Just Like Joke

       Они начинают целоваться еще в такси. Точнее даже, до того, как ловят его, но это ведь просто детали, верно?       Андрею, на самом деле, смешно. Володя так наивно-крепко цепляется за его одежду, тянет к себе, будто бы боится, что все не по-настоящему, что Петров сейчас растает в воздухе, распадется на атомы… Будто бы и не он еще совсем недавно на полном серьезе говорил Андрею «лучше бы ты не рождался»… Будто бы это не он уверенно утверждал, что «не гей»…       Сам же Горяинов вообще ни о чем не думает, не обращает внимания на явно неодобрительные вздохи и покашливания водителя, явно недовольного тем, что ему приходится везти двух гомиков, потерявших всякий стыд. Водитель, сцепив зубы, сдерживает фразу «Вы еще потрахайтесь тут» и, на самом деле, правильно делает, ведь Володя возбужден до предела и вполне готов перейти к дальнейшим действиям. Алкоголь еще не выветрился, а присутствие Андрея влияет как сильнейший афродизиак…       Они приезжают в какой-то отель, Андрею ключ выдают почти без слов, так что через минуту они уже целуются в лифте, а через две — Петров прижимает Вову к двери их номера на эту ночь изнутри. Они продолжают целоваться, лихорадочно стаскивая друг с друга шмотки, кусаются, продвигаясь к кровати…       Вова, если честно никогда не представлял себя в пассивной роли, но Андрей не оставляет ему выбора, настойчиво валит на кровать, целует до головокружения, ложится сверху притираясь пахом к паху. Володя не может вспомнить, в какой момент они оба остались полностью голыми, да это и не важно… — Если будет очень больно — кричи, — усмехается Петров, натягивая на палец презерватив и выдавливая лубрикант.       Володя в ответ смотрит огромными глазами, блестящими от переизбытка эмоций. Ему явно страшно, кажется, вот-вот заплачет… Но нет, он жмурится и кивает. Такое безоговорочное смирение, молчаливая покорность удивляют Андрея. Пацан явно не так прост, как казался. Но такой, он, определенно, больше нравится ютуберу.       Первый палец проникает без особых затруднений. Судя по сосредоточенной мордашке Вовы, он честно пытается не напрягаться. Он явно доверяет Андрею, и это довольно странно для старшего, стоит только вспомнить их прошлое. Но, Петров предпочитает в постели не размышлять о заморочках в головах любовников, если это, конечно, не мешает им получать удовольствие друг от друга. Так что, он просто отбрасывает ненужные мысли и продолжает растягивать распростертое под ним тело. Даже снисходит до того, чтобы лениво надрачивать член мальчишки, отвлекая от неприятных ощущений в анусе.       Он добавляет второй, а вскоре и третий пальцы. Старается действовать все-таки осторожно, ногти ведь острые, могут и презерватив прорвать, и Вову покалечить случайно… Тот так доверчиво выгибается навстречу, что калечить его ну совершенно не хочется. Мальчишка, конечно, заслужил наказание, но над этим Андрей еще подумает. А пока достаточно и того, что самый ярый гомофоб месяца самостоятельно насаживается на пальцы самого Петрова, и тихо стонет, кусая губы.       Андрей не сдерживает смешка, когда с губ Вовы срывается пошлый недовольный стон, стоит только чужим пальцам покинуть его тело. Петров быстрым движением стаскивает использованный презерватив с пальцев, отправляя его в полет до предусмотрительно установленной рядом с кроватью мусорки. Все так же профессионально раскрывает и раскатывает по собственному члену новый контрацептив, не жалея лубриканта, смазывает его.       Вова вздрагивает, стоит только головке чужого возбуждения коснуться растянутого блестящего от смазки отверстия. Он снова широко распахивает глаза, до боли сжимая в кулаки руки. Ногти впиваются в кожу, немного отвлекая. Парень как может старается расслабиться. Андрей нежно проводит рукой по внутренней стороне его бедра, успокаивая. А потом резко вцепляется с обоих сторон в поясницу, не давая сдвинуться, и входит. Стремительно, жестко, на всю длину. Володя вскрикивает, сжимается так жарко и тесно. Идеально. И как бы Петрову сейчас не хотелось начать двигаться, он замирает и ждет, пока Вова привыкнет к нему, ведь явно видит дорожки влаги от глаз до висков. Горяинов дышит прерывисто, сквозь стиснутые зубы. Как может отвлекается от постепенно затихающей боли.       Андрей все же делает первый легкий толчок, вырывая у пацана хриплый стон и легкий кивок, как одобрение на продолжение. Все равно ждет пару секунд, и все-таки начинает двигаться. Сначала осторожно, медленно, меняя угол проникновения, пока Вова не вскидывается под ним удивленно, кусая губы и явно не понимая, что это только что было. Андрей повторяет фрикцию, и парень стонет: «Еще!»       Петров улыбается ему и начинает двигаться в этом же направлении, но быстрее и жестче, заставляя Володю метаться под ним и стонать все громче и громче, задыхаться воздухом, сминать простыни к чертовой матери и неосознанно цепляться за Андрея, оставляя синяки-царапины. Парень теряется в пространстве и времени, тянет старшего на себя, целуется мокро и кусаче, оставляет засосы на шее, дикой кошкой выгибается, подставляясь под чужие острые ногти. Чем ближе они к разрядке, тем больше похожи на диких животных. Кажется, на утро ни на одном из них живого места не останется, настолько они увлекаются…       Оргазм выгибает Вову почти идеальной дугой. Он громко стонет и совершенно восхитительно сжимает мышцами член в себе, заставляя тем самым Андрея кончить следом. Тот еле находит силы, чтобы выйти из горячего тела, кое-как стянуть презерватив и выкинуть его, прежде чем рухнуть рядом с Володей на бессовестно испорченные простыни. Его даже хватает на то, чтоб обрывком этой самой простыни стереть с живота тиктокера его же семя. Тот бурчит что-то неразборчивое в ответ, возможно, благодарит. Просто, его все еще немного потряхивает, да и выглядит он так, будто разом познал все радости жизни…       Андрей хмыкает и кое-как накрывает их обоих на удивление уцелевшим одеялом. Вова вновь что-то бурчит, прижимается к нему, утыкаясь носом в шею, и затихает. Вскоре Петров засыпает тоже.       А утром Володя просыпается в пустой кровати. Все тело ломит, а особенно болит поясница. Он даже успевает расстроиться, но тут из незаметной за гардеробом двери выходит Андрей в одном лишь полотенце на бедрах. Его тело так красноречиво украшают следы их общего ночного безумия, что за их разглядыванием Горяинов не сразу замечает отсутствие макияжа. «Все равно красивый», — глупо улыбаясь, думает Вова, прежде чем кряхтя усесться на кровати и выдать: — Повторим?