Белый дом, чёрный дым

Надя вздохнула и медленно подошла к окну, из которого открывался вид на покрытые снегом стены Кремля. Древняя крепость выглядела угрюмо — покрытая пятнами маскировочной краски, с зачёхлёнными рубиновыми звёздами она будто символизировала сражающуюся Родину. По брусчатке ходили красноармейские патрули с винтовками и автоматами, а вдали, над городскими улицами, висели заградительные аэростаты. Всё это зрелище вызывало откровенную тоску. "Сколько ещё продлится война? Сколько ещё людей должно погибнуть?" — спрашивала себя пионерка, вспоминая всех своих близких людей, которых уже не было в живых. Она вспоминала своих родителей, своих боевых товарищей, убитых фашистами. Лёня, Зина, Валя, Марат — они мертвы, пусть даже ей недавно удалось на время увидеться с ними вопреки всем законам мироздания. Да уж, в родном Шестом отделе случаются и не такие странности... Тут Надя одёрнула себя, вспомнив, что она — кадровая разведчица, и унывать ей не полагается. В конце концов, именно она со своим Первым Отрядом неделю назад сорвала немецкую диверсию на озере Селигер, а вслед за этим Красная Армия перешла в сокрушительное наступление, нанося врагу тяжёлые потери. Рано или поздно война закончится, и закончится несомненной победой Советского Союза. Красная Армия подтянет резервы, раскатает остатки вермахта танковыми траками по берлинской брусчатке, и воцарится долгожданный мир. От этих мыслей грусть начала постепенно уступать место надеждам на светлое будущее, и Надя даже подошла к стене и сняла с крючка ножны со своим мечом. Этот меч её отец, в далёком 1920 году служивший в Красной Армии, отобрал у японского офицера, которого потом лично взял в плен. Неизвестно, сколько бы ещё времени юная разведчица любовалась бликами на лезвии самурайского меча, предаваясь тёплым воспоминаниям, но суровая проза жизни грубо вырвала её из плена сладких грёз — раздался пронзительный вой сирен, оповещавший о воздушном налёте на столицу. Подхватив свой меч и надев курточку, Надя выбежала из комнаты и сразу направилась к лестнице. Надо срочно спуститься вниз, в подвал, где оборудовано надёжное бомбоубежище. Она бежала по коридорам мимо связистов и бойцов охраны, которые точно так же старались добраться до спасительного подвала. В их действиях не было ни суеты, ни паники — только беспрекословное следование намертво врубленным инструкциям. Тем временем послышался грохот первых взрывов, и Наде казалось, что после каждого из них всё здание вздрагивало. Несмотря на это, она продолжала бежать, и через пару секунд впереди показалась заветная лестница. Осталось только преодолеть пару лестничных пролётов, и она окажется в безопасности. Но добраться до убежища девочке было не суждено. Она едва ступила на лестницу, как вдруг раздался страшный грохот, потолок над головой проломился, и прямо перед Надей упала фугасная бомба. Серая, с паучьей свастикой на корпусе, она была просто огромной — раза в два больше Нади, и, скорее всего, содержала в себе не меньше тонны смертельного груза. Раздался оглушительный взрыв, яркая вспышка застелила глаза, и сознание юной разведчицы померкло... Когда она очнулась, вокруг было относительно тепло и стоял шум большого города, что совсем не напоминало зимнюю военную Москву. "Выжила?! Как? Не бывает такого!" — думала Надя, ощупывая своё тело на предмет повреждений, однако крови не было, как и лишних отверстий. Даже одежда была абсолютно невредима, а ножны с мечом под курточкой в такой же целости и сохранности висели на перекинутом через плечо ремне. Наконец, убедившись в целостности своего организма, она огляделась вокруг, и не увидела решительно ничего знакомого и привычного. Надя оказалась в городском дворе, со всех сторон окружённом многоэтажными зданиями, каждое из которых насчитывало не меньше десяти этажей. Таких высоких домов не было ни в Москве, ни в Ленинграде, ни в любом другом советском городе. Отточенный разум машинально подмечал странности и несоответствия, коих с каждой секундой становилось всё больше и больше. Машины незнакомых моделей, даже отдалённо не похожие на привычные "эмки" и "полуторки", неприличные надписи на стенах, сделанные какой-то слишком яркой, режущей глаза краской, наконец, полное отсутствие снега при том, что всего пару минут назад, когда взорвалась бомба, на улице стояла жуткая метель и лежали метровые сугробы. Изучая окружающее пространство, Надя немного прошлась по двору, миновала подворотню и оказалась на тротуаре возле оживлённого шоссе, по которому вместо одиноких грузовиков и танков ездили десятки автомобилей неизвестных марок, вроде тех, что она видела во дворе. Не было ни заградительных аэростатов, ни зенитных орудий на крышах, ни противотанковых ежей и колючей проволоки на улицах. — Извините пожалуйста, — Обратилась пионерка к одному из прохожих. — Не подскажете, где я нахожусь? — А ты не знаешь? — Удивился он в ответ. — Тут же на каждом углу таблички с номерами домов и названиями улиц. — Не про улицу я, а про город. Город-то какой? Прохожий посмотрел на Надю как на сумасшедшую, разве что пальцем у виска не покрутил, но всё же ответил: — Москва... И ушёл, оставив девочку переваривать полученную информацию. Нет, этот город просто не мог быть Москвой. Он даже отдалённо не напоминал советскую столицу, в которой Надя провела всё своё детство. Поглощённая этими мыслями, она как-то незаметно для себя набрела на небольшой раскладной столик, рядом с которым стоял немолодой мужчина в лёгком пальто. На столике ровными рядами были разложены газеты с необычными цветными фотографиями, и юная разведчица взяла одну из них. "Ну-ка, полюбопытствуем" — думала она, вчитываясь в газетный выпуск. Первым делом в глаза бросилась дата, а именно год — Тысяча девятьсот девяносто третий! Сколько Надя не тёрла глаза, злосчастные четыре цифры оставались на своих местах. Следом за этим взгляд упал на название газеты — это была не "Правда" и не "Красное Знамя", а какая-то непонятная "Новая Газета". Внезапно глаз зацепился за что-то знакомое среди строчек мелкого шрифта. В самом деле, на следующей странице виднелась фамилия "Сталин". Надя поскорее перевернула страничку, после чего её, несмотря на юный возраст, едва не хватил инфаркт. Перед Надей распростёрся аршинный заголовок совершенно немыслимого содержания. "Почему Сталин был хуже Гитлера" — гласила надпись, сделанная огромными чёрными буквами. Тут же над ухом раздался голос: — Ты покупать будешь? Здесь тебе не библиотека! Надя едва не прикусила язык от возмущения: "Они там совсем обнаглели?! Средь бела дня торгуют вражеской пропагандой, да ещё имеют дерзость отпускать подобные высказывания!" Первой мыслью было зарубить вражеского пропагандиста на месте, и рука сама потянулась к ножнам с катаной, но остановилась на полпути, поскольку лишнее внимание сейчас было очень некстати. Сейчас лучше было найти ближайший патруль и сдать предателя им. "Интересно у потомков дела с госбезопасностью обстоят, очень интересно. И куда только НКВД смотрит, или что у них там?!" — думала Надя, отдаляясь от раскладного столика. Патруль нашёлся в паре кварталов отсюда — за очередным углом показалась следующая картина: Милиционеры, вооружённые короткими карабинами, вместе с неизвестными людьми в доспехах, отдалённо напоминающими вернувшихся с того света "псов-рыцарей", преграждали путь толпе недовольного народа. В рядах протестующих то тут, то там мелькали красные знамёна с серпами и молотами, от одного лишь вида которых Надя чувствовала себя гораздо спокойнее. Недовольные потрясали кулаками и выкрикивали различные лозунги, требуя остановить разруху в стране и отдать под суд неких Ельцина и Гайдара. Люди в доспехах, в свою очередь, стучали резиновыми дубинками по металлическим щитам и надвигались на толпу, пытаясь оттеснить её назад, но отступать никто не собирался, и через пару мгновений противоборствующие стороны уже стояли вплотную друг к другу. Затем произошло страшное: В один момент над головами взметнулись резиновые дубинки, и на недовольный народ посыпались удары. Люди в доспехах били всех, не обращая внимания на пол и возраст, упавших на землю били ногами. Это казалось чем-то немыслимым — милиция должна защищать граждан, а не избивать их! Но Надя не собиралась вдаваться в перипетии общественного устройства. Нужно было любой ценой защитить своих, и вот пионерка уже выхватила свой меч из ножен и бросилась на ближайшего противника, занёсшего резиновую дубинку над пытающимся подняться с асфальта юношей. Колющий удар острым как бритва лезвием — и истекающий кровью боец в чёрном шлеме с коротким хрипом валится на землю. Следующий враг заметил Надю и даже успел замахнуться на неё дубинкой, но разведчица с кошачьей ловкостью ушла вниз, а затем контратаковала, вспоров ему живот. Ещё один, сжимающий в руках помповое ружьё, попытался заблокировать удар им, но Надя ловко изменила направление движения клинка, и последним, что увидел одетый в защитное снаряжение враг, стал фонтан алой артериальной крови, бьющий из разрубленного горла. Ещё четверо пали, срубленные карающим лезвием, прежде чем сотрудники милиции, вооружённые карабинами и до этого стрелявшие только в воздух, открыли огонь по толпе. Треснули очереди, и на улице окончательно воцарился хаос. Люди падали, сражённые пулями, пытались бежать, но раскалённый свинец всё равно настигал их. В этот момент Надя увидела, что один из стрелков целится прямо в неё — чёрный зрачок оружейного дула смотрел прямо в лоб разведчице. Уйти от выстрела некуда, пуля прилетит раньше, чем успеешь смешаться с толпой. Вот-вот он нажмёт на спуск, и тогда... — ПРИГНИСЬ! — Раздаётся откуда-то сзади резкий выкрик, и Надя сразу же падает на землю. В следующий момент слышится оглушительный грохот. Милиционер с карабином не то что падает навзничь, а отлетает на несколько метров. Кто-то дёргает оглушённую девочку за плечо, пытается поднять её с асфальта: — Ну же, бежим, если жить хочешь! Наде удаётся разглядеть своего спасителя — им оказывается тот самый парень, которого несколько минут назад едва не забили дубинкой. Рядом на дороге лежит тяжёлое ружьё с дымящимся стволом, из которого, очевидно, и был произведён выстрел. Пионерка встаёт на ноги, и, пока сотрудники милиции пытаются выяснить, откуда стреляли, вместе со своим неожиданным товарищем смешивается с толпой. С трудом выбравшись с превратившейся в зону боевых действий улицы, юные партизаны немедленно скрылись в ближайшем дворе, дабы сбить со следа возможную погоню. — Куда мы бежим? — только и успела спросить Надя. — К Верховному Совету. Там свои. После примерно десяти минут бега по дворам, улочкам и подворотням парень вдруг остановился и, указывая на канализационный люк, произнёс: — Нам сюда. Вниз. Через оцепление можно пройти только так. Он сдвинул крышку люка, дождался, пока Надя спустится вниз, а затем последовал за ней, плотно закрыв за собой вход. — Спасибо тебе. Слушай, я ведь так и не узнала, как тебя зовут! — Обратилась Надя к своему товарищу. — Тебе спасибо. Если бы не ты, лежал бы я сейчас на асфальте с проломленной головой. А зовут меня Семён, Сёма. Кстати, тебя как? — Надя... — Ну, будем знакомы. И они пошли по узким техническим тоннелям, разговаривая между собой: — Что у вас здесь произошло? Почему на улицах торгуют вражеской пропагандой, а милиция избивает людей?! Предательство? — "У вас"? — изумился Сёма. — Неужели ты не знаешь, что творится в стране? Ты с Луны упала? — Можно сказать. Я очнулась на улице без памяти. Я почти ничего не помню. — соврала Надя. — Мы ведь сейчас в Советском Союзе? — Нет! СССР распался два года назад. Эх, Надя, тяжело тебе будет... — Распался?! Два года назад?! Как?! — Не поверила своим ушам пионерка. — Как-как... Ты вот про предательство сказала только что, так это оно самое и есть. Партийная верхушка у нас продалась, денег себе захотела, а система советская мешала. Вот они её и демонтировали под шумок "демократизации" и "перехода к свободному рынку". — А почему их никто не остановил? НКВД куда смотрело?! — НКВД?! Да ты действительно какая-то странная. После Войны вместо него КГБ создали, а потом поставили под партийный контроль. Запретили Партию чистить, другими словами. — Кто запретил-то?! Иосиф Виссарионович не мог... — Да не он запретил, Хрущёв запретил, гадина, который после него пришёл. Он своё "Разоблачение культа личности" устроил, и... — "Разоблачение культа личности"?! — М-да, всё действительно сложно... Ничего, дойдём, объяснят поподробнее. Остаток пути, до старых скоб, торчащих из стенки тоннеля, они прошли молча. Семён подошёл к ним, забрался под низкий потолок тоннеля, и несколько раз постучал в небольшую крышку люка. Она отошла в сторону, и в лицо парню уткнулся автоматный ствол. — Кто?! — Свои, Семён Костин! Выполнял задание Штаба обороны по разведке обстановки в городе! — Пароль! — 55-33-26-78-40! — Кто с тобой? — Фамилию хотя бы помнишь? — шепнул парень Наде. — Русланова. — Русланова Надежда, она там, в городе, семерых ОМОНовцев зарубила, сам видел, честно! Если бы не она, я бы оттуда не вернулся! — Ну-ну... Давайте, залезайте. Когда Надя вылезла из люка, она увидела огромное белое здание, окружённое баррикадами, над которыми реяли красные знамёна. Вокруг суетились многочисленные защитники, среди которых были молодые парни в камуфляже с красными нарукавными повязками, на которых был изображён очень странный символ. Надя вгляделась, и... Символ оказался практически неотличим от фашистской свастики! Мало того, один из парней в камуфляже внезапно выкинул правую руку вверх с криком "Слава Русской нации!" — Это ещё кто такие?! — обратилась Надя к стоящему рядом Сёме. — Это? Баркашовцы. РНЕшники, мать их... Националисты, одним словом. — И ты с ними заодно?! — Ни в коем случае! Коммунист я! — А раз коммунист, то что ты делаешь в одном ряду с фашистами?! — Так здесь не только коммунисты, здесь все, кто против Ельцина, против либералов. — вздохнул Сёма. — Будь моя воля, я бы этих поганой метлой отсюда вымел, да только они даже Штабу обороны не подчиняются, у них своё руководство. — Понятно... — Слушай, ты пока побудь здесь, посиди, отдохни, а я схожу, доложу, что видел, и спрошу, куда тебя назначить. Только не уходи никуда! Ладно? — Ладно... Надя ещё раз с отвращением посмотрела на собравшихся националистов, а затем на флаг над зданием Верховного Совета. Это было не привычное красное знамя, а красно-бело-синий царский триколор... Внезапно всё исчезло — и огромное белое здание, и баррикады вокруг него, и суетящиеся вокруг защитники. Надя почувствовала, что проваливается в угольно-чёрную бездну, а сознание её начало меркнуть. Но вдруг померкшее было сознание вспыхнуло ослепительным светом, и Надя увидела родную страну как на ладони. Она видела всё, происходящее в своей стране, и ничто не могло укрыться от её взгляда. Надя видела обгоревшее здание Верховного Совета, покрытое пробоинами от танковых снарядов, видела оставшихся без зарплаты людей — шахтёров, сталеваров, простых заводских рабочих, в знак протеста перекрывающих дороги и стучащих касками по мостовой. Она видела закрытые, разваливающиеся заводы и бесценную технику, проданную по цене металлолома. Она видела бандитов, грабящих и убивающих простых людей при полном попустительстве власти и самую настоящую войну на южных рубежах страны. Наконец, она видела немыслимое богатство одних и немыслимую бедность других, помноженную на лютую, гибельную ненависть между некогда братскими народами. Возвращение в реальность произошло так же внезапно, как и уход из неё. Видение начало рассеиваться, уступая место яркому солнечному свету. Надя обнаружила себя на больничной койке рядом с окном, возле которой стояли двое — медик с красным крестом на каске-шестиклёпке и знакомый ей Семён. — Очнулась! — Радостно воскликнул парень. — Эх, совсем нельзя тебя одну оставить, чуть отошёл, а ты лежишь и в конвульсиях бьёшься. Хорошо хоть врач вовремя подоспел. Медик в каске отодвинул Сёму в сторону и склонился над девочкой: — Сколько пальцев видишь? — Два. — Так, хорошо, голова не болит? — Нет. — Не кружится, не тошнит? — Нет. — Слабость есть? — Нет. — Встать можешь? — Могу. — Так, а теперь дотронься до кончика носа. Надя послушно выполнила сказанное, и, дождавшись одобрительного кивка санинструктора, замерла на месте. — Хорошо, ты свободна. Можешь идти. Стоило Наде встать с койки, как к ней тут же подошёл Сёма: — Пойдём со мной, тут товарищи из Штаба обороны тебя видеть хотят. — Хорошо, вот только... — Что? — Меч мой где? — А, так вон он, на стуле лежит. Пусть он пока здесь побудет — к командованию с оружием ходить не принято. Семён отвёл её в небольшое подвальное помещение, где за столом при тусклом, едва просачивающемся через небольшие оконца свете заходящего солнца, сидели двое — немолодой лысоватый мужчина, в котором что-то неуловимо выдавало бывшего военного и сорокалетний товарищ в камуфляжной форме без знаков различия. — Ну здравствуй, Надя. — Начал первый. — Меня зовут Альберт Михайлович Макашов... — Так это вы здесь главный?! — перебила его Надя — Это вы допустили такой беспорядок?! Вы пустили фашистов в наши ряды?! — Успокойся, я тебя понимаю, но ответственность за весь этот, хм, беспорядок, несу не я. Здесь вообще Хасбулатов с Руцким руководят, а они не коммунисты и не фашисты, а чёрт знает кто... — Хасбулатов? Руцкой? Это ещё кто такие? Откуда взялись? — Вопросы здесь задавать будем мы, по крайней мере, пока. Нам было бы очень интересно узнать, откуда взялась ты. Свалилась нам, как снег на голову, и ещё возмущается. — Но вам разве Сёма... Семён не рассказывал? — Мы пришли к выводу, что твоя версия с потерей памяти является выдумкой. Судя по твоим же словам, ты не помнишь, откуда появилась, но при этом почему-то помнишь, что такое НКВД и чем оно занималось. Мы хотели бы услышать правду о твоём происхождении. — Вы не поверите. Скажете, что я сумасшедшая. — Я бы не поверил в то, что четырнадцатилетняя девочка может вступить в бой с милицейским спецназом и выйти из него победительницей, да к тому же без единой царапины. Тем не менее, такая девочка сейчас сидит передо мной, а её подвиги подтверждены несколькими нашими разведчиками. — Хорошо. Я родилась в 1928 году в СССР, проходила курсы военной подготовки и впоследствии стала кадровым оперативником Управления внешней разведки. В 1942 году попала под фашистскую бомбардировку, одна из бомб взорвалась прямо рядом со мной, и вот, я оказалась здесь. Вопреки ожиданиям Нади, никто из троих даже не удивился. Разве что Семён, стоящий за её спиной, восторженно прошептал: — Так вот оно что! Прямо как Алиса Селезнёва, только наоборот. Теперь ясно, почему ты так на баркашовцев смотрела... — Она сказала нам правду, но не всю... — внезапно оживился человек в камуфляже. — Наша гостья служила не просто в разведке, а в особом подразделении, само существование которого при Союзе было засекречено. Впрочем, Союза сейчас нет, так что... — Откуда Вы знаете?! — изумилась Надя. — При Советском Союзе я сам служил в Шестом Отделе ГРУ. Однажды во время службы мне в руки попало дело о Надежде Руслановой, пропавшей без вести во время Великой Отечественной войны, когда полуторатонная авиабомба угодила в штаб-квартиру Шестого Отдела. Ни тела, ни каких-либо останков так и не нашли. А теперь... Вон оно как, оказывается, вышло. — Значит, при Союзе Вы служили в Шестом отделе, а после распада страны и расформирования отдела вы примкнули к Комитету Государственной Безопасности самопровозглашённой Приднестровской Молдавской Республики. Оттуда Вы вместе с товарищем Макашовым и отрядом "Днестр" прибыли в Москву, дабы поддержать последних защитников Советской власти. Правильно я говорю, товарищ Истомин? Дмитрий Фёдорович, если не ошибаюсь. — Молодец, угадала, девочка. — Улыбнулся тот. — Не зря тебя наши натаскивали. В следующий момент Истомин подошёл к Наде, положил руку ей на голову и произнёс: — Расскажи нам, что ты видела... Тут же Надины зрачки исчезли, голова неестественно запрокинулась назад, а изо рта вырвался жуткий вопль. После Нади то же самое случилось с Истоминым, затем с Макашовым, и, наконец, с Семёном. Это состояние длилось несколько минут, после чего все они упали на пол без чувств. — Вот же гадство! — В один голос воскликнули Макашов и Истомин, приходя в себя. Картины, представшие их взорам, просто не поддавались цензурному описанию. — Ну как, всё увидели? — спросила Надя — Всё, блин, и даже немножко больше. — чуть ли не прошипел Истомин — И разруху, и бандитизм, и Чечню! — Надо решать, что с этим делать! Если всё, что мы увидели, верно, то у нас есть три дня на разработку плана действий и его реализацию! — подвёл итог Макашов. — Полностью согласен с Альбертом Михайловичем. Вы двое свободны, язык держите за зубами, о произошедшем здесь не должен знать больше никто. Ты, Надя, завтра, как проснёшься, загляни к нам. Понятно? — Понятно. Через десять минут пионерка уже засыпала, лёжа на койке в одном из кабинетов Белого Дома. Во сне она увидела небольшую комнатку с облупившимися стенами, посреди которой стояли её погибшие боевые товарищи. — Надя? — Произнёс удивлённым голосом Лёня — Всё-таки погибла, или снова наши отправили? Столько времени прошло, а ты совсем не изменилась, не постарела даже. — Постареешь тут... — Вздохнула Надя. — всё бегаю, Родину спасаю. Скажем так, заснула я очень надолго, на пятьдесят лет целых. Очнулась — а тут и Советский Союз развалить успели, только горстка наших держится. — Да как же так?! — Вырвалось у стоящего рядом Вали. — Может быть, мы поможем, сделаем что-нибудь? Ответить Надя не успела, так как в этот момент она проснулась и увидела над собой белый потолок кабинета. Она приподнялась на своей койке, потянулась, проверила свой меч, взятый из лазарета перед тем, как отправиться спать, и, одевшись, пошла во вчерашний подвал, следуя словам Истомина. Охранники возле двери в помещение без лишних слов пропустили её, видимо, получив соответствующую инструкцию. Двое руководителей оказались на своём месте, они склонились над столом, где была разложена карта города с ещё несколькими бумагами. Вместо того, чтобы поздороваться, один из них, а именно Альберт Макашов, сразу начал вводить Надю в курс дела: — После тщательного анализа полученной информации мы пришли к выводу, что наилучшим решением сейчас будет отстранение от руководящих должностей различных националистических и антисоветских элементов и формирование чисто просоветского Штаба Обороны для успешного сопротивления. Ввиду твоих боевых навыков было также решено, что этим займёшься ты. Первым делом необходимо устранить Руцкого, Хасбулатова и особенно Баркашова. Остальные значатся вот здесь. — И Альберт Михайлович протянул девочке исписанный тетрадный листок. — Если что, поддержку обеспечим. Максимум для этого дела можем выделить восьмерых бойцов, ребята обученные и проверенные. С этого разговора начался тихий переворот в рядах защитников Белого Дома. В десять часов утра по Московскому времени в кабинет к исполняющему обязанности президента РФ Александру Владимировичу Руцкому, разоружив охрану, вошли четверо: Генерал Альберт Макашов, двое автоматчиков и странная девочка с красным пионерским галстуком на шее и каким-то колючим, прямо-таки ледяным взглядом. Скрипнула открывающаяся дверь, и бывший вице-президент поднял голову на звук: — Альберт Михайлович? Я вас не вызывал. Вперёд шагнула девочка-пионерка: — Гражданин Руцкой! Именем ЦК ВКП(б)... то есть КПСС вы арестованы! — Смешная шутка, девочка, очень смешная... В правой руке у пионерки как по волшебству возник самурайский меч, и холодное лезвие коснулось шеи Руцкого: — Руки держать на виду! Медленно встал, шаг назад и выходишь из-за стола! — Альберт Михайлович! По-моему, это уже переходит все границы! Потрудитесь объяснить... — Возмутился Руцкой, обращаясь к генералу Макашову. — Объяснить что? Мне кажется, здесь всё и так ясно: Российская Федерация как субъект международного права и геополитическая реальность прекращает своё существование — с нескрываемым ехидством генерал спародировал преамбулу Беловежского соглашения и вышел из кабинета. — Хорошо, теперь Хасбулатов. Найдите его и приведите сюда. — произнесла девочка, сделав знак автоматчикам, и они вышли вслед за генералом. Десять минут спустя бойцы уже вталкивали в кабинет вышеупомянутого деятеля. На лице у него расплывался тёмно-лиловый синяк. Хороший пинок отправил Хасбулатова в тот же угол, где на полу дожидался своей участи Руцкой. — Гражданин Руцкой! Гражданин Хасбулатов! Вы обвиняетесь в нарушении статьи 58-1А УК РСФСР, и, поскольку время у нас сейчас фактически военное, будете наказаны соответствующим образом! Вы приговариваетесь к высшей мере наказания. — Н-не имеете п-права! — прохрипел было побитый Хасбулатов, и тут же замолчал, наткнувшись на ледяной взгляд пионерки. — А вы имели право Родиной торговать?! Два года назад вы выступили заодно с предателями и поспособствовали уничтожению Советского Союза! — М-мы не хотели... Ельцин нас обманул... Он убедил нас, что действует во благо страны... — Ложь. Тут же два молниеносных взмаха самурайского меча оборвали жизнь обоих. — Переходим ко второй фазе. Сюда вызовите кого-нибудь тела убрать. Надя вошла в зал заседаний, где генерал Макашов с трибуны произносил речь о необходимости восстановления КПСС и Советской власти. Немного послушав, пионерка сразу же принялась за дело — она безошибочно находила в зале тех, кто мог бы воспротивиться заговорщикам, и указывала на них защитникам Белого Дома. Неблагонадёжных депутатов сразу, не поднимая лишнего шума, скручивали и выводили из зала. Третья фаза операции развернулась чуть позже во дворе Белого Дома, где боевики "Русского Национального Единства" оказались окружены восемью автоматчиками, вставшими таким образом, что все националисты оказались под прицелом. Наблюдавшая за этим со стороны Надя пошепталась с одним из автоматчиков и сразу же возникла перед Александром Баркашовым, стоящим в рядах своих подчинённых. — Именем Штаба Обороны приказываю всем националистическим формированиям разоружиться, в противном случае мы применим силу! Взгляд пионерки ясно давал понять, что она не шутит и действительно может исполнить свою угрозу, а потому Баркашов вместо того, чтобы посмеяться или осведомиться о том, кто дал этой странной девочке такие полномочия, потянулся левой рукой к предохранителю своего автомата. Потянулся грамотно — правую руку он положил на спусковой крючок, а ствол оружия направил на Надю. Но предводителя неонацистов подвела скорость реакции — не успел он коснуться предохранителя, как отточенное до бритвенной остроты лезвие тотчас лишило его левой руки. Завопив от боли, Баркашов упал на землю и начал биться в агонии, истекая кровью. Вслед за этим треснула короткая очередь, отправившая какого-то не шибко умного "баркашовца", тоже попытавшегося снять свой автомат с предохранителя, вслед за своим фюрером. Больше актов неподчинения не последовало — националисты аккуратно сложили своё оружие в одну кучу и дисциплинированно подняли руки. Операция увенчалась полным успехом. В течение часа после того, как последние националисты послушно сдали оружие, депутаты Верховного Совета практически единогласно проголосовали за отмену ельцинского указа № 169, запрещавшего деятельность КПСС, и восстановление социалистического строя. Голосовали даже люди, казалось бы, совершенно аполитичные — настолько их за два года успела достать построенная по западному образцу "демократия". С баррикад исчезли имперские флаги, а красно-бело-синий триколор над Белым Домом уступил место красному знамени с серпом и молотом. Тем временем Альберт Макашов и Дмитрий Истомин, собравшись вместе, обсуждали дальнейший план действий: — Итак, что мы имеем в итоге? — Начал генерал. — К текущему моменту нам удалось отстранить от руководства всех, кто имеет антисоветские убеждения, либо был в прошлом связан с бандой Ельцина. Задачу по формированию чисто коммунистического штаба обороны можно считать целиком и полностью выполненной! — Значит, антисоветчиков мы убрали. — хмыкнул в ответ Истомин — А кто остался, кто нас поддержал? — Коммунисты, само собой, все как один поддержали, затем Ачалов, Баранников и прочие из числа бывших силовиков, из них многие до сих пор партбилеты носят. Поддержали также некоторые из числа "неопределившихся". Вот эти то ли последовали за большинством, то ли их настолько достал Ельцин, что они готовы пойти за кем угодно, но против него. Остальных, с ярко выраженной националистической позицией, вроде Бабурина, мы арестовали. — А что с Баркашовым и его сектан... последователями? — Баркашов убит, боевики РНЕ сдали оружие и сейчас под дулами автоматов помогают возводить баррикады. В общем, с внутренним врагом мы разобрались, и пора бы заняться врагом внешним. По данным наших разведчиков, в городе происходят многочисленные демонстрации в нашу поддержку. Протестующие настроены решительно и вступают в схватки с милицией, но есть проблема — оказать помощь нам они не могут, поскольку, как известно, здание Верховного Совета оцеплено тремя кольцами колючей проволоки и рядами милицейского спецназа. Добровольно Ельцин на деблокаду не согласится, а потому нам нужно будет организовать прорыв оцепления. — Мои ребята готовы. Есть пистолеты ПСМ, в том числе, с глушителями, гранаты — "лимонки", "эргэдэшки", только вот не очень много. У твоих АКСУшки есть, в том числе и те, которые у нациков отняли. Проблема в одном — не слишком ли нас мало? Перестреляют нас, как... — Не волнуйся. Костина помнишь, ну, парня того? — Ну, допустим, помню. — Так вот, он тогда на том митинге не просто обстановку изучал, а выполнял моё поручение. Он там Анпилова нашёл из "Трудовой России" и передал ему моё сообщение. Завтра должен будет состояться митинг на Октябрьской площади, там будет много верных нам людей, в том числе с оружием, и Анпилов должен будет направить их в нашу сторону. Мы с ними ударим по оцеплению с двух сторон, и оно не выдержит! Понимаешь? — Так точно. Весь последующий вечер и всю ночь Надя провела на баррикадах, рассматривая в наступающем сумраке позиции ОМОНа. Неделю, а вернее, пятьдесят лет назад, она точно так же сидела в окопе и смотрела на вражеские позиции. Точно так же рядом с ней стояли защитники советской власти, проверяли своё оружие, подносили бутылки с зажигательной смесью. Но тогда по ту сторону были немецкие фашисты, пришедшие извне, чтобы грабить и убивать, а сейчас — предатели, продающие Родину оптом и в розницу. Что ж, один раз советский народ уже отстоял свою землю, выстоит и сейчас. Поглощённая этими мыслями, девочка и сама не заметила, как обняла свои ножны, опёрлась на лежащую рядом автомобильную покрышку и задремала. Проваливаясь в сон, она почувствовала, что мягко опускается на заваленную мелкими обломками землю. Прямо перед собой Надя увидела старенький "Виллис", а вокруг него — Лёню, Валю, Зину и Марата, прямо как в предыдущем сне. — Снова? — Хмыкнул Лёня. — Да что с тобой такое? Ты то из ниоткуда появляешься, то с неба спускаешься, а потом пропадаешь невесть куда, да ещё такое рассказываешь... — Да, точно! — Отозвался Валя. — Ты сказала, что СССР распался! Как это произошло? Как такое вообще возможно?! — Подождите, подождите! — Сказала Надя окружившим её боевым товарищам. — Я сама поняла не до конца... Садитесь, мне надо вам много всего рассказать. Надя старалась говорить максимально кратко и подробно. Она рассказала про бомбу, про торговца газетами, про митинг, про Макашова и Истомина. Ребята слушали её внимательно, изредка хмурясь и качая головами. Когда пионерка закончила, Лёня сказал: — М-да, у потомков серьёзные проблемы творятся... Значит, перестали чистить Партию, и рыба загнила с головы... — Слушай, а ты не можешь нас как-нибудь туда отправить? Мы бы их... ух! — Оживился Марат. — Ты ведь как-то научилась преодолевать границу между нашими мирами, уже два раза это проделала. — Да я сама не знаю, как это у меня получается, честное пионерское... — Что ж, если мы не можем помочь, то иди и сражайся за Родину. Стой насмерть, Надя! — Произнёс Лёня, вставая. — Да, стой насмерть! — Поддержал его Валя. В этот момент Надя почувствовала, что её кто-то толкает в плечо, а затем проснулась и увидела улыбающегося во все тридцать два зуба Сёму Костина. — Надя, вставай! Пятиминутную готовность три минуты назад объявили! — А? — Готовность объявили! Три минуты назад! Вставай! Надя поднялась на ноги, и, глянув в сторону позиций милицейского спецназа, увидела, как ОМОН схлестнулся с толпой людей под красными флагами. Против резиновых дубинок и щитов — арматурные прутья! Против гранат со слезоточивым газом — кирпичи, куски плитки и "Коктейли Молотова"! За спиной раздался голос: — На счёт "три" открываем огонь! Один! Два! Три! Генерал Макашов дал короткую очередь из своего автомата, и вслед за ним открыли огонь остальные защитники Верховного Совета, в том числе и Сёма Костин. Попавшие под обстрел с тыла ОМОНовцы начали падать как подкошенные, кто-то из них пытался стрелять в ответ, но баррикады надёжно защищали от пуль и резиновой дроби. — Вперёд, товарищи! В атаку! На прорыв оцепления! Под прикрытием автоматных очередей защитники бросились вперёд. Они пригибались, залегали и вели огонь на поражение. В нескольких метрах от колючей проволоки некоторые вынули из сумок припасённые бутылки с зажигательной смесью, и "коктейли" полетели в противника. Горящие ОМОНовцы метались живыми факелами, пытались сбить пламя с экипировки и страшно кричали, пока не погибали от ожогов. Это было жестоко, но такова сама война. Поддержи предателей — получи по полной от своего же народа! Завязалась ожесточённая рукопашная схватка, в которой в ход с обеих сторон пошли приклады, ножи, дубинки, а также различные предметы, валявшиеся на земле. Подгадав момент, Надя едва заметной молнией соскользнула с баррикад, держа руку на рукояти меча. Короткий рывок через "нейтральную полосу" — и вот разведчица уже оказывается в общей свалке, нанося колющие и рубящие удары налево и направо. Уже после пятиминутной драки зажатые с двух сторон "полицаи", как она окрестила сторонников Ельцина, начинают пятиться, пытаются отступить, но все пути для возможного отхода оказываются заблокированы, и им не остаётся ничего, кроме как поднять руки. Оцепление наконец прорвано, но наступательный порыв защитников Белого Дома вместе с пришедшими к ним на помощь протестующими не иссякает, и толпа, сметая ряды колючей проволоки, движется дальше. У здания московской мэрии путь преграждают уже не "полицаи", а вполне себе настоящие солдаты в камуфляжной форме и стальных касках. Трещат автоматные и пулемётные очереди, срезая тех, кто не успел залечь или спрятаться за укрытием. "Неужели всё вот так и закончится?" — думала Надя, вжимаясь в землю и чувствуя, как пули свистят над головой. Внезапно раздаётся громкий хлопок, за ним следует звон стекла, и пулемёт замолкает. Поднявшая голову Надя замечает людей в камуфляже, возникших словно из ниоткуда неподалёку от позиций военных — группа Истомина, воспользовавшись тем, что солдаты сфокусировали всё внимание на толпе, обошла мэрию с фланга и пустила в ход ручные гранаты. Одной из первых Надя ворвалась в многоэтажное здание, отрубив голову некстати выбежавшему наперерез автоматчику. Вбежавшие следом соратники, с ходу открывшие огонь, быстро выбили противника с первого этажа. Несколько долгих часов внутри мэрии шёл бой, грохотали выстрелы, где-то даже слышались взрывы гранат, но солдаты не смогли сдержать натиск защитников Советской власти, и уже к часу дня над зданием мэрии взвилось красное знамя. К этому времени улицы между Белым домом и московской мэрией представляли собой поле после кровопролитной битвы вроде Ржевской — местами павшие в уличных боях лежали так плотно, что негде было ступить, а убирать их начали только после того, как бои утихли. Тела с многочисленными колотыми, резаными и огнестрельными ранами лежали вперемешку, и порой было невозможно понять, на чьей стороне совсем недавно сражался тот или иной убитый. Когда наступил вечер, и защитники Белого Дома ещё не успели до конца убрать с улиц многочисленных "двухсотых", со стороны верных Ельцину военных пришла, а вернее приехала, лязгая гусеницами, очередная подлянка. Десять огромных зелёных танков с приплюснутыми, зализанными башнями с грохотом выдвинулись в сторону позиций коммунистов и окружили занятые ими мэрию и Верховный Совет. Танковая рота из состава знаменитой Кантемировской дивизии была введена в город по приказу министра обороны Грачёва, чтобы наконец утопить народное восстание в крови. Тяжёлые машины с трёхзначными номерами на башнях замерли напротив баррикад, ожидая приказа на открытие огня. В эти тяжёлые часы стоящие на баррикадах люди готовились принять последний бой. Они знали, что со своими автоматами и коктейлями Молотова никоим образом не выстояли бы против танковых орудий и крупнокалиберных пулемётов, но в то же время знали, что пути назад не было. После произошедшей кровавой бани все готовились стоять до конца, чего бы это им не стоило. А внутри мэрии, куда по причине наличия там связи, электричества и отопления переехал Штаб обороны, царила спокойная и рабочая атмосфера. Макашов и Истомин вместе с Семёном и Надей обсуждали детали предстоящей вылазки: — Ну вот, началось. — Вздохнул генерал Макашов. — Против нас сейчас выставлено десять танков Т-80 — целая рота. Противотанковых средств у нас нет, поэтому работаем по плану товарища Истомина. Кстати говоря, товарищ Истомин, сколько танковых экипажей нам удалось сформировать? Сколько у нас людей, проходивших службу в бронетанковых? — Пятнадцать человек, пять экипажей. — Ответил диверсант. — Все готовы выдвигаться. — Хорошо. Значит так, Костин, ты проведёшь отряд через канализацию. Ты, насколько я знаю, разбираешься в устройстве подземных коммуникаций. — Так точно, товарищ генерал! — Наша задача — вывести из строя как можно больше вражеских единиц бронетехники. Те танки, что сможем, надо будет захватить, те же, что нет — оставить без экипажа. Шуметь ни в коем случае нельзя, а потому работаем только холодным и бесшумным оружием. Будет потом славный подарок тем, кто утром явится нас штурмовать. Задача ясна? — Так точно! — Хором ответили все присутствующие. — К выполнению приступить! Тёмная громада танка Т-80 замерла посреди Кутузовского проспекта. Командир, высунувшись из башенного люка, всматривался в окружающее пространство, пытаясь разглядеть хоть что-то. Нервничая, он посмотрел на свои наручные часы, издававшие еле слышное тиканье. Было три часа ночи. До назначенного времени ещё четыре часа, а значит, пока можно расслабиться. Но расслаблялся командир недолго — едва успев отвести взгляд от часов, он почувствовал, как на затылок с силой опустилось что-то твёрдое, оглушив и заставив потерять ориентацию в пространстве. Повернув голову, танкист увидел стоящую на башне девочку, уже замахнувшуюся на него длинным и тонким мечом. "Диверсанты!" — пронеслось в голове. Он хотел было закричать, но получил точный пинок по рёбрам и смог выдавить из себя только невнятный хрип. В этот момент из соседнего люка высунулся наводчик, решивший посмотреть, что же там наверху творится, и тут же, получив меткий укол в сердце, обмяк, провалившись обратно. Девочка занесла меч для повторного удара, и тут же замерла, услышав свистящий шёпот: — Не смей! Он нужен живым! Раздался тихий щелчок выстрела из бесшумного пистолета, оборвавший жизнь выглянувшему из своего люка механику-водителю, и тут же на броню вскочил человек в камуфляже: — Тихо! Если хочешь жить, говори коды, команды и частоты связи. Аналогичным образом, тихо и без потерь, приднестровские боевики выбили экипажи у остальных девяти танков. Как-никак, все они были профессионалами своего дела, имевшими многолетний опыт службы в советских силовых структурах. После завершения зачистки, "танкисты", пришедшие вместе с приднестровцами, согласно плану заняли свои места в половине боевых машин. Операция прошла тихо и незаметно, и вскоре после того, как последние боевики скрылись в канализации, за танками, прикрываясь их бронёй, начали скапливаться солдаты Внутренних Войск, готовые пойти в наступление после того, как боевые машины откроют огонь. Постепенно взошло солнце, рассеивая сумерки и заливая городские улицы ярким светом. Вскоре подошёл и седьмой час утра. Тикали командирские часы, отсчитывая последние секунды до начала наступления. Осталось пять секунд, а затем две, после чего солдаты зажали уши, приготовившись к оглушительному грохоту танковых орудий. Но ничего не произошло — ни один из стоящих на улицах Т-80 не выстрелил. Прошло несколько минут, однако выстрелов всё так же не последовало. Операция начала срываться, и один из командиров взял свою рацию, настроился на частоту командирского танка, после чего произнёс: — Броня-1, почему не стреляете?! Открывайте огонь! Вместо ответа рация зашипела, а потом из неё раздался совершенно незнакомый голос, который запел: Если завтра война, всколыхнётся страна От Кронштадта до Владивостока, Всколыхнётся страна, велика и сильна, И врага разобьём мы жестоко! Пока голос пел, половина танков начала разворачиваться в сторону солдат, направляя на них свои орудия. До командира тут же дошло, в чём дело. Он покрылся холодным потом и выкрикнул: — Твою м-мать! Всем назад! Живо! Не успел он закончить свой приказ, как грохнул первый выстрел, и стоящая рядом БМП превратилась в груду горящих обломков. Заработал спаренный пулемёт, превращая в фарш пехоту, и дырявя небронированную технику вроде грузовиков и джипов. Противотанковых гранатомётов, как и ПТУРов не было, поскольку принявший решение о вводе войск Павел Грачёв совершенно, казалось бы, справедливо предполагал, что никакой бронетехники у защитников Верховного Совета нет и быть не может. Однако реальность внесла свои коррективы, и это предположение вылилось в полную потерю контроля над ситуацией. После разгрома отрядов Внутренних Войск у Верховного Совета коммунисты перешли в масштабное контрнаступление, и город запылал пожарами многочисленных боёв. То тут, то там вспыхивали мятежи под красными знамёнами, сторонники Верховного Совета нападали на милицейские участки и блокпосты, захватывали оружие и транспорт. В таком хаосе управлять войсками становилось всё сложнее и сложнее, и это играло на руку коммунистам, занимавшим всё больше городского пространства. Более-менее прочную оборону верным Ельцину военным удалось организовать только вокруг Кремля, Останкинской башни и Министерства обороны, где были размещены отряды специального назначения "Альфа" и "Вымпел", а также десантники из 119-го гвардейского полка. Пока в городе шли бои, Надя временно осталась без дела — диверсионных операций проводить пока не требовалось, а в лобовом бою против бронетранспортёров и БМП её катана была, мягко говоря, бесполезной. Выпавшие на свою долю часы отдыха разведчица решила потратить с максимальной пользой и наконец выяснить, что же привело к такому трагическому исходу. При содействии Альберта Михайловича ей удалось найти потёртую историческую энциклопедию и целый ворох газет разной степени свежести, которые пионерка разложила перед собой на большом письменном столе в кабинете, ранее принадлежавшему какому-то большому начальнику. Наконец, после недолгих приготовлений она погрузилась в чтение. Сразу же в глаза бросился кровавый 1942 год, когда фашисты, потерпев поражение под Москвой, повернули на юг, к бакинской нефти, и началась Сталинградская битва. После длительных сражений в приволжских степях и на улицах разрушенного города, РККА наконец смогла переломить ситуацию в свою пользу, зажав в "котле" Шестую армию генерала Паулюса, которая после нескольких месяцев такого сидения и провала попытки генерала Манштейна её освободить сдалась практически в полном составе. Дальше, год сорок третий, Курская битва, когда дым от сотен подбитых танков закрыл солнце, а уцелевшие танкисты сошлись врукопашную. Пронеслись события победных 1944 и 1945 годов, когда Красная Армия прошла всю Европу и прикончила фашистского зверя в его логове. Была даже фотография бойца, поднявшего победное знамя на руинах поверженного Рейхстага. И рядом, огромными чёрными цифрами, общее число потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне — двадцать семь миллионов человек. ДВАДЦАТЬ СЕМЬ МИЛЛИОНОВ. От этого числа у Нади пересохло в горле, но она продолжила читать. Взрыв атомной бомбы над Хиросимой и речь Черчилля в Фултоне. Начало Холодной войны, когда бывшие союзники стали непримиримыми врагами. 1949 год, оружие сдерживания — советская атомная бомба. Война в Корее и победа коммунистов в Китае. Год 1953-ий — смерть товарища Сталина, арест Берии, приход к власти Никиты Хрущёва. Двадцатый съезд КПСС, "Развенчание культа личности", вынос тела Иосифа Виссарионовича из мавзолея, ссора с красным Китаем на почве этого. Гибельная Косыгинская реформа, ботинок на трибуне ООН и полёт Гагарина, начавший космическую эпоху. Карибский кризис, когда мир застыл в шаге от того, чтобы сгореть в атомном пламени и вторжение американцев во Вьетнам. Отставка Хрущёва, Брежневский застой и война в Афганистане. Приход Михаила Горбачёва, начало Перестройки и идеологических реформ. На этом моменте энциклопедия завершилась, и Надя принялась за газеты. Мимо пронеслись провальные реформы Горбачёва, "Ускорение", вогнавшее советскую экономику в глубокий штопор, и, как апофеоз не то разгильдяйства, не то целенаправленного предательства, катастрофа на Чернобыльской АЭС. Погромы в Сумгаите, Фергане и расцвет мерзкого местечкового национализма. 1991 год, путч ГКЧП как последняя попытка спасти СССР, беловежские соглашения, "Парад суверенитетов" и гибель великой страны. Прочитавшая всё это Надя ощутила себя умиравшим от жажды путником, который неожиданно набрёл на оазис — так ценна была для неё эта информация. Если бы только была возможность вернуться обратно в своё время и донести её до генерала Белова, а лучше — до самого товарища Сталина... Если бы... — Гадство какое, блин... — Раздался полный тоски голос откуда-то сзади. Обернувшись, девочка увидела, что позади неё стояли, а вернее, висели бело-голубыми фантомами в нескольких сантиметрах от пола, погибшие товарищи. — Вы как здесь оказались? — Изумилась Надя. — А так же, видимо, как и ты у нас. — Произнёс Лёня — Раз — и мы здесь, безо всякого предупреждения. Вот уже минуты две здесь стоим, читаем, чтоб его... Не говоря ни слова, пионерка протянула руку и коснулась Лёниного плеча, дабы удостовериться, что это не видение и не галлюцинация. В следующий момент раздался оглушительный взрыв, и мощный поток воздуха сбил её с ног. Придя в себя, Надя увидела своих товарищей, сидящих на полу посреди разгромленного кабинета и потирающих ушибленные места. Лёня, успевший за десятилетия пребывания на том свете отвыкнуть от телесных повреждений, с каким-то удивлением смотрел на ободранную руку, с которой капала кровь. В коридоре послышались шаги, и через мгновение в кабинет ворвались автоматчики: — Что взорвалось?! Кто это такие? — Это свои! Мы тут... гранаты делали, несчастный случай. Хорошо ещё, поражающие элементы добавить не успели. — Начала успокаивать их Надя. — Погибшие, раненые есть? Медицинская помощь нужна? — Никак нет, обошлось без пострадавших! — Принял. Не успела улечься поднятая взрывом пыль, как все пятеро уже стояли перед командирами: — Вот уж от кого от кого, а от тебя, Надя, я такого точно не ожидал. — Начал Макашов сердито. — Это ведь надо было додуматься! Ещё и товарищей в это вовлекла. Кстати говоря, кто это такие? Раньше я их здесь не видел. — Товарищ Макашов, мы были в одном пионерском отряде, а потом вместе сражались с фашистскими захватчиками. Я не знаю как, но они тоже прибыли из сорок второго года, и именно это спровоцировало взрыв. — Вот оно, значит, как... Выходит, гранаты тут ни при чём. — Верно. Не могла же я сказать правду... — Хорошо, я тебя понял. — Смягчился наконец генерал. — Ты лучше скажи, они тоже проходили подготовку в Шестом отделе? — Так точно, товарищ генерал, проходили! — Выступил вперёд Лёня. — Снайперское дело, минно-взрывное, тактическая подготовка, и прочие дисциплины. Надя рассказала, что произошло, и мы сделаем всё возможное для защиты Советской Родины! — Вот и хорошо. Зовут вас как, товарищи пионеры? После того, как юные бойцы отрекомендовались, генерал продолжил: — В городе сейчас такая обстановка, что ваши навыки, товарищи пионеры, вскоре очень и очень пригодятся. Сейчас война идёт не только на улицах нашей столицы, но и в умах наших соотечественников. Ельцинские СМИ непрерывно поливают нас грязью, стремясь выставить последних защитников Советской Власти и Конституции бандитами и террористами, в то время как мы, несмотря на все успехи, зачастую оказываемся лишены возможности обратиться к нашим сторонникам по всему городу, что делает ряды сторонников Советской власти разрозненными. Чтобы заткнуть рупор вражеской пропаганды и получить возможность обратиться к народу, мы спланировали операцию по взятию Останкинской телебашни. — Останкинская телебашня — это где? — Почесал голову Валя. — Шуховскую башню знаю, Останкинскую — нет. — Это вот здесь. — Ткнул пальцем в карту ранее молчавший Истомин. — Совсем недалеко от наших передовых позиций, но оборона там, зараза, крепкая. Наши больше десятка бронетранспортёров и под тысячу солдат насчитали. — Да уж, приятного мало. — Вздохнул генерал. — Но выход есть: Мы проломим вражеские заслоны при помощи захваченных танков, а вы, пионеры, войдёте в прорыв. Ваша основная задача — зачистить помещения телецентра от противника и закрепиться там. Поняли? — Так точно! — Хором ответили все пятеро. — Вот только... — Произнесла Надя. — Зачем нам идти в лоб? Мы могли бы воспользоваться техтоннелями, обойти врага с тыла и ударить ему в спину. Сёма тоннели знает, он проведёт! — Не выйдет. — Мрачно констатировал Истомин. — Они ж не дураки, быстро смекнули что к чему, и начали коммуникации минировать, там теперь ходить небезопасно. Костин сегодня утром подорвался на растяжке в одном из таких тоннелей. — Он жив?! — Выдохнула Надя. — Жив, да только ранение получил. В лазарете он сейчас, в Доме Советов. — А увидеться с ним можно? — Можно. Когда юная разведчица вошла в комнату, где уже знакомый военврач в каске-шестиклёпке хлопотал над ранеными, она сразу же увидела Сёму, лежащего на в окровавленных бинтах. Увидев подошедшую Надю, он вздрогнул и слегка приподнялся на своей койке. — Ты как себя чувствуешь? — Участливо спросила пионерка. — Вроде живой... Пока... — Ответил он, глянув на раненый бок. — Посекло меня, хорошо ещё, третьим шёл. Она, когда взорвалась, двоих, кто впереди был — сразу насмерть, они... почти все осколки собрали. — Говорил парень, хрипя и кашляя. — Мне тоже попало — полчаса назад последний вытащили... Сволочи... Отцу ногу сломали... — Семён начал проваливаться в забытье, стало непонятно, говорил он с Надей или же с самим собой. — Что говоришь? — Переспросила его девочка. — Отец мой... Он инженером был по подземным комм... коммунн... тоннелям, короче. В этом году зарплату платить перестали... Он... жаловаться пытался... без толку... Первого мая вместе с остальными на митинг вышел... против Ельцина... Без оружия, без ничего... Приехал ОМОН, начал разгонять... Отца дубинками били, ногу в двух местах... — Юноша начал бредить, а потом лёг на койку и затих. Неожиданно он повернулся к Наде и посмотрел ей прямо в глаза: — Слушай, Надь, я тебя всё спросить хотел. Меч у тебя... откуда? — Трофейный, Сёма, трофейный. — Выговорила Надя. Сёма ничего не ответил — он уже лежал с закрытыми глазами, прерывисто дыша. — Он мне жизнь спас, а сам не уберёгся... — Прошептала Надя своим товарищам, встретившим её на выходе из лазарета. — Надя, ты не волнуйся! — Произнёс подошедший к ней Валя. — Мы за него отомстим. Обязательно отомстим! — Кстати говоря, насчёт "отомстим"... — Шепнула Зина. — У нас ведь всё оружие там осталось. — Не проблема! — Произнёс стоящий рядом Истомин, даже не спросив о том, какое именно "там" имела в виду Зина. — Чем вас вооружить, у нас найдётся. Пойдёмте. Короткий путь по коридорам привёл их в небольшое подвальное помещение, выполнявшее, по-видимому, роль арсенала. Охраняющий вход боец, увидев Истомина, отдал честь и открыл дверь. Внутри помещения на столиках были аккуратно разложены самые разные образцы оружия. Истомин, подойдя к одному из столиков, взял с него длинную винтовку с оптическим прицелом и протянул Лёне: — Снайперская винтовка Драгунова, сокращённо СВД. Имеет флажковый предохранитель, действует он вот так. — И приднестровский спецназовец щёлкнул предохранителем, показывая, как он работает. — Винтовка самозарядная, как СВТ, новый патрон из магазина досылается автоматически. — Увеличение какое? — Глянул в прицел принявший винтовку Лёня. — Четырёхкратное. — Неплохо... Истомин тем временем уже показывал Марату увесистый ручной пулемёт с зелёным коробом для патронов: — Пулемёт Калашникова модернизированный, ПКМ. Скорострельность — 650 выстрелов в минуту. Короб такой содержит 200, поэтому сильно длинными очередями не бей. Для перезарядки снимаешь пустой короб, присоединяешь новый, откидываешь ствольную коробку и заправляешь ленту внутрь. Понял? — Так точно! Настала очередь Зины: — Автомат Калашникова АК-74 под патрон 5,45x39. Оснащён подствольным гранатомётом ГП-25, стреляющим осколочно-фугасными снарядами по навесной траектории. — Эх, нам бы такие в сорок первом! — Не то в шутку, не то всерьёз произнесла она, перекидывая через плечо ремень брезентовой сумки с выстрелами для гранатомёта. Валя как разведчик получил короткий АКСУ и бесшумный пистолет, в то время как Надя осталась верной трофейному мечу. Уже через несколько минут разобравшиеся с выданным оружием пионеры сидели в кузове тентованного армейского грузовика, захваченного у солдат Внутренних Войск. Пионеры добрались до места в последние минуты перед началом наступления, когда воздух уже переполняли щелчки затворов, выкрики и громкий лязг гусениц стоявших здесь же двух трофейных Т-80. На броне — красные звёзды, серпы и молоты. Где-то в конце улицы, так далеко, что отсюда толком и не разглядеть, виднелся импровизированный блокпост силовиков, прямо как несколько дней назад возле Верховного Совета. — Мешки с песком, колючая проволока, пулемёт на станке, вроде ДШК... Два броневика, тоже с какими-то пулемётами. — Протянул Лёня, глянув в прицел своей винтовки. Раздался рёв двигателей, и боевые машины пошли вперёд. За ними, пригибаясь и прикрываясь бронёй, устремились вооружённые автоматами бойцы. Противник открыл пулемётный огонь сначала с фронта, а затем из небольшого скверика по правому флангу, пытаясь отсечь пехоту от бронированных машин. Тут же грохнули танковые орудия, давя огневую точку справа и разнося вдребезги один из выехавших бронетранспортёров. В этом грохоте выстрел из Лёниной винтовки, лишивший стрелка крупнокалиберный пулемёт на блокпосту, оказался абсолютно незамеченным. Перезарядившись, танки выстрелили ещё раз, уничтожив второй БТР и разметав остатки блокпоста по улице. Метр за метром последние защитники Советской Власти прорываются вперёд, встречая всё более и более ожесточённое сопротивление. Стрекочут пулемёты, с крыш ведут шквальный огонь автоматчики, создавая такой шквал огня, что наступающие были бы сметены в считанные секунды, не будь у них бронетехники. Но стальной каток надёжно защищает пехоту от пуль и прокладывает ей дорогу. Танковые гусеницы вминают в землю колючую проволоку, мешки с песком, бетонные блоки и арматуру, а выстрелы из орудий разбивают огневые точки в домах и лёгкие боевые машины мотострелков и десантников — ни бронетранспортёры, ни лёгкие и приземистые БМД не предназначены для боя с основными боевыми танками. Похожие на огромных черепах, Т-80 кажутся неуязвимыми, однако реальность быстро развеивает эту иллюзию — уже на подступах к Останкинской башне из окна стоящего возле дороги четырёхэтажного кирпичного здания вырывается реактивный снаряд. Оставляя за собой дымный след, он врезается в борт одного из танков. Раздаётся взрыв, боевая машина вспыхивает, из люков вырывается яркое пламя. Наличие у обороняющей телецентр "Альфы" противотанковых гранатомётов, пусть и в ограниченном количестве, оказывается очень и очень неприятным сюрпризом. Второй танк разворачивает башню в сторону здания, откуда прилетел снаряд и делает выстрел из орудия, а затем проходится по окнам пулемётным огнём. Тут же из окна в таком же небольшом здании напротив появляется боец с зелёным тубусом гранатомёта на плече, пытаясь поймать в прицел второй Т-80, но коротко хлопает снайперская винтовка, и гранатомётчик, не успев выстрелить, падает вниз с простреленной головой. — Надя, Валя, Зина — на штурм! — Кричит Лёня, не отрываясь от прицела. — Марат, прикрой! Дави огнём, чтобы никто не высунулся! Подняв ствол своего ПКМ, Марат давит на курок, заставляя сидящих в здании залечь и прекратить огонь, пока Валя, Зина и Надя скрываются внутри. Слышится стрельба, взрывы гранат, потом несколько минут стоит относительная тишина, прерываемая отдельными выстрелами, и Лёня с Маратом начинают волноваться — а живы ли вошедшие в здание ребята? Через пару секунд у обоих вырывается выдох облегчения — в одном из окон показывается Надя, держащая на кончике своего меча оливкового цвета каску. Всё чисто, вражеская засада уничтожена, и понёсшие потери защитники Конституции движутся дальше. Остаётся последний рывок, последняя линия обороны — башня уже совсем рядом. Танк со скрежетом и лязгом врезается в металлический забор, сминая его и открывая путь к телецентру. Следует выстрел из подствольного гранатомёта, выбивающий запертую дверь, и штурмующие после непродолжительного боя на улице врываются внутрь. — За Родину! Бей изменников! — Выкрикивает Надя, всаживая свой меч чуть ли не по самую рукоятку в грудь здоровенного солдата в тельняшке. Машет прикладом Зина, косят врагов очередями Валя и Марат, хлопает одиночными выстрелами винтовка Лёни. Совсем скоро первый этаж оказывается очищен от врага, и пионеры, подбежав к лестнице, сходу взлетают вверх по ступенькам. Остаётся преодолеть более трёхсот метров лестниц, прорваться через многочисленные вражеские кордоны и проложить путь боевым товарищам. Ну да где наша не пропадала! Юные защитники Родины начинают пробиваться вверх, ведя огонь из всего наличного оружия. За каждую встреченную дверь — закидывают гранату, из числа тех, что Лёня и Валя собрали с тел убитых врагов. За гранатой неизменно следует очередь из ПКМ Марата, от которой в узких коридорах не спасают ни тяжёлые бронежилеты, ни оливкового цвета шлемы с забралами. Следом за пионерами на этажи врываются вооружённые коммунисты, беря их под контроль и добивая засевшего там противника. Но с каждым этажом, с каждым лестничным пролётом сопротивление становится всё ожесточённее и ожесточённее, зачистка помещений занимает всё больше и больше времени. Боевые товарищи всё чаще завязают во вражеской обороне, и вскоре пионеры оставляют их далеко позади, не замечая этого в пылу схватки. Ребята обнаруживают это только тогда, когда слышат торопливые шаги позади, а затем, обернувшись, видят солдат в уже успевшем надоесть до ряби в глазах сером городском камуфляже. — Обошли! Противник с тыла! Дав пару очередей навстречу врагу, пионеры буквально ныряют в ближайший дверной проём. У Нади в этот момент всё сжимается внутри — вдруг за дверью окажется пулемёт, мина-растяжка или какая-нибудь ещё неприятность. Но опасения не подтверждаются — взорам ребят предстаёт некое помещение вроде смотровой площадки, представляющее собой узкий коридорчик с большими окнами по левую сторону. Заперев за собой дверь, все пятеро аккуратно ступают по коридорчику, держа оружие наготове — хоть помещение и кажется безопасным, бдительность терять не стоит. Справа открывается небольшая дверь, откуда выходит мотострелок в защитного цвета кепке. Увидев юных разведчиков, он вскидывает свой автомат и тут же падает с тремя аккуратными отверстиями в груди. За дверью обнаруживается небольшое подсобное помещение, почти полностью занятое огромными экранами. Зашедший первым Валя смотрит на них в течение пары минут словно заворожённый, не смея даже оторвать взгляда от непривычных устройств, а потом произносит: — Ребята... У меня есть две новости — плохая и хорошая. — Что ж, начни с плохой. — Вздыхает Зина. — Судя по всему, эти экраны подключены к чему-то вроде кинокамер, снимающих всё, что происходит в здании. Если верить им, мы сейчас находимся в глубоком вражеском тылу, можно сказать, в самом центре осиного гнезда. — А хорошая? — Наши всё прибывают и прибывают, врагов на улице, судя по камерам, уже уничтожили. Взятие башни — вопрос времени. Вот только успеют ли они к нам пробиться? Повисло тягостное молчание, которое прервал голос Лёни: — Нас зажали, заблокировали. Есть только два выхода: Либо мы пробиваемся к своим, либо занимаем здесь оборону и держимся, пока они не пробьются к нам. Надя, — Обратился он к боевой подруге. — ты нас в это втянула, тебе и решать. — Лестницы все перекрыты, их там столько, что и не сосчитаешь, а лифты как пить дать отключили. Будем пробиваться — все до единого поляжем. Займём оборону, и будем надеется, что подмога успеет вовремя. Валя, сколько этажей разделяют нас и наших товарищей? — Два этажа, Надь. — Ну и отлично! Оружие к бою! Пионеры немедленно занимают позиции в коридорчике, готовясь сдерживать натиск противника. Вскоре раздаётся страшный треск, и дверь на лестницу слетает с петель. Коридорчик заволакивает серым облаком от брошенной дымовой шашки. — Ребята, огонь! Пионеров обучали сражаться вслепую, а потому дым не стал для них помехой. Автоматные и пулемётные очереди пронзили химический туман, безошибочно находя свои цели, в отличие от вражеского огня, постоянно уходящего в молоко из-за дымовой завесы. Но так продолжалось недолго — через пару секунд облако рассеялось, и из него показались фигуры в бронежилетах и шлемах, сжимающие в руках автоматы с непривычно толстыми стволами. После того, как преграда, надёжно скрывавшая юных разведчиков, окончательно исчезает, вражеская стрельба становится убийственно точной. Вот падает навзничь Лёня, поймав две пули в грудь, вот короткая очередь обрывает жизнь Марата, едва успевшего перезарядить свой пулемёт. Падает изрешеченный, захлёбывающийся кровью Валя. Погибающая от многочисленных ранений Зина на последнем издыхании успевает надавить на курок подствольного гранатомёта, и выпустить снаряд в самую гущу наступающих спецназовцев. Вспыхивает яркое пламя взрыва, создавая большую пропасть между единственной оставшейся в живых Надей и дверью на лестницу, откуда лезли враги. Надя, поднимаясь с пола, успевает заметить, как стоящий на лестнице человек, что-то выкрикнув, вскидывает на плечо светло-зелёную трубу. В следующий момент в лицо пионерке летит огненная стрела, и её накрывает волна нестерпимого жара. "Вот и всё." — проносится в голове. Девочка очнулась в полной темноте, в каком-то крошечном, настолько тесном пространстве, что было трудно пошевелиться. Вокруг, со всех сторон — обломки бетона и гнутая арматура. Было жутко холодно, и Надя захотела сжаться в комок, но не смогла из-за недостатка места. Откуда-то сверху донёсся голос: — Продолжайте искать! Под завалами могут быть ещё выжившие! Из последних сил пионерка взяла какой-то обломок и ударила им по лежащему рядом стальному листу. Раздался глухой удар, и на поверхности насторожились: — Стой! Тихо! Слушай! Пионерка ударила ещё раз, и этого оказалось достаточно, чтобы её заметили: — Здесь выживший! Поднимай, аккуратно! Металлический лист сверху отодвинулся в сторону, и взору юной разведчицы предстали двое красноармейцев в шапках-ушанках с красными звёздочками. Они помогли ей выбраться из-под завала и поставили на ноги. Немного оглядевшись, Надя окончательно убедилась, что вернулась обратно в родной 1942 год. Затем она увидела генерала Белова, руководившего спасательными работами, и тут же вспомнила про будущее, про бесценную информацию, которую ей довелось узнать. Прихрамывая, девочка подошла к генералу, который, увидев её, немедленно произнёс: — Надя? Ты жива! Ты не ранена? Медпомощь не нужна? — Всё хорошо, товарищ генерал. — Произнесла разведчица. — У меня есть для вас информация. Очень важная. — Информация? — Так точно, товарищ генерал. Она способна оказать решающее влияние на дальнейшую судьбу Советского Союза и всего мира. — Даже так? — Посерьёзнел генерал. — Что ж, Надя, пойдём со мной, и ты мне всё расскажешь настолько подробно, насколько это возможно.