Весенне-щенячий

Первые тёплые дни весны наконец-то стали набирать обороты. Люди, почувствовав, что простуда им больше не угрожает, не упустили возможность высыпать каждый из своих домов, заполняя парки и скверы до краёв. Люди-ублюди. Хэнк, не разделяющий всеобщего ажиотажа, а потому предусмотрительно пропустивший в баре пару рюмок в исключительно оздоровительных целях, был не в восторге от ежегодного скопления народа вокруг его любимого собачьего парка. Однако Сумо обожал весну, съедая в среднем от пятнадцати до сорока цветков, собирая на себя тонны прошлогодней пыли и вываливая язык чуть ли не до самой земли, впитывая всевозможные ароматы городской суеты. Андерсон хотел бы их вовсе не чувствовать, но на какие жертвы не пойдёшь ради семидесяти семи килограммового сенбернара. Кроме того, если хозяин асоциальный хер, собака-то страдать не должна. Может себе позволить помахать хвостом собрату и обнюхать товарищам все пикантные места. А значит, каждый год, дожидаясь весеннего бума, Андерсон решительно наматывал длинный поводок на кулак, тяжело вздыхал, возводя глаза к небу, но упрямо шёл по набережной в сторону парка. Сейчас он поступил аналогично, прихватив для Сумо пару мячиков и бутылку чего покрепче для себя. С трудом прорываясь через столпотворение влюблённых на каждом пяточке земли, едва поспевая за воодушевлённым сенбернаром и налетая на каждого второго встречного (один раз мужчина подрезал длинным поводком двух девушек с синими и рыжими волосами, благодаря чему они, кажется, стали парой), цель была достигнута. Хэнк с Сумо торжественно и гордо прошагали мимо тренировочных полос препятствий (они оба были выше цирковых представлений на публику и уж точно тяжелее этого), миновали небольшой пруд в центре парка и разместились около любимого сада камней — Андерсон на скамье, Сумо же грузно рухнул прямиком в траву, далеко не изящно, но с явным наслаждением в ней валяясь. — Вот ведь трактор, — задумчиво буркнул Хэнк и в ту же самую минуту понял, что на скамейке он уже не один. Вздрогнув, Андерсон резко обернулся и увидел перед собой щуплого паренька лет двадцати с широко распахнутыми карими глазами. — Ух ты, чёрт… — Хэнк выдохнул, успокаиваясь, и злобно покосился на Сумо. Хоть бы гавкнул разок для порядка. — Парень, да ты меня так в могилу сведёшь. Юноша медленно приподнял брови и в удивлении склонил голову. — Простите. Я вас напугал? Мужчина с седыми волосами был явно взволнован. Или даже раздражён. Возможно, стоило присесть на соседнюю скамейку. Вовсе не подсаживаться? Это было невежливо с его стороны? — Мягко сказано, — пробасил Хэнк и перевёл взгляд на собаку, заметно расслабляясь. — Как тебя звать-то, разведчик? — Коннор. Когда фамилии за именем не последовало, мужчина повернулся вполоборота, ожидая продолжения. Брюнет, заметив это, мгновенно добавил: — А вы? — Хэнк Андерсон, — рука, протянутая для рукопожатия, была сухая и горячая. Коннор про себя отмечает, что не помешал бы увлажняющий крем, иначе может начать лопаться кожа. Так и не дождавшись ни фамилии, ни отчества, ни дальнейших пояснений, Хэнк решает привычно забить. Отец он парню или что? Вообще не стоило начинать разговор. Контуженый собеседник какой-то. Для Коннора проходит вечность в тишине, пока они оба смотрят на смущённого таким пристальным вниманием Сумо, неуверенно помахивающего хвостом. Спросили бы Андерсона — прошло не больше минуты. — Вы здесь часто бываете? — парень не поворачивает голову, не двигается и совершенно не меняется в лице. Но Хэнк буквально чувствует на себе изучающий взгляд. Почти анализирующий, как на рентгене. Андерсон игнорирует вопрос. Не двигайся, будь грубым, возможно оно само уйдёт. Не уходит. — Я здесь первый раз, — теперь Коннор пялится на него уже в открытую. — Обычно не хожу так далеко от дома, но узнал, что здесь многие выгуливают собак. Хэнк недовольно сопит. Теперь отвечать нужно. Из, сука, вежливости. — Постоянно выгуливаю тут свою, — мужчина небрежно обводит рукой место, где пластом валяется Сумо, дожёвывая очередной труп цветка. Сенбернар, почувствовав, что речь зашла о нём, радостно гавкает. — Люблю собак, — Коннор тянет губы в тёплой улыбке, и Хэнк понимает, что невольно хочет её повторить. Настолько улыбка по-детски наивная и искренняя. Такие он видел разве что в детском саду. И ещё у Коула. — Как зовут вашу? До Андерсона не сразу доходит суть вопроса, слишком он увлечён губами собеседника и болезненными воспоминаниями. Приходится силой перевести взгляд выше, на тёмные глаза, горящие живым интересом. Кто-нибудь вообще смотрит на Хэнка так? Без осуждения и с любопытством? Карий цвет глаз напротив почти сливается с чёрным зрачком, из-за чего парень сам тянет на щенка. Довольно хорошенького. Ушки торчком бы ему определённо пошли. И запах, чёртов запах. От Коннора пахнет сногсшибательно: потёртой желтизной бумажных книг и бургерной рядом с полицейским участком. Хэнк так любит эти запахи. Доказывает, что перед ним не робот-человек с программой тотальной вежливости, а обыкновенный парень. — Гм, — Хэнк неловко запинается и прокашливается, перед тем как продолжить. — Сумо. Сумо зовут. Коннор сияет, как начищенная железка. Разговор клеится, и мужчина рядом уже не выглядит пассивно-агрессивным. — Могу я погладить Сумо? — Да пожалуйста, он откусит максимум одну конечность в случае чего. Юноша серьёзно кивает, всё же вызывая улыбку у Андерсона. Сумо точно не выглядит, как опасная машина для убийств, а парень наивнейше верит. — Спасибо, — рука нового знакомого ложится поверх хэнковой, и тот собирает всю свою волю в кулак, чтобы не дёрнуться. Обычный, казалось бы, тактильный контакт прошибает не хуже сорокоградусного виски утром. Кисть Коннора холодная, как у мертвеца, от этого возникает желание погреть её в своих ладошках. Андерсон хмурится, молча глядя на инородный предмет на его руке, и уже собирается продемонстрировать весь свой словарный запас ругательств, как парень сам спешно убирает ладонь, напоследок касаясь кожи большим пальцем. Коннор аккуратно поднимается с лавочки, выверенными шагами сокращает расстояние между ним и собакой, медленно опускается на корточки, а затем тянет руку ладошкой вверх. — Фас, — лениво даёт команду Хэнк. — Гав, — не менее лениво отвечает Сумо и тычется мокрым носом в потянутую руку. — Предатель, — тянет хозяин, пока Коннор чешет довольного сенбернара за ушком. — Ну-ну, ты и так его покорил, хватит ему нежностей на сегодня. Когда Сумо перекатывается на бок и открывает доступ к животу, юноша выглядит счастливее Хэнка после раскрытия долгого дела по распространению красного льда. Тонкие пальцы зарываются в жёсткую шерсть, всё та же детская улыбка становится шире и шире, пока не показываются белоснежные зубы и не слышится тихий смех. Андерсон чувствует себя грёбаной феей-крёстной, потому что, пусть и не имея никаких родственных связей с парнем напротив, чувствует к нему необъяснимое тепло и нежность внутри. То ли совсем постарел, то ли совсем сбрендил. Порыв ветра треплет Коннора по волосам, выбивая несколько прядей из идеальной укладки. Юноша поспешно поправляет причёску, а затем и галстук, и без того прекрасно завязанный. Предательский румянец ползёт на бледные щёки. — Раз ты так любишь собак, — Хэнк решает возобновить диалог, потому что его пугает внезапно обострившаяся чувствительность. — Почему не заведёшь свою? Коннор как-то разом грустнеет и зажимается. Острые плечи опускаются, а пальцы перестают путаться у Сумо в загривке, замирая. Пёс, почувствовав перемену настроения, тихо скулит, посматривая на хозяина. Распутывай, мол, то, что начал. Хэнк прикусывает себе язык и чувствует мерзкий железный привкус. Здорово, Андерсон, просто великолепно. — Я бы хотел, очень. Но работаю с утра до ночи, мне кажется, я слишком некомпетентен для хозяина живого существа. — Загнул, мать Тереза, — отвечает Хэнк, но тут же понимающе хмыкает: сам ведь торчит в баре участке целыми днями. — Знаешь, я тоже дома появляюсь раз в сутки, но живём как-то, даже вот гуляем иногда. Коннор задумчиво прикусывает нижнюю губу, а его руки не покидают мохнатого загривка Сумо. Андерсон вдруг понимает, что никому бы день назад не позволил вот так запросто гладить его собаку. И вот так нагло совращать его нервную систему всякими прикусываниями. Вот так невинно. Коннор тоже кое-что понимает. Что он ведёт опасную игру, что цель оправдывает риск. И, дождавшись, пока мужчина поднимет на него свой тяжёлый взгляд, подмигивает, лукаво улыбаясь. Андерсон чувствует себя опешившим уже второй раз за последние двадцать минут. — Знаете, Хэнк, — бархатным голосом мурлычет брюнет, поглаживая Сумо по голове. — Я здесь не первый раз. Коннор легко и изящно поднимается с земли, осторожно приближается уже к Андерсону, боясь ошибиться в расчётах и спугнуть. В карих глазах бликом жёлтого солнечного света на секунду мелькает неуверенность. Словно программный сбой в системе. Холодная рука ложится на небритую щёку и юноша, резко подавшись вперёд, оставляет на лбу мужчины быстрый поцелуй. Ладонь на щеке мелко потряхивает. — Потому что я люблю не только собак. Но ещё, кажется, вас. Хэнк чувствует себя счастливым первый раз за последние три года. Горячие пальцы накрывают ледяные и переплетаются.