Подснежники

Тонкие прозрачные струйки стекали по стеклу, превращая город за окном в размытую движущуюся картину. Я бы мог тихо радоваться первому весеннему дождю, как радуются встрече с хорошим знакомым. Но сейчас я не видел в нем абсолютно ничего, что успокоило бы натянутые до предела нервы. Я стоял к нему спиной, не поворачиваясь, чтобы не видеть столь любимые и до боли знакомые, изученные за несколько лет черты лица, не видеть его прикованный ко мне взгляд. Я чувствовал, как пристально он смотрит на меня, но в любой момент отвернется, сделав вид, что я ему совершенно безразличен. Хотя, наверное, это так и было.  — Ты понимаешь, что я просто не смогу это забыть. — собственный голос звучал будто со стороны. Он промолчал. Серый мир за окном жил своей обычной жизнью и люди плавали в этой беспросветной однообразной повседневности, как рыбы в аквариуме. Медленно и бессмысленно.  — Мог бы для приличия что-то сказать в свое оправдание. — я знал, что это уже ничего не изменит, но мне хотелось услышать хоть что-то. Пусть даже это окажется неправдой, пусть он соврет, но так у меня будет хотя бы небольшая вера в то, что я ему нужен.  — Какой смысл оправдываться? — отозвался Тилль. — И вообще хватит так реагировать. То, что случилось- всего лишь минутная слабость и больше ничего, а ты из этого делаешь трагедию. Я изо всех сил старался унять дрожь, но руки тряслись, и мне все труднее было сдерживать рвущуюся изнутри ненависть. Хоть я и пытался до последнего не верить слухам и не обращать внимание на все его выходки, это уже был перебор. Я закрывал глаза на постоянно крутящихся возле него шлюх; закрывал глаза, когда он возвращался домой лишь под утро, с остекленевшим взглядом и стойким запахом кислоты; закрывал глаза на ночные звонки и сообщения. Я никогда не выяснял, где он был и кто ему звонит, потому что просто боялся, что самые страшные кошмары могут оказаться вполне реальными. Я боялся правды, зная, что не смогу быть с ним после этого. Но, как правило, если чего-то очень сильно боишься, оно обязательно случится. Это и случилось. Чужие туфли в прихожей, брошенная на спинку стула куртка. Я остановился, едва переступив порог, не решаясь зайти в собственную квартиру. Мне достаточно было стонов, доносившихся из-за закрытой двери спальной. И его голос, который я безумно любил казался мерзким. Поднявшись выше на один лестничный пролет, я просидел в подъезде между этажами до самой ночи. Входная дверь открылась сразу после глухого щелчка и смех, раздающийся эхом среди бетонных обшарпанных стен впитался в память, я, казалось, до сих пор слышал его. Я хорошо знал, кому он принадлежит. Мы часто виделись и общались достаточно близко, но я никогда бы не подумал, что это общение может зайти настолько далеко, и никак не ожидал такого предательства ни от Тилля, ни от Пауля. Шуршащий по стенам шахты лифт остановился внизу и, зависнув на пару секунд, медленно открылся. Я выжидал, когда все смолкнет, отчаянно переубеждая себя, что все это мне лишь показалось, что ничего не было, — даже если Ландерс и оказался в нашей спальне, это еще ничего не значит, а стоны-плод моего воспаленного воображения. Я надеялся, что Тилль как обычно, посмеявшись над моими страхами, скажет, что это все бред. Но он признался. Легко, как будто это было что-то обыденное, вполне нормальное, в порядке вещей, а я до сих пор отказывался верить в очевидное и откровенно сказанное.  — И ты так просто об этом говоришь? — голос немного дрогнул. — Разве у тебя ни разу не возникло мысли, что мне это может быть неприятно?  — Рих, ты как девка, хватит уже. — Тилль поднялся и, подойдя ко мне со спины, приобнял за талию. — Я же тебе сказал, что все очень быстро произошло. Конечно, я не успел ни о чем подумать. Мне казалось, что он просто надо мной издевается и я, резко развернувшись, освободился от объятий.  — Блять, да у меня просто в голове не укладывается. — нервно сглотнув застрявший в горле ком, я уставился ему в глаза. — Почему ты это сделал?  — Не знаю, так получилось. — пожав плечами, Тилль едва заметно улыбнулся. Этого я уже не выдержал. Накрывшая волной ненависть и разъедающая душу боль вырвались диким криком.  — Ненавижу. — схватив с подоконника оставленную еще утром кружку с кофе, я швырнул ее в сторону. — Какой смысл говорить с тобой о чувствах, если для тебя это пустой звук. Я просто не понимаю, зачем трачу на тебя свое время. А ты давно бы уже мог признаться, что тебе похуй на меня, и разошлись бы спокойно. Следующими на пол полетели книги. Одна из них, раскрывшись, упала мне под ноги и я, окончательно теряя всякое самообладание, пнул ее на середину комнаты.  — Ты действительно этого хочешь? — глядя в окно, спросил Тилль.  — Действительно. Хочу. — я орал так, что сам не узнавал свой голос. — Вали отсюда, чтобы я тебя больше не видел. В этот момент я абсолютно не соображал, что он и вправду, уйдет. Эта мысль терялась в отравленном ревностью сознании, как в густом тумане.  — Наверное, ты прав. — Тилль медленно перевел на меня взгляд и слабо улыбнулся. От этого стало ужасно больно и я постепенно начал понимать, что наших отношений больше не существует. Всего нескольких слов хватило, чтобы разрушить их окончательно.  — Вещи на днях заберу. — уже направившись в прихожую, он по пути поднял книгу. Со страниц плавно выскользнул засушенный подснежник и упал на пол. Тилль некоторое время молча смотрел на находку, а затем подняв глаза, в полном непонимании уставился на меня. Это было прошлой весной, ровно год назад. Гуляя по парку, мы специально свернули с тропинки и ушли подальше от посторонних глаз. Здесь можно было не бояться, что нас кто-нибудь увидит, и я смело держал Тилля под руку. Тогда я бы и подумать не мог, что спустя всего год от того счастья не останется и следа.  — Пойдем, я тебе кое-что покажу. — неожиданно перехватив мою руку, он потащил меня куда-то через кусты. Я еле успевал за ним и всю дорогу ржал, представляя, как нелепо мы выглядим со стороны. Остановившись возле поваленной березы, Тилль зашел со спины и закрыл мне глаза ладонями.  — Иди вперед. — шепнул он и несильно подтолкнул под задницу. Я передвигался очень осторожно, стараясь прижаться к Тиллю поближе, так было безопаснее. Чуть позже мне пришлось повернуть влево и пройти еще несколько метров.  — Ну все, пришли. — едва коснувшись губами мочки уха, тихо сказал он и убрал руки. Под ногами, из вороха еще оставшейся с прошлого года сухой травы, пробивались подснежники. Особо ничем не примечательные, желто-серые звезды были для меня на тот момент красивее любых роз. Тилль сорвал только один, остальные мы решили оставить. Какое-то время он стоял дома в стакане с водой, а как только начал вянуть, я просушил его и вложил в книгу. Первое время я иногда открывал ее и, глядя на подснежник, заново переживал все те волнующие ощущения. Но потом, окунувшись с головой в навалившуюся бытовуху, я совсем забыл про цветок.  — Ты уходить собирался? — обхватив себя руками, я отвернулся и уставился в окно. На глаза предательски навернулись слезы, и я никак не хотел, чтобы Тилль видел это. Он, не сказав больше ни слова, не спеша оделся и, уже открыв дверь, на секунду задержался в пороге. Мне хотелось его остановить, но я с трудом пересилил резкий порыв. Хотелось бежать следом, когда дверь тихо захлопнулась, хотелось догнать и никуда не отпускать. Никогда… Не шевелясь, я продолжал наблюдать сквозь струящиеся по стеклу ручейки за бессмысленным передвижением серой массы. Слезы потекли беззвучно, обжигая щеки. Но, чем больше я приходил в себя, тем больнее становилось, и я уже не мог сдержаться. Осознав, что Тилль ушел, оставив меня в одиночестве, в пустой квартире, наедине с воспоминаниями, я медленно осел на пол. Вокруг стояла мертвая давящая тишина, только непрекращающийся за окном дождь монотонно стучал по подоконнику. Забравшись с ногами на диван, я сидел в полной темноте. Был ли сейчас вечер, или ночь- я не знал, даже не особо представляя, сколько вообще прошло времени. Цветок снова лежал в книге, и я решил, что теперь уже точно никогда не забуду про него. Такое нельзя забывать. И нам нельзя было забывать те счастливые моменты, когда мы были рядом, несмотря ни на что, какие бы не были между нами конфликты. Нужно было помнить. Но мы забыли. Неожиданно раздавшийся звонок в дверь заставил меня подскочить на месте. Поднявшись, я прошел в прихожую и включил свет. С непривычки даже не очень яркое освещение резало глаза и я невольно жмурился. Повторный звонок прозвучал более настойчиво. Я не знал, кому мог понадобиться в это время, да и видеть кого-либо не было никакого желания. Но я все-же повернул ключ и приоткрыл дверь. Спрятав руки за спиной, Тилль искоса глянул на меня и, отведя взгляд, как-то виновато улыбнулся. Такое я видел впервые за несколько лет. Намокшие под дождем ресницы слиплись, отчего глаза казались еще выразительнее. Не решаясь зайти в квартиру, он молча протянул мне маленький букет из желто-серых подснежников. Капельки воды дрожали на мягких лепестках и казалось, что цветы плачут. Я так и не смог ничего сказать, только бросился в объятия, стараясь сильнее прижаться. Пытаясь не показывать слезы, я уткнулся Тиллю в плечо; меня дико трясло и он, конечно, обо всем догадался. Футболка насквозь вымокла от его одежды, но мне было тепло и хорошо от одной только мысли, что он вернулся.  — Рих, я не хотел. Правда. — шепнул Тилль.  — Пообещай, что никогда больше не уйдешь, даже если я буду тебя выгонять. — голос дрожал и мне было ужасно стремно от такой сентиментальности.  — Обещаю. Даже если будешь выгонять. — отозвался Тилль и я чувствовал, что он улыбается… Забытый когда-то в книге подснежник вернул нам обоим воспоминания о счастливых моментах и стал началом новых отношений.