Эпилог
12 ноября 2020 г. в 17:51
Туманы и дожди накрыли маленький горный городок Лахти на юге Носноаберга. Доверху набитый санаториями и лечебницами, выстроенный вокруг огромного полузаброшенного парка, город терялся в небольшой долине среди высоких гор, и зимой его засыпало снегами по самые окна, не проехать до весны. Диаваль в очередной раз гулял по аллее в самой старой части парка. Увитая диким виноградом колоннада, амфитеатры, лестницы, статуи. Всё тонуло в белом молоке тумана, сливающегося с низкими облаками. Очки то и дело покрывались мелкими каплями воды, поэтому, достаточно зайдя в глубь парка, Диаваль снял их и сунул в карман. Трость мерно стучала по мощёным дорожкам, он слегка ёжился и поправлял широкий шерстяной палантин, закрывая им мёрзнущий нос. Очередной ноябрь здесь.
Ещё уплывая из Тольна, он понимал, что всё, что говорил дядя про полгода — враньё. Полгода затянулись, и вот он встречает здесь уже вторую осень. Ди научился мастерски скрываться и прятаться. Он обрезал волосы коротко, оставив пряди подлиннее у лица, отпустил бородку с усами, стал носить маленькие круглые очки, трость и твидовый простой костюм поверх свитера. И откликался только на имя Норберт. Первое время по утрам он не сразу узнавал себя в зеркале — настолько разительной была перемена. Но это даже хорошо, никто не узнает. А если его на улице случайно узнавали, он пользовался блестящим знанием местного языка и притворялся, что ничего не понимает. Люди думали, что просто обознались. И это хорошо. Они с матерью и Муниш жили в старом поместье на возвышенности, откуда открывался красивейший вид на окрестности. Местные называли его жёлтым дворцом за вычурную архитектуру и жёлтый цвет штукатурки, которая в сырую погоду становилась горчичного цвета. Половина дворца оставалась за хозяевами, вторая принадлежала им. В тёмных, старомодно обставленных комнатах Диаваль днями играл на купленном на барахолке клавесине и писал новые произведения. Когда всё это закончится, он выпустит целый сборник, посвящённый войне.
Сегодня утром в газете снова на первой полосе оказалась фотография с восстания рабов на верфях из Тосмаина. С каждым днём казалось, что конца и края этому не будет, что с тех пор, как он уехал, ничего не сдвинулось ни на сантиметр. Но потом он нашёл старую газету и, перечитав её, выдохнул. Нет, всё же тогда положение дел было куда хуже. Наивные могли думать, что после подписания мирного договора на взаимовыгодных условиях всё резко станет хорошо, но это не так. Война — как приливная волна: уходя в море, она оставляет на суше свои дары. И далеко не все они могут людям понравиться. Развести военных оказалось тяжело, если в некоторых местах люди целыми полками сдавали оружие и стоя набивались в вагоны, чтобы побыстрее вернуться домой, где-то особенно идейные пытались устраивать акции устрашения, стреляли в тех, кто отказывался и дальше как дурак стоять под Стоунбонсом. Обмен пленных на пленных шёл нудно и неуверенно, вводились новые и новые статьи за укрывательство рабов, их буквально с боем приходилось отнимать у тех, кто их покупал. Да и со смертью Джерома анархисты особенно обозлились. Всё их движение развалилось, и если отслеживать слаженную группировку было легко, то контролировать разрозненных террористов оказалось сложно. Диаваль помнил, какое возмущение в некоторых соседних странах вызвал приказ министра Сатлера стрелять в анархистов и диверсантов на поражение без суда и следствия. Но тот резонно заметил, что если их не пристрелят в Тосмаине, они расползутся по всему континенту, и все благоразумно замолчали.
О том, где они находятся, не знал никто, кроме Мишема. Даже дяде не сообщили, слишком всё это рискованно. Даже крошка информации может в какой-то момент попасть не в то горло. Диаваль скучал, ужасно скучал по дяде, Белле, Роузе и Джейкобе… Как же он скучал по Вальдемару, как надеялся, что тот проявит благоразумие и не будет излишне собою рисковать. Он отчаянно искал его имя в каждой статье и, когда находил, облегчённо выдыхал. Живой.
Сегодня он собирался по пути домой зайти в кондитерскую и купить меренг к обеду, мама очень их полюбила в последнее время. Она вообще пристрастилась к сладкому и не только ела, но и начала учиться готовить. Первыми подопытными у неё, конечно, стали Диаваль с Муниш. Она лопала всё с небывалым аппетитом, хвалила и не жаловалась. А вот Ди старался не есть много, но слишком размеренный образ жизни в сочетании с огромным количеством сладостей сказывался, и он с усмешкой рассматривал появившиеся щёки. Ну ничего, как только опять начнётся кутерьма с гастролями и учениками, сразу всё уйдёт. Марс устроился лучше всех, специально для него весь день держали приоткрытым окно на кухне, он гулял по окрестностям, пару раз приходил битым, но страсть к приключениям это не отбило.
По соседней аллее в сторону бульвара проехал простенький экипаж. Диаваль слегка почесал рукой в перчатке кончик носа и поправил пальто. Не холодно, но ужасно сыро и промозгло. Похоже, что пора поворачивать в сторону магазина и идти домой, греться. Не хватало ещё заболеть, местные эскулапы до мистера Ру не дотягивали, как ни старались, лучше не простужаться. Поперёк дороги прошмыгнул Марс с каким-то чёрным котом, и Диаваль хмыкнул. Ну хоть коту скрываться не нужно. За спиной послышался цокот копыт, и Ди отошёл в сторону. Но экипаж не проехал мимо, а слегка притормозил.
— Молодой человек, не желаете прокатиться? — Диаваль нервно сглотнул, услышав рискмол, и слегка обернулся, пытаясь спрятать лицо в шарфе.
— Простите, не понимаю, — он привычно перешёл на ноабергский, но дверь экипажа открылась, и собеседник громко фыркнул.
— Я настаиваю, не хочу говорить у всех на виду.
Диаваль шагнул к экипажу и почувствовал, как его пробирает дрожь. В темноте он видел знакомых соглядатаев. Вальдемар. Он быстро нырнул в экипаж, сел между охранниками и закрыл дверь. Прямо перед ним в полумраке сидел Вальд и улыбался так широко, как мог. Ди опустил шарф с лица и улыбнулся в ответ.
— Я думал, что обознался, но услышал твой голос и понял, что не растерял ещё свои навыки. Дважды тебя выловил.
— Неужели у меня так плохо с конспирацией?
— Нет, просто я слишком наблюдательный, я тебя под слоем грязи и щетины узнал, — Вальдемар наклонился к нему и взял за руки. — Я скучал без твоих выходок и речей в парламенте.
— Я тоже, тут слишком спокойно. Как ты меня нашёл?
— Профессионализм, я проследил за всеми судами, вышедшими тогда из порта, вдруг вас пересадили, рассчитал, на каком поезде вы могли поехать, а потом просто примерно определил города, в которых можно залечь на дно. Поверь, была бы цель, я тебя бы даже в землянке посреди глухого леса нашёл. На самом деле мы с Даниэлем тут по спец заданию. Точнее, не здесь, а в Парвоо. Я сбежал сюда, чтобы прочесать город, якобы развеяться.
— Ты… Ты просто ездил по городу на удачу? — Диаваль не удержался и рассмеялся.
— Ну, как видишь, удача мне улыбнулась, — Вальдемар аккуратно провёл рукой по его щеке и откинулся на спинку сиденья. — Куда тебя отвезти?
— Ну… Я хотел купить безе в кондитерской, а потом пойти домой.
— Ни слова больше, едем туда, — Вальдемар сделал широкий жест рукой и поёрзал на сиденье. — Кстати, знакомься, Джейк Крамер и Генрих Квинто. Я привёз их для тебя, — Диаваль окинул соглядатаев взглядом и слегка поджал губы.
— Зачем, Вальдемар, ну у нас же всё хорошо…
— Просто чтобы я знал, что с вами всё в порядке, и вы всегда под охраной. Я за эти полтора года чуть душу из себя не вынул, надоело. Надеюсь, ты не против.
— Нет, просто… Просто маме сам объяснять будешь, она же подумает, что нам на хвост снова сели. А мы виляли как могли, столько крюков сделали, пока сюда доехали.
— Ничего страшного, это я сделаю.
— Расскажи лучше, как идут дела. — Вальдемар устало махнул рукой и хмыкнул.
— С переменным успехом. Мы смогли проспонсировать расчистку и постройку трёх дорог, чтобы возить уголь, но потоки будут небольшие. Но мистер Ашер наконец смог заломить руки данцам, они почуяли, что у нас теперь будет свой уголь, и пошли на уступки. Уголь, который не продали в прошлом году, смогли раздать на фабрики по приятным ценам, потому что антимонопольный совет немного надавил на поставщика Ашера. Это, конечно, не сорок пять за тонну, но и не сто десять. В общем, понемногу жизнь налаживается. Знаешь, после стольких лет разрухи странно было бы ждать мгновенного результата…
— Это понятно, но я надеюсь, что доживу до того момента, когда Динош начнут отстраивать заново.
— За Ихантала уже взялись, в Кристиансанде наконец заработал на всю силу цементно-кирпичный завод, солдат-то всех вернули, работы у них много, строителей целая куча… На время, пока у нас возвращаются к жизни заводы, мы обеспечили людей работой. Хоть так, и то уже хорошо, — экипаж остановился у кондитерской, и за безе пошёл один из соглядатаев. Диаваль слегка взлохматил короткие волосы и перехватил внимательный взгляд Вальдемара. Ещё бы, он ничем не изменился с того прощания в порту. А сам Диаваль, наверное, очень странно смотрится.
— Что ты так присматриваешься? — Диаваль хитро заулыбался. — Сомневаешься, что это я?
— Знаешь, тебе на удивление идёт и такой образ.
— Подлецу всё к лицу, как говорил один мой преподаватель. Он меня очень не любил, как ты понимаешь, — соглядатай сел в экипаж, Генрих, вроде, и отдал Диавалю бумажный пакет со сладостями. — Спасибо. Теперь жёлтый дворец.
— Хочешь что-то спрятать, положи на видное место? — Диаваль пожал плечами и немного оттянул шарф. В экипаже было сухо и тепло, стало жарковато. — А вы тут как живёте?
— Хорошо, знаешь, когда есть своё жильё, можно жить припеваючи, потому что в любой момент есть, куда вернуться. Там, конечно, всё ужасно старомодное, но какое уж есть, тётин дом, не мне там хозяйничать, — он постучал пальцем по пакету и наклонился к Вальдемару. — Мама пытается меня откормить до размеров глобуса.
— Думаю, что у неё нет ни единой плохой мысли, это от любви.
— В этом я не сомневаюсь, просто… Просто спаси меня, пожалуйста, — Диаваль рассмеялся вслед за Вальдемаром.
До жёлтого дворца ехать было всего ничего, правда были на дороге несколько очень крутых поворотов. В туманном полумраке между замшелыми подпорными стенами цокот копыт звучал как гром, как будто едут несколько повозок. Пешеходная же лестница была прямой, Диаваль всегда ходил по ней, любовался вазонами на парапетах и видами города. Чем выше он поднимался, тем более всё становилось прекрасным. Экипаж остановился у западного крыльца, соглядатаи вышли осмотреть всю террасу. А Диаваль замер, смотря Вальдемару в глаза. Он понимал, знал, что Вальду нельзя выходить из экипажа, есть опасность, что кто-то увидит, проследит, догадается. И как прощаться — непонятно, надолго ли… Вальдемар его опередил, наклонился вперёд и запустил пальцы в волосы, заставляя наклониться навстречу. Поцелуй, не короткий, как тогда, а уверенней, дольше, задержаться губами на губах на несколько секунд, чтобы запомнить надолго тепло, несколько заусениц, привкус другого человека. Диаваль нежно потёрся носом о нос, провёл пальцами по щекам Вальдемара и упёрся лбом в лоб, прикрывая глаза.
— Как же всё это надоело. Хочу уже вернуться к обычной жизни.
— Кто не хочет? — Вальдемар слегка отстранился, только чтобы видеть лицо целиком. — Я брошу всё, к чёрту политику, партийную работу, службу министерских соглядатаев… Передам кому-то ответственному. Буду заниматься вином и музыкой.
— Звучит как самый прекрасный план на жизнь.
— Да, исполню свою мечту. Сделаю так, чтобы умереть я мог не от глупой вражеской пули, а, как минимум, захлебнувшись вином Эмельраж, — Диаваль фыркнул.
— Захлебнуться самым дорогим вином в мире? Даже не знаю, глупая это смерть или самая прекрасная.
— Учитывая, что я его и произвожу, я могу устроить себе хоть целую ванну из него, — Диаваль снял перчатки и провёл пальцами ему по лбу, как будто пытаясь разгладить морщины. — Ещё немного, и я буду древним стариком, вымотанным и больным.
— Не наговаривай на себя. Ты имеешь полное право на отдых. Останься, хотя бы на ночь, я хочу сыграть тебе свой незаконченный концерт…
— Не могу, я сказал всем, что только до вечера, а мне ещё ехать два часа до Парвоо… Хочешь, я буду присылать тебе письма? — Диаваль вопросительно выгнул бровь. — Просто письма, не телеграммы, буду присылать их с торговой документацией своему партнёру в Парвоо, а он будет отдавать эти письма моим ребятам. Буду писать о том, что у нас происходит. Без ответов, просто чтобы ты знал, что с нами всеми всё хорошо.
Диаваль смог только кивнуть и тяжело сглотнуть. Как это вообще возможно, так далеко от Вальдемара, а любовь только сильнее, душит, не даёт отпустить. Вальдемар аккуратно вырвал свои пальцы из его хватки и, стерев с его щеки слезу, открыл дверь. Как только Диаваль встал на мостовую, экипаж тронулся к дороге, а он так и остался стоять, прижимая к груди пакет с безе. Главное — не разреветься при матери, да и вообще не стоит реветь. Ведь всё наконец начинает налаживаться, война осталась позади, а мир больше не трещит по швам. Тем более Вальдемар обещал писать письма, от этой мысли Диаваль заулыбался, погладил подошедшего Марса и уже хотел идти к крыльцу и тут из-под подворота пакета на мостовую что-то выпало. Медальон на цепочке. Откуда? Вальдемар подсунул? Диаваль аккуратно поднял его, погладил украшенную благородной эмалью крышечку и открыл. И зажал рот рукой, чтобы не кричать от счастья. Медленно закрыв его, не переставая улыбаться, Ди надел медальон на шею, спрятал под одежду, подхватил кота на руки и закружился, смеясь. Оно того стоит, стоит всего на свете! Спасибо.