Галстук

Всё началось с галстука. Вернее, всё началось задолго до этого, но галстук стал поворотной точкой, решающим моментом в этой истории. Когда Кариси вспоминал — после того суда — что же привело его на эту должность, он всегда мысленно возвращался к галстуку. Кариси никогда не жалел о том, что перешёл в Специальный корпус. Поначалу, конечно, ему пришлось тяжело — работа, учёба, литры кофе, но он знал, что он — на своём месте. Коллеги его приняли не сразу, но это было нормально, он знал – пооботрётся и станет лучше. Лейтенант Бенсон была прекрасной начальницей и он ей очень восхищался. Да и работали с ней прекрасные люди и профессионалы. Сонни тогда не был не уверен, будет ли и дальше строить свою карьеру здесь или уйдёт в юристы — он мечтал о том, чтобы сдать экзамен и получить право на юридическую деятельность, но это было всё как-то мутно и неопределённо. По крайней мере, до того момента, как он познакомился с Рафаэлем Барбой. Барба потряс Кариси до глубины души. До этого Сонни хоть и видел самых разных судей, прокуроров и адвокатов (и читал про них тоже немало), но ещё не встречал человека, на которого так хотел походить. Кариси смотрел на Барбу с восторгом мальчишки, увидавшего прославленного воителя, только вместо доспехов у воителя были дорогущие костюмы, а вместо меча — ручка и папка с бумагами. Барба потрясающе одевался, с элегантной небрежностью носил тройки за пару тысяч долларов, а ещё блестяще вёл перекрёстные допросы, знал всё лазейки и уловки в законодательстве и никогда не терял уверенности в себе. Язык у него был острый, а ум — ещё острее, и если бы Кариси мог себе это позволить, он бы как на верёвочке за Барбой ходил. Он знал, что сам Барба о его, Кариси, персоне невысокого мнения, но восхищение было так велико, что перебарывало даже страх получить очередную колкость. Да что там, Кариси даже одеваться стал с оглядкой на Барбу, уж очень не хотелось в его присутствии выглядеть несуразно. Кариси всегда мечтал носить изящные строгие костюмы и необычные галстуки, но только глядя на Барбу он понял, как именно их надо носить. Да, галстуки Барбы нравились ему больше всего, но Сонни ужасно стеснялся спросить, где тот такие берёт. А когда всё-таки спросил, то десять раз об этом пожалел — галстуки были такие и стоили столько, что Кариси бы разорился. Но, так или иначе, одеваться (и стричься) Кариси стал намного лучше и выглядеть стал попрезентабельнее. Работа шла, он сросся с отделом, его приняли и одобрили, и он словно стал неотъемлемой частью самого корпуса. Иногда у него самого было чувство, что он просидел за этим столом напротив Роллинс много-много лет, что вот так всегда сидел в баре, а Оливия пила своё Каберне, что Фин вот так — много-много лет – своим спокойствием умудрялся смягчать даже самую тяжёлую ситуацию. И даже Барба стал относиться к Кариси спокойнее, не сказать, что это была дружба, но Доминик знал, что он может обратиться к Барбе за советом, и тот не пошлёт его куда подальше. Кариси был дома. Его всё устраивало. Но время учёбы в Фордэмском университете заканчивалось и надо было думать, что дальше. Кариси мучился не один день. Если он сдаст экзамен, то что? Уходить? Оставаться? Мечта — это хорошо, но выйдет ли из него хороший прокурор или адвокат? Детектив он вроде неплохой, так может оставить всё, как есть? И потому-то он и попросился походить за Барбой «хвостом» — во-первых, отличный способ понаблюдать за работой самого Барбы, а во-вторых, посмотреть, а подойдёт ли он, Кариси, для такой жизни. Наблюдать за Барбой было захватывающе. Кариси, конечно, и так видал Барбу в суде и за делом, но он впервые видел, как Барба готовится к заседаниям, как анализирует показания — это было похоже на подготовку к магическому ритуалу или какому таинству: тщательный отбор данных, материалов, оценивание самих свидетелей, присяжный и судей, репетиция с потерпевшими. Шаг за шагом – тщательно продуманная деятельность, в которой всё имело значение. Барба знал себе цену, но никогда не пренебрегал подготовкой. Как закалённый в боях рыцарь он тщательно проверял своё оружие перед боем и не упускал возможности потренироваться. Доминик старательно подмечал всё и пытался запомнить, как, что и, главное, почему делает Барба. Сам Барба считал себя плохим учителем, говорил, не умеет объяснять, только показывать. Но Кариси считал, что научился у него тому, чему не научился бы нигде. Само дело было таким тяжёлым и далось так тяжело, что Барбе, что наблюдавшему за ним Кариси, ведь если бы родители Уайетта Морриса не решили дать показания, то Льюис Ходда оказался бы на свободе. Не сказать, что это обескуражило Кариси, но он серьёзно задумался - даже не о том, стоит ли игра свеч - а о том, готов ли он ко всему этому. Помнится, после всего они ещё пошли в бар - отметить, по выражению Барбы, окончание «стажировки» и «запить горе». Кариси не знал, чувствует ли Барба облегчение от того, что Кариси теперь перестанет за ним таскаться, но ему очень хотелось показать, что ценит то, что Барба для него сделал. Барба обычно пил скотч — как кубинец может предпочитать скотч, было загадкой для Кариси, но он сам был не лучше - заместо вина он, хоть и был итальянцем, но предпочитал пиво. Всё это было так непривычно, ибо обычно они в баре всё также обсуждали текущие дела, а тут вроде они и так всё обсудили. Но Барба стал рассказывать про адвокатов, с которыми ему доводилось благородно сражаться, а Кариси живописал Барбе персонажей, которые ему встречались на вечернем. И это было так здорово, как будто они не коллеги, а друзья, и Сонни чувствовал себя ну очень счастливым. Наконец, Барба, хлопнув рукой по столу, сказал: «Пора закругляться. Но у меня есть для тебя подарок». И протянул Кариси коробку. В коробке был галстук. «У юриста должны быть красивые галстуки, это просто твоя обязанность». Кариси было одновременно неловко, стыдно и приятно — и он никак не мог разобраться, какое из чувств перевешивает. Ему неловко было, что Барба ему что-то дарит, ему было приятно, что тот признал в нём коллегу (или, по крайней мере, будущего коллегу) и стыдно, что — видимо — он так пялился на барбовские галстуки, что тот это заметил. Барба хмыкнул, верно оценив его замешательство: «По тебе прямо видно было, как тебе хочется такой же галстук». «Спасибо, Рафаэль, я правда...» «Но я его тебе дарю с одним условием. Ты выкинешь или ритуально сожжёшь или закатаешь в цемент и похоронишь по итальянской традиции на дне океана тот галстук». Барба так выделили слово «тот», как будто говорил про нечто настолько мерзкое, что и произносить противно. «Тот. Коричневый. С этим жутким трёхмерным узором». Барба поморщился, как будто видел этот несчастный галстук как наяву. Кариси почувствовал, что краснеет. Мнение Барбы-стилиста значило для него не меньше, чем мнение Барбы-прокурора, и он чувствовал, что, кажется, по стилю он экзамен провалил. Дабы загладить неловкое молчание, он достал галстук, чтобы рассмотреть. Галстук был полосатый, сине-жёлтый. Очень яркий и дорогой, если Сонни в этом что-то понимал. Это был прекрасный подарок, потому что Кариси он и правда шёл. Сонни его потом надевал, не так уж часто, но надевал. Он стеснялся надевать его чаще — уж больно барбовским был этот галстук. Но очень им дорожил. Экзамен он сдал, но с юриспруденцией у него ещё не сложилось, в отделе не хватало сотрудников, был завал, и Кариси просто не могу их всех в тот момент бросить. Ушёл в прокуратуру он гораздо позже. Тогда освободилось место помощника окружного прокурора, и это был его шанс. Кариси и сам знал, что пришло время. Уж слишком хорошо он стал понимать, насколько хрупким было правосудие, насколько большой властью обладали следователи, да и свидетели. Одно их слово, одно его слово как детектива — и человек мог оказаться в тюрьме. Или, наоборот, выйти на свободу. Это власть, эта ответственность стала давить на Сонни, и ему хотелось сделать всё, чтобы помочь осуществлению правосудия. Перед своим первым судом — где он — в первый раз - был прокурором, он долго крутил этот галстук в руках и пытался подзарядиться от него уверенностью. Пока он готовился к суду, у него постоянно крутилось в голове — как нескончаемая заевшая мелодия - «А что бы сделал Барба, а как бы сказал Барба, а чего бы Барба добивался...» Сам Барба к этому времени был уже далеко — он ушёл в отставку и уехал в Айову. Кариси очень бы хотелось позвонить ему перед заседанием, но он не решился. Они не сказать что много общались с того момента, как Барба уехал. Они всё-таки были коллегами, а не друзьями, а уж после той горькой истории с Барбой в качестве обвиняемого... Навязываться было неловко, утешать тоже — раз уж ты часть системы, которая Барбу так подвела — а потом — по прошествии времени — тоже было неуютно звонить и спрашивать. Словно напоминать Барбе о старой жизни и о том, что произошло. Большинство сведений о том, что Барба делает теперь, Сонни вытягивал из Лив. Ему было так жаль, что он не мог назвать Барбу своим другом, и ему так его не хватало. Совета, уверенности его. Кариси чувствовал себя не на своём месте, как мальчишка, который только притворяется взрослым, у него было чувство, что его сейчас разоблачат и выведут под белы ручки из сала суда. А уж после суда он вообще чувствовал себя отвратно. Свой позор был не так тяжёл. А вот то, что он подвёл Монику, бросил её без защиты на растерзание адвоката обвиняемого... Он не Барба, ему никогда не стать Барбой, сколько ни притворяйся и репетируй речи перед зеркалом. Он знал, что может проиграть, но не думал, что покажет себя таким слабаком. Ему тогда было тошно даже на себя смотреть. С мрачной сосредоточенностью он тогда сидел и составлял заявление об увольнении, ибо сидеть и грызть себя дальше сил просто не было. Но потом пришла Оливия и вправила ему мозги. И Кариси стало ещё стыднее, ведь, получается, они все так на него надеялись, а он так быстро сдался. Пришлось брать себя в руки и всё-таки выиграть этот суд. Самое трудное было — ждать решения присяжных. Кариси и так с утра в рот ничего не лезло, но почему-то постоянно мутило и во рту был мерзкий привкус. Хорошо хоть руки не тряслись. И когда он это дело выиграл, то даже порадоваться толком не смог - таким всепоглощающим было чувство облегчения от того, что всё закончилось и что больше ждать не надо. Порадовался он потом — Лив постаралась, чтобы о его победе узнали все. Как она это сделала, Сонни не представлял, но его поздравили — так или иначе почти все бывшие и нынешние коллеги, а пару раз — и вообще незнакомые люди, про которых Кариси был уверен: они о его существовании и не подозревают. Поэтому к Аманде он отправился уже в более благостном настроении. Хорошо было так провести вечер с семьёй, пусть и не с твоей — порадоваться девочкам, поболтать ни о чём с Амандой (вернее, о чём угодно, только не о работе), поесть наконец-то хоть что-то (Аманда так и не научилась толком готовить, но после целого дня на голодный желудок Кариси был не против любого проявления кулинарного антиталанта Роллинс). А потом Кариси вернулся домой и счастливо — прямо в костюме – рухнул на диван. Ему не хотелось двигаться, думать, а просто смаковать этот момент — он выиграл своё первое дело. Он стал прокурором. Конечно, впереди много трудностей... Из задумчивости его вывел звонок мобильного. Кариси цапнул трубку и несколько секунд озадаченно смотрел на высветившееся имя Барбы. Потом всё-таки ответил. Язвительный, настойчивый, бодрый даже в этот час голос фыркнул откуда-то издалека: «Слышал, ты разгромил в суде саму Элану Барт. Проявил-таки себя достойным учеником. Но я жажду подробностей. Рассказывай». И Сонни принялся рассказывать. Ему вдруг стало легко-легко. Да, будет трудно, но он справится. Даже Барба в него верит. С таким почином грех не поверить в себя самому.