nobody like you

Рабочая неделя у Зейна начиналась во вторник, и прямо с первой пары. Он приходил чуть раньше других преподавателей, доставал связку личных ключей из кармана брюк, обследовал аудиторию на неожиданные сюрпризы — ему приходилось делить помещение с коллегой, преподавательницей риторики, миссис Санчез, и после её занятий иногда казалось, будто прошло землетрясение — перебирал материалы, сортировал бумаги на столе, в последний раз проверял расписание и планы, писал на доске тему и, не торопясь, готовился к лекции. Сам Малик преподавал английский язык, предмет сложный, требующий полной отдачи. Это была его первая и пока единственная любовь. Среда проходила попроще: занятия у него начинались после десяти часов, но зато продолжались до темноты с небольшим перерывом на обед в середине дня. В четверг у него был выходной, в который он обычно принимал студентов с их курсовыми, устраивал семинары и вообще занимался внеклассной деятельностью приписанной к нему группы. В пятницу занятия также продолжались с раннего утра и до самого вечера. В субботу он вел подгруппы, не очень долго и только со студентами, которые действительно хотели заниматься, проверял работы учеников и готовил свой проект. До недавнего времени расписание выглядело чуть проще, и Зейн был страшно доволен таким положением дел. Он мог спокойно отлучаться в середине недели по личным причинам, и ему не нужно было так тщательно готовиться к занятиям — правда и зарплата была соответствующий, но чем-то приходится жертвовать, такова уж жизнь. А потом профессор Гроссман, с которым он делил студентов первокурсников и второкурсников, ушел в отставку с небольшим скандалом, и Зейну достались все его ученики, включая тех, у кого полным ходом писалась курсовая работа. Зейн уже не мог назвать себя новеньким учителем на замене. Он был полноправным коллегой Гроссмана четыре года к ряду, но до сих пор оставался самым молодым преподавателем на кафедре. Первый год он вообще пробыл у профессора Гроссмана лаборантом, так что теперь Малик мог с гордостью заявлять, что продолжает великое дело своего преподавателя. Проза этого момента заключалась в том, что под конец своей работы Гроссман разочаровался в коллективе и образовании. Он часто говорил Зейну за обедом: единственное, что держит его в университете — автомат с бесплатным замороженным йогуртом для преподавателей. Когда автомат неожиданно сломался, и начальство решило, что не будет тратить деньги на мороженый йогурт, вместо этого заключило контракт с местной пекарней, чтобы каждый день получать партию свежих пончиков, Гроссман ураганом ворвался на занятия к ничего не подозревающему Зейну, надел ему на голову свой картуз, вручил красный маркер и сказал: «Теперь этим тонущим кораблем управляешь ты». Больше Малик его не видел. Вернее, видел потом в молле на выходных, Гроссман сидел в фудкорте и с видимым удовольствием уплетал замороженный черничный йогурт. Малик не рискнул тревожить старика. Он заслужил свой отдых. Тем не менее, он оставил после себя кучу проблем. Расписание спешно пришлось переделывать и подстраивать под Зейна и других преподавателей, что теперь рвались на части, дабы подменить старика. Малику нужно было изучить планы, чтобы дать ученикам те материалы, которые Гроссман не затрагивал, проверить, готовы ли они к экзаменам на том уровне, что принимает он... короче, пришлось повозиться. За всей этой суетой Зейн как-то не обратил внимание, что начал засматриваться на одного из своих новых учеников. Это был симпатичный второкурсник, по-своему талантливый и, конечно, безумно обаятельный. Глядя на него, Зейн чувствовал неутихающий пожар где-то в области груди и, конечно, в штанах тоже. Когда этот парень заходил в аудиторию, Зейн еле держал себя в руках. Конечно, он был старше и должен был вести себя соответствующее, но попробуй справься с эмоциями, когда этот симпатичный засранец вваливается в аудиторию, взлохмачивая непослушные волосы рукой, и очень вкрадчиво тянет: «Здравствуйте, мистер Малик». У мистера Малика только чудом учебные планы с рук не падали, когда он видел этого парня. Парень оказался не сильно младше, в плечах был даже шире, и в другой ситуации Зейн уже предложил бы ему выпить по стаканчику среднеалкогольного коктейля, но это был его ученик, и Малик ясно видел, как вылетает с работы с последующей записью в личном деле, поэтому старательно держался и пытался не выдать свои мысли и свое желание. Лишь голос иногда предательски дрожал, когда он произносил его фамилию, зачитывая список студентов. Пейн. Лиам Пейн. Просто и кратко, но, Господи, как же волнующе. У Малика разве что голова не кружилась. С этим можно было бы что-то сделать, если бы Зейн в одну из долгих ночей не нашел профиль Лиама в инстаграме и не кончил на клавиатуру, рассматривая фотографии. Глядя на то, как капли его удовольствия растекаются по рабочему ноутбуку, Зейн чувствовал себя паршиво. Не настолько паршиво, конечно, чтобы не повторить на следующий день, и через день, и через день. После этого стало немного проще. Правда, складывалось ощущение, что Лиам прекрасно знает о происходящем, потому что смотрел он на него самым проницательным взглядом. И улыбался, конечно. Перед его парами Зейн всегда волновался больше всего — начинались они как раз во вторник утром, в самый ответственный день рабочей недели. Малик и так старался изо всех сил держать ситуацию под контролем, а сейчас просто помешался на идее доучить этого парня и при этом не выдать своего желания. Сам того не замечая, он стал больше вертеться перед зеркалом, одеваться чуть развязнее, чем следовало и вообще всячески привлекать к себе внимание, хотя ум подсказывал, что нужно делать абсолютно противоположное. Разбирая бумаги перед его занятиями, Зейн не мог не корить себя за глупость. «Ты старше, – раз за разом говорил себе Зейн, перебирая проверочные работы. – Ты преподаватель. Ты, в конце-концов, не в его «весовой категории», чтобы позволять себе эти фантазии и ночные... развлечения». Лиам был из касты спортсменов, но, тем не менее, глупым не оказался. Напротив, в предмете он разбирался, и его эссе были одними из лучших на потоке. Малик даже думал заставить его отправить пару работ на конкурс, но тренер Джонсон прямо заявил, что не позволит ему засорять мозги своих подопечных подобными идеями. У Лиама был талант — так никто не мог распасовывать. Так что Малик довольствовался тем, что у него было на одно хорошее эссе больше. Однако он всё равно не позволял себе обольщаться. Конечно, сам Малик был очень симпатичным, при свете огней ночного клуба даже горячим, но вкупе с должностью преподавателя, очками, которые приходилось носить на лекциях, потому что глаза к концу дня страшно уставали, и многими другими факторами, становилось ясно, что если Лиам Пейн и станет с кем-то спать, это точно будет не он. – Здравствуйте, мистер Малик, – вкрадчиво произнес кто-то на ухо, близко и очень жарко, словно по голосовым связкам у него протекала лава. – А я соскучился. Зейн выронил проверочные работы на стол и обернулся. Ну, конечно, это он. Можно было и не сомневаться — только Лиам Пейн мог подойти вот так запросто и заставить его нервы запутаться в морской узел. Малик спешно собрал бумаги в кучу, выровнял по углу стола и поправил галстук, пытаясь отвлечь себя от мыслей, что они сейчас абсолютно одни в пустой аудитории. – Нельзя так подкрадываться и пугать людей, – сказал Зейн, как ему показалось, спокойным тоном, но по телу уже пошел возбуждающий зуд. – Я напугал? Извините, – Лиам очаровательно улыбнулся и привычно поправил волосы, взлохмачивая свою шевелюру. – Не мог устоять перед искушением поприветствовать Вас лично. Как моя проверочная работа? – Дождись занятий, и всё узнаешь, – будто бы строго произнес Зейн, мельком взглянув на него. Он пытался контролировать ситуацию, но кто бы сейчас счел его ведущим? Малик просто млел. У него горел каждый участок кожи. На руках сейчас можно было поджаривать оладьи. Если бы только это. В узких штанах уже было тесно, а ведь этот парень только подошел. – Ну, мне хочется сейчас, – Лиам приблизился, и Зейн почувствовал, как сильное тело студента находится на самой границе его личного пространства. Качни он бедрами, самую малость, всего на жалкий дюйм, и тайна Малика была бы раскрыта. – Уж такой я человек, если что-то хочу, то получаю это. Зейн закрыл глаза и сделал шаг назад. Ему нужно было держаться. Но всё, о чём Малик мог думать, пугающее напряжение и желание впиться в эти губы, вымаливая поцелуй. Он хотел прижаться всем телом, почувствовать силу этих мышц. Создать между их телами возбуждающее трение — сейчас этого бы хватило, чтобы кончить. Только этого. Малик часто задышал. – Я рад, что ты такой амбициозный, – сглотнув, произнес Зейн и относительно невозмутимо посмотрел на работы, лежащие в углу стола. – Что ж, если тебя это так волнует, то у тебя «хорошо». – Почему не «отлично»? – спросил Лиам, безмятежно улыбнувшись. – Потому что красивой улыбки мало, чтобы получить «отлично». – Но достаточно для «хорошо»? – ухмыльнулся Лиам, вновь делая шаг ему навстречу, и Зейн ощутимо вздрогнул, всеми силами сдерживая порыв упасть в его сильные руки. – Вы меня явно недооцениваете, мистер Малик. Так что, у меня есть ошибки? Его голос стал немного спокойнее, словно он почувствовал, что Зейн на пределе, и дал ему легкую передышку. Возможно, это было лишь воображение Малика, но он почувствовал небольшую благодарность. Черт, ещё бы секунда, и Зейн бы на колени перед его членом рухнул. – Совсем глупые, ты в конце торопился, – сказал Зейн, с легким облегчением выдыхая. – Я же разрешил остаться на перемену. – У меня была тренировка, – Лиам взлохматил волосы и мельком взглянул на большие часы, висящие над классной доской. – Ну что ж, я не совершаю одни и те же ошибки дважды. Он улыбнулся. Улыбнулся не «хорошо» и даже не «отлично». На самом деле улыбнулся он на все «превосходно» и «великолепно». Так, словно ничто не укрылось от его внимательных шоколадных глаз. Зейн вернулся к своим бумагам, но теперь мог думать лишь о улыбке, скручивающей его нутро в приятном спазме. Аудитория постепенно наполнилась студентами. Появился Луи Томлинсон, кажется, довольно близкий друг Лиама, тоже из спортивной команды. Они обнялись, похлопывая друг друга по рукам, Луи несколько секунд держал Лиама за талию, пока, смеясь, что-то рассказывал ему на ухо. Зейн завистливо выдохнул, снова дернул себя за галстук. В аудитории стало шумно, и Зейну пришлось утихомирить студентов. Он начал с тяжелой артиллерии, обругал учеников за последнюю проверочную работу, так что они заметно притихли, пытаясь понять, чем им это грозит. Зейн подробно разобрал все ошибки, вынес самые распространенные на доску и заставил студентов всё записать. Они старались — так активно шуршали тетрадками, что казалось, ветер гоняет осенние листья. – Очень мило, что Вы пытаетесь хитрить, но уж коли у нас урок английского, а не математики, пишите числительные словами, а не цифрами, – подытожил Зейн, оставив проверочные работы в покое. – Теперь вернемся к теме лекции. Мы наконец-то займемся глаголами. Скажу честно, это моя любимая тема, – добавил он, красочно положив ладонь на грудь. – Это прекрасно, ещё и потому что тема будет большая, и проверочных работ запланировано много. Аудитория ожидаемо загудела, не скрывая свое разочарование, и Зейн, потирая руки, взял свой ежедневник. На самом деле он знал, что там написано, но ему хотелось произвести нужный эффект. – А первая проверочная будет уже послезавтра, – радостно заметил Малик под нарастающий гул и, захлопнув планировщик, начал лекцию. Привычки обманывать студентов у Зейна не было, глаголы он действительно любил. Откровенно говоря, в английском языке не было таких тем, какие бы он недолюбливал. Мистер Гроссман, ярый фанат своего дела, сразу почувствовал в нем родственную душу, поэтому не только обучил всему, что знал сам, но и делился переживаниями о йогурте, системе образования и многих других вещах. С другими коллегами он обычно так не откровенничал. Лекция шла хорошо. Студенты старательно записывали его слова в свои тетради, кто-то шлепал клавишами по клавиатуре учебных лап топов. Такие моменты молодой преподаватель просто обожал. Ему нравилась легкая торжественность подобных лекций. В какой-то момент Малик заметил, что в аудитории стало немного шумно. Зейн оторвал взгляд от своего конспекта, с которым он периодически сверялся: так и есть! Лиам что-то обсуждал с приятелем вполголоса. Обычно такой привычки у него не было, но Зейн всё равно напустил на себя строгость и угрожающе поправил очки. – Мистер Пейн, могу я узнать, в чем дело? – спросил Зейн. Он всегда переходил на официальный стиль, когда пытался присмирить учеников. – Вы там, кажется, рассказываете что-то интересное, может, и с нами поделитесь? – Простите, мистер Малик, – произнес Лиам, очаровательно улыбнувшись. – Я просто ничего не могу с собой поделать: очень люблю ртом работать. Но мне, думаю, ещё есть, чему у Вас поучиться, так что я замолкаю. Прекратившийся несколькими минутами ранее зуд вернулся с новой силой, и Зейн невольно заступил за свой стол, чтобы никто не увидел, как его напрягла эта сногсшибательная улыбка. И эти вкрадчиво произнесенные слова. Никто из учеников ничего не заметил — либо они сделали вид, что не заметили, потому что ни смеха, ни другой реакции не последовало. Однако Зейн всё равно запылал, точно его подожгли. Он внимательно посмотрел на Лиама, что улыбался, глядя ему в глаза, и вернулся к лекции. Ток бежал по телу, словно кто-то усиленно крутил педали. Зная темперамент этого студента, он, конечно, просто шутил над ним, но Зейну было достаточно даже такой невинной шутки, чтобы представить, как протекает их совместная работа ртом. Мысль отозвалась тупой болью в штанах, и Зейн едва не застонал, пытаясь сосредоточиться. На это ушла долгая и весьма постыдная минута. Лекция подошла к концу не скоро, и к её концу Малик весь извелся. Он то и дело продолжал пялиться, а Лиам будто специально водил языком по губам и будто бы посмеивался, глядя в его глаза. Зейн, не дожидаясь, пока студенты с ним распрощаются, направился к учительскому туалету и кончил за два быстрых движения. Разрядка была такой болезненной, что ему пришлось подрочить ещё раз, представляя пухлые губы Лиама у себя на члене, прежде чем это принесло удовольствие. – Сейчас бы мороженого йогурта, чтобы остудиться, – проворчал Зейн себе под нос, намыливая руки, и ошалело замер, рассматривая свое растрепанное отражение. – Вот ведь старый повеса! Он спешно пошел в кафетерий, чтобы не прожигать впустую большой перерыв. Пончики ему не хотелось, поэтому он взял себе свежевыжатый сок и салат. Другие преподаватели были заняты беседой, поэтому Малик, чье эмоциональное состояние крутилось, словно юла, сел чуть в стороне. Следующее занятие у него, к счастью, было с группой, которую он с недавнего времени курировал. С ними было проще. Зейн вообще не помнил, чтобы у него стоял член на других студентов. Конечно, среди них были привлекательные ребята, которых он мог оценить объективно, но чтобы трогать себя средь бела дня в учительском туалете... Такого не было никогда. – Вы сегодня один, – подсев к нему, заметил Лиам Пейн. На подносе студента находился полноценный обед. У парней из спортивной команды была особая диета, и тренер внимательно следил, чтобы его подопечные соблюдали рацион и не голодали. Зейн внутренне напрягся. Только он попытался разгрузиться от него, как этот парень снова настиг его, бессовестно распаляя самые потаенные желания. – Мне немного тяжело после отставки профессора Гроссмана, нужно держать в голове слишком много информации, – сказал Зейн, бросив взгляд на своего ученика, и принялся встряхивать салат. Вышло не очень ловко, потому что он чуть не выронил пластиковую миску. Лиам легко вынул контейнер из его рук, встряхнул в два быстрых движения и мило протянул преподавателю. – Спасибо, – сказал Зейн, пытаясь сделать вид, будто всё так и должно быть. – Вам бы расслабиться, как следует, – произнес Лиам, подпирая щеку кулаком, и бессовестно улыбнулся. – Хорошенько снять напряжение. Знаете? Вдоволь... порезвиться. Зейн безучастно поправил рукава, хотя нутро у него сжалось. Господи, он точно специально! Потому что его голос был таким глубоким, что в пору только захлебнуться. Малик почти не дышал. Только размышлял о том, как бы свернуть со стола подносы, потянуть этого парня на себя, и... – Я об этом подумаю, – сухим, как пустыня, голосом проговорил Зейн. – Вы слишком много думаете, – Лиам подвинулся ближе, и Зейн почувствовал его теплое дыхание рядом со своим ухом. Рука студента невесомо прошлась по его бедру, и Малик снова ощутимо напрягся, воспылал, хотя кончил буквально несколько минут назад. – Иногда нужно просто действовать. Сколько возможностей Вы теряете из-за своей... нерешительности. – Пейн! – раздался голос мистера Джонсона, звучный и резкий даже без громкоговорителя. Он приближался к их столику быстрыми шагами. – Ты давно должен быть на стадионе. Рука Лиама метнулась, чтобы взъерошить волосы, и он незаметно отодвинулся, оставляя на теле Зейна неприятную пустоту. О, боже. Зейн действительно хотел, чтобы его студент не останавливался. Напротив: всё его естество жаждало продолжения. – Простите. Мистер Малик просто объясняет мне новую тему, пока я обедаю, – невинно улыбнулся Лиам. – Быстрее, – рыкнул тренер и миролюбиво посмотрел на коллегу. – Да ты, Зейн, совсем себя не жалеешь. Кажется, у тебя жар. Хоть во время перерыва бы передохнул. Он был старше Зейна почти на пятнадцать лет и относился к нему по-отечески. Во-многом, потому что не мог представить Малика со всеми его книжками и бумажными папками в спортивном зале. Зейн не то чтобы не дружил со спортом, просто активности в этой сфере не проявлял. – И я сказал мистеру Малику тоже самое, – весело протянул Лиам. – Разве Вы не думаете, что ему нужно хорошенько отдохнуть, мистер Джонсон? – Ешь свой обед, – отрезал тренер. – А что Вы проходите? – Глагол, – сказал Зейн. – Глагол — это сказуемое, вот и вся тема, – заявил мистер Джонсон. Лиам улыбнулся в свою тарелку и быстро посмотрел на Зейна. – Верно я говорю, Зейн? – В общих чертах, да, – ответил Зейн, чувствуя, как у него начинает бровь дергаться. Он не пустился в полемику, только потому что выглядел бы также глупо, если бы начал рассуждать про бег и приседания. – Видишь, Пейн, как всё просто, – продолжил Джонсон, постучав по столу массивной рукой. На запястье у него был пульсометр. – Так что ешь скорее и живо на стадион. Ждать тебя никто не будет. Радуясь, что сумел разрешить ситуацию, тренер удалился. Все его движения были собранными и очень деловитыми, Зейн даже немного позавидовал. Он хотел бы не терять лицо перед студентами. Особенно перед тем, кто сейчас поглощал свой обед, рассматривая его, точно музейный экспонат. – А почему Вы не поставили мистера Джонсона на место? – спросил Лиам. – Он ничего плохого не сказал, – протянул Зейн, глотнув своего сока. Лишь после этого живительного глотка он понял, как много влаги потерял. Этот Пейн точно его с ума сведет и, похоже, очень скоро. Ему нужно было собраться с мыслями, а они рассыпались точно кусочки пазла, когда этот студент так пристально его разглядывал. – Когда ты станешь взрослее, то поймешь, что не имеет смысла обижаться на других людей. Они не всегда хотят тебя обидеть, просто не ведают, что говорят. Уверен, я тоже выставил бы себя глупцом, если бы стал советовать ему правильную диету для лучшего набора мышц. Всё это приходит с возрастом, – важно проговорил Малик. – Возрастом? – поинтересовался Лиам, чуть улыбнувшись. – Вы не сильно старше. Возраст имеет значение не во всех плоскостях. Зейн тяжело выдохнул. Ему казалось, будто языки пламени лижут его лицо. Он снова сделал глоток сока, и это было уже не так остужающе, как в первый раз. – И всё-таки я старше, – сказал Зейн, нервно дергая пальцами по крышке стола. – К тому же я твой преподаватель. – Да, – кивнул Лиам, собирая тарелки на поднос. – Вы мой преподаватель. Он не сказал больше ничего, и Зейн, залпом опустошив стакан, чувствовал, что на этот раз его студент вышел победителем. Откровенно говоря, Пейн победил уже в тот момент, когда в первый раз вошел в его аудиторию и широко улыбнулся, приветствуя его. Глядя, как Лиам относит свой поднос, он чувствовал, что его внутренности буквально загорелись. С ним было сложно. Сложно, потому что он действительно был очаровательным и соблазнительным, и обаятельным, и милым. Если бы Лиам перегибал палку, если бы ничего из себя не представлял, как просто было бы выкинуть его из головы и ограничиться ночным рукоблудием, но чертенок, похоже, прекрасно знал, как действует его напор и сдаваться не собирался. Он был терпелив. Он был мягок. И уверен. Зейн таких мужчин обожал. Он сталкивался с ним в самые неожиданные моменты. Когда был не готов. Когда ему хотелось быть в безопасности, и, да, от Лиама Пейна веяло безопасностью, но перед ним самим Малик был абсолютно беззащитен. Зейн почти чувствовал, как его лапки задираются, как он готов опуститься перед студентом на обе лопатки, как ему хочется смести все преграды и познакомиться с этим парнем во всех плоскостях. Что было полнейшим безумием, и Зейн собирался молиться всем богам, каких знал, чтобы здравый смысл не покидал его, хотя бы до конца учебного года. – Так ты не едешь на конференцию? – спросила его преподавательница французского, Джейн Скотт, в один из тех дней, когда ему удалось избежать встречи со студентом. – Тебе же нравится читать доклады. – Не до этого сейчас, – ответил Зейн, глядя в окно. Вид на внутренний двор немного приободрил его, поэтому он позволил себе объяснить. – Я сейчас работаю за двоих. Хорошо ещё, что Роджерс и Чейз разгрузили по старшекурсникам, но они не ведут у вторых и первых курсов, мне достался весь поток. Это очень... трудоемко. – Бедняга, – посочувствовала коллега, наверное, с трудом представляя, что было бы, уйди другая преподавательница французского из университета или в декретный отпуск. – Что ж, передам привет твоим друзьям из колледжа, если встречу. Зейн кивнул коллеге, что направилась к лестнице, и обернулся. За его спиной, оказывается, всё это время терпеливо стоял Лиам. Зейн почти не удивился, пусть и пытался избежать этой встречи. Только почувствовал сладкую тяжесть. Она наполнила каждый сустав. И, конечно, там, внизу, сразу стало невыносимо. – У тебя ко мне дело? – прочистив горло, спросил Зейн. – Можно и так сказать, – сказал Лиам, облокотившись о стену, и повел языком по своим чертовски соблазнительным губам. – Просто выдалась свободная минутка, я решил проведать любимого преподавателя. Зейн прижал к груди папки. Сердце билось с нечеловеческой скоростью. И ещё Малик слышал свой пульс. Так явно и четко, точно весь он превратился в бесконечное сердцебиение. И возбуждение. Такое влажное и тяжелое, сосредоточенное не в одном месте, а сразу во всем теле. – У меня складывается ощущение, будто ты зажимаешь меня в углу, – тяжело выдохнув, произнес Зейн. Лиам непринужденно засмеялся. – Если бы вы хоть словом, хоть жестом показали, что Вам это не нравится, – протянул он, заставляя Зейна пылать: шею, уши, скулы... все части тела, какие он ощущал. – Я бы сразу перестал. – Мне нужно готовиться к занятиям, – быстро сказал Зейн, чувствуя, что нужно бежать, пока это не окончилось плохо. Он сделал шаг по коридору, почувствовал спасительное дуновение сквозняка в лицо, но Лиам схватил его за локоть и развернул к себе. Зейн облизал губы. Они молили о поцелуе. Наверное, его глаза тоже. Взгляд Лиама изменился. Он приблизился к нему, опустил свои ладони до самых запястий. – Мистер Малик, – негромко произнес Пейн, рассматривая его лицо необычайно серьезно. – Не убегайте от меня, Вы этого не хотите. Зейн выдохнул. Жар прилил к его щекам с новой силой, почти раскаляя кожу. Тело вело, оно едва подчинялось приказаниям мозга. Мозг тоже был под чарами Лиама. Малик почти за себя не отвечал. Силы воли хватило только чтобы моргнуть. – Мне действительно нужно подготовиться, – мучительно произнес он, и по его виску пробежала капля пота. Он хотел сказать совершенно иное. – Хотел бы я посмотреть, как Вы себя готовите, – шепнул Лиам ему на ухо, почти касаясь ушной раковины кончиком носа. Язык Зейна буквально распух во рту. Он помотал головой и устремился к своей аудитории, на ходу одергивая рубашку. Ему не удавалось справиться со своим телом. Насколько он был сейчас слабее своих инстинктов. Такой ведомый, хотя должен был вести. И взгляд, что сейчас прожигал его спину, хотелось ощущать на себе постоянно. Зейн таял, как мороженое на жаровне. Растворялся в поглощающем его желании и мыслях, что раскручивали внутри него запутанный клубок вожделения. Зейн знал, что его желание вполне легко объяснить. Этот парень не давал ему вздохнуть спокойно. Он всегда был рядом, сводил с ума своей улыбкой, восхитительным запахом, полухищническими повадками, перед которыми Зейн был бессилен. Ему хотелось чувствовать себя продолжением этой неумолимой силой, частью чего-то большего и прекрасного, и, черт возьми, если Лиам Пейн не был тем самым. «Господи, тебя уволят, тебя уволят, тебя уволят», – лихорадочно думал Зейн, рассеянно швыряя учебники в машину. В другой ситуации он бы никогда не поступил так с учебными пособиями, но всё валилось из рук, и Малик чувствовал, что его шестеренки раскручиваются. Он решил взять себя в руки и до поздней ночи проверял работы студентов, не давая себе даже секунды, чтобы отвлечься. То ли Зейн был так сильно взвинчен, то ли студенты решили всем потоком провалить грядущий экзамен, только Малик выставлял неуды особенно щедро. Один из учеников в эссе процитировал, как ему показалось, Марка Твена, хотя на самом деле это был Шекспир, и это стало последней каплей. Малик почти взорвался, прекрасно понимая, откуда растут ноги у этой ошибки. «Не Хоумстак надо читать, а литературу из списка, который я выдал в начале занятий, если Вы хотите получить оценку выше», – жирно вывел Малик, поставив при этом неуд. Удовлетворение он не почувствовал. Зато прекрасно знал, что отлично разгрузит его этим вечером. Зейн упал в удобное кресло посреди гостиной, закинув ноги на один подлокотник и упираясь спиной во второй. Аккаунт Лиама выплыл, стоило ему ввести первую букву его имени. Это так сильно компрометировало. Кэш нужно регулярно чистить, чтобы в будущем не попасть впросак. Сейчас, впрочем, Зейна больше волновало другое, и он принялся листать ленту фотографий Лиама, чувствуя, как в груди растет томное, приятное волнение. Боже, ну какой он красивый! Черты его лица по настоящему завораживали Зейна. А уж фотографии, где Малик мог рассмотреть части тела, были у него самыми любимыми. Хотелось понаделать скриншотов, распечатать и просто в них утонуть. И в Лиаме. В его глазах без дна и объятиях, наверняка теплых, как весеннее утро. Малик, тяжело дыша, пролистал фотографии вниз, прекрасно зная, что сейчас увидит. Обнаженный Лиам у бассейна, это его личный фаворит. Зейн и раньше рассматривал эту фотографию, уже привычно потянул пальцами в разные стороны, чтобы немного увеличить изображение. Идеальное тело. Во всех отношениях. Зейн снова потянул изображение за уголки, чтобы увидеть всё в мельчайших деталях, и пальцы вдруг съехали по нагретой поверхности, стукнувшись об экран с задержкой в полсекунды. Этого хватило, чтобы инстаграм посчитал прикосновение двойным нажатием. Зейн с ужасом увидел свой лайк, и его сознание не хотело верить в происходящее. – Твою мать, твою мать, твою мать, ТВОЮ МАТЬ, – произнес Малик, прикрыв изумленный рот рукой. По его лбу побежал пот, дыхание перехватило, нервы, словно оголенные провода, искрились и щелкали. Даже если он не онлайн, и Зейн быстро убрал бы этот лайк, ему наверняка придет уведомление. Малик был готов себя ударить: что тут думать, надо убрать, пусть хотя бы не знает, что это за фотография, скорее, пока всё не пошло... «Я польщен тем, что мой учитель сталкерит ночью мой профиль», – выползло шаловливое уведомление, и Малик в голос застонал, пряча застывшее от стыда лицо в широкой спинке кресла. Сердце бешено колотилось, словно мяч, привязанный к ракетке. В какую неловкую ситуацию он себя загнал! Дышать было просто невозможно. Всё пропало. Нет никаких оправданий. Его поймали с поличным, и отступать уже некуда. Малик нажал на уведомление, оно сразу же вывело ему личные сообщения. Он мог принять сообщение, мог отклонить, но ведь Лиам уже знал, что Зейн шарился по его профилю. Молчание только усугубило бы его положение. Малик втянул ноздрями прохладный воздух собственной комнаты. Лучше не стало. Ему захотелось вздохнуть ещё глубже. «Ты разве не должен спать?» – как ни в чем не бывало спросил он, хотя его руки тряслись, пока он печатал это сообщение. «Теперь я уже не смогу уснуть, мистер Малик», – ответил ему Лиам. Достаточно быстро, что Зейн понял: его лайк он увидел сразу. Зейн закрыл лицо рукой, пытаясь собрать мысли воедино. Он никак не мог успокоить себя. Всё ещё был возбужден, пусть его и застукали на месте преступления с вещественными доказательствами. Нужно было придумать отговорку, а мозги, как назло, развезло, и Малик ничего не мог сообразить. На экране выплыло очередное уведомление, сделавшее его ещё более красным. «Всё хорошо. Или Вы очень заняты?» Зейн прижался горячей щекой к спинке кресла, пытаясь хоть как-то охладиться. Грудь тяжело поднималась. Как он мог так глупо попасться? Совсем потерял бдительность. Мало того, что запал на ученика, так ещё и совсем перестал включать мозги. «Могу я надеяться, что об этом никто не узнает?» – уточнил Малик, кусая губы. «О чем?» «О том, что Вы ночью сталкерите мой профиль?» «Или о том, что трогаете себя, когда смотрите мои фотографии?». У Зейна внутренности высохли, как вода на дне колодца в солнечный день. Всё, о чем он мог мечтать, чтобы это осталось в тайне — вот только на самом деле думал Малик совсем не об этом. О том, как ему было бы хорошо, окажись Лиам сейчас рядом. Его ученик, что развязно водил языком по губам, и всегда оставлял его с чувством нетерпеливого желания. Касался его невзначай. Говорил такие вещи, от которых можно было умереть. «Я могу устроить тебе неприятности», – быстро написал Зейн и щелкнул «отправить». «Вы никогда так не сделаете, мы оба это знаем», – ответил Лиам. «Только если мы не говорим о неприятности у меня в штанах, с ней я пытаюсь справиться прямо сейчас». Зейн тяжело выдохнул, зажмурился, прикусил губу, но сообщение Лиама уже стучало в голове. Его рука скользнула под ремень, он взял себя так крепко, как только был способен сейчас, когда мышцы не слушались. Было так больно и приятно. Всего лишь буквы на экране, но он готов был разорваться, распылиться на тысячи кусочков. Печатать левой рукой оказалось не очень удобно. «А что, ты сейчас трогаешь себя?» – спросил Малик, чувствуя, как пол под ним проваливается. Он попадет в ад. Будет жариться там вечно, пока мир не рухнет. Но разве то, что Малик испытывал сейчас, не имея возможности хотя бы увидеть Пейна, не говоря уже о прикосновениях, не было адской мукой? «Черт возьми, да». «Я пиздец какой твердый сейчас». «Я всегда твердый на твоих занятиях, Зейн». – Твою мать, – прошипел Зейн, пытаясь представить, как Лиам это шепчет своим сексуальным голосом. Таким голосом можно трахать, не прикасаясь. «Прекрати, я сейчас так возбужден, что просто кончу, если ты не остановишься», – написал Малик, стискивая зубы. Его почти колотило. Лиам его не пощадил. «Но если ты не хочешь настоящей близости, я хочу довести тебя хоть так», – написал Пейн с легкой задержкой. Господи. Он действительно занимался там сейчас тем же самым. Думал о нем. Может, Лиам сейчас был таким же напряженным, нетерпеливым и жаждущим? Не было сил даже думать. В голове были только образы: Лиам и его чертовские губы. Такие яркие, такие манящие, что ничто другое просто не лезло в сознание. «Я хочу. Я тебя чертовски хочу. Всё время. Постоянно. Я уже весь извелся. Я так хочу, чтобы ты меня трахнул. Просто пиздец. Просто пиздец, Лиам». «Ты не представляешь, как сильно я тебя хочу. Мне почти больно», – дописал он, со стыдом прижимаясь лбом к экрану. Телефон запотел от его дыхания. Зейн двигал рукой, но никак не мог довести себя, испытывая лишь больший возбуждающий дискомфорт. Ему нужен был член и не просто член, а член его ученика, Лиама, поэтому он и не мог кончить. Не мог кончить так, как хотел. «О, боже, Зейн». «Дай мне свой адрес, я приеду и сделаю всё, что ты хочешь». Зейн почувствовал, что его трясет с ещё большей силой, словно он оказался посреди снежной пустыни. Грудь распирало, ребра ломало, в руке было так мокро, хоть отжимай. Он не просто стоял на черте — уже топтался на ней, стирая краску в ничто. «Нет», – решительно написал он. «Дай свой адрес, я приеду сам», – добавил Малик и вскочил с кресла, чтобы найти ключи от машины. У Зейна не было времени даже в порядок себя привести, хотя, наверное, следовал бы. Он схватил связку ключей, прыгнул в машину, где так и лежали учебники, не разобранные с полудня, и ехал так быстро, словно за ним была погоня. Кажется, он даже проскочил один раз на красный, благо, трасса была пустая. Камеры наверняка заснимут это, ему выпишут штраф но сейчас Зейн даже не думал об этом. Если бы его захотели остановить полицейские, Малик, наверное, просто добавил газу и рванул от них. С мыслями собраться так и не получилось. Зейн разрывался от мысли, что, наконец, получит желанное и тем, насколько это желанное запретно. Идя по дорожке, он сказал себе, что приехал лишь для того, чтобы объяснить Лиаму, почему между ними ничего не может быть. Он был почти уверен, что сделает всё правильно. Но когда Лиам открыл дверь, единственное, что Малик мог сделать — впиться в его губы. Какой сладостный миг! Словно все его мечты в одночасье сбылись, и это было правдой: сбылись. Такие мягкие, но вместе с тем властные губы, такие же горячие, как его собственные, словно оголодавшие, и это приятное дыхание — всё сводило Зейна с ума. Он готов был растечься по полу, уже потому что Лиам отвечал ему, перехватывал инициативу, ласкал своим языком, пока даже не углубляясь. Его подхватили за талию. Такое властное и желанное прикосновение. Зейн так жаждал именно его, и не мог объяснить почему. Дверь захлопнулась за его спиной, Зейн прижался к Лиаму, не контролируя свои движения. Притирался, словно хотел наэлектризоваться. Поцелуй стал глубже и требовательнее, языки теперь были продолжениями друг друга. Зейн почувствовал желание Лиама, заставившее его ликовать каждой клеткой тела. – Ты... ты один? – прерывисто спросил Зейн, понимая, что забыл самое важное. – Какое это имеет значение? – уточнил Лиам, сосредоточенно расстегивая его пуговицы. Взгляд учителя стал протестующим, хотя Зейн точно не нашел бы в себе силы уйти, и Пейн еле слышно рассмеялся. – Ну, конечно, я один. Сосед уехал к девушке. Лиам мягко потянул его по узкому коридору, хотя Зейн был не прочь остаться у входной двери, чтобы не тратить даже минуту на такую ерунду, как перемещение. Всё казалось таким медленным, словно они застыли в тяжелом безвоздушном пространстве. Он мог лишь наступать Лиаму на ноги, опьяненный его присутствием. Одурманенный его запахом и теплом. Зейн шел за этими полуобъятиями, спотыкаясь и дрожа. Его колотило предвкушение сладкой гильотины. Они ввалились в небольшое пространство спальни, захлопнув очередную дверь по пути, словно отгораживаясь от всего мира. Теплое помещение сразу же окутало его, но Зейн всё равно испытал легкую дрожь, когда его взгляд скользнул по кровати. Лиам проследил за его взглядом и улыбнулся. – Не терпится? – Я сейчас уйду, – нашел в себе силы Зейн, хотя его тело и движения говорили об обратном. Лиам наклонился, влажно поцеловал его за ухом, чуть придерживая за локти. Его пальцы скользили по задней стороне плеч, и Зейн почти умирал от того, как эти невинные прикосновения будоражили его. – Никуда ты теперь не уйдешь, – прошептал Лиам, резко притягивая его за шлёвки на брюках. Малик охнул, когда они впечатались друг в друга членами. Захотелось крутануться вокруг Лиама, как у шеста. – Значит, ты всегда такой твердый, когда я рядом? Его рука протиснулась между ними, с силой сжала Зейна через ткань, и ноги учителя предательски согнулись. Он был как собака, перед которой помахали мячиком. Готов на всё. Лиам толкнул его к кровати, стаскивая с себя восхитительный узкий лонгслив. Он швырнул его в кресло, стоящее в углу комнаты, и Зейн увидел, как играют его мышцы. Малик чувствовал себя участником какого-то сверхразвратного порно или стриптиз-представления, останавливать которое не хотелось. Очертания прекрасного тела вызвали у Зейна новую волну возбуждения. Он тихонько выдохнул, но Лиам его услышал. – Да, в жизни я лучше, чем на фото, – ухмыльнулся Пейн, взъерошив себе волосы, будто зная, как это действует на учителя. – Черт возьми, намного, – завороженным голосом произнес Зейн, вызывая у Лиама новую волну смеха. – Не обижай меня, ты же всё-таки мой учитель. Зейн зажмурился до звона в ушах. Сердцебиение почти порвало ему грудную клетку. – В смысле, ты потрясающий, – быстро проговорил Малик, и его зубы почему-то начали стучать друг об друга. – И на фото потрясающий, и в жизни потрясающий, и ты... Пейн наклонился медленно, как будто воздух стал плотным. Его палец лег на губы Зейна, вызывая дрожащее молчание. Малик чуть прихватил его, инстинктивно, потому что ему действительно хотелось держать Лиама во рту, и тут же вспыхнул, как спичка. Господи, что же он творит? На что провоцирует своего ученика? – Я заставляю тебя нервничать, да? – ласково спросил Лиам, и его голос слегка покалывал, словно существовал не только, как звук. Зейн хотел покачать головой, но застыл, околдованный этим голосом, пропитанным нотками власти и силы. – Коснись меня. Сам. Малик почувствовал, как дрожь пробирает его с удвоенной силой. Он протянул руки медленно, словно боялся нащупать невидимую преграду, слегка повел ими по сильному торсу, со сладостным удовольствием очерчивая рельефную поверхность, крепкую, как у статуи, и изумительно живую и теплую при этом. Если бы Малик не сидел сейчас на кровати, точно бы упал. – Какой же ты красивый, – прошептал Зейн, расстегивая его ремень. Прямо перед ним был твердый бугор, пока скрытый тканью, но такой ощутимый, что хотелось нанизаться на него без прелюдий. – Ты ещё не видел мою лучшую часть, мистер Малик, – улыбнулся Лиам, бессовестно поддразнивая его. – Хотя уже мог почувствовать. Зейн поднял глаза. Вожделение заволокло его взгляд легким туманом. Он невольно сглотнул. Тонкая, уже влажная полоска ткани отделяла его от желанного. Его рот наполнялся слюной от одной лишь близости к этому потрясающему члену, что ещё был скрыт от него, как долгожданный сюрприз. Он не мог представить, что действительно его коснется. У него сегодня, в конце-концов, не день рождения, чтобы получать такие подарки. – Ты как чертова порнозвезда, – проговорил Зейн, глядя на Лиама снизу вверх, и ему снова показалось, будто его гипнотизируют. – Только для тебя, – хмыкнул Пейн, чуть склонив голову, и слегка качнул бедрами, как самый соблазнительный в мире маятник. – Что хочешь с ним сделать? – По самые гланды взять, – чуть охрипшим голосом ответил Зейн, полностью стягивая брифы вниз, и Пейн ногой отшвырнул их вместе со штанами, давая Малику возможность развернуться. Зейн помедлил лишь секунду, позволяя себе последний миг помучиться от предвкушения, и, наконец, медленно повел горячим языком по стволу, с вожделением собирая капли естественной смазки. Он собирался сделать этот момент мучительно прекрасным, и совсем не спешил, хотя между ног так пекло, что хотелось выть. Его глаза то и дело косились на Лиама — он стонал почти в голос, так хрипло, что мурашки по коже бегали. Этот момент стоил того. Сделав его член максимально мокрым, Малик, наконец, взял его в рот. Ему не хотелось торопиться, хотя звуки, что издавал Лиам, выкручивали его до предела. Каждый раз, когда он дышал чуть громче, чем следовало или срывался на вздох, Зейн насаживался на его член сильнее, желая услышать больше. – Зейн, я так... На плечо Малика легла рука, но Зейн грубо отбил её, ускоряя темп. Его рот, наконец, был занят тем, для чего был создан. Он знал, что Лиам сейчас кончит, потому что Пейн уже не слишком сдерживал себя, резво подмахивая. Но это всё равно было неожиданно, как восхитительный фейерверк, и так возбуждающе, что Зейн и сам чуть не взорвался, сглатывая всё, что Лиам оставил у него в рту. Дышали они оба тяжело. Зейн запрокинул голову назад. Улыбнулся, облизывая губы. Жизнь прекрасна. Лучше просто не может быть. – Это было больно, – произнес Лиам, резко выдохнув. – Знаю, – Зейн вытер влажный рот ладонью и посмотрел Лиаму в глаза. – Сейчас я это исправлю. – Нет, подожди, – Лиам наклонился к нему, схватил за плечо и нетерпеливо просунул руку в его штаны. – Я ведь сказал: сделаю всё, что ты хочешь, – Зейн тяжело задышал, когда его член оказался в ладони ученика. Захотелось скулить, скрестись ногтями по первой попавшейся поверхности, и Малик решительно стиснул зубы, пытаясь подавить вздохи, рвущиеся с губ из-за интенсивной дрочки. У него рушилось понятие объективной реальности — не было ничего, кроме этой руки, что не давала ему продохнуть. – Нам обоим будет хорошо, понял? Зейн не ответил — просто не смог связать слова между собой, только кончил в горячую ладонь своего ученика, утыкаясь лбом в его плечо. Горло саднило от тяжелого дыхания. Разрядка была невероятно болезненной и вместе с тем на удивление разнузданной. Свой скулеж Малик услышал словно со стороны. Теперь в штанах было мокро, но это волновало Зейна в последнюю очередь. – Всегда так? – спросил Лиам, стягивая с Зейна рубашку и отшвыривая её на пол. – А ты никогда раньше не воздерживался? Лиам неопределенно повел плечами. – Кончишь пару раз и всё пройдет, – осипшим голосом сказал Зейн. Первая разрядка сделала его немного заторможенным, но он знал, что это временно. – Если совсем всё плохо, то лучше с ванной начать. – Ты же не допустишь, чтобы всё было плохо? – уточнил Лиам. Зейн посмотрел в его глаза. Тысячи булавок впились в его легкие. Ему хотелось бы провести вечность в постели с Лиамом, и это была самая честная его мысль. – Если это от меня зависит... – Тупица, – произнес Лиам, наклоняясь к нему и роняя на спину. Губы Зейна вновь встретились с его мягким теплым ртом, дыхание сладко перехватило. Это сводило с ума, вкупе с тем, что Лиам уже тянул его штаны вниз. Он с наслаждением зарылся в волосы Лиама, взъерошил так, как хотелось уже очень давно, не переставая отвечать на крышесносный поцелуй. – А я не так плох на вкус, – улыбнулся Пейн, отстранившись. – Ты восхитительный, – серьезно сказал Зейн, глядя в его глаза. Ему нравилось, как любое, даже самое тусклое освещение, мягко мерцает на дне изумительных глаз Лиама. – Ты просто волшебный. – Я-то? – Лиам резко откинулся назад, чтобы стянуть одежду Зейна с ног и отправить её на пол. – Я соблазнил самого сексуального преподавателя в нашем университете, а, может, и во всём мире, так что, пожалуй, да, что-то особенное во мне есть. Только у него могло получиться сказать это так сексуально и нежно одновременно. Чтобы мотыльки порхали не в животе, а по всем органам сразу. Зейн выдохнул, пытаясь зачерпнуть побольше воздуха. Это было просто необходимо. Особенно, когда Лиам отвернулся, невольно демонстрируя себя сзади. Хотелось облизать всё его тело, и, черт возьми, у Зейна была такая возможность. Когда он швырнул смазку и резинки на кровать, Малик невзначай присвистнул. – У студентов сейчас активная сексуальная жизнь, да? Ты поэтому прошлое эссе не доделал, как нужно? – Это для тебя, – спокойно заметил Лиам, опускаясь на кровать рядом с Зейном, и повел рукой по его шее, запуская под кожу Малика невесомо танцующих бабочек. – Я знал, что рано или поздно ты перестанешь от меня бегать. Мне хотелось быть готовым к этому моменту в любое время дня и ночи. Малик опустил глаза, чувствуя, что жаром заволокло даже его веки и ресницы. Близость Лиама так будоражила, хотелось задохнуться в этом моменте. Захлебнуться в запахе его тела. Раствориться в глубине его глаз. – Я просто... ты потрясающий, и я всё время о тебе думаю, и у меня желудок сводит, когда я вижу, как ты обнимаешь своих однокурсников, но... я не уверен, что всё это правильно. Я твой учитель, и... – Боже, Зейн, – Лиам притянул его за подбородок, и Зейн почувствовал, как пальцы Пейна сгорают в пламени его кожи. Они оба плавили друг друга. – Я давно совершеннолетний. Никто ничего не скажет. Посмотри на меня. Зейн встретился с ним глазами. Понял, что никогда не сможет сказать «нет», глядя в их чистейшую глубину. Это Вселенная. Это что-то большее, чем просто Вселенная. – Я так хочу тебя, – сказал Малик, обвивая Пейна одной рукой. Прикасаться было за гранью приятного, и он просто водил по нему ладонью, пытаясь запечатлеть этот миг на своей коже, чтобы Лиам всегда был рядом. – Всего тебя. Чтобы ты был моим, полностью моим, со всеми твоими мыслями, этим безбожным флиртом, чертовскими улыбками. Я с ума сошел? – Если это называется так, то я тоже, – произнес Лиам и вновь поцеловал Зейна, чуть прижимая его к кровати своим телом. Лишней секунды не понадобилось, чтобы вновь почувствовать магматическое возбуждение, раскаляющее тело до максимума. Ничто не мешало. Между ними не было ни аудитории, ни одежды, ни стеснения — ничего лишнего. Зейн полностью покорился этому чувству, отдался во власть бесподобных, волшебных рук, что сейчас гладили его тело, задевая самые потаенные струнки влечения, и сам не противился желанию коснуться Лиама везде, где он только мог достать. Сейчас ему принадлежал весь мир. Его мир оказался объят пожаром, и был это прекрасный, созидающий огонь. Это Лиам. Свербящая, сладкая боль никуда не пропала, и когда член снова окреп, стала ещё невыносимей, пульсируя по стволу. Зейн застонал в поцелуй, и Лиам несильно сжал его рукой, разгоняя естественную смазку по стволу. Стало чуть проще, но этого было слишком мало. Пейн потянулся через него, чтобы взять в руки лубрикант, и пальцы на ногах Зейна поджались от предвкушения. Черт возьми, это происходит. Это не сон и не фантазия во время ночной дрочки. Лиам оторвался от него, сосредоточенно испортил упаковку лубриканта и распределил гель по пальцам. Теперь Зейн видел, что и его глаза заволокло туманом желания. Это приятно отозвалось в тайнике между ребер, рассыпалось звездопадом. – Скажи, если будет неприятно, – сказал Лиам, чуть расставляя его ноги. Зейн погладил свой член, показывая, что он всё ещё крепкий, и это движение принесло невероятно сладкий спазм. Он ласкал себя на глазах у Лиама, с ума сойти. Пейн смотрел на него так, словно не видел ничего прекраснее. Зеркальный взгляд. – Думаешь, будет? – поинтересовался Малик, продолжая трогать себя. – Такого, как я, у тебя ещё не было. – Ох, мистер Малик, – протянул Лиам, приставляя прохладный от смазки палец к его отверстию, и Зейн почувствовал себя выебанным, только потому что Пейн действительно так его назвал, пока они были в постели. – Такого, как я, у тебя ещё не было. Зейн готов был согласиться сразу, но когда Лиам начал его растягивать, все слова застряли у него в горле. Ещё ни разу в жизни он не чувствовал себя так сказочно из-за обычной подготовки, но, черт возьми, Лиам Пейн — волшебный, Малик понял это с первой пары, что провел у него. Его пальцы двигались так хорошо, так уверенно, позволяя ему привыкнуть, и вместе с тем твердо. Зейн трогал себя машинально, растворяясь в чувстве нежности и заботы, следил за Пейном из под полуприкрытых век. Лиам был мягок и настойчив. Малик расслаблялся, ощущая, как неумолимо ласково он проникает в него пальцами, хотя его член горел огнем, и с него текла настоящая лава. – Вот ты и готов для меня, – проговорил Лиам, покрывая поцелуями его колени. Они встретились глазами, Зейн опустил взгляд на его член, и тело содрогнулось от предвкушения. – Ты будешь видеть меня в себе. Своего любимого ученика, трахающего тебя, как в последний раз. Но это первый раз, – предупредил он и окинул взглядом покрывало. – Я сейчас не выдержу, к черту эти резинки, – прошептал Зейн, прослеживая за взглядом Лиама. Его уже невыносимо пекло. Жажда полноценного контакта переполняла. Сейчас он готов был скулить, выпрашивать и умолять. – Так сильно хочешь меня? Хорошо, – ответил Пейн, расправляясь с остатками лубриканта. Он снова наклонился к Зейну, чтобы видеть каждый дюйм его лица. – Тебе нужно было только сказать. Всё это время. Я трахнул бы тебя везде, где бы ты ни захотел, – проговорил он. Зейн почувствовал, что задыхается, воздух безжалостно проходил сквозь его вдохи, не задерживаясь. – Я бы отсосал тебе. Я бы тебя вылизал. Ты бы голос сорвал из-за моего имени. – Лиам, я тебя прошу... – А теперь ты просишь, да, – сказал Лиам, приставляя головку к его изнывающему отверстию, и Зейн готов был растечься по кровати уже от того, что он был рядом с его анусом, медленно погружаясь внутрь. Это было невыносимо. Малик вильнул бедрами, пытаясь насадиться на член целиком. – Ты не можешь вынести даже секунды без моего члена. Он тебе так нужен, да? – Очень. Безумно нужен, Лиам. Это были лучшие слова, что он произнес за всю жизнь. Лиам двинулся в нем, заставляя Зейна задохнуться, и всё физическое, что было в нем, начало разбиваться на составные. Малик никогда не считал себя развратным, но, черт, всё бывает впервые. Он действительно мечтал об этом моменте, и его перетряхивало от того, как идеально мечты воплощаются в реальность. – Ох, Зейн, – Лиам вошел до конца, и Зейн почти ослеп. Просто впал в небытие, где существовал только этот возбуждающий голос, близость горячего, как солнце, тела и член внутри него, большой. Распирающий. Заполняющий всё внутри. – Зейн. Как это потрясающе, наконец, чувствовать тебя. В этом моменте всё, что ему нужно. Зейн был не в силах просить о большем, потому что большего просто не могло существовать. Пейн заполнил всё пространство. Не только узкие стенки, тесно сжимающиеся вокруг его члена, но и мысли, сердце, легкие, куда Лиам проник вместо воздуха. Он наклонился к нему, близко-близко, постепенно наращивая темп, и Зейн закинул на Лиама свои руки, не давая ему отстраниться даже на полдюйма. – Я... тебя... не отпущу, – прошептал он, с восторгом опаляясь дыханием Пейна. – Я никому... не позволю больше... это почувствовать... – Что почувствовать? Вот это? – спросил Лиам, резко вгоняя член на всю длину, и Зейн застонал так, что горло чуть не порвалось от боли. – Это только твое, мистер Малик. Всё твое. – Всё мое, – повторил Малик, двигаясь навстречу желанному. Всё превратилось в безумие. В мокрое, жаркое, бесконечное безумие, сладко пульсирующее во всём теле. Зейн не мог остановиться. Чувствовал, как его распирает, но двигался навстречу, чтобы полностью впечататься в этот член и разлететься на куски от того. Его колотило. Подбрасывало. Швыряло. Губы Лиама были совсем рядом, и они вмазывались друг в друга, периодические дразнясь языками. Пейн ласкал его, рвано, но Малику этого хватало, чтобы все пять чувств слились воедино. В бесконечное удовольствие. Сам Зейн впивался в его кожу так сильно, что оставались полосы. Всё его. Пусть видят это, когда Лиам будет переодеваться на тренировку. Вечность должна оставлять следы. Поцелуи всё не заканчивались. Дыхание так сильно сбилось, что, казалось, его уже не выровнять, и Зейн не мог думать в эту секунду. Момент казался таким бесконечным. Зейн обвивал его и руками, и ногами, не желая отпускать, пока Лиам впечатывал его в кровать снова, снова и снова. Он был рожден для этого момента. Они оба. Лиам сжал его, крепко-крепко, сосредотачивая в своей руке весь мир, и Зейн со стоном спустил в его ладонь, неистово сжимаясь вокруг адски твердого члена. Пейн ответил ему легким рыком и финишировал так красочно, что Малика начало трясти. Никогда ещё Зейн не кончал так сладостно. Складывалось впечатление, будто он высвободился всем телом. Ощущения полностью его уничтожили, не оставив после себя даже намека на целостность. Лиам несколько секунд переводил дыхание, не давая ему ощутить окончание изумительного момента, прежде чем опустился рядом, заполняя собой всё пространство. Их пальцы сами нашли друг друга и сплелись, как дикие травы. Возвращаться в реальность не хотелось. Мир был так прекрасен сейчас. Безумно прекрасен. – Я забыл сделать таблицу, которую ты задал, – сказал Лиам вдруг. Зейн повернул голову, посмотрел в серьезные глаза, что казались самыми искренними на свете, и почувствовал, что смеется. – Я не шучу. – Я знаю, – Зейн прикрыл рот рукой, но смех так и не отпускал его. Это было так хорошо, и он даже не мог сказать почему. – Черт. У тебя неприятности, ты в курсе? Лиам улыбнулся. Не только губами, но и глазами, всем лицом. – Очевидно, мне же достался такой несговорчивый учитель. Строгий-строгий мистер Малик, с которым шутки плохи. Знаешь, что будет в следующий раз? – мягко поинтересовался Пейн, поглаживая его щеку свободной рукой. – В следующий раз я трахну тебя на твоем столе в аудитории. Ты будешь об этом вспоминать каждый раз, как будешь сидеть за ним. Но сидеть тебе будет больно первое время. Обещаю. У Зейна сложилось впечатление, будто сейчас он снова заведется. Всего лишь небольшое обещание. Но сласть уже начала бушевать в его венах. И нежность. Она и не утихала. – Ты действительно мой любимый ученик, – сказал Зейн, имея в виду совсем другое. Ему хотелось отбросить слово «ученик» и оставить самое главное. Самое важное. Нужное. – Так ведь и я не шутил, когда говорил, что ты мой любимый учитель, – ответил Лиам, и в его глазах Зейн увидел понимание. Ничто иное сейчас и не было нужно. После той бесконечности, что они разделили друг с другом, это было самое важное и самое главное, что можно было сказать. Зейн зарылся в его волосы. Перебрал пальцами их влажный шелк. – Не знаю, что буду делать, – произнес он, чувствуя, что совсем влюбляется во внимательные, понимающие глаза. – Да и плевать, если честно. Мне так хорошо с тобой. Ни на что не променяю это чувство. – И не нужно, – Лиам осторожно отнял его ладонь и поцеловал в запястье, зажигая под кожей светлячков. – У наших отношений впереди столько возможностей. Можем узнать друг друга, разделить вместе важные моменты, открыть что-то новое, дополнить друг друга, поддержать. Мы не должны отказываться от всего этого из-за ярлыков, которые люди наклеят в любом случае. Первый момент они уже разделили, и это было прекрасное начало. Улыбнувшись, Зейн обвил шею Лиама и приблизил свое лицо, чтобы поцеловать его. Снова.