безымянные образы

      Мэри запоминает его как образ — фигура в голубом плаще, с узловатыми, красивыми пальцами, напряжёнными под весом фолианта, и пробирающим до костей голосом.              — Зачем тебе это? — он держит в руках книгу, которую она долго и упорно сверлила взглядом, гадая, как бы подступиться. Стеллажи в этой древней библиотеке чертовски высокие, и даже незнакомцу, чей голос раздаётся откуда-то сверху, пришлось подняться на носки, чтобы дотянуться.              На его белой ладони увесистый том в кожаном переплёте выглядит особенно эстетично. Может, это Мэри и цепляет в нём, но не перестаёт быть просто оболочкой.              — Какая тебе разница? Спасибо, — она забирает у незнакомца «Древние легенды» — название вытеснено золотом, а по краям красивые тёмные узоры. Она увлечена идеей. Может быть, даже зациклена — Мэри не удосуживается элементарно заглянуть в лицо того, кто помог ей. Мэри всё равно на кого-то незначительного, кто никак не связан с её целью.              Незнакомец за спиной фыркает и с шорохом вытаскивает за корешок тонкую брошюрку. Впрочем, ему тоже нет до неё никакого дела. Хоть поблагодарила.        |||              На следующий день они встречаются снова. Мэри случайно замечает его за длинным дубовым столом. Вергилий сидит, положив голову на сложенные в замке руки, и бегает взглядом по рукописным строчкам той самой книги, которую сам же вчера помогал доставать. Свет проникает через грязные стёкла высоких окон, ложится на дерево тускло-жёлтым прямоугольником, но не доходит и до локтя. В солнечных лучах серебрятся пылинки.              Здесь все ходят, натянув на себя мантии — такие таинственные, в какой-то степени даже пугающие, но этот молодой человек кажется вполне безобидным и будто бы знакомым долгое время. Мэри его не страшится, пускай и он тоже в накидке, и только потёртые рукава голубого — довольно необычный оттенок для таких вещей — плаща выглядывают из-под грубой ткани.              — Зачем тебе это? — она неволей улыбается, а затем впервые встречается с ним взглядами. У незнакомца пронзительные голубые глаза, смотрящиеся совсем как-то дико на бледном лице. Они завораживают, но не обещают совсем ничего хорошего.              — Какая тебе разница? — он почти незаметно и криво усмехается, отчего на одной щеке проступает ямочка. Выглядит странно и как-то зловеще. — Но… Все тут, так или иначе, ищут силу. В виде знаний. Они — один из источников.              Мэри кивает и уходит, чтобы через полчаса вернуться со стопкой сравнительно свежих и тонких книг и аккуратно свалить их на другую сторону стола, но чуть ближе к окну — места действительно мало, и сидеть напротив было бы некомфортно. Главное правило библиотек — никому не мешать. И говорят они тихо, так, что сделай Мэри шаг назад, и не расслышит.              Библиотека Фортуны достаточно пуста для своих габаритов. Здесь полно приезжих, рыщущих в поисках чего-то нового, ищущих древние письмена с оккультными статьями на латинице, предостаточно местных послушников, листающих труды о Спарде и тёмной магии; но при всём этом наполнить огромные залы им не удавалось даже наполовину. Потолки высокие, стук каблуков взвивается к самому верху.              Они оба увлечены. Оба помешаны. И цели их, хоть и разные, тесно переплетены друг с другом. Время течёт быстро за маниакальным поглощением знаний. Жёлтый свет превращается в алый, предзакатный. Солнце совсем низко и продирается сквозь чёрные ветвистые деревья, чтобы прямоугольники на столах вытянулись и сузились. Белые руки с тонкими голубыми венами и залитые красным невольно притягивают внимание.              — Тебе нужна книга? — чужой голос вырывает из прострации и чуть взбадривает.              — А? — Мэри заторможено моргает и поднимает взгляд с красивых кистей на лицо человека. Возле него уже две стопки книг, «Древние легенды» лежат в самом низу, словно надёжный фундамент. Корешок на свету красиво отливает кровавым золотом. Красиво. Нет нужды подбирать синонимы, потому что действительно… красиво. Насыщенно-красное, с запахом истлевающих страниц и звенящей тишиной. Даже никто ничего не листает. Мир словно замер, но не в янтаре, в капле венозной крови.              Воспоминания захлёстывают сами собой. Заставляют вскипеть кровь её собственную, ту, которая жаждет мести и наивно думает, что, утолив голод, станет спокойной.              — Ты смотришь на неё уже минут двадцать, — у незнакомца прямой, пронизывающий взгляд. Под ним хочется съёжиться и сильней укутаться в плащ, натянуть капюшон по самый нос.              — Нет. Просто задумалась, извини.              На голубую радужку тоже попадают лучи, и выглядит это совсем уж жутко. Но что ж, теперь в сетчатку врезает его лицо, его странная, завораживающая личность, а не только призрачный образ библиотечного призрака.        |||              Лето, темнеет поздно, а сумерки светлые и уютные. В Фортуне пахнет цветами и тайнами. И они вдвоём прекрасно вписываются в местный антураж — две загадочные фигуры, преследующие запретные цели.              — У тебя необычные глаза, — незнакомец бросает как-бы невзначай. Мэри, снова погружённая в свои мысли, растерянно вздёргивает подбородок.              — Ага… Наследство от батюшки, — она удерживается от того, чтобы не поморщиться и не выдать раздражение — память отравляет нормальную жизнь. В голове всплывают картины, которые хотелось бы навсегда забыть, но конкретно этот человек никак не виноват. Нельзя на него срываться. Хочется заткнуться, нужно заткнуться, но что-то в груди тревожит и требует быть высвобожденным. Он кажется подходящим человеком, пускай они знакомы от силы неделю. Шесть суток за одним столом в беседах на отвратительные оккультные темы, шесть вечеров за залитыми кровавыми лучами книгами. — Знаешь, он тот ещё мудак. Ненавижу.              Мэри как-то сама не замечает, как выкладывает чуть ли не всю историю своей жизни почти полному незнакомцу, но такому располагающему, с такими яркими глазами.              Он молчит, но слушает. Девчонка почему-то уверена. Такому не позволит воспитание сделать лишь вид участия — он бы попросил помолчать, не устрой его что.              Но Вергилий слушает. У них гораздо, гораздо больше общего.              — Ты была недостаточно сильна, — голос Вергилия звучит надтреснуто, сам он смотрит вперёд, отказываясь встречаться взглядами с Мэри. Не хочет видеть разноцветные глаза в лучах фортуновского заходящего солнца.              — Что?.. Да как ты!.. — она задыхается от возмущения и стыда — какого чёрта поддалась импульсивному желанию довериться хоть кому-то, ощутить поддержку, которой не испытывала вот уже сколько лет со смерти матери, а этот зазнавшийся мудак смеет учить её своим отвратительным вкрадчивым голосом. — Да пошёл ты!              Вергилий успевает сообразить, что недопонят, и спешит ухватить рванувшуюся прочь девчонку под локоть.              — Руки убрал, — на солнце бликует металл, а после по округе разносится лязг встретившихся клинков. — Чего…              У Вергилия инстинкты выживания в крови, а умения пользоваться оружием на уровне рефлексов. Может, и не стоило реагировать вообще — что может сделать ему небольшой нож, который Мэри выхватила из кожаного крепления на голенище? Разве что оцарапать. А с другой стороны, узнай она, что он не до конца человек, обозлилась бы безвозвратно. Мэри так ненавидит демонов.              Вергилий почти не вытащил Ямато из саи, для блокировки хватило и небольшого кусочка лезвия, поставленного плашмя. Лезвие катаны рассекло бы несчастный нож, сделанный людьми, словно бумагу, и Мэри могла бы ненароком пораниться — он гонит мысли о том, что он пытался позаботиться о ней, куда подальше. Нет, она просто может подать идеи, где ещё можно найти силу — физическую или моральную. Она просто источник знаний, ресурс.              — А ты не так прост, ха?.. — она ухмыляется, глядит исподлобья и явно изучает, с какой стороны можно ударить вновь. Восточная игрушка совершенно точно не то, что может её напугать. В конце концов, как сможет она убить собственного отца, если вздрогнет от вида какого-то меча? — Мог бы тут, в Фортуне, выдать её за один из мечей Спарды,              как в той легенде. Может, кто и поверил бы.              Вергилий не реагирует на подначку. Есть дела поважнее — объяснить свою позицию, пока эта боевая женщина и впрямь не вздумала атаковать вновь.              — Всё в этом мире упирается в силу. И я… Я тоже был недостаточно силён, когда утратил свою семью. И мой отец был слаб — мне нужны знания, чтобы стать сильнее, лучше человека, который допустил убийство своей любимой женщины. Если я стану сильнее, я смогу защитить… — он не договаривает, а под середину реплики отводит взгляд и смотрит задумчиво куда-то за спину. В его глазах на миг отражается ужас и страх, но — Мэри видит — Вергилий успевает взять себя в руки.              Она медленно опускает нож. Вергилий прячет под полы серой накидки Ямато, предварительно щёлкнув гардой о ножны.              И Мэри честно пытается сдерживаться, но долго подавляемые эмоции — ты должна быть сильна, чтобы одолеть своего злейшего врага; воины не плачут — в конце концов прорывают плотину. Слёзы текут сами, чертят влажные дорожки на девичьих щеках, и она спешно натягивает капюшон мантии, словно прячась от поднявшегося ветра, но чуткий демонический слух улавливает почти неслышное шмыганье носом.              Вергилий совершенно не знает, как себя вести. Он замирает в ступоре, хочет дёрнуться то ли вперёд, то ли назад, то ли и вовсе рвануть прочь. В груди разворачивается странное, ядовитое и по всем ощущениям разрушительное желание шагнуть ближе и положить на сравнительно узкую спину ладони. Прижать к себе. Может, положить на макушку подбородок и просто стоять, чувствуя чужую дрожь всем телом.              — Эй, — он запинается на миг, не зная, как обратиться. Они так и не познакомились «по-человечески». — Чего ты…              Он резко выдыхает и всё-таки шагает ближе, опуская руку на плечо. Девчонка замирает, словно пытаясь съёжиться и спрятаться, хотя она и так натянула капюшон на самые глаза. Вергилий всё-таки исполняет желаемое, действительно прижимает к себе сильными руками, укладывает ладонь на затылок, помогает ей скрыться от всего на свете, но только не от себя. И укладывает подбородок на девичью макушку.              — Извини, — объяснений Мэри толком не даёт, но молится на то, что этот человек и сам всё поймёт.              Вергилий коротко кивает — она чувствует темечком.        |||              Она весёлая и тянется первой. Мэри благодарна Вергилию за то, что тот оказался действительно человеком, которому можно было довериться. И она пытается передать эту свою благодарность за то, что теперь ей легко и хорошо, грудь не разрывает от чувств тоски и сожаления.              Их поцелуй выходит с горечью библиотечной пыли и запахом страниц древних фолиантов. Самый мрачный и никому не нужный закоулок, по бокам высоченный стеллаж и каменная стена. Впереди лица друг друга.              Мэри тянется снова и стягивает с не_знакомца капюшон. Его белые волосы примялись, и Мэри взъерошивает их рукой — Вергилий незамедлительно зачёсывает их назад, и причёска так выглядит действительно лучше. Естественней. Не так прилизано.              Они целуются почти бесшумно, стараясь не привлечь лишнее внимание. И Вергилий пытается отдать ей то странное щемящее ощущение внутри. Может, это нежность — так пишут в художественной литературе. Может, влюблённость. Может, просто привязанность и желание дружить. У Мэри мягкие губы и большие глаза. Он впервые видит её так близко и замечает маленький белый шрам на переносице да россыпь мелких веснушек на щеках и носу.              Вергилий не настолько уж и сильно выше, наклоняется совсем немного, а девушка слегка поднимается на носки. Какое неуважение к книгам. Какое непотребство. Вергилий кладёт руку на талию, ненавязчиво притягивает ближе — больше Мэри прижимается сама. Она обхватывает его за шею, а второй рукой вцепляется в предплечье. Она не хочет отпускать ни на миг, пока есть между их губами что-то светлое и хорошее, не омрачённое жаждой мести.              Они оба этого хотят, потому что, они знают тоже оба, скоро расстанутся. Как бы тесно не были связаны их цели, в идентичных путях нет смысла. И этой ночью Вергилий не торопится. В его жизни давно не было ничего действительно хорошего.              Он осторожен, а Мэри ластится к его рукам, просит постоянно поцелуи и рвано дышит в чужие губы, пока сильные, мозолистые пальцы гладят её бока и ласкают грудь.              Они так и не обменялись именами — им не хочется помнить имя того, кто всё равно уйдёт. Пусть останется размытый образ без роду, без племени.              Тело Вергилия исписано шрамами. Небольшими и давно зарубцевавшимися, но на груди есть и длинный, словно от когтей орудия демона. В голове вдруг всплывает картина, где ярость своей отвратительной лапой вспарывает чужую грудину, и кровь пятнает всё вокруг: заливает землю, руки, катану, одежду и даже попадает на белые волосы. Мэри не расспрашивает, лишь легко пробегаясь по нему тонкими пальцами. Вергилий ни за что не расскажет ей свою историю, но, если вдруг, она бы выслушала с искренним интересом. Они ведь, судя по внешнему виду, ровесники. Откуда эти шрамы? Что случилось с твоей семьёй? Почему волосы твои такие белые, словно ты не от мира сего? Почему наши пути пересеклись?              Мэри действительно не хочет думать, а только чувствовать, хотя мысли впервые за долгое время не причиняют боли, а лишь какой-то интерес, за которым хоронится желание стать ближе, чем того требует ситуация — помни, Мэри, через два дня тебе нужно будет уйти дальше.              Вергилий целует шею, грудь, и простыни в этой комнате, одной из тех, что бесплатно выделяют странникам послушники Фортуны, пахнут сыростью и этой леди. Приятно.              — Всегда хотела сказать, что ты прям как… — она хочет сказать «Спарда», но почему-то в последний момент передумывает. Это имя и так у всех здесь на слуху. — Сын Спарды по описанию, ха-ха.              Вергилий лишь дёргает уголком губ и опускает руки ниже, к мягким девичьим бёдрам. Пускай те и играют мускулами при напряжении, они всё равно гладкие и нежные. Он не скупится на ласку, и Мэри отвечает взаимностью. И вся она мягкая, вопреки Вергилию — Мэри держится за его шею, целует и кусает, и на ощупь всё это — жёсткие мышцы.              Ей ни с кем не было так хорошо. Вергилий крайне неопытен, но талант к обучению, обрывки информации и искреннее желание доставить удовольствие партнёрше делают своё дело.              Он засыпает впервые за время пребывания в Фортуне. Запах сырости впервые не тревожит. Странное дело, Вергилию приходилось порой отдыхать и прямо в разлагающемся демоническом смраде, а здесь всё тревожило и мешало. Люди, вечно напоминающие об отце и семье, раздражали, и только невероятные кладези древних книг сдерживали его от позорного бегства. Эта девчонка с разноцветными глазами, сопящая за спиной, вселяет умиротворение.        |||              Весь следующий день они вновь проводят за книгами, а через два уже знакомая леди действительно уходит, крепко пожав на прощанье руку и весело фыркнув на шутку о поцелуе в щёчку.              Через три недели пара разноцветных глаза вперивается в него с насмешкой и твёрдой уверенностью: этот безумный мальчишка пойдёт за ним, Аркхамом, без особых раздумий.