Сердце змеи

      Она проснулась, когда в комнату начал проникать тусклый серый свет наступающего утра. Миранда некоторое время лежала, рассматривая полог кровати у себя над головой – в едва начинающихся сумерках он казался чёрным, но Миранда была готова отдать руку на отсечение, что на самом деле ткань была темно-зеленой, как и стены. Из темноты постепенно проступали очертания прочей мебели – шкаф, высокое зеркало, полки с книгами – ну кто бы сомневался!, – прогоревший камин... И у неё по непонятной причине сохранялась твёрдая убеждённость, что у изножья кровати должен стоять сундук.       Рядом заворочался и шумно вздохнул Том, и Миранда поняла, что он проснулся одновременно с ней – точнее, именно ее пробуждение разбудило и его.       – Слушай, – проговорила она задумчиво, – а мне кажется, или обстановка здесь действительно повторяет твою комнату в Хогвартсе?       – Ты потрясающе наблюдательна, Мири, – пробурчал он вроде бы спросонок, а потом с удивительной для сонного человека силой и точностью движений приподнялся, притянул ее к себе и лег обратно. Миранда, помедлив, аккуратно перевернулась на другой бок и положила голову ему на грудь. Под ее ухом ровно билось его сердце. Том рассеянно провёл пальцами по ее волосам.       – Твои эмоции так... успокаивают, – вдруг произнёс он. – О чем ты думаешь?       – О крестражах, – честно ответила Миранда. Его рука прекратила перебирать густую пепельную массу, а сам Том замер. Она понимала, насколько неожиданно прозвучали ее слова – слово «крестражи» как-то не очень сочетается с абсолютным умиротворением и расслабленностью, которые Том сейчас в ней ощущал. – В смысле… Я по-прежнему считаю их черной магией в худшем ее проявлении, к которой никто не должен прибегать, но в то же время… Так дико сознавать, что только благодаря крестражу стало возможно… все это. Сейчас я впервые за все время, что прошло с моего возвращения в конец двадцатого века, счастлива – и возможно это стало только благодаря тому, что ты расколол душу, а Добревы возжаждали мести за своего родственника!       Он продолжал молча гладить ее по волосам.       – Ты собираешься создать новые крестражи? – внезапно спросила она, и ее тело, как ни пыталась Миранда это скрыть, ощутимо напряглось в тревожном ожидании его ответа. В том, что он будет положительным, она почти не сомневалась, как и не сомневалась, что ее мнение по данному вопросу Тома интересовать точно не будет. Конечно, речь шла о его душе, и только Реддлу было решать, что с ней делать, но одна мысль о том, что он снова пойдет на это…       Том по-прежнему ничего не говорил. И когда Миранда уже смирилась с тем, что эту тему он не собирается развивать, Реддл вдруг сухо и лаконично произнес:       – Нет.       – Почему? – опешила она, не готовая к такому повороту. – Разве ты не считаешь, что крестражи прекрасно оправдали свое предназначение? Ты дважды остался жив, когда другой человек на твоем месте погиб бы…       Мерлин, что я делаю? Звучит так, будто я пытаюсь его переубедить!       – Или просто в Британии не осталось известных артефактов Основателей Хогвартса, а на что-то более скромное ты не согласен? – сделала она неловкую попытку пошутить, чтобы только съехать со скользкой темы. Миранда уже сама была не рада, что заговорила об этом. И хотя ее нервозность Том чувствовал с такой же легкостью, как все эмоции до того, он по-прежнему не делал попытки осадить ее или понасмехаться. Тогда Миранда приподнялась, чтобы увидеть его лицо – Реддл хмурился, смотрел в полог кровати над головой, и вид у него был раздумывающий. Это его состояние было ей хорошо знакомо – именно такое выражение лица всегда было у Тома, когда он размышлял, стоит ли в очередной раз открываться ей. Миранда затаила дыхание, чтобы никак не помешать ему.       – Тебе известно, каким образом Поттеру тогда в мае удалось уцелеть? – наконец холодно спросил Том, все так же рассматривая наверху серебристых змеек, вышитых на зеленой ткани. За окном рассвело настолько, что разглядеть их не составляло труда. – Почему моя «Авада Кедавра» снова не убила этого чертова Мальчика-Который-Выжил-Уже-Дважды?       – Нет, – от волнения Миранда охрипла, и это на время вернуло Реддла в реальный мир – он взглянул на нее, и его губы скривила совсем невеселая усмешка.       Впрочем, через миг он снова отвернулся от нее и дальше говорил спокойно, почти невыразительно – словно позабыл о ее присутствии и вел беседу с самим собой.       – Конечно, это была моя ошибка… Я ведь знал об этой странной ментальной связи между нами, но не понял, что ответ стоит искать именно в этой области. Непростительная оплошность, которая обошлась мне слишком дорого… Я должен был более пристально изучить эту… странность. Ведь была какая-то причина у того, что мальчишка умел говорить со змеями, заглядывать в мои мысли! Я полагал, что дело в Пророчестве, что наши жизни странным образом связаны… Но я не предполагал, что Поттер стал седьмым!..       И хотя до этой секунды Миранда старательно изображала невидимку, его последние слова так ее огорошили, что промолчать не получилось.       – Гарри тоже был крестражем?!       – Да, – проговорил Том очень холодно, и на его лице появилась гримаса отвращения – видимо, представить менее достойное хранилище для своего осколка души ему было сложно. – Он стал им в ту самую ночь в 1981-м, когда я… оказался вырван из тела. Я об этом до последнего даже не подозревал.       – Он говорил… Гарри говорил, что ваша ментальная связь пропала, – вспомнила Миранда, начиная понимать. – Это произошло во время битвы за Хогвартс? Ты хотел убить Гарри, а в итоге убил… себя. Крестраж. Правильно?       Реддл некоторое время безмолвно смотрел на нее тяжелым взглядом, будто хотел просверлить насквозь. Миранда, которой в один миг стало неуютно, что она лежит рядом с ним совсем голая, подтянула повыше одеяло.       – Да, – наконец бесстрастно подтвердил он. – После того, как я лишился тела во второй раз, у меня было время обдумать случившееся и понять, что именно тогда произошло. Похоже, что шесть крестражей – это действительно слишком много, больше, чем человеческая душа способна вынести. Если бы я только знал об этом раньше… Но разве я мог?.. Ведь никому, кроме меня, не удавалось пройти настолько далеко по тропе бессмертия…       В его последних словах, вне всякого сомнения, прозвучали едва уловимые ноты знакомого самодовольства, но ей хватило выдержки сделать вид, будто она их не расслышала.       – Но если ты не собирался создавать крестраж… Как так вышло, что твоя душа снова раскололась? Ведь нужен специальный ритуал!..       Миранда осеклась и не договорила, вспомнив, что именно требовалось для создания крестража.       – Верно, – Том с шумом втянул в себя воздух, и следующие его слова буквально сочились шипящим ядом. – С этой грязнокровкой с самого начала было слишком много проблем! Сначала жертва материнской любви, затем именно ее смерть повлияла на создание крестража. Потом выяснилось, что Северус был аж тройным агентом, и все из-за любви к этой же грязнокровке!       Кажется, он сам не заметил, как дважды за последнюю минуту упомянул столь ненавистное ему чувство – и все в контексте того, что именно оно помешало лорду Волдеморту добиться желаемого. Миранда смогла остановить себя, чтобы не ляпнуть об этом наблюдении вслух – настроение Реддлу эти слова точно бы не улучшили – и в последний миг прикусила язык, но за мимикой уследить не успела. Том без труда угадал по ее лицу, какие мысли крутились у нее в голове, и глаза его мгновенно заледенели, и он угрожающе прошипел:       – Я бы на твоем месте сейчас взвешивал каждое слово, Мири, чтобы жестоко не пожалеть…       – Тогда объясни мне! Если ты сам говоришь, что именно любовь, на которую способны люди, помешала тебе победить, как ты можешь считать, что ее не существует?       – Я считаю, что существуют глупцы, которые верят в любовь и полагают, что от нее действительно что-то зависит. И раз они настолько наивны – им же хуже… Поскольку я могу использовать эту слабость против них, – отрезал он бескомпромиссно, и Миранда обессиленно опустилась обратно на подушку, жалея, что вообще заикнулась об этом. Спорить с ним на эту тему было совершенно бесполезно, как и пытаться объяснить что-то. Теперь еще и Том закрылся от нее, и кто знает, когда ей удастся вызвать его на откровенность в следующий раз…       И было бы из-за чего спорить! Прошлой ночью он ну никак не походил на человека, для которого слово «любовь» – пустой звук…       – Ты со мной не согласна, – констатировал Том задумчиво, причем безо всякого удивления. – Даже не могу понять, злит это меня или забавляет. Ты ведь совсем не боишься возражать мне, не так ли?       – Боюсь, – поспешила заверить его Миранда. Реддл выразительно приподнял бровь, напоминая о своем умении без труда отличать ложь от правды, и Миранда нехотя добавила: – Боюсь в том смысле, что ты можешь пойти и оторвать кому-нибудь голову только для того, чтобы доказать мне свою правоту. Но если ставить вопрос, боюсь ли я за себя, то нет. Но ведь ты, кажется, сам дал мне право на свое мнение?..       – Да, и до сих пор нахожусь в раздумьях, не совершил ли я большую ошибку, – он приподнялся на локте и заговорил – негромко, внимательно изучая ее лицо. – Знаешь, я за столько лет как-то отвык от открытого неповиновения и полного отсутствия страха передо мной. И я говорю сейчас не про каких-нибудь членов Ордена Феникса с их бессмысленной смелостью и героизмом, я имею в виду совершенно иное. Я сказал, что ты можешь не бояться и что я не причиню тебе вреда, но ведь ты с самого начала не очень-то страшилась меня? Я знаю это точно, ведь я умею слышать эмоции, и я знаю, что последний раз, когда ты по-настоящему боялась меня, был осенью 1944-го года, когда ты осознала, что лорд Волдеморт и Том Реддл – это один человек. Правда?       От его слов Миранде было не по себе, и она, как ни пыталась, не могла понять, какую реакцию он хочет от нее получить. Сердце взволнованно колотилось, пока она слушала эту неторопливую речь.       – Наверное, – пробормотала она неуверенно, когда стало ясно, что Том дожидается ответа.       – Сейчас, спустя пятьдесят лет после нашей разлуки, ты хорошо знаешь, кто я, кем стал, но все равно дерзишь мне, не слушаешься, называешь маггловским именем, которое я ненавижу… – его глаза на миг полыхнули красным, и Миранда замерла. – И делаешь это не от той же безрассудной храбрости, а просто потому, что до сих пор видишь во мне равного себе, обычного человека…       – Не обычного, – ее собственный голос звучал негромко и неохотно, но Миранда точно знала, что эти слова было необходимо сказать, чтобы хоть немного успокоить болезненное самолюбие Реддла, которое именно сейчас вдруг решило о себе напомнить. Том оборвал себя на полуслове и требовательно взглянул на нее, предлагая закончить мысль.       – Я уж точно не вижу в тебе обычного человека, – она вздохнула, чувствуя себя неумелым волшебником, который вызвал Адское пламя и теперь пытается сообразить, как его потушить. – Я уважаю тебя, восхищаюсь тобой, мне бы в голову не пришло подвергнуть твой авторитет сомнению или специально выводить из себя…       Он продолжал молча смотреть на нее, и в холодном прищуре глаз Миранда прочитала приказ договорить до конца без утайки.       – Но это не то безмолвное почтение или панический страх, которые ты внушаешь людям. Я вижу в тебе… человека, это правда, причем близкого мне человека, и не могу относиться к тебе обезличенно, – она немного подумала, а потом пожала плечами. – И мне нравится твое настоящее имя. Я говорила тебе когда-то.       Том, который только было слегка успокоился, мгновенно ощетинился и зло процедил:       – Мири…       – А что с ним не так? Да, ты ненавидишь свои маггловские корни и не хочешь иметь ничего общего со своим отцом, но с чего ты взял, что твое имя служит клеймом, привязывающим тебя к отцу? Я, например, не знаю Томаса Реддла-старшего, он ничего не значит для меня, мне плевать на него. Но я люблю это имя – «Том Реддл». Я люблю это сочетание звуков, когда произношу его, люблю это сочетание букв, когда вижу его на бумаге. И люблю не потому, что так звали маггла, которого я видела-то буквально пару минут, в течение которых он умудрился дважды меня оскорбить! А люблю потому, что с этим именем в моем сознании связан всего один человек – ты! И только о тебе я думаю, когда слышу его!       – Оно маггловское…       – Меня тоже назвали в честь магглы, – Реддл косо взглянул на нее, и Миранда пояснила: – Соммерс – это девичья фамилия моей матери, а Мирандой звали мою бабушку. Но ты же все равно на мне женился, несмотря на маггловскую фамилию и то, что я полукровка! И, как ни странно, тебя с твоей идеей превосходства чистокровных волшебников никогда не беспокоило мое родство с магглами! И не только в сороковых, но даже сейчас!       – Одно исключение я как-нибудь смогу пережить.       – Да не одно, – возразила Миранда устало. – Я полукровка, так же как и ты. Изменить это мы никак и никогда не сможем, да и я не вижу в этом никакого позора или беды. Происхождение же не помешало тебе стать самым знаменитым магом столетия…       На его губах успела возникнуть мимолетная тень довольной улыбки от этого неофициального титула, которая сразу пропала, стоило Реддлу взглянуть на Миранду. Тут же на его лице появилось подозрительное выражение, он чуть прищурился, изучая ее. Миранда попыталась сделать максимально невинные глаза, прекрасно понимая, что актерского мастерства ей по-прежнему не хватает, но вскоре бросила эти старания.       – Теперь ты намеренно мне льстишь, чтобы отвлечь от опасной темы, – констатировал Реддл задумчиво. – Мало того, что нахалка, так еще и манипуляторша… Моя Леди…       Миранда поперхнулась воздухом, когда он смог буквально парой слов подрезать ей крылья и стереть все воодушевление от этого разговора. А она-то только начала осторожно радоваться, что с ним все же можно обсуждать такую острую тему, как отношения волшебников и магглов, что до Тома получится донести менее радикальную точку зрения! Нет, ему надо было снова помянуть эту Леди, которая ее больше пугает, нежели вызывает какие-то положительные эмоции!       Но тут она заметила, как губы Тома изогнулись в ироничной улыбке. В голове что-то щелкнуло, и Миранда возмущенно воскликнула:       – Ты тоже сейчас мной манипулируешь, так? – Реддл довольно усмехнулся, а она некоторое время ловила ртом воздух в поисках достойного ответа.       – Значит, я слишком много возражаю великому лорду Волдеморту? Ладно! Будет тебе просто покорность! Больше вообще не скажу тебе ни слова против, просто буду молчать, обращаться к тебе только «мой Лорд» и ходить бессловесной тенью!       Про себя она успела подумать: забавно, если сейчас это ее заявление обернется тем, что карточные игроки называют «неудачный блеф». С Реддла вполне сталось бы сознательно спровоцировать ее на подобные неосторожные слова. Мысли Миранды сами собой вернулись к разговору в церкви перед их свадьбой – именно тогда Том сказал, что тупое послушание ему от нее не нужно. Но это было пятьдесят лет назад, за это время могло измениться абсолютно все…       – Если бы я хотел, я бы уже давно получил ее, – после паузы произнес Том, рассматривая лицо Миранды, и пояснил: – Твою полную покорность. Я мог бы совершить что-нибудь, запугать тебя. Убить кого-то, пригрозить кому-то из твоих близких. Защищая их, ты дала бы мне все, чего я бы ни потребовал, – она молча смотрела на него, ожидая продолжения. – Но, как ни странно… я не хочу этого делать. Не хочу добиваться твоего послушания, твоей верности подобным образом, как и не хочу видеть на твоем месте просто еще одну Пожирательницу.       И хотя контекст этих слов все равно мог подразумевать воспитание Темной Леди, в Миранде все затрепетало от этого признания, а Том наклонился, чтобы поцеловать ее. Отвечая на жаркий поцелуй, Миранда обвила его шею руками, притягивая к себе. Ладонь Тома огладила ее бедро, заскользила по талии наверх и наконец сжала ее грудь; Миранда чувствовала, как проваливается в знакомый темный водоворот, как…       Раздраженное нечеловеческое шипение раздалось прямо у нее над ухом, и ощущения вполне были сравнимы с тем, как если бы на нее именно в этот момент вылили ведро ледяной воды. Миранду успела охватить паника от мысли, что где-то поблизости змея, но еще через полсекунды до нее дошло, что это Том говорил на змеином языке. И, судя по интонации, что-то совсем недоброе.       «Что?» – хотелось растерянно спросить ей. В следующую секунду Том отстранился, и Миранда вся покрылась мурашками от соприкосновения с прохладным воздухом.       – Им же лучше, чтобы у них действительно была веская причина вызвать меня прямо сейчас, – прошипел Том угрожающе, поднимаясь с кровати.       У Миранды, тоже сообразившей, что к чему, на языке вертелся провокационный вопрос, почему он не может просто проигнорировать Пожирателей с их вызовом или отложить встречу хотя бы на полчасика, но вслух она его задавать не стала.       – Одевайся, – распорядился Том не терпящим возражений тоном.       Она сочла за лучшее не спорить и, выбравшись из постели, принялась собираться.

***

      В поместье Селвинов они перенеслись почти сразу же и уже хорошо знакомым Миранде маршрутом направились по подъездной дороге к дому. Едва ступив на порог, Миранда словно кожей ощутила царившую внутри гнетущую атмосферу страха и тревожного ожидания – и сразу поняла, что стало ее источником. В холле их встречала небольшая делегация Пожирателей Смерти, которые при их появлении склонились в глубоком поклоне. Лицо Селвина при этом было обращено к полу и приобрело землисто-серый оттенок, на лбу блестели крупные капли пота. Долохов был бледен, но держался внешне спокойно, весь облик Мальсибера выражал обреченность и покорность судьбе. Как-то сразу стало понятно, что эта компания специально вышла их встретить – и при этом почти всех душил настоящий страх, который они всеми силами пытались скрыть. И Миранде была прекрасно видна причина их страха – как раз именно эта причина держала ее сейчас за руку и взирала на Пожирателей в ожидании разъяснений.       – Итак, друзья мои, чем вы на этот раз решили меня разочаровать? – мягко поинтересовался Том. Внешне он единственный казался безмятежным, но что-то в нем такое чувствовалось… На невидимом, почти неуловимом уровне, и Миранда даже не смогла бы толком объяснить, что именно это было – но в Реддле в один миг начала ощущаться та самая беспощадная угроза, которая наводила ужас на его врагов и держала в страхе союзников. Том Реддл в одно мгновение скрылся, уступив место лорду Волдеморту, – и Миранда теперь не отрывала от него глаз, в который раз поражаясь этой перемене. А уж если вспомнить, что настроение Повелителю Пожиратели с утра уже умудрились испортить… Мда, им сейчас особо не позавидуешь.       – Повелитель, Димитр Добрев прошлой ночью покончил с собой, – наконец обреченно произнес Селвин, видимо, решив, что лучше всего не тянуть с ответом.       Том на мгновение замер, тонкие ноздри хищно раздулись. Миранда едва сдержала изумленный вздох. Что за вчерашний вечер произошло с человеком, который довольно бодро паясничал и смеялся над ней и уж никак не походил на того, кто решил расстаться с жизнью? И Том пробыл с Добревым наедине не больше пятнадцати минут – даже если предположить, что все это время он его только пытал, какого гоблина Димитр покончил с собой, да еще настолько стремительно?       – Признаться, я не рассчитывал на подобный исход, – голос Тома звучал все так же мягко и неторопливо, но теперь даже Миранда отчетливо слышала в нем смертельную опасность. – У меня еще были на Добрева свои планы… Кто вчера присматривал за пленником?       Ответом ему была тишина. Реддл обвел Пожирателей слегка недоумевающим взглядом.       – Мне повторить еще раз? – поинтересовался он словно бы даже удивленно, и тут даже совершенно непосвященный в происходящее человек понял бы, что шутки кончились.       – Рабастан, – негромко сказал Селвин.       – Позовите его, – приказал Том холодно и направился к дверям гостиной. Селвин отделился от группы Пожирателей и скрылся где-то в глубине дома, остальные волшебники остались стоять на местах. Вид у темных магов был мрачный, напряженный, на лице Мальсибера проступало смутное облегчение, что гроза обходила стороной, и с немедленной карой столкнется только непосредственный виновник случившегося.       Миранда же подумала, что не испытывает никакого желания оставаться на пытки проштрафившегося Пожирателя, и развернулась к дверям. Она спустилась с крыльца и быстрым шагом направилась к лабиринту из живой изгороди и кустов; только отойдя от дома на несколько десятков метров, она сбавила скорость и дальше шла более неторопливо. И хотя никакого сострадания к провинившемуся Рабастану Лестрейнджу она не чувствовала, но, по-видимому, в ней до сих пор оставалась какая-то струна, из-за которой она не могла безучастно наблюдать за страданиями других людей или хотя бы просто слышать их мучительные крики. Странно – за то, что Добрев напал на ее мать, она с легкостью сама пытала его Круциатусом. Почему бы не пожелать того же самого Лестрейнджу, который грозился ее, Миранду, изнасиловать? Может, дело в том, что и отомстить ему должна была именно она сама, и пытать именно за нападение на них с Теей, а не за смерть Добрева?       Или она просто слабохарактерная мямля. Такое тоже вполне возможно, хотя непонятно, как эту черту ее характера мог проглядеть Том.       – Миледи!       Застигнутая врасплох, она обернулась и обнаружила перед собой Антонина Долохова, который, по всей видимости, спешил за ней от самого дома. Заросли бузины теперь скрывали их от окон особняка, а заодно – от любых посторонних взглядов, и Миранда мысленно приподняла в удивлении брови, сообразив, что Долохов не просто прогуливался мимо и не случайно подловил ее именно в этот момент, а явно рассчитывал на приватную беседу.       – Да? – спросила она вежливо.       Тот сделал несколько шагов вперед, но вплотную подходить не стал, выдержав небольшую дистанцию. На одного из самых преданных лорду Волдеморту сторонников, осужденного на пожизненное заключение в Азкабане за множество жестоких убийств, Миранда взирала снизу вверх, но почему-то не испытывала желания держать волшебную палочку наготове за спиной. Удивительно – всего около трех недель прошло с тех пор, как Том обозначил ее статус, а она уже привыкла, даже рефлекс ожидать нападения от каждого встреченного Пожирателя Смерти как-то притупился…       Сам Долохов внимательно и оценивающе изучал ее лицо – взгляд не был ни враждебным, ни заискивающим. Такой… чисто слизеринский, немного настороженный интерес, которым можно было бы встретить появление любого нового лица, с которым так или иначе в будущем придется много видеться и с чьим мнением придется считаться.       – Рабастан не виноват в случившемся, – наконец произнес он, и взгляд его против воли пробежался по изгороди, словно Долохов в любой момент был готов к тому, что из кустов на них вылезет лорд Волдеморт с вопросом, что здесь творится. – Мы сделали все, чтобы Добрев не сбежал. Никто не мог предвидеть, что он покончит с собой, да еще таким образом…       – Я испытываю мало сочувствия к судьбе мистера Лестрейнджа, – заявила Миранда холодно, на что Долохов только кивнул без малейшего удивления. Хм, так ему тоже известно о том случае в Ноттингеме год назад? Сам Лестрейндж, наверное, рассказал, как только сообразил, кого именно они с Макнейром тогда чуть не покалечили. И Рабастану, видимо, оставалось только молиться, чтобы Том не припомнил ему подробности той стычки.       Так… А вот это уже интересно. Буквально вчера из ее воспоминаний Том узнал подробности столкновения Миранды с Пожирателями год назад – и всего сутки прошли, как он уже пытает одно из основных действующих лиц. Совпадение? Она в них не верила.       Но ведь Том вчера сам приказал Лестрейнджу присматривать за пленником, а это значит, что…       – Я и не прошу вашего сочувствия.       Это сбило ее с мысли. Миранда чуть нахмурилась, глядя на Долохова и быстро соображая, зачем он на самом деле завел эту беседу, да еще тайком, в тот момент, когда Том был слишком занят пытками. А когда поняла, то едва успела скрыть свое изумление.       – На мой взгляд, вы слегка опоздали с этим разговором, – заметила она медленно, как бы выверяя каждый шаг, чтобы окончательно убедиться, что все поняла правильно, и выразительно кивнула в сторону дома. На улице не было слышно криков, но ее мысль и так была понятна. – По-моему, для мистера Лестрейнджа уже не важно, виноват он в смерти Добрева или нет…       – Темный Лорд… весьма изобретателен в том, что касается кары за проваленное задание или невыполненный приказ. И… за прочие ошибки, даже допущенные по незнанию или неосторожности, – Долохов тоже быстро обернулся на дом, и сейчас в его движениях появилось что-то опасливое, хотя держался он по-прежнему спокойно. – Круциатус можно пережить. Но Темный Лорд может не ограничиться им, и Рабастану еще предстоит расплатиться за этот свой промах и прочие…       Значит, «промах»?       – Скольких женщин вы – я имею в виду Пожирателей вообще – изнасиловали за прошлый год? – спросила Миранда резко. – Тех самых, которым было негде укрыться, и которых, в отличие от меня, никто не мог спасти?       У него в лице не дрогнул ни один мускул.       – Полагаю, что ни одной. Я не могу говорить за тот сброд, который в прошлом году входил в число егерей, но в Пожирателях я более или менее уверен.       На это заявление она даже отвечать ничего не стала, только молча развернулась с намерением уйти, когда ей в спину донеслись слова Долохова:       – В качестве запугивания все средства хороши, особенно если жертва сопротивляется. Но слова и действия – совершенно разные вещи… Вас же тогда никто не тронул, не так ли? Еще до... появления Повелителя?       Миранда обернулась, чувствуя, как в душе разрастается гнев.       – Хотите сказать, что Пожиратели от слов к действию никогда не переходили, и не только в случае, когда на месте событий вдруг появился ваш Повелитель? Очень убедительно. И благородно.       – Благородство здесь ни при чем, – на грубых чертах появилось хорошо знакомое ей надменное выражение, присущее слизеринцам. – Но вы и в самом деле полагаете, что представители древнейших чистокровных фамилий, которым с младенчества прививались правильные магические ценности, спутаются с прячущимися по лесам грязнокровками?       Вопрос, по всей видимости, в глазах Долохова был риторический. Миранда некоторое время молчала.       – Вы лжете, – наконец сказала она, но Долохов покачал головой.       – Я бы не посмел.       И черт его знает, врал он или говорил правду. Проверить это у Миранды возможности не было – легилименцией она не владела, а скрывать настоящие эмоции Долохов наверняка умел в совершенстве. Можно, конечно, будет спросить у Тома, что он узнал из памяти Рабастана – это, по-видимому, единственный доступный ей способ установить истину...       Долохов в это время стоял неподвижно, давая ей возможность собраться с мыслями. Миранда взглянула на него.       – Давайте проясним, – наконец мрачно сказала она, решив, что самым правильным будет называть вещи своими именами. Раз уж Долохов рискнул и вообще решился заговорить с ней на эту тему, зная, что она в любой момент может пересказать все Реддлу, он знал, на что идет. Очевидно, что этот разговор останется только между ними. – Вы просите меня за вашего друга… соратника, неважно. Я не говорю сейчас о моей личной неприязни к Лестрейнджу, не в ней дело. Но… вы и в самом деле полагаете, что То… Темный Лорд прислушается к моим словам? Вы же шли за ним столько лет, вы знаете его в чем-то лучше меня! И вам известно, что он всегда все делает только так, как считает нужным, лорду Волдеморту совершенно бесполезно указывать, что делать! И едва ли вы можете ожидать, что у меня получится его переубедить!       Во время ее пламенной речи Долохов только молча кивал, соглашаясь с ее словами, а затем спросил:       – Вы помните Оливера Фонтейна? И его семью?       Перед глазами совершенно отчетливо встала картинка – человек кричит от нестерпимой боли и корчится на полу в том самом доме, из которого она только что вышла.       – Помню, – замороженным, словно простуженным голосом отозвалась Миранда. – Вы до сих пор должны убить его жену и девятилетнюю дочь.       – Не должны, – Долохов покачал головой, и на тонких губах возникло что-то, напоминающее невеселую улыбку. – Изначально собирались, но… еще до того, как им дало убежище Министерство, Темный Лорд без каких-либо объяснений отменил приказ.       Она безмолвно смотрела на Пожирателя смерти, будто надеялась получить объяснения – те самые, которые не пожелал дать Том, и пока еще не до конца осознавая, что все это значило.       – Темный Лорд никогда не отличался милосердием. Но по странному совпадению решил проявить его именно тогда, когда вы появились, – Долохов даже чуть отступил и окинул ее с ног до головы красноречивым взглядом. – Вы верно сказали, Темный Лорд всегда поступает так, как считает нужным… и, тем не менее, благодаря вам он переменил мнение. И это произошло не за месяцы, не за недели; нет, всего за несколько часов он передумал. Поэтому факт налицо: вы единственная, кто в действительности способен повлиять на его решения. К кому он прислушивается.       – Только не говорите мне, что помилование какой-то грязнокровки и ее ребенка показалось вам правильным решением, – процедила Миранда зло, испытывая все большую растерянность и пытаясь за злостью скрыть растущее смятение.       На лице Долохова ненадолго появилась брезгливая гримаса.       – Мне нет дела до судьбы маггловских отродий, – сообщил он высокомерно, но затем его тон снова сменился на серьезный. – Однако мне есть дело до моих товарищей. И я вижу, что жизни, здоровье, благополучие как их самих, так и их семей могут зависеть еще и от вас. Потому я и начал этот разговор.       – Год назад вы и я с завидным упорством пытались друг друга поубивать или покалечить. Мне приходилось сражаться и с вами, и с Селвином, и с Лестрейнджем, и с Мальсибером… Вы знаете, что я испытываю к вам мало симпатии, и вы, в свою очередь, совершенно не обязаны испытывать ее ко мне. Но все же вы заговорили со мной на такую… щекотливую тему. Почему?       – Вас довольно долго не было, – Долохов изучающе взглянул на нее. – Но все же вам многое известно о первой войне, которая произошла двадцать пять лет назад. И вы наверняка знаете, что после исчезновения Темного Лорда многие из его сторонников предали его, отреклись, и почти никто не пытался его отыскать…       – Знаю, – произнесла Миранда настороженно.       После небольшой паузы тот заговорил снова – медленно, тщательно подбирая слова, и Миранда через пару секунд сообразила, что вызвало его опаску:       – К своим врагам Темный Лорд ненамного безжалостнее, чем к собственным союзникам. Вероятно, это было одной из причин, по которой его возращение произошло только четырнадцать лет спустя. И, возможно, относись он к своим сторонникам более… лояльно, у них было бы меньше причин отрекаться от него. И риск предательства был бы значительно ниже.       – Весьма опасные речи, – заметила опешившая от подобной откровенности Миранда, на что Долохов только равнодушно обронил:       – Моя преданность Темному Лорду всегда была непоколебима, и у него нет причин сомневаться во мне. Я лишь сообщаю, что вас он слушает. А ведь это и в ваших интересах – чтобы опасность появления очередного предателя в наших рядах была сведена к минимуму.       Он чуть поклонился и отступил назад, давая понять, что разговор закончен, но все еще не пришедшая в себя Миранда окликнула его:       – Вас не удивляет мое появление? Вы ведь помните меня… узнали еще в Хогвартсе полгода назад.       – Темный Лорд рассказал о вашем путешествии во времени.       Не дождавшись новых вопросов, Долохов удалился, а оглушенная Миранда осталась стоять среди голых веток, обдумывая все, что он ей сказал.