атаки случаются по нескольку раз за ночь, и ему кажется, что вот-вот он выйдет на улицу, сделает шаг и упадет замертво, потому что у него совсем нет сил. Ни на что нет сил. У него сегодня съемка с Тэхеном, и он правда не понимает, зачем старший это делает. Он сам не может отказаться — марионетка в руках компании, — но Тэхен может. Так почему не сделал этого? Почему не облегчил им обоим жизнь? Чонгук знает, что не заслужил снисхождения, сочувствия или поблажек, но разве Тэхену самому хочется его видеть? — Как ты себя чувствуешь? — вкрадчиво интересуется Ханыль, протягивая ему айс-кофе. Чонгук сует трубочку в рот, облегченно выдыхая, когда терпкий напиток обволакивает прохладой горло. — Терпимо. — Никаких признаков скорой панической атаки?.. Чонгук смотрит на него как на идиота. — Ты знаешь, что я не могу это предсказывать. — Просто… Ви видел твою прошлую атаку, и не хотелось бы, чтобы это помешало вашей работе, — помявшись, выдает Ханыль, и Чонгук вскидывает голову. — Он спрашивал об этом, кстати. — Ч-что… что ты сказал? — выдыхает Чонгук, распахивая глаза. Ханыль небрежно пожимает плечами, когда видит неприкрытый интерес Чонгука. Он всегда любил, когда на него было направлено внимание. — Да так, ерунда, — отмахивается он. — Спросил, как давно у тебя это. И как часто происходит. Сердце Чонгука пропускает удар. Он откидывается на спинку сидения, покусывая губы, чтобы сдержать лезущую на лицо улыбку. Он боится этой внезапной вспышки надежды, потому что его надежды очень редко оправдываются, но ведь… Тэхен спрашивал о нем. Ему не все равно. Он помнит его, как бы ни пытался показать обратное. Может, поэтому он не отказался от совместных съемок? — Как-то ты резко посветлел, Чонгукки, — хмыкает Ханыль, и Чонгук опускает взгляд на свой напиток, позволяя улыбке приподнять уголки губ. — Кофе очень вкусный. Ханыль только качает головой в ответ. В этот раз они едут недолго, потому что съемка проходит в Сеуле, в одном из зданий компании. Чонгука опять отправляют сначала к корди, которая и вправду отчитывает его за небрежную заботу о себе дольше, чем красит, а потом ему отдают джинсовый костюм. — Это выглядит безвкусно, — комментирует он, надевая его на себя. — Тему съемок придумывал Ви, так что не возмущайся, — обрывает его Ханыль. — Он хотел, чтобы все было максимально просто. Кстати, условием были твои слезы. Чонгук удивленно смотрит на него через зеркало. — Слезы? — переспрашивает он, и Ханыль кивает. — Да, боль от разбитого сердца и все такое… Поинтересуешься у маэстро сам. Чонгук открывает рот, чтобы ответить, но передумывает. Он выходит из гримерной, направляясь в дальний конец павильона, где помощники устанавливают оборудование для съемок. Он сразу замечает Тэхена, настраивающего свою камеру, и невольно замирает. На Тэхене сегодня свободные черные штаны и толстовка, волосы снова подвязаны банданой, и он выглядит хорошо. Правда в том, что Чонгук никогда не переставал любить Тэхена. Они были вместе очень много лет, и каждый день он влюблялся все сильнее. И после того, как они расстались, любовь эта никуда не делась. Как будто затушили огонь, но фитиль остался гореть, когда-то зажженный Тэхеном. И никого больше Чонгук не мог и не хотел подпускать к своему сердцу, храня Тэхену верность, которая ему уже не нужна. И Чонгук понимает, что не сможет ничего исправить, окей? Он понимает, что поступил отвратительно, понимает, что отношения не вернуть. Но, возможно, Тэхен смог бы просто общаться с ним. Не делать вид, будто они незнакомцы, когда у них за плечами восемь лет отношений. Когда они были друг для друга первыми и единственными во всем. Тэхен вдруг поднимает голову, глядя на него, и Чонгук покрывается мурашками от его тяжелого темного взгляда. Румянец невольно ползет по щекам, и он кусает губу по привычке, чтобы отвлечься от разрывающих его эмоций. И в этот момент лицо Тэхена светлеет. Он широко улыбается, взмахивая рукой, и сердце Чонгука пропускает удар, прежде чем начать биться в два раза быстрее. Надежда трепещет в нем маленькой птичкой, и внезапно хочется смеяться. Так он реагировал на Тэхена всегда, именно эту реакцию называет любовью. Он делает неуверенный шаг вперед, позволяя себе несмело улыбнуться ему в ответ, но улыбка сползает с лица в тот момент, когда его обгоняет какая-то девушка, устремляясь Тэхену навстречу. — Mon amour! Je me suis sentie très triste et j’ai décidé d’aller te voir! Ça va? — щебечет она по-французски, обнимая Тэхена за талию и поднимая вверх голову, чтобы взглянуть в его лицо. — Ça va, — мягко отвечает ей Тэхен, заправляя прядь темных непослушных волос ей за ухо. — Je suis un peu occupé maintenant, peux-tu m’attendre dans notre café? У Чонгука такое чувство, будто его с головой засунули в ледяную воду. Словно он смотрит сцену из фильма или читает книгу. Ощущение нереальности происходящего сводит с ума. Тэхен, который когда-то так же обнимал Чонгука, так же заправлял отросшие волосы ему за ухо, так же тихо и трепетно разговаривал с ним, сейчас обнимает другую девушку, и это кажется… это кажется таким странным. Все правильно, ведь так? Чонгук хранил Тэхену верность, потому что никто кроме Тэхена ему никогда не был нужен, но ничто не останавливало старшего от того, чтобы идти дальше. Он, наверное, возненавидел Чонгука настолько сильно, что полюбить кого-то другого не составило для него труда. Тэхен никогда не был одинок. — Mais tu me manques, — хнычет девушка. Тэхен улыбается ей так нежно, что у Чонгука все сжимается в груди. — Peux-tu m’embrasser au moins? — Bien sûr, — бормочет Тэхен ей в губы, прежде чем наклониться и поцеловать ее. Она такая маленькая, что почти тонет в его объятиях, и глухое желание оказаться на ее месте обжигает Чонгука изнутри. Он смотрит на них широко раскрытыми глазами, пока сердце выламывает клетку ребер, наверное, отчаянно прося прекратить эту боль. Надежда умирает в нем, а ощущается это так, словно умирает он сам. Тэхен отрывается от девушки, оглаживая ее щеку большим пальцем, и она отступает, махая ему рукой на прощание, и только после этого он переводит взгляд на стоящего в стороне Чонгука, и нежная улыбка стирается с его лица, превращаясь в пустое выражение. — Чонгук-щи, я готов начать. О, вы смогли заплакать, — замечает он. — Это хорошо, значительно облегчит процесс съемки. Становитесь перед камерой. Чонгук вскидывает руку, касаясь щеки, и с удивлением чувствует влагу на пальцах. Ему ничего не стоит изобразить разбитое сердце. Наверное, потому, что ничего не надо изображать.

Angèle — Insomnies

Чонгук сидит, обхватив колени руками и глядя в темноту перед собой. Электронные часы светятся, показывая полчетвертого утра, и через полтора часа прозвенит будильник, и ему нужно будет ехать на съемки телешоу, а он за всю ночь не сомкнул глаз. Он не сразу понимает, что снова плачет. Он уже устал пытаться что-то с этим сделать. Как будто разбитое сердце превратилось в стекло, и стекло стекает по щекам, пытаясь высвободиться из его тела. Чонгук думал, что его сердце уже давно разбито, места для шрамов не осталось, он и забыл, как это может быть больно — он бы предпочел дыру в груди этому постоянному острому чувству беспомощности. Он не знал, что компания заключила с Тэхеном контракт, и теперь он отвечал за фотосессии ее артистов. А Чонгук — самый популярный артист, и фотосессий у него больше всего. И эта маленькая шумная француженка приходит на них, как к себе домой, и Чонгук вынужден смотреть на то, как его единственная любовь обнимает и целует другого человека. Словно бесконечная пытка. Словно ад на земле. Панические атаки преследуют его, он уже почти привык к тому, что его разрывает на части после каждой их совместной фотосессии, после каждой случайной встречи в коридорах компании, когда взгляды Тэхена словно бритвы — оставляют жуткие раны, разве что кровь не идет. Он почти не спит, плохо ест, и по-хорошему ему нужно сделать перерыв от работы, но он снимается в дораме сейчас, и никого не волнует, что с ним происходит. У него есть контракт, есть условия, которые он обязан соблюдать, поэтому даже если он сдохнет, то его поднимут и заставят идти на съемки. Да, он сам на это согласился. Это, по сути, была его мечта, и он никогда не жаловался на то, что получил, потому что знал обо всем этом. За все нужно платить, и его цена оказалась слишком высока, но он отдал ее, не колеблясь. Вот только в комплекте с этим шло разбитое сердце. И если бы он только догадывался о том, что ему придется сделать, он бы ни за что не подписывал этот чертов контракт. Чонгук не переставал любить Тэхена, но легко было держать эту любовь в узде, пока он ничего о нем не знал. Но теперь Тэхен здесь, он в отношениях с милой нагловатой француженкой, он улыбается так счастливо, когда смотрит на нее, что Чонгук понимает — он был единственным, кто цеплялся за прошлое. И он не винит его, конечно, нет. Он сам хотел, чтобы Тэхен быстро все отпустил, чтобы ему не было больно. Что ж, его желание исполнилось. Фанаты замечают его состояние, Чонгук видел тэги в твиттере, видел слова поддержки — они шли в комплекте с чем-то вроде «он знал, на что шел, когда становился знаменитостью, нечего теперь жаловаться и делать вид, что ему тяжело», хотя Чонгук даже не жаловался. Его всегда восхищало то, как легко какой-то незнакомец может запросто написать несколько наполненных ненавистью слов и отправить их ему, не зная о Чонгуке ровным счетом ничего. Думая, что его слова ни на что не влияют. Понятия не имея, сколько ночей из-за этих слов Чонгук провел, заливаясь слезами, разрываясь на части и гадая, правильную ли он вообще выбрал дорогу. И теперь все как-то навалилось, и Чонгуку и вправду хочется просто кому-нибудь пожаловаться, хотя он прекрасно понимает, что всем плевать. Конечно, он благодарен фанатам, поддерживающим его, но он уверен почти на сто процентов, что большая часть этих фанатов отвернется от него, как только узнает, что он гей. Чонгуку нужно спать, завтрашний день будет тяжелым и долгим, как и следующий за ним, как и вся неделя, весь месяц. Но он не может даже выпить снотворное, потому что легкое ему не помогает, а от тяжелого он просыпается как убитый и получает от менеджера. Он вздыхает, сползая с кровати и идя на кухню. Включает кофемашину, чтобы выпить капучино. До будильника осталось слишком мало времени, чтобы выспаться, поэтому пытаться уснуть уже нет смысла. Он готовит себе тост с арахисовой пастой и малиновым джемом, потому что в кои-то веки чувствует голод и, взяв кружку, садится за стол, поджав под себя ноги. Чонгук тянется к распечатанному сценарию шоу, пробегая глазами по тексту и заранее предвкушая то, с чем ему придется столкнуться. Он понятия не имеет, зачем им понадобилось приглашать их с Тэхеном одновременно. То, что они работают вместе, не делает их друзьями и не означает, что они готовы сидеть под прицелами камер и софитов и притворяться, что им комфортно друг с другом. Он утыкается лбом в стол, тяжело вздыхая. Теплая кружка с кофе касается голой руки — единственное, что греет его последние дни. Он был одинок все эти пять лет, но именно сейчас одиночество ощущается намного сильнее. Чонгук не знает, куда от него убежать, как скрыться — друзей у него нет, с родителями отношения натянутые, а единственный, в объятиях кого он скрывался, сейчас обнимает другого человека. Чонгуку еще никогда не было так жалко самого себя. Сейчас он думает, что смог бы выбраться из той ситуации без потерь. Смог бы объяснить все Тэхену, тот бы понял, конечно, понял, возможно, начал бы работать с Чонгуком — хоть тем же фотографом. Тэхен бы точно нашел сотню способов им остаться вместе. Но тому Чонгуку было семнадцать лет. Он был напуган, он чувствовал себя беззащитным, и он думал, что поступает правильно, защищая Тэхена от клетки, в которой сам себя запирал. Чонгук снова и снова прокручивает это в голове, придумывает сотни других вариантов, хоть и понимает, что теперь уже ничего не изменить. Не стоит держаться за Тэхена, испытывая эту неподъемную вину, ревность, боль, стоит отпустить его и двигаться дальше, как сделал сам Тэхен. Но Чонгук не может, не может, не может. Он всегда был слабее Тэхена.

Melanie Martinez — Recess

Тэхен сидит настолько близко к Чонгуку, что их бедра соприкасаются, потому что по левую сторону от Тэхена устроилась Чжиин — другая актриса из их компании, а диванчик слишком маленький для них троих. Чонгуку хочется подвинуться, но он и сам не знает — ближе к Тэхену или к ручке дивана. Но он не двигается, под прицелами камер и сотен любопытных глаз за каждое движение его заставят отвечать. Голова гудит и кружится, под ложечкой неприятно сосет от напряжения и голода — после бутерброда с арахисовой пастой он так ничего и не съел. Он улыбается, отвечает на вопросы, черт, он и вправду чертовски хороший актер. У него даже руки почти не дрожат, только сердце так быстро и больно колотится в груди, что Чонгуку страшно становится. Он уверен, оно не может так долго биться с такой скоростью, однако собственный организм не перестает его удивлять. Было бы здорово, если бы он умер прямо здесь. Он надеется, что Тэхен догадался бы о причине его внезапной смерти, и на его надгробии написали бы что-то вроде «умер от любви». Чонгук прикусывает губу, чтобы не усмехнуться. — Да, мы с Чонгуком довольно быстро нашли общий язык, — отвечает Тэхен на вопрос, которого Чонгук не услышал, и младший поворачивает голову, глядя на его мягкий профиль, и его сердце пропускает удар, и собственная шутка уже не кажется такой смешной. — У нас совпадают взгляды на искусство, и он хорошая модель. А я хороший фотограф, так что, сами понимаете. Ведущая смеется, Чонгук тоже давит улыбку, а сам думает — ты еще и актер неплохой, Тэхен-хен. — Что ты скажешь по этому поводу, Чонгук-щи? — поворачивается она к нему, и Чонгук моргает, возвращаясь в реальность. Он чувствует, что Тэхен смотрит на него, и у него мурашки идут по коже. — Ви все сказал за меня, — сдавленно отвечает он, пожимая плечами и натыкаясь на холодный взгляд ведущей. — Вы понимаете друг друга с полуслова, — наигранно смеется она, и Чонгук ей вторит. — Да, есть такое. Ведущая кивает, а потом переключает внимание на Чжиин, и Чонгук едва заметно облегченно выдыхает, опуская голову. — Ви-щи, ты тоже очень красив. Ты никогда не задумывался о карьере айдола или актера? У тебя было бы большое будущее в этой сфере. Тэхен очень тихо хмыкает, и Чонгук поджимает губы. — Нет, карьера айдола меня не интересовала. — Тогда кем бы ты стал, если бы не был фотографом? — Саксофонистом, — неожиданно даже для самого себя отвечает Чонгук, а потом до крови прикусывает язык, осознавая, что сказал. Воцаряется звенящая тишина, и он боится повернуться и увидеть выражение лица Тэхена. — Чонгук прав, — неестественно смеется Тэхен. — Я бы стал саксофонистом. Конечно, Чонгук прав. Он помнит, как с малых лет Тэхен таскался с этим огромным саксофоном, восторженными глазами глядя на уличных музыкантов. Он играл просто отвратительно, но Чонгук все равно говорил ему, что он хорош. Впрочем, он не врал — для него Тэхен был хорош всегда и во всем. — Мы знаем, что ты прилетел сюда из Парижа. Был ли кто-то в Париже, к кому бы ты хотел вернуться? — голос ведущей становится кокетливее, и Чонгук незаметно сжимает ладонь в кулак. Именно к этому все и шло. И именно этого он боялся больше всего. — Вы имеете в виду, есть ли у меня отношения? — прямо спрашивает Тэхен, и Чонгук бросает на него мимолетный взгляд, чтобы увидеть, как его улыбка становится теплее. — Да, у меня есть девушка, Лили. Она француженка, и она прилетела сюда со мной. — Думаю, многие девушки сейчас огорчились, — пытается пошутить ведущая, и Тэхен смеется только из вежливости, хотя глаза у него остаются безэмоциональными. — Что насчет тебя, Чонгук-щи? — переводит разговор на него она. — Изменилось ли что-то с момента нашего последнего разговора? — Нет, — глухо отвечает Чонгук, и у него даже нет сил улыбнуться. — Я все еще в поисках своей единственной. Эти вызубренные слова он повторяет каждый раз, когда у него спрашивают об отношениях, и он не понимает, почему им вообще нужно говорить об этом на интервью. Серьезно, никто же не рассчитывает на то, что он скажет правду? Потому что его правда в том, что тот, кого он любит, единственный, с кем он хочет отношений, сидит рядом с ним, с нежностью рассказывая о какой-то Лили. Остаток шоу Чонгук только делает вид, что находится на месте. К его счастью, Тэхен словно чувствует, что он сейчас где-то не здесь, постоянно перетягивая разговор на себя. После того, как съемки объявляют завершенными, Чонгук подскакивает, наскоро кланяясь операторам и остальной команде, прежде чем рвануть к Ханылю, стоящему возле гримерных. — Ты сам не свой, Чонгукки, — он похлопывает его по плечу, когда Чонгук опирается на него в поисках хоть какой-нибудь поддержки, и они идут к машине. Он чувствует спиной прожигающий взгляд и оборачивается, натыкаясь на стоящего позади Тэхена, который, впрочем, тут же утыкается в телефон. Чонгук ежится, низко опуская голову и больно прикусывая губу. Они садятся в машину, и Чонгук прислоняется лбом к стеклу, обессиленно прикрывая глаза. Он просто хочет, чтобы это все наконец закончилось. Ханыль что-то смотрит в телефоне, периодически хихикая и бормоча себе под нос какую-то ерунду, и спустя несколько минут Чонгука убаюкивает, и он начинает засыпать. Поспать ему Ханыль как всегда не дает. — Вас с Ви начали шипперить, — радостно сообщает он, и Чонгук приоткрывает один глаз, непонимающе глядя на него. — Иностранные фанаты в основном, конечно. Сразу, как только прямой эфир шоу закончился, они вывели тэг в мировые. Столько скринов! Ханыль смеется, но Чонгук искренне не понимает, что в этом смешного. Как будто их с Тэхеном отношения и без этого были недостаточно неловкими. — Ты только глянь, уже арты появились, — делится Ханыль, поворачивая экран телефона к нему, и Чонгук видит чей-то рисунок, на котором он сидит на коленях Тэхена, целуя его. Ладони Тэхена лежат на его бедрах, и он улыбается в поцелуй. Это просто набросок, но все выглядит довольно реалистично, и Чонгук вспоминает это — вспоминает, как раньше забирался к нему на колени, глядя в его лицо, запоминая каждую деталь, обводя пальцами родинки, как оттягивал момент поцелуя, потому что просто смотреть на Тэхена уже было невыносимо возбуждающе, как ладони Тэхена обжигали даже сквозь слой одежды, и как он улыбался, когда Чонгук наконец прижимался к его губам своими. Он вспоминает все так, как будто это было вчера, и его начинает тошнить, будто организм пытается хоть как-нибудь избавиться от этой изнуряющей тоски. Это ужасно, то, что какая-то девочка-иностранка, нарисовав их с Тэхеном, проникла в его голову, сжала его сердце в кулаке. Он зажимает рот ладонью, сдерживая рвотный позыв, и Ханыль мгновение в ступоре смотрит на него, прежде чем засуетиться и достать бумажный пакет. — Вот-вот, возьми! Чонгук хватает его, раскрывая, и его выворачивает наизнанку. Из него выходит только желудочный сок, потому что несчастный бутерброд давно переварился, а больше он ничего не ел. Он сворачивает пакет, утирая рот рукавом, и откидывается на спинку сидения, дрожащими руками хватаясь за бутылку воды, которую ему протягивает Ханыль. Он выпивает залпом почти половину и чувствует себя настолько обессиленным, словно пробежал десять километров без подготовки. — Что-то ты совсем расклеился, мальчик, — качает головой Ханыль. — Как ты завтра один на съемку-то поедешь? Чонгук напрягся. — Один? На какую съемку? — сипло спрашивает он. — У тебя завтра съемка с Ви. Там будет только его команда, — спокойно сообщает Ханыль, и Чонгук резко выпрямляется, правда тут же жалеет об этом, потому что его снова начинает мутить. — Я не понимаю… — чуть не плача, выдыхает он. — Ви сам попросил об этом, — говорит менеджер. — Это не съемка для компании, а его личная идея. Он спрашивал, не против ли ты. — Но меня никто не спрашивал! — сжав руки в кулаки, повышает голос Чонгук. — Но твое согласие не нужно, и ты об этом прекрасно знаешь. Я сказал, что ты придешь. Чонгук неверяще смотрит на Ханыля. Это просто уму непостижимо. — У меня действительно нет никаких прав, да? В глазах Ханыля мелькает сочувствие, но он только пожимает плечами. — Я твой голос, Чонгук. Своего у тебя быть не должно. Чонгук вглядывается в его лицо, а потом отворачивается. Позорные слезы стекают по его щекам, и он торопливо их стирает, не желая показывать свою слабость. Он никогда не обманывался и не считал Ханыля другом, но каждый раз тяжело убеждаться в том, что даже он не на его стороне. И Тэхен… для чего он это делает? Зачем назначает им все больше съемок, выбирает его как модель? Неужели ему настолько нравится издеваться над Чонгуком? Он ведь прекрасно видит, в каком Чонгук состоянии и из-за кого он в таком состоянии. Тэхен знает его слишком хорошо, чтобы не понимать. Ему словно нравится купать его в своем равнодушном презрении, делать ему больно. Он словно мстит. Чонгук поступил ужасно, его поступку нет оправдания, но он уже расплатился за это сполна. Неужели он не заслужил хоть каплю милосердия?

Camila Cabello — Feel It Twice

Тэхен не может держаться подальше от Чонгука. Теперь, когда они работают вместе, он подсознательно ищет причины побыть с ним наедине, хоть сам и не отдает себе в этом отчета. Если бы кто-то напрямую указал ему на все его манипуляции, он бы непременно начал все отрицать, не только других пытаясь заставить поверить, но и лично свято веря в то, что на Чонгука ему плевать. Он чувствует растерянность, волнение, как будто ему снова двенадцать, он мелкий любопытный пацан, к которому прицепился девятилетний красивый мальчишка с огромными глазами — следует за ним по пятам и чуть ли не в рот смотрит. И маленький Тэхен напуган тем, что чувствует к этому мальчишке, который еще и младше, то, что обычно его ровесники чувствуют к старшим девочкам. И поэтому он упорно продолжает целовать этих девчонок в щеки и ходить с ними за ручку, притворяясь, что ему совсем все равно, когда в этих ясных сияющих глазах мальчика вновь и вновь мелькают слезы из-за него. Вот и сейчас он не понимает, почему чувствует эту обезоруживающую нежность к тому, кто так безжалостно предал его, буквально вырвал его сердце из груди и растоптал, равнодушно глядя на то, как Тэхен корчится в муках. Просто Чонгук обладает этой способностью добираться до его души, обладал ею всегда. Именно это когда-то стало причиной того, что он однажды рванул за убегающим от него и очередной девочки девятилетним Чонгуком, развернул его на себя и крепко-крепко обнял. С тех пор они, вроде как, встречались. С тех пор прошло тринадцать лет, а Чонгук все еще остается единственным человеком, за которым Тэхен готов побежать. Он не может сказать, куда делась эта всепоглощающая ненависть к нему, в которой он так самозабвенно тонул после их первой встречи. Словно и не было пропасти между ними, которую Чонгук вырыл, а он ему в этом помог. Словно они действительно только познакомились, и он просто заново в него влюбляется. Когда он не видит его, ему легко мыслить трезво. Чонгук поступил с ним ужасно тогда, когда он был уязвимее всего. Когда он весь был нараспашку, бесстрашно обнажал перед ним душу, еще не зная, что Чонгук собирается всадить в нее нож. И он ненавидит Чонгука, потому что остался один на первом курсе, когда новая жизнь только начинается. Ему казалось, что его жизнь закончилась. Он едва учился, не вылезал из комнаты, днями и ночами пытался понять, что же пошло не так, что он сделал не так. До тех пор, пока не увидел Чонгука в дораме. Вот тогда до него дошло — он все делал правильно. Просто он не был Чонгуку нужен. В этом не было его вины. И Тэхен начал учить французский, узнавать о стажировках за границей, начал готовиться к переезду, потому что невыносимо было находиться в стране, с каждого билборда которой на него смотрел Чонгук. И он научился жить заново. Правда научился. А потом Лили завела разговор о работе в Корее, и он подумал, что его отпустило достаточно, чтобы приехать сюда поработать. И, черт возьми, как же сильно он ошибся. Может, он и вправду был создан только для Чонгука. Ни для кого больше. Потому что ничем другим он не может объяснить эту сумасшедшую тягу, бесконтрольные чувства, накрывающие его, мешающие мыслить здраво, стоит только Чонгуку появиться на горизонте. Вот для чего была эта дурацкая фотосессия. Вот зачем он ее придумал. Просто чтобы провести с Чонгуком еще один день. Тэхен не знает, чем думал, когда вообще предлагал ее. Наверное, надеялся в какой-то степени, что Чонгук откажется. Но Чонгук согласился, и все стало гораздо проблемнее. Он нервничает, бегая по помещению и устанавливая оборудование. В его команде всего три человека, поэтому тут совсем пусто. Он собирается отпустить их после того, как приедет Чонгук, для фотосессии не нужен никто, кроме них двоих. Ему пришлось найти занятие для Лили, чтобы она не заявилась в середине процесса, как обычно любила делать. Он никогда не признается в том, сколько усилий приложил, чтобы остаться с Чонгуком наедине. Не то чтобы Тэхен планирует разговор по душам или что-то вроде того. Он просто скучает по тем дням, когда они часто бывали только вдвоем. Когда Чонгук приезжает, даже без привычного конвоя в виде менеджера и парочки корди и охранников, место взволнованности занимает беспокойство. Чонгук выглядит откровенно неважно. Он едва стоит на ногах, кожа серая, как у ходячего трупа, под глазами залегли глубокие тени. Он подходит к застывшему возле камеры Тэхену, пустым взглядом находя его лицо. Обняв себя за плечи, он глубоко вдыхает, и Тэхен невольно замечает, какими тонкими стали его пальцы, какими хрупкими кажутся запястья. Сквозь слои мешковатой одежды, которую Чонгук постоянно носит, незаметно, насколько сильно он похудел. — Кто будет наносить макияж? — надломленным голосом, будто готовый вот-вот заплакать, спрашивает он. Тэхен моргает, бегая взглядом по его лицу, и теряет всю свою показную невозмутимость. Чонгуку явно нехорошо. — Я отпустил команду, — отвечает он, и ему даже удается сохранить ровный тон. — Для фотосета не нужен мейк. Все должно быть максимально естественно. Одежда, в которую тебе нужно переодеться, за первой дверью справа. Он указывает на узкий коридор, ведущий к примерочным и гримерным. Тэхен дожидается, пока Чонгук кивнет, и идет к ноутбуку, стоящему на небольшом столике, как вдруг чувствует слабую хватку на запястье, от которой сердце подскакивает к горлу. С трудом сглотнув, он оборачивается. Чонгук стоит, низко опустив голову, и отросшая челка скрывает его глаза. — Зачем ты это делаешь, Тэхен? Мурашки идут у него по коже. Никто, кроме Чонгука и родителей, больше не зовет его по имени. — Делаю что? — глухо интересуется он, и Чонгук весь словно сжимается, как будто он не два слова произнес, а ударил его. — Эта съемка… Для чего она? Ханыль сказал, что она была твоей инициативой, — он поджимает губы, так и не решаясь поднять взгляд. — Тебе нравится издеваться надо мной, да? Тэхен чувствует, как дрожат пальцы Чонгука, едва ощутимо сжатые вокруг его руки. Так причина этого состояния Чонгука… он сам? — Ты сам согласился на нее. Чонгук усмехается, качая головой и отступая. — Ты такой же, как они все, — выдыхает он, вдруг поднимая глаза, наполненные слезами. — Просто покупаешь меня. Извлекаешь из меня выгоду. Тэхен сводит брови к переносице, непонимающе глядя на него. — Извини? Мы партнеры, Чонгук. Я здесь по работе, и я работаю. Нам обоим это выгодно. Он не знает, зачем говорит это. Но он не может сказать что-то другое. Не после той дистанции, которую держал между ними эти несколько месяцев. Да, Чонгук когда-то был самым близким для него человеком, но они уже давно… Просто чужие люди. Чонгук кивает, отворачиваясь, и уходит к примерочной. Тэхен выдыхает, стискивая дрожащие пальцы в кулаки, и направляется к ноутбуку, как вдруг слышит глухой стук, словно кто-то упал. Резко развернувшись, он на мгновение впадает в ступор, когда видит лежащего в коридоре Чонгука, а потом срывается с места, бережно поднимая его на руки. Он такой легкий, почти невесомый, и Тэхен задается вопросом, сколько он вообще весит. Чонгук без сознания, и сердце Тэхена заходится от паники, когда он как можно быстрее несет его к своей машине, стараясь не срываться на бег. Он сажает его на переднее сиденье, откидывая спинку и пристегивая ремень, и поддается внезапному порыву, прижимаясь губами к его покрытому испариной бледному лбу. — Что же с тобой происходит, ангел… — шепчет он, крепко зажмурившись и рывком отстраняясь от него, словно срывая корку с ранки. Он едет в больницу, наверное, выглядя как сумасшедший, когда врывается в холл с горящими глазами, растрепанный и тяжело дышащий. — Помогите ему! — кричит он, и к ним подскакивает несколько медсестер и врачи. Чонгука кладут на каталку, и Тэхен остается один в коридоре, глядя им вслед, и все внутри него будто бьется в истерике, хотя снаружи он не в силах даже шевельнуться. Он так и стоит неподвижно, пока медсестра не усаживает его на сиденье напротив двери в палату, в которой скрылся Чонгук. — Вы нормально себя чувствуете? — настойчиво спрашивает она его, пока Тэхен потухшим взглядом смотрит в пол. — Принести вам воды? Его хватает только на то, чтобы слабо качнуть головой. — Обязательно зовите, если почувствуете себя нехорошо, — просит она, прежде чем оставить его одного. Тэхен словно выпадает из мира. Он не знает, сколько проходит времени к моменту, когда врач выходит из палаты. Он вскакивает, и мужчина подходит ближе, строго глядя на него сквозь стекла очков. — С ним все нормально, — говорит он, и Тэхен ощутимо выдыхает, расслабляясь. — Но он крайне истощен. Судя по его состоянию, он не ел минимум несколько дней. Его организм работал на износ. Вы не знаете, страдает ли он паническими атаками? Тэхен кивает, не находя в себе сил даже на то, чтобы открыть рот. — Я не могу утверждать, пока он без сознания, но он пребывал в сильном нервном стрессе. Какие-то психологические травмы в последнее время? Может, серьезные проблемы? — Переутомление на работе, — едва шевеля губами, произносит Тэхен. А сам думает — мой приезд. Это моя вина. Врач вздыхает, качая головой, будто читает его мысли. — Ему необходим покой. Отдых как минимум неделю. В первый день желателен постельный режим. Вы можете зайти к нему в палату, если собираетесь остаться, — ровно говорит врач, и Тэхен снова кивает как китайский болванчик. Он хочет сказать что-то еще, но, наткнувшись на его взгляд, только снисходительно улыбается. — Идите. Тэхен заходит внутрь, осторожно прикрывая за собой дверь, и медленно разворачивается. Ему хочется плакать от вида Чонгука, лежащего на широкой больничной койке. Он кажется совсем крошечным, худые руки лежат поверх одеяла, белая кожа резко выделяется на фоне голубых простыней. Он прикусывает губу до боли, проходя дальше и садясь на кресло подле кровати. Он сомневается непозволительно долго, прежде чем взять его прохладную ладонь в свои. Он мягко поглаживает выделяющиеся венки, вглядываясь в его лицо. Даже сейчас он не выглядит умиротворенным, едва заметная морщинка пролегла между бровей, бледные губы крепко сжаты. Тэхен знает, что, как только Чонгук очнется, все вернется на круги своя. Они снова станут чужими людьми. Он должен будет притворяться, что ему абсолютно плевать, а Чонгуку даже притворяться не нужно, потому что ему было плевать. Все это время, все эти долгие пять лет. Ему ведь было плевать, так? Его глаза, когда он увидел Тэхена на первой фотосессии. Его слезы, когда он увидел, как Тэхен целует Лили. Его бледное лицо, которое он всегда отворачивал, стоило Тэхену взглянуть на него. Панические атаки, раздирающие его на части после почти каждой их встречи. То, как Чонгук ответил за него на том интервью, словно такая маленькая деталь его жизни все еще имела для него значение даже спустя столько лет. Если Чонгуку плевать, почему он так себя вел? Но если ему действительно не все равно, то почему… Почему он его бросил? Тэхен в любом случае уже не сможет ничего изменить. Он не знает, что Чонгук чувствует к нему. Не знает, готов ли Чонгук рискнуть всем ради того, чтобы быть с ним. Он не был готов, даже когда был никем, а теперь он один из самых популярных актеров Кореи. Тэхен не готов услышать отказ. Он не готов снова проходить через то, что ему довелось испытать в прошлом. Его сердце не выдержит, если его разобьют снова. Но сейчас, за закрытыми дверями, вдали от злых языков, проблем и сомнений, он может позволить своему сердцу почувствовать то, что оно в последний раз испытывало целых пять лет назад.

Taylor Swift — Death By a Thousand Cuts

— Тэхен? — слабый голос вырывает его из зыбкой дымки снов, и он открывает глаза, чувствуя, как затекло тело, и не сразу понимая, где он и что происходит. — Тэхен, почему ты здесь? Тэхен выпрямляется, оглядывая палату. Сквозь закрытые жалюзи пробивается свет. Интересно, сколько сейчас времени? Чонгук смотрит на него из-под полуопущенных ресниц. Он выглядит чуть лучше, чем вчера, но все еще хуже, чем обычно. Он выглядит болезненно. — Я тебя сюда привез, — хрипло отвечает он, поднимаясь. — Но ты остался, — тихо говорит Чонгук, и в его глазах столько призрачной надежды, что Тэхену становится не по себе. Тэхен смотрит на него снизу вверх, и что-то в его взгляде заставляет Чонгука отвернуться. — Потому что тебе стало плохо на моей фотосессии, где не было никого, кроме нас двоих, — спокойно объясняет он. — Возникло бы много вопросов, если бы с тобой что-то произошло. Я должен был убедиться, что ты пришел в себя. — Это единственная причина? — сдавленно интересуется Чонгук. Тэхен молчит в ответ, и он понятливо кивает. — Скажи мне, — Тэхен наклоняется над ним, заглядывая в его лицо и понижая голос, — когда ты в последний раз ел? Чонгук шумно сглатывает, сжимая в ладонях одеяло и не смея отвести взгляд. — Вчера… утром? — неуверенно отвечает он. — Или позавчера вечером… — А что именно ты ел? — вкрадчиво продолжает Тэхен, и Чонгук расширяет и без того огромные глаза, выглядя как олень, пойманный в свете фар. — Хлопья, — едва слышно бормочет он, и Тэхен стискивает зубы, чтобы сдержать злость. — Сколько ты спал? — сцеживает он, и Чонгук испуганно икает. — Часа четыре… Что ж, это уже лучше, чем Тэхен ожидал. Он тоже, бывало, спал всего четыре часа, если у него был плотный график. — …за всю неделю, — шепчет Чонгук, жмурясь и сжимаясь, когда Тэхен бьет ладонями по стойкам кровати. — Ты с ума сошел? — рычит он, с трудом контролируя бурлящее в груди возмущение. Почему никто не обращал на это внимания? Почему никто не поднял панику? Очевидно же, что Чонгук был не в себе, так почему он продолжал пахать как проклятый? Почему ему позволяли это делать? — Почему тебя это вообще волнует? — загипнотизированный его тяжелым взглядом, мямлит Чонгук, и Тэхен выдыхает сквозь сжатые зубы. И вправду, почему? Он выпрямляется, возвращая себе самообладание. — Потому что нам еще работать вместе, — уже спокойнее проговаривает он, и глаза Чонгука стекленеют. — И я предпочитаю работать с живыми людьми, а не с ходячими трупами. Поэтому заботься о себе, Чонгук. Меня больше нет рядом, чтобы делать это за тебя. Чонгук едва слышно всхлипывает, тут же зажимая рот рукой, и Тэхен отходит от кровати. — До встречи, Чонгук. — Тэхен, — глухо зовет он, когда Тэхен уже почти выходит из палаты. Тэхен оборачивается, и его сердце сжимается, когда он замечает слезы на его бледных щеках. Чонгук не смотрит на него и кажется таким далеким. Кажется, что расстояние между ними уже никогда не станет меньше, как бы близко они ни находились друг к другу. — Пожалуйста, не назначай нам фотосессий, — просит он. — Пожалуйста, Тэхен. Я не хочу больше тебя видеть. Тэхен хлопает дверью, выходя из палаты. На его скулах ходят желваки. Он стремительным шагом пересекает коридоры больницы, вылетая на улицу и на секунду щурясь от яркого солнечного света. Он чувствует головокружительную злость, подгоняющую его вперед, когда садится в машину, резко трогаясь с места. Почему ему не может быть просто все равно? Он привез Чонгука в больницу, он дождался его пробуждения, почему он просто не может все отпустить? Он слишком привязан для того, кто утверждает, что ему на Чонгука плевать. Он приезжает в компанию, игнорируя все приветствия. У него нет сил быть дружелюбным. Он и не пытался никогда быть дружелюбным. Телефон в кармане толстовки разрывается — Лили, наверное, звонит в сотый раз, но с ней он тем более не хочет разговаривать. Ему стыдно перед ней, но он извинится позже. Он подходит к кабинету директора, но его не пускают внутрь. — Подождите десять минут, он пока занят, — настойчиво произносит секретарь, выталкивая его в коридор. Тэхен стискивает зубы с такой силой, что на секунду боится, что раскрошит их. Возле кабинета стоят два молоденьких паренька, негромко переговариваясь, и Тэхен невольно прислушивается к их разговору, чтобы отвлечься от собственных эмоций и немного успокоиться. -… этого условия в контракте не было! — возмущается один из них. — Они присылали первоначальную версию для правок, и я прочитал его от и до! — Ты не читал контракт здесь, прежде чем подписать? — осуждающе спрашивает другой. Паренек пониже распахивает глаза. — Я волновался! Да и зачем? Я ведь уже читал его, я думал, что тут просто формальности, — сокрушается он. — О запрете на отношения было написано таким мелким шрифтом, что я бы и не догадался о существовании этого пункта, если бы они это не озвучили. Тэхен напрягается, теперь вслушиваясь внимательнее и молясь, чтобы его не позвали в кабинет сейчас. — Я думаю, они так и задумали, — рассуждает мальчишка. — Они спросили, встречаюсь ли я с кем-то, и когда я сказал «да», сообщили об этом пункте. — Уже после того, как ты подписал контракт? — Естественно! — закатывает глаза он. — Якобы если я попадусь на отношениях, то нарушу условия контракта, и мне придется платить огромную неустойку. Второй мальчишка испуганно смотрит на него, находя его ладонь и крепко сжимая в своей руке. — И что ты будешь делать? — неуверенно спрашивает он, и тот гордо расправляет плечи. — Мой отец — юрист, — сообщает он. — Думаешь, я позволю им так себя дурить? В первоначальной версии контракта этого не было, так что можно… Дальше Тэхен не слушает. Он оседает на кожаный диванчик, огромными глазами глядя перед собой, и видит не этих двух парней, а одного, маленького и запуганного, сжимающего в непослушных пальцах злосчастный контракт с условием, о котором он не знал, которое заставило его вернуться в Тэгу, встать лицом к лицу с Тэхеном и сказать, что они расстаются. Тэхен может отследить каждую его мысль, может почувствовать его страх, от которого ноги подкашиваются. Глупый доверчивый Чонгукки, которому сказали, сколько он должен будет заплатить, если попадется на нарушении контракта. Его отец тогда поставил ему ультиматум — ты не получаешь от нас ни гроша, если тебе удается, поднимаешься сам. А если вдруг тебе не удается, ты живешь так, как диктую тебе я. Чонгукки, который представил, что скажет ему отец в случае, если он попытается разорвать контракт. Чонгукки, у которого совсем нет лишних денег. Тэхен понятия не имеет, сколько ему нужно было сил, чтобы принять такое решение. Он думал, что Тэхену будет легче смириться, если он просто заставит Тэхена себя ненавидеть. Чонгук даже предположить не мог, насколько усложнит этим жизнь их обоих. — Господин Ви, проходите, — дверь открывается, и Тэхен на ватных ногах заходит внутрь. Он смотрит на сидящего перед ним мужчину, так искусно манипулирующего детьми, и его тошнит. — Вы что-то хотели? — елейно спрашивает он, складывая руки перед собой. Тэхен не намерен быть любезным. — Я прекращаю работу с вами, — глухо, но твердо произносит он. — И я требую, чтобы вы дали Чонгуку перерыв по причине проблем со здоровьем. Лицо мужчины меняется, даже чуть краснеет. — Какое право вы имеете… — начинает он, но Тэхен быстро его обрывает, не желая слышать пустые угрозы. — Чонгук сейчас в больнице. Если заключение врача огласить общественности, поднимется скандал, потому что выяснится, что он работал круглыми сутками до тех пор, пока не упал в обморок от истощения. И если рот Чонгука закрыт вашим сраным контрактом, то меня ничего не сдерживает, и я спокойно сообщу об этом людям, — хладнокровно отчеканивает он. Подаваясь вперед, он упирается ладонями в стол, понижая голос. — Если через час после того, как я выйду из этого кабинета, не выйдет новость о том, что Чонгук берет перерыв как минимум на месяц в связи с проблемами со здоровьем, я приму соответствующие меры. Я уверен, что вы не хотите проверок, потому что вам наверняка есть, что скрывать. Он уходит из кабинета, не дожидаясь ответа, в смешанных чувствах и со спутанными мыслями. Столько лет он старательно винил Чонгука в том, в чем он не был виноват, а теперь он сам оттолкнул его настолько сильно, что ближе ему уже не подобраться. Лили встречает его на пороге квартиры. Она очень злая, и Тэхен невольно себе сочувствует — со злой француженкой очень сложно разговаривать. Она сжимает в ладони телефон, швыряя его в Тэхена в тот момент, когда он закрывает за собой дверь. Он успевает увернуться, но не успевает выдохнуть, как она бросается на него с крошечными кулаками, пытаясь ударить. Он легко обхватывает ее запястья, удерживая на месте, замечая слезы в ее глазах. — Я звонила тебе сто пятнадцать раз! — визжит она, дергаясь в его руках. Тэхен терпеливо ждет, пока она придет в себя. — Ты где был всю ночь?! — Чонгук заболел, — спокойно говорит он, и Лили замирает на мгновение, а потом с силой отталкивает его от себя. — Чонгук! — тише повторяет она. — Чонгук, Чонгук, чертов Чонгук! Ты что, влюблен в него, Ви? Тэхен молчит, внимательно глядя на нее. Своим поведением она очень облегчает чувство вины, которым он уже мучился при мысли о том, что собирается сделать. Ее глаза расширяются от осознания, и она охает, прикрывая рот ладонью. — Так вот в чем дело, — потрясенно шепчет Лили. — Ты гей, Ви? Тэхен просто смотрит ей в глаза, не говоря ни слова, и она краснеет, снова срываясь на визг: — Ты чертов гей! Да пошел ты! Я тебя бросаю! Она уносится в комнату, принимаясь нарочито громко доставать из гардеробной чемодан и скидывать туда вещи. Тэхен устало проводит ладонью по лицу и идет на кухню. Он готовит чай, чувствуя себя слишком опустошенным. Лили — молодец. Он не сказал ни слова, а она уже сделала выводы и собрала вещи, собираясь уходить. Честно, он благодарен ей за это. У них была не настолько большая любовь, чтобы он боялся разбить ей сердце, но он чувствует облегчение из-за того, что ему не пришлось бросать ее, пока они в чужой для нее стране. Тэхен вообще не знает, как и зачем они начали встречаться. Это началось за пару месяцев до его отъезда — он был слишком одинок, а она — слишком настойчива. Такое никогда не заканчивается хорошо. И дело даже не в ней — несмотря на свои периодические истерики, Лили хорошая. Она веселая, подвижная и шумная, она не дает заскучать, с ней всегда можно поговорить на отвлеченные темы, и она крайне хороша в постели. Все дело в том, что для Тэхена существует только Чонгук, и это остается главной константой его жизни. Его вина в том, что он посмел об этом забыть. Спустя примерно полчаса входная дверь громко хлопает, и Тэхен падает лицом в стол. Он устал. Он так чертовски устал. По правде говоря, ему уже нет смысла оставаться в Корее. Ему вообще не нужно было сюда приезжать. Он не знает, как теперь сможет легко оставить Чонгука, зная, что Чонгук никогда не хотел оставлять его. Но он не знает, хочет ли он теперь, чтобы Тэхен остался. Он достает телефон, бронируя билет на начало следующей недели, и ему попадается на глаза новость о том, что актер Чон Чонгук объявил о двухмесячном перерыве. Тэхен устало улыбается, проводя кончиками пальцев по его лицу на фотографии. — Пожалуйста, не болей больше, мой ангел.

Oh Wonder — Shark

Звонок будит Тэхена в три утра. Он с трудом разлепляет глаза, нащупывая на прикроватной тумбе телефон, и щурится от яркого голубого света. Номер незнакомый, но Тэхен принимает звонок скорее по инерции, потому что ничего не соображает спросонья. — Алло, — хрипит он. — Господин Тэхен? — громко произносят ему в ухо, и Тэхен мгновенно просыпается. Тут есть только один человек, обращающийся к нему по имени, и это точно не его голос. — Да, кто это? — уже четче спрашивает он. — Простите, но вы знаете черноволосого парня… не очень высокого, куча пирсинга в ушах? Мне кажется, я его видел в рекламе… — Чонгук? — обеспокоенно восклицает он. — Где он? — Отлично, вы знакомы, — с явным облегчением выдыхает парень. — Ваш друг очень пьян. Ваш номер был у него на быстром наборе. Он сейчас в баре «Lights out», и мы закрываемся через час. Вы можете его забрать? Тэхен садится на постели, подавляя зевок. — Я буду через полчаса. — Спасибо большое! — выпаливает парень, прежде чем отключиться. Тэхен знает, что мог бы (и должен был бы) позвонить сейчас менеджеру Чонгука и сбросить все это на его плечи. Но он встает, натягивает на себя джинсы и толстовку, влезает в кеды и спускается вниз. Он вбивает адрес в навигатор, стараясь особенно ни о чем не думать. Самокопание сейчас ни к чему. Он подъезжает к бару, который находится почти на окраине, и паркует машину на пустой стоянке. Глубоко вдохнув, он идет внутрь, сразу же находя взглядом Чонгука, развалившегося на барной стойке под сочувствующим взглядом пытающегося ее протереть бармена. — Вы Тэхен? — с надеждой спрашивает он, и Тэхен кивает. — Слава богу! Чонгук очень милый, конечно, но с алкоголем он явно не дружит. Тэхен ничего не отвечает, только подходит ближе, слегка толкая размазанного по стойке Чонгука в плечо. — Пожалуйста, не толкайтесь, сейчас приедет Тэхен и заберет меня, — мямлит Чонгук не очень разборчиво, и Тэхен кусает щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. — Я Тэхен, — говорит он, снова его толкая. — Правда? — уточняет Чонгук, и Тэхен, не сдержавшись, ухмыляется. — Правда. — Тогда возьми меня на ручки, — хнычет он, и Тэхен наклоняется, подхватывая его под ноги и закидывая его руки себе на плечи. От Чонгука сильно пасет алкоголем, но даже так он выглядит лучше, чем три дня назад в той палате. — Вы не похожи на друзей, — комментирует внимательно следящий за ними бармен, и Тэхен вытаскивает из кармана несколько смятых купюр, оставляя их на стойке. — Если что, ты никого не видел. Он перехватывает Чонгука поудобнее, выходя на улицу. Чонгук теплый и легкий, и он правда очень скучал по прикосновениям к нему, пусть у них и такая прозаичная причина. — Ты и вправду Тэхен? — бормочет Чонгук ему в шею. — От тебя пахнет как от Тэхена. Тэхен смеется, заглядывая в его лицо. — Открой глаза, Гук. Я и вправду Тэхен. — Тогда я тебя сейчас поцелую, — сообщает Чонгук и, прежде чем Тэхен успевает сделать хоть что-то, прижимается губами к уголку его губ, а потом сосредоточенно хмурится. — Не попал. — Чонгук, — одергивает его Тэхен, отстраняясь. Как хорошо, что Чонгук пьян, — не услышит, как бешено стучит его сердце. Он сажает его в машину, пристегивая, и Чонгук вырубается тут же. Тэхену требуется еще несколько минут, чтобы успокоить сердцебиение. Пьяный Чонгук очень тактильный, и он прекрасно об этом знает, но все равно этому сложно сопротивляться каждый раз как в первый. Он везет Чонгука к себе, потому что не знает, где тот живет, надеясь, что Чонгук не станет возмущаться из-за этого на утро. Вся ситуация должна казаться ему странной, потому что в их новых отношениях они просто модель и фотограф, и если кто и должен забирать пьяного Чонгука из бара на окраине города, то точно не он. Но все кажется таким правильным, таким естественным. Он вспоминает дни колледжа, когда отвозил его к себе, чтобы того не отругали родители, на своей старой машине, как Чонгук лип к нему, требуя поцелуйчиков, и как он целовал его, потому что у него было на это полное право. — Давай же, — Тэхен вытаскивает его из машины, и Чонгук виснет на нем. — Я не буду нести тебя до квартиры. Иди сам. — Ты не настоящий Тэхен, — ноет Чонгук, складывая руки на его плечах. — Настоящий Тэхен бы меня понес! — Ты и вправду не в себе, когда пьян, да? — спрашивает Тэхен, перехватывая его под колени и закидывая на плечо. Чонгук болтается за ним как сушеная рыба и через пару секунд обреченно стонет. — Меня сейчас вывернет, — жалуется он. — Терпи, — отрезает Тэхен. И Чонгук терпит до тех пор, пока Тэхен не заносит его прямиком в туалет. Он ставит его на кафельный пол, поддерживая, чтобы тот не упал, и помогает ему склониться над унитазом. — Выйди, — сдавленно бормочет Чонгук, явно сдерживаясь из последних сил. — Как будто в первый раз, — ворчит Тэхен, но все-таки выходит, чтобы взять на кухне таблетки и стакан воды. Когда он возвращается, он заглядывает в унитаз, потому что Чонгук еще не успел смыть. — Что ж, по крайней мере, ты ешь нормальную еду, — делает вывод он, нажимая кнопку слива. — Отвратительно, — делится мыслями Чонгук. — Могу я почистить зубы? Тэхен кивает. — Можешь воспользоваться моей щеткой. — Какая из них… Оу, она одна. Тэхен прислоняется плечом к дверному косяку, ловя взгляд Чонгука в отражении зеркала. — Почему? — неуверенно спрашивает Чонгук, и Тэхен усмехается. Черт возьми, он же так его любит. Так сильно, что все внутри него разрывается. — Она улетела три дня назад, потому что мы расстались. Глаза Чонгука комически расширяются. Он все еще немного пьян, поэтому не может контролировать свои эмоции так же хорошо, как делает это обычно. У пьяного Чонгука все на лице написано. — Я улетаю завтра вечером. — Вот как, — выдыхает Чонгук, а потом опускает взгляд, принимаясь остервенело чистить зубы. Тэхен смотрит на него еще пару мгновений, прежде чем развернуться и выйти. Он раскладывает диван в гостиной, чтобы лечь здесь, и каменеет, когда его неожиданно крепко обнимают со спины. Чонгук утыкается лицом ему между лопаток, стискивая его с такой силой, что он не может дышать. А даже если бы мог, то не стал бы. Чтобы не разрушить момент. Тэхен кладет ладони на его руки, пытаясь их расцепить, и Чонгук испуганно вздрагивает, сжимая его сильнее. — Пожалуйста, пожалуйста, давай постоим так совсем немного, обещаю, я больше к тебе не прикоснусь, — лихорадочно бормочет он, и сердце Тэхена спотыкается. — Я так хочу… я так скучал по этому, я так скучал по тебе… — Чонгук, — зовет он, чувствуя, как тот качает головой, словно говоря, что не отпустит, — дай мне развернуться. Чонгук отстраняется, поднимая на него виноватый взгляд черных бархатных глаз, и Тэхен не дает ему отойти, притягивая к себе и обнимая за плечи. — Глупый, глупый ангел, — бормочет он ему в волосы. Они пахнут невкусно — сигаретным дымом, алкоголем, ароматом баров и улицы, но это Чонгук, и ему нравится. Он любит его любым. Они молчат, и Чонгук жмется к нему сильнее каждый раз, как ему кажется, что Тэхен собирается его оттолкнуть. Он задумывается над тем, через что его мальчик прошел, сколько всего он выдержал, как редко улыбался искренне. Много изменилось с тех пор, как они были подростками. Чонгук причинил Тэхену очень сильную боль, но после того, что Тэхен узнал, после того, как увидел Чонгука не через камеры журналистов, он понял, что ему было не менее больно. А Тэхен всегда был тем, кто берег его от любой боли. — Могу я лечь с тобой? — едва слышно спрашивает Чонгук, и Тэхен кивает, поглаживая его по голове. — Тэхен? — Да? — Прости меня. Чонгук поднимает лицо, чтобы заглянуть ему в глаза. И этого достаточно. Одного его «прости» достаточно для того, чтобы Тэхен забыл все, что было, и простил его. — И ты меня прости. — Я на тебя не злюсь. — Отлично, — криво улыбается Тэхен, и Чонгук не выдерживает первым, подаваясь вперед, чтобы его поцеловать. В этот раз он не промахивается.

Billie Eilish — everything I wanted

Чонгук сжимает в пальцах телефон, глядя в лобовое стекло, когда Тэхен паркует машину у его особняка. — Ты не зайдешь? — спрашивает он, и Тэхен пожимает плечами. — Ты хочешь, чтобы я зашел? Чонгук уверенно кивает. Он не хочет, чтобы Тэхен улетал. Они не поднимали эту тему, но у Тэхена сегодня рейс, и Чонгук очень боится, что тот снова исчезнет из его жизни. То, что есть между ними сейчас, такое хрупкое, что он боится даже вздохнуть. Они заходят внутрь, и Чонгук смущенно улыбается. — Добро пожаловать. — Да-а-а, — тянет Тэхен, оглядывая просторный холл. — Ради такого стоило податься в актеры. Чонгук смеется, разуваясь и проходя вглубь дома. Он идет к открытой кухне, и Тэхен следует за ним, забираясь на высокий стул возле барной стойки. — Чем угостишь? — интересуется он, и Чонгук мягко улыбается, не в силах оторвать взгляд от его красивого лица. — Земля вызывает Чонгука. — Чай, — встрепенувшись, предлагает он и немного краснеет от смущения. Он и забыл, что такое быть очарованным кем-то. — Кофе. Ты все еще не любишь горячий шоколад? — Все еще нет, — соглашается Тэхен, и какая-то странная меланхолия появляется в его глазах. — Зеленый чай? — пытается угадать Чонгук, и Тэхен кивает, хотя он явно понимает, что не угадал. Он включает электрический чайник с красивой голубой подсветкой, и в комнате воцаряется молчание. Им немного неловко вместе, потому что о многом нужно поговорить, но ни тот, ни другой не могут найти в себе сил начать разговор. Чонгук заваривает черный чай, разливает его по чашкам, достает из холодильника шоколадные эклеры и малиновый джем. Тэхен наблюдает за ним внимательным взглядом, от которого ему становится не по себе. Все эти пять лет Чонгук закрывал настоящего себя от целого мира, прятался за наигранными улыбками, ролями в кино и образом, который для него придумала компания, и ни одна живая душа не могла заглянуть за маску, которую он так старательно на себя надевал. А теперь напротив него сидит человек, который знает его от и до, знает его лучше всех на свете, и Чонгук чувствует себя обнаженным под его взглядом. Он уже успел забыть, каково это — быть с кем-то, кто понимает тебя с полуслова. Тэхен заглядывает в чашку, и призрачная улыбка скользит по его губам, заставляя сердце Чонгука пропустить удар. Вот теперь угадал. — Чонгук, — зовет его Тэхен, когда он в третий раз сыпет сахар мимо чашки. Младший вздрагивает, поднимая на него виноватый взгляд. — Я знаю о контракте. Чонгук удивленно моргает, приоткрывая рот. — Что? — выдыхает он. Тэхен облизывает губы, поднося чашку ко рту и делая глоток. Она кажется крошечной в его огромной ладони. Чонгук почему-то тоже чувствует себя крошечным. — Я знаю, что ты не знал про то, что по контракту запрещены отношения, — с расстановкой произносит Тэхен, глядя прямо в его глаза, будто гипнотизируя. Чонгук весь сжимается, обхватывая пальцами чашку. — Тэхен, как- — Почему ты не сказал? — с невольным отчаянием в голосе спрашивает он. — Почему не сказал мне сразу? Мы бы что-нибудь придумали, мы бы нашли способ быть вместе! Пять лет, Чонгук! Чонгук качает головой, сожаление стискивает ему грудь. — Мне было семнадцать лет, Тэхен, — шепчет он. — Я был так напуган. Они чувствовали это. Мне казалось, что я попаду в тюрьму в ту же секунду, как решу их обмануть. Мне было страшно, что отец узнает. Мне казалось, что я совсем один. — Но ты не был один, — Тэхен накрывает его ладонь своей, заставляя поднять взгляд. — Ты никогда не был один. Глаза Чонгука наполняются слезами, и он качает головой. — Мне жаль… мне так жаль, Тэхен… — Чонгук, я… — начинает Тэхен, но его речь прерывается мелодией входящего звонка. Чонгук хмурится, опуская взгляд на экран. — Это Ханыль, — растерянно говорит он. — Мне нужно ответить. Он принимает звонок, прижимая телефон к уху, и по мере того, как Ханыль говорит, его ладони начинают трястись все сильнее. Тэхен обеспокоенно смотрит на то, как краска резко отливает от его лица, а глаза в панике расширяются. — Я понял, — глухо отвечает он, отключаясь. Тэхен испытующе выгибает бровь, и Чонгук сильно прикусывает дрожащую нижнюю губу, что-то ища в интернете. Его взгляд скользит по экрану, а потом телефон выпадает из его ослабевших пальцев, и он зажимает рот руками, неверяще глядя перед собой. Тэхен забирает смартфон, пробегаясь по строчкам открытой статьи, и с каждым словом его сердце падает все ниже и ниже. Кто-то вчера следил за Чонгуком. Кто-то ждал его до половины четвертого утра рядом с тем баром. Кто-то заснял то, как он неловко попытался поцеловать Тэхена, который держал его на руках. — Что ты будешь делать? — спрашивает Тэхен. Чонгука всего трясет, огромные глаза наполняются слезами. — Они говорят, что уже написали опровержение, — едва шевеля губами, шепчет он. — Говорят, чтобы я все отрицал. Тэхен обхватывает его руки, крепче их сжимая, чтобы обратить на себя внимание. — Нет, Чонгук, — настойчиво произносит он, — что ты будешь делать? Чонгук смотрит на него, и по его взгляду Тэхен все понимает. Именно так он смотрел на него пять лет назад, прежде чем бросить его. Полный боли, но решительный взгляд. — Я не могу встречаться с тобой тайно, — с сожалением произносит он, отпуская его руки. Чонгук судорожно сцепляет пальцы, чтобы не потянуться вслед за ним. — В двадцать я мог на это согласиться. Но мне двадцать пять, и я хочу открыто говорить о том, кого люблю. Чонгук молчит. Ему так страшно, так чертовски страшно, что, кажется, вот-вот наизнанку вывернет. Но он не может ничего требовать от Тэхена. Как не может и пойти против компании. Потому что ему страшно решиться на это. Он всегда был слишком трусливым. — Если бы ты был честным тогда, — вдруг говорит Тэхен, — сейчас бы все было по-другому. Мы бы были вместе. Просто если бы у тебя хватило смелости быть честным. Он все так же не произносит ни слова, когда Тэхен разворачивается и уходит, унося с собой последние крохи надежды, которые только появились у Чонгука в жизни. Хлопает дверь, спустя пару минут он слышит шум отъезжающей машины и хватается за стойку, чтобы не упасть. Легкие сжимаются, и дышать становится невозможно. Голова кружится, стены комнаты словно надвигаются на него, он падает в пучину паники, и никого нет рядом, чтобы его спасти.

Halsey — Honesty

Тэхену легко быть смелым, думает Чонгук. Он был известным фотографом, но он не был публичной личностью, и он понятия не имеет, каково это — быть на прицеле тысяч камер, каждая из которых готова заснять твой малейший промах. Он понятия не имеет, каково это, когда тысячи совершенно не знакомых с тобой людей осуждают тебя за то, что ты сегодня недостаточно широко улыбаешься, недостаточно аккуратно одет или недостаточно низко поклонился им. Чонгук помнит, как его поливали грязью за то, что он отшатнулся от дикой фанатки, набросившейся на него, которая потом оказалась больной. Он помнит, как его клеймили наркоманом просто за то, что он поздоровался с тем, кто позже был уличен в курении марихуаны. Он помнит, как ему навстречу выехала машина, когда на светофоре горел красный, и в произошедшей аварии винили его, хотя никого из тех, кто яростно доказывал его вину, там не было. Он помнит сотни мелочей: он слушает не те песни, работает не с теми людьми, совсем не старается, слишком старается, выглядит недостаточно счастливым, симулирует болезнь. Люди сидели за огромным столом с ножами и вилками наготове, голодным взглядом следя за каждым его движением, за каждым словом, чтобы найти то, за что его можно разделать. И они находили. Они бы находили, даже если бы Чонгук был идеальным, потому что людям не нужна причина для ненависти. Вот только даже с этой мыслью ему не было легче справиться с ненавистью. И это все были действительно мелочи. А вот если он подтвердит, что гей… если скажет, что действительно напился в дешевом баре, из которого его забрал парень, с которым они потом полночи целовались… Чонгуку кажется, что за его дверью стоит вооруженная армия, готовая растерзать его на кусочки, и он очень боится встретиться с ней лицом к лицу. Он сидит на диване, не шевелясь, будто набираясь сил. Он всегда хотел быть актером, и он наслаждался своей работой. Ему нравилось учить текст, а потом воспроизводить его на камеру так, чтобы вызывать своей игрой эмоции. Чонгук был очень в этом хорош. Он мог быть хорошим врачом, хорошим ученым, антагонистом, протагонистом — кем угодно. Ему не нравилось только быть хорошим лжецом, и именно эта роль удавалась ему лучше всего. За все эти пять лет он ни разу не сказал правду. Никому. Потому что ему не позволяли. Его правду бы не оценили. Она бы разрушила его карьеру, и Чонгук об этом прекрасно знал, вот и молчал. Потому что не для кого было быть честным. С каждой прошедшей секундой в нем по капле набирается решимость. «Если бы ты только был честным, все бы было по-другому», — сказал ему Тэхен. Тэхен сейчас, наверное, уже в аэропорту. Тэхен любит его, но даже он не готов быть с лжецом. Чонгук тоже любит Тэхена. Эта любовь никогда не давалась ему легко. Эта любовь не дарит крылья, не двигает вперед. Она причиняет ему боль, сбивает с ног, лишает сил. Он устал пытаться выстоять против ее ударов. Он постоянно остается позади, глядя Тэхену в спину, и сотни стальных пут обвивают его, не давая рвануть за ним, и Чонгук истекает кровью. В нем всегда было недостаточно сил и храбрости, чтобы вырваться. Он не злится на Тэхена за то, что тот ушел. Он злится на себя. Чонгук такой трус, и он никогда не был достоин Тэхена, но Тэхен его все равно любил. И единственное, что он может сделать, чтобы оправдать его любовь, — это быть хоть немного честным. Чонгук глубоко вдыхает, беря в дрожащие пальцы телефон. Он все еще чертовски боится, но теперь не хочет отступать. Он будто в клетке жил все это время, а теперь дверцу клетки распахнули, а он остается внутри, как последний глупец. Он открывает фанкафе и на мгновение прикрывает глаза. Чонгук не так хорош в словах, как Тэхен. Тэхену всегда удавалось быть честным, открытым, он всегда говорил искренне, поэтому и получалось красиво. Чонгук думает о Тэхене, когда скользит пальцами по клавиатуре, признаваясь в том, за что его возненавидят тысячи людей. Он не был плохим человеком. Он не причинял никому вреда, не употреблял наркотики, не воровал и не достигал успеха грязными путями. Единственное, в чем он провинился, — это любовь.

Imagine Dragons — Next to me

Тэхен вертит в пальцах телефон, сидя в машине. Он сидит тут уже пару часов, но так и не смог тронуться с места. Его самолет улетел полчаса назад. Тэхен такой дурак. Устроил там перед Чонгуком шоу, как будто действительно мог бы оставить его и вернуться в Париж после того, как снова смог держать его в своих объятиях. Он не соврал — быть в тайных отношениях и вправду выше его сил. Но быть далеко от Чонгука теперь вообще невозможно. Тэхен просто ждет какой-то знак. Какую-нибудь мелочь, чтобы сорваться с места и снова поехать к Чонгуку. Он вздрагивает, когда в тишине машины раздается звук входящего сообщения. Он проводит пальцем по экрану, читая то, что прислал ему Луи. «Глянь, твой маленький дружок-актер все-таки педик» и ссылка на статью. Сердце Тэхена замирает, когда он нажимает на статью и видит кричащий заголовок о том, что Чонгук на фанкафе признался, что на том снимке был он. Тэхен листает к комментариям, и его сердце начинает болеть с такой силой, словно его на части разрывают. Там столько грязи, как будто его окунули в ведро с помоями. Тэхен распахивает глаза, отбрасывая телефон на соседнее сиденье и тут же заводя машину. Потрясающий знак. Просто потрясающий. Он представляет, как сейчас себя чувствует Чонгук, и его начинает тошнить. Господи, какой же он мудак, раз он посмел оставить его одного в такой момент! Он оказывается у дома Чонгука через пятнадцать минут, и он нарушил столько правил по дороге, что ему, наверное, придет целая стопка штрафов. Он непослушными пальцами вводит код на воротах, который запомнил, когда они с Чонгуком приезжали сюда утром, и, стоит калитке запищать, как он врывается внутрь, спотыкаясь на ступенях и едва не наворачиваясь, грозя размозжить себе голову о железные поручни. Входная дверь открыта, и Тэхен не теряет ни секунды, влетая в прихожую. — Чонгук! — зовет он, заглядывая в каждую комнату и надеясь, что не опоздал, и Чонгук не наделал ошибок. Не найдя его на первом этаже, он бежит наверх по широкой лестнице, толкая первую попавшуюся дверь и едва не падая на колени от облегчения, когда видит тяжело дышащего Чонгука, свернувшегося в комочек на диване. Но облегчение быстро сменяется тревогой, когда он понимает, что что-то не так. Чонгук громко дышит, огромными глазами глядя перед собой, и все его тело подрагивает. У него паническая атака. — Чонгук, — Тэхен в два шага преодолевает расстояние от двери до дивана, обхватывая Чонгука за плечи. — Я здесь, слышишь? Посмотри на меня, пожалуйста! Он не знает, что делать в таких случаях, как помочь Чонгуку. На бледном лице младшего блестит пот, он бегает взглядом по комнате, но будто не видит ничего. — Я сделал это, — прерываясь, выдыхает он. — Я сделал это, и они… они ненавидят меня… Мне страшно, мне страшно, и я… Чонгук задыхается, слезы начинают катиться по его щекам, и Тэхен крепко удерживает его в руках, испуганно глядя на то, как Чонгука трясет, словно в лихорадке. — Я был честным, я был честным, я не делал ничего плохого, — рыдает Чонгук, царапая ногтями его плечи. Он дышит так рвано, что Тэхену и вправду становится страшно, что он вот-вот задохнется. — Почему они так, за что… Тэхен хмурится, обхватывая его лицо ладонями. Его глаза расширены от страха и бесконтрольной паники, грудь тяжело вздымается и опадает, и он хватается за запястья Тэхена, будто боясь упасть. Тэхен вдыхает поглубже, а потом подается вперед, прижимаясь к губам Чонгука. Младший замирает, распахивая глаза, и Тэхен продолжает, аккуратно целуя искусанные губы. Чонгук сначала напрягается, а потом расслабляется в его руках, и сильная бесконтрольная дрожь прекращается. Он только вздрагивает периодически, теснее прижимаясь к Тэхену. У него нет сил ответить на поцелуй, но Тэхену это и не нужно. Они еще успеют. Им так много всего нужно наверстать. — Все хорошо, — шепчет Тэхен ему в губы, поглаживая большими пальцами скулы Чонгука. — Я с тобой, мой ангел. Чонгук смотрит на него большими черными глазами, на ресницах застыли слезы, взволнованное дыхание горячо оседает на коже Тэхена. Чонгук смотрит на него так, будто не может поверить. — Ты не улетел, — едва слышно бормочет он. — Ты не бросил меня. Тэхен ласково улыбается, обнимая Чонгука и утягивая его к себе на колени. Чонгук крепко прижимается к нему, удовлетворенно выдохнув и уткнувшись носом в плечо. — Я не смог. Я должен был побороться, ведь так? Должен был еще тогда. — Они разорвут со мной контракт, — мямлит Чонгук. — У меня больше не осталось фанатов. Тэхен прикрывает глаза, зарываясь пальцами в его волосы и мягко массируя кожу головы. — Ты жалеешь? — глухо спрашивает он, боясь услышать ответ. — Нет, — мгновенно твердо отвечает Чонгук, и Тэхен выдыхает. — Просто мне страшно. Тэхен обнимает его сильнее, покрывая мелкими поцелуями торчащее из-под шапки волос ухо. — Я от всего тебя защищу, — обещает он. — Я больше тебя никогда не оставлю, и мы со всем справимся, ангел, ты слышишь? Чонгук кивает, и этого Тэхену достаточно. Тэхен зарывается носом в его волосы, глубоко вдыхая его запах, и впервые за долгие годы чувствует спокойствие. Чувствует что-то, похожее на счастье. Чувствует себя живым. И теперь он будет держаться за него, даже если его руки будут связаны.