Чайная горечь

«Доброе утро». «Мне пора». «Занят». Бесполезными льдинками падают в лаву ничего не значащие фразы. Первые шаги… Джон делал их без счета. Красивый танец вначале, теперь это бессмысленная погоня. Шерлок всегда отступает. Где стена, на которую он, наконец, наткнется, чтобы Джон мог поцеловать его? Но за ним, очевидно, бескрайний простор. А Джон больше не на войне, чтобы вечно атаковать. От бывшей бесцеремонности ни следа. Не будит, если новое дело, уходит один. «Ты крепко спал». Будь это забота, было бы проще ценить. Не забота – эгоизм. Хочет быть один, должен быть один. Всегда был один. Думает. Взвешивает. Черт его побери. Джон не слепой, чтобы не видеть. Ему хочется назвать Шерлока трусом. Идиотом. Он им все равно восхищается. Восхищение часть его натуры. Шерлок гений. Так блистательно играть. Так блистательно делать вид, что все по-старому, что только друзья… Джону его жаль. Столько усилий и все впустую. Кому доказывает? Себе? Дурак. Испуган? Испуган. Можно понять. Джон не понимает. * "Поговорим? " - "Не отвлекай". Потом идет следом. В чайнике кипит вода. Между ними кипит воздух. Руку протянешь и обожжешься. Шерлок готовит чай. Так сосредоточенно, что это почти смешно. Дать настояться. Быть внимательным. Если передержать, станет слишком горько. Никто не пьет слишком горький чай. Никому не нужны горькие отношения. Горькие? Портятся, не начавшись. Осторожно. Чай – безмолвное извинение. Как же надоело. Но Джон пьет. Сжимает чашку в руке. Никакого сахара – горьковатый привкус извинений Шерлока Холмса на губах. «Ты хоть когда-нибудь…» И Шерлок отвечает: «Никогда». Они говорят о разном. Шерлок уходит. И Джон бы ушел, но не к кому. Не хочется. Еще немного – и Шерлок сдастся. Прекратит борьбу с ветряными мельницами. Придет к нему сам. Он немного боится. Иногда мечта исполняется тогда, когда это уже не нужно. Нет, это не про него. Не про них. * Джон спокоен днем. Страхи возвращаются в ночных кошмарах. Там Шерлок смеется. Говорит, что Джон снова ошибся. Скалится. Советует подумать еще. Он так логичен, что противопоставить нечего. Джон просыпается в поту, запутавшись в простыне, как в саване. Бродит по комнате, открывает окно. Ложится снова. Мысли катятся, словно тяжелые волны, и бьют в мозг. Больно. Под утро снится другой сон. Тихие стоны, обнаженное тело, следы укусов. Джон ненавидит свое подсознание. Выволочь наружу все сомнения – предательство. Так унизительно. Джону тридцать семь лет. Он бывший военный. Никто не будет обращаться с ним так. Он терпелив, но это слишком. Джон идет гулять. Влажный воздух опутывает. Сковывает по рукам и ногам. С каждым шагом идти все тяжелее. Еще немного – и он совершит что-то непоправимое. Тонкий лед под ногами треснет. Шерлок жонглирует опасностью. Он играет с огнем. Он не знает меры. Джон тоже не знал. А теперь – знает. Еще немного, и Шерлок вычерпает его до дна. Джон зол. Растерян. Обижен. Он думает: дойду до угла и начну новую жизнь. Стану другим человеком. Он почти себе верит. Не хватает самой малости. Жаль бросать Шерлока, но иначе никак. Без конца отступая, Шерлок привел его к обрыву. Джон улыбается себе: трагичные мысли очень смешны. К обрыву. Надо же. Лондон шумит вокруг. Ветер запутывается в волосах. Недалеко же он ушел. - Джон! Догнал. Шерлок. Прижал к себе. Без пальто. Без пиджака. Одна рубашка. Обнаженная шея. Он все равно теплее, чем сам Джон. Мир меняет цвет. Шерлок что-то бормочет. Путает слова, неловко обнимает. «Заткнись», - думает Джон. – «Пожалуйста, заткнись». Замолкает. Они прижаты друг к другу. Шерлок утыкается лицом в шею Джона – и как смог только? Люди обходят их. Они молчат. Потом: - Боялся? И выдох: «Да». Джон вдруг понимает - не только боялся. Проверял на прочность. Обоих. Жестоко. Гнев? Не в этой жизни. Любить Шерлока – обрыв. Но и с обрыва можно взлететь.