Последняя надежда человечества

Рон лежал на больничной койке и с горечью смотрел на маленькую девочку, копошившуюся в люльке возле его кровати. Ни кукольное, точно фарфоровое личико, ни голубые глаза, в обрамлении длинных светлых, практически рыжих ресниц, ни малюсенькие пальчики с розовыми ноготочками, которые малышка тянула в рот, не вызывали в нем ни малейшего умиления. Наоборот. Глядя на дочь, похожую и на него, и на Гермиону одновременно, он постоянно мысленно возвращался к тому, КАК она была зачата. И что предшествовало его встрече с «инспектором Уинслоу». Рон прекрасно знал, что теперь, когда беременность и роды остались позади, он мог пройти совершенно безболезненную процедуру корректировки памяти и попросту забыть обо всех испытаниях, выпавших на его долю в лагере «Последняя надежда». Ему стоило только сказать об этом Снейпу, и в тот же день он бы оказался свободным от кошмаров и флешбеков, мучавших его долгие месяцы. И тогда ничто не помешало бы Рону растить своего ребенка. За исключением того, что Рон абсолютно не хотел становиться отцом для этой чудесной и разумеется ни в чем не виноватой малышки. Наверное, прочие бездетные пары, мечтавшие о своем собственном ребенке, сочли бы его сумасшедшим, но Рон совершенно точно знал, что никакая коррекция памяти не поможет ему полюбить дочь. Рон смотрел на лицо девочки, которой не хотел даже давать имя, и ему было стыдно. Перед ней, перед родителями, братьями и сестрой, перед обожавшими своих детей Гарри и Северусом. Но, главное, ему было стыдно перед Драко, изо всех сил пытавшимся вытащить его из трясины отчаяния и депрессии. Драко, потерявшему жену, и тем не менее нашедшему в себе силы жить дальше ради сына и ради...Рона. Нет, Рон прекрасно знал: их отношения никак нельзя было назвать влюбленностью. Романтикой тут и не пахло. Просто каждый из них нес на плечах груз страшного прошлого, и они , как могли, помогали друг другу справляться с пережитым. Вот и все. «Конечно, никакая это не влюбленность! - думал Рон, пытась справиться с волнением перед тем, что собирался сделать,- мы самые обыкновенные друзья. А то, что Драко был со мной на родах, — так ведь я сам этого захотел! Не хватало мне еще маминых причитаний!» Рон вспомнил, как стоявший возле операционного стола, белый точно мел Малфой, обтирал его лицо влажным полотенцем и шептал слова поддержки, от которых жуткая боль словно становилась немного легче. -Вы супруги? - спросила Уизли дежурная целительница. -Мы...-Рон помедлил с ответом, точно и сам точно не мог дать определения их отношениям,- соседи по квартире. -Тогда вам очень повезло с соседом,- улыбнулась целительница. Рону лишь показалось, или Драко резанули по ушам его слова о «просто соседях»? Конечно гораздо правильней было сказать «друзья», но у мучающегося от боли и страха Уизли напрочь отключились мозги. Разумеется, они являлись самыми настоящими друзьями. Не больше, но и не меньше. А все те странные мысли, что порой так пугали Рона, просто являлись последствиями жуткой психологической травмы и беременности. Не мог же он в самом деле влюбиться в мужчину?! С какой стати!? Рон всегда считал себя стопроцентным натуралом. Он никогда не осуждал геев и бисексуалов. Его лучший друг — Гарри Поттер — предпочел брак с мужчиной женитьбе на Джинни, и мир от этого не перевернулся с ног на голову. Но себя Рон в подобных отношениях просто не видел. Когда Гермиона предложила ему обратиться в репродуционный центр и зачать ребенка единственным возможным с некоторых пор способом, Рон пришел в неописуемый ужас. Он не собирался допускать кого-либо к своей заднице, пусть даже и горячо любимую на тот момент женщину. Однако, в лагере его мнением на этот счет интересовались меньше всего. Его многострадальная задница претерпела такое, что Рону и в страшном сне не могло привидеться. После подобных издевательств он, наверное, должен был испытывать страх и дискомфорт наедине с любым представителем своего пола. Вот только парадокс состоял в том, что в присутствии Драко Рон совершенно этого не чувствовал. Наоборот. Лишь рядом с Малфоем, тем самым Малфоем, которого когда-то считал высокомерным, спесивым и заносчивым слизеринским выкормышем, пожирательской подстилкой, едва не отправившим Рона на тот свет в бесплодных попытках добраться до Дамблдора, Уизли как ни странно ощущал необъяснимое спокойствие. За несколько месяцев, проведенных под одной крышей с Драко, тот стал для Рона по-настоящему близким другом. Лишь благодаря его ненавязчивой поддержке Рону удалось пережить последние, самые тяжелые недели нежеланной беременности. Иногда Рон думал, насколько все было бы проще, если бы дружбой все и ограничивалось, но вся беда состояла в том, что порой его просто непреодолимо тянуло дотронуться до платиновых, мягких как шелк волос, провести кончиками пальцев от скулы до губ, а может даже попробовать коснуться их невесомым поцелуем. Рон представлял, как Драко опускался перед ним на колени, едва слышно произносил: -Можно? И, получив утвердительный кивок, принимался ласкать его через брюки и белье, а затем, когда возбуждение становилось непереносимым, избавлял от одежды и брал в рот истекающий предсеменем член. Рон точно наяву слышал непристойные, причмокивающие звуки, которые издавал Драко, делая ему минет. В тот момент это казалось настолько правильным и естественным, что Рон и не думал просить Драко прекратить. Наоборот, он вцеплялся ему в плечи и подавался бедрами вперед, задавая нужный темп. Лишь когда все заканчивалось, плохо соображающего от оглушительного оргазма Рона внезапно накрывало горячей волной стыда и отвращения. «Извращенец! Я самый натуральный гребаный извращенец! - думал он,- этот сволочь Брикс со своими «игрушками» довел меня до сумасшествия, и теперь у меня никогда не встанет на женщину!» Рон лгал самому себе. Причина, по которой при одной мысли о сексе с женщиной его начинало ощутимо подташнивать, крылась вовсе не в Бриксе и его подручных, не в Гермионе, обошедшейся с ним столь жестоко и несправедливо и даже не в буйстве гормнонов. Эта причина крылась в неосознанной любви к Драко, уже глубоко пустившей свои корни в сердце Рона. * * * В то утро Драко проснулся разбитым и совершенно невыспавшимся. Сегодня он собирался пораньше отправиться в Мунго навестить Рона, но накануне у маленького Скорпиуса поднялась температура, он отказывался есть и все время хныкал. Впрочем, спешно вызваный семейный целитель Малфоев после тщательного осмотра успокоил молодого отца: -Волноваться не о чем,- сказал он не находившему себе места Драко,- у малыша просто режутся зубки. Давайте ему вот это зелье и приготовьтесь к нескольким бессонным ночам. Целитель оказался совершенно прав. Вечером проведя пальцем по покрасневшей и опухшей десне сына, Драко ощутил нечто твердое. -Ну что, с первым зубом тебя, Скорпи! Поцеловав ребенка, он отправил родителям Патронуса с радостной новостью. Несмотря на то, что Драко сразу же после выписки из святого Мунго отказал им в просьбе вернуться под отчий кров, а затем совершил еще более странный поступок, пригласив в свою квартиру Рона Уизли, Малфои ни разу ни словом, ни делом не выказали своего недовольства. В отличие от той же Молли Уизли, которая еще долго после бегства сына из под ее навязчивой опеки, заваливала Рона вопиллерами и слезными письмами с просьбой одуматься. -В конце концов она смирится и оставит меня в покое,- вздыхал Рон, сжигая в камине очередное истеричное послание от матери. -Ну, ну, - скептически качал головой Малфой,- твоя мама по-видимому, очень упорная женщина и так легко не сдастся. -И как она не понимает, что мне только хуже от всего этого! - горько бросал Рон и, ссутулив плечи, уходил в свою комнату. В такие моменты у Драко щемило сердце. Хотелось подойти ближе, прижать к себе это рыжее недоразумение, разгладить морщинки на лбу и, возможно, наконец осторожно, целомудренно коснуться губ Рона своими губами, а возможно, даже признаться в самом сокровенном. В том, что Драко вынашивал в себе долгие месяцы, пока наконец нашел смелость осознать. Впрочем, последнее было явно излишним. Прошедший ужасающие физические, а главное, сексуальные издевательства, Рон, наверняка, не просто воспротивился бы любой мало-мальской попытке сближения. Он счел бы Драко гребаным извращенцем, сродни своим насильникам. Поехавшим крышей одиноким озабоченным придурком. Драко чувствовал, что одно его неосторожное слово или движение, и он потеряет Рона навсегда. Поэтому научился в присутствии Уизли сдерживать чувства. Он давно уже смирился с тем фактом, что они так и останутся просто соседями по квартире. И ничего большего. Ничего и никогда. А свою неуместную влюбленность Драко был волен затолкать куда подальше. * * * По мере того, как приближалась назначенная целителями дата родов, Рон все больше замыкался в себе. Теперь он целыми днями сидел или лежал у себя в комнате, а к столу выходил только потому, что не желал казаться капризным и избалованным, требуя приносить еду прямо в комнату. -Тилли и так постоянно занята с малышом Скорпиусом,- сказал он однажды Драко, без всякого аппетита ковыряя вилкой фруктовый салат, полагавшийся ему в качестве десерта, - просить ее обслуживать еще и меня — будет просто свинством. -Это легко исправить,- попытался отшутиться Драко,- я могу и сам поработать у тебя домовым эльфом. -Спасибо,- еле слышно произнес Рон, не поднимая на него глаз,- я ценю твою заботу обо мне, но после рождения ребенка все-таки попробую жить отдельно. Тилли одной не справиться с двумя малышами, да и мама наверняка захочет подключиться, а ей сюда хода нет. -Так ты хочешь съехать только из-за Тилли и своей матери? - голос Драко предательски дрогнул. -Я тебя стесняю,- так же тихо сказал Рон,- вдруг ты встретишь кого-нибудь, а тут я...занимаю ценное место. -Если бы ты не был на последнем месяце беременности, Уизли, я бы сильно на тебя обиделся,- невесело усмехнулся Драко,- я ни с кем не собираюсь встречаться. Как бы тебе объяснить...После смерти Астории женщины перестали для меня существовать. Я совершенно доподлинно знаю, что любую из них буду сравнивать с ней, а это нечестно и неправильно. Так что ничье ценное место ты совершенно точно не занимаешь. Перестань забивать голову всякой ерундой! -Но ведь тебе наверняка хочется иногда побыть одному! - Драко показалось, что в тоне Рона прозвучали явственные нотки облегчения. -Для этого у меня имеется собственная комната! - начал потихоньку раздражаться от упрямства Уизли Драко,- Послушай, Рон, может хватит ходить вокруг да около? Тебе надоело мое общество? Так скажи об этом прямо, а не придумывай тысячу и одну причину! Лично я хочу, чтобы ты остался. Тилли и Скорпиус не заменят мне полноценного общения, а мы с тобой как никто понимаем друг друга... Впрочем, окончательное решение, разумеется, за тобой. * * * С трудом разлепив глаза и вызвав темпус, Драко обнаружил, что время стремительно приближалось к десяти утра. Поеживаясь от усталости, он подошел к кроватке сына и обнаружил, что Скорпиус, почти всю ночь промаявшийся с высокой температурой, крепко спал, по своему обыкновению засунув в рот пальчик. «Отлично! - подумал Драко, с нежностью глядя на сына,- с сегодняшнего дня тут появится еще один малыш и, если Рон все же останется, вы будете расти вместе». О том, как сложатся их дальнейшие отношения с Уизли, Драко старался не загадывать. Пусть Рон сначала придет в себя после родов, а там, возможно, когда-нибудь в очень далеком будущем они станут чуть больше, чем просто друзьями. Драко очень хотелось верить в это, и он был согласен ждать сколько угодно. * * * В приемном покое родильного отделения для мужчин, Драко встретил громкий, заливистый детский плач, исходивший из большой тележки с люльками, которую катила перед собой пожилая целительница. -Вы к кому? - спросила она, вынимая из люльки пищащий розовый сверток. -К Рону Уизли. Его, кажется, сегодня должны выписывать,- вежливо отозвался Драко. -Вы с ним разминулись, молодой человек,- сказала целительница, открывая дверь палаты,- вашего друга выписали около 9 утра, и они с дочерью покинули больницу. А вот это он просил передать вам,- свободной рукой она выудила из кармана халата сложеный вчетверо лист пергамента. Драко развернул его и на миг был вынужден прислониться к стенке, пытаясь осмыслить прочитанное: «Драко, ты отличный парень,- писал Рон,- я даже не представлял, что ты можешь быть вот таким...И мне очень стыдно от того, что я собираюсь сделать, но...Я просто не могу ее воспитывать. Я смотрю на нее и вспоминаю Гермиону и то, что она со мной сотворила. Я не смогу стать хорошим отцом моей дочки и не смогу...полюбить тебя так, как тебе этого хочется. А я же вижу, что хочется. Я совсем не такой бесчувственный чурбан, каким всегда казался. Я ждал, что сумею вернуться к нормальной жизни, но после лагеря во мне что-то надломилось, и боюсь, я уже никогда не стану прежним. Вы оба — и моя дочь, и ты — достойны лучшего...Большего...А со мной все кончено. Я не в состоянии носить в себе этот ужас. Пожалуйста, прости меня, если сможешь! Любящий тебя Рон» Последние слова были зачеркнуты...