Now

       — Если не прекратишь меня выводить — выебу. — Хёнсын шипит в лицо, этакий ядовитый змей. Да, и правда тот ещё змей. Хёна хрипло смеётся, а Хёнсын залипает на ее полуприкрытые, обрамлённые густой обводкой глаза.        — Это будет не впервые. — Хочется спросить только: "откуда же в них столько желчи?" Но воздух не говорит, да и от подушки ответа ждать не приходится. Покричи, поплачь. Иди дальше и молись, чтобы камень на душе не стал больше.        — Не волнуйся — тянет губы в улыбке. Выходит оскал. — я постараюсь, чтобы было как будто в первые.

       Слова о любви не долетели, затерялись в воздушном пространстве. Может почта подвела. Может отправитель напутал адрес. В бульварном романе, напечатанном на такой тонкой, дешёвой бумаге, слишком много фальши, притаившийся между слов. Слишком много смыслов ненайденных, неважных, непонятых. Остаётся только полные лёгкие никотина и воспоминания. Сможешь сказать, что действует губительнее? Сможешь честно? Без яда, без сочащейся через край боли? А кто собственно виноват, что не справляешься? Что слишком много, через край?

      Хёна опирается предплечьями о стальные переплетения моста. Ветер упорно портит укладку. Под ней трасса. Изредка проносятся машины. Может и его пронесётся? Хочется прикрыть глаза, насладиться ночным воздухом, да вместо него выхлопные газы. Дыши, кто ж тебе мешает? Только нечем. Удивлен? Жизнь иногда разочаровывает. Расстроен? Можешь вернуться к маме под юбку. Может и по голове погладят?        Если уходишь, то уходи навсегда. Так он всегда говорил. Только вот фургон покупали на общие деньги и жили там как-то долго. Теперь никак не поделишь и это единственный повод возвращаться из раза в раз. А раз уж вернулся, то можно и по ночному городу в его машине. Или целоваться до беспамятства. Чтобы не вспоминать, что нужно уйти. Чтобы остаться.        Оба хороши. Ей не хватает секса и адреналина. Ему алкоголя и тепла. Вот и выходит. Она по клубам. Он к бутылке. Она по рукам. Он в истерики.        Потом по кругу. Снова. Снова. Снова. Снова.        И оба уже поняли, что из капкана пора бежать. Что корабль тонет, а они слегка крысы. Что травят друг друга чем-то похуже чумы. Но фургон все никак не делится.

       Сколько не старались, ничего не добились. Устали. Упали на пол пути. Ни разойтись, не сойтись. А руки все равно друг к другу тянутся. Что-то неисправное, внеземное все радары только на одного конкретного человека настроены. Глаза только один силуэт ищут.       Хёна сейчас напоминает себе полную дурочку. Ночью, над трассой, в голубой шубе, босиком. В пору шутить про поиски клиентов, только настроение сдохнуть и гнить, желательно поглубже.        Его любимая трасса. В прошлый раз, проезжали здесь вместе. Хёнсын курил, а Хёна высовывались из окна и показывала редким проходит неприличные жесты. Сейчас вспоминается с лёгкой улыбкой и десятитонной усталостью. Сейчас вспоминается, как они вечно ссорились, из-за мелочей. Например, из-за того, что курят разные сигареты, или из-за того, что Хёнсын дал порулить, а Хёна поцарапала машину. Да, чего не говори, а за руль лучше садиться не ей. Он пьяным рулит лучше, чем она трезвая. И бесит и вызывает улыбку.        Но это все, было тогда, раньше. В дождливом апреле, в холодном октябре.        Сейчас август. Сейчас она одна, крутит в руках бумажный самолётик. Надо бы любоваться своими ровными пальчиками или дорогими кольцами. Вот это от Хёджона, это от Хёнсына, это от Ильхуна, это от.... Да хрен его знает. И все такие красивые, блестят. И со всеми воспоминания. О руках, о ночах, о ссорах, примирениях, мечтах, криках.        Они с этого моста часто плевали на проезжающие машины, особенно прекрасно, когда попадаешь на лобовое стекло. Ещё, они здесь как-то гоняли от полиции. А ещё, у них традиция каждый август, тринадцатого числа, с этого моста запускать бумажные самолётики. Уже пять лет как. Почему? Потому что впервые встретились, потому что романтично и им обоим нравится. Потому что по детски и глупо. Потому что двадцать четыре на семь быть дуэтом: "сука и мудак" то ещё развлечение. Потому что Хёнсын все ещё хочет тепла и нормальных отношений, только вместо того, чтобы начать жить нормально, меняет девушек каждую неделю, потому что все не то. Пьёт, потому что хочется, нарушает законы и кажется, кладет крест на все в этой жизни. А Хёна просто ещё ребенок и ей нужно много новых ощущений, новых людей, чего-нибудь необычного. А ещё быть принцессой из сказок или главной героиней манги.

       Слова о любви каждый раз застывают в горле, а с губ не слетают. Кому это надо? Очередная морока да нервотрепка. Слова о любви теряются в криках о ненависти. Слова о любви необходимы, долгожданны, неуслышанны.        Эту тупую традицию придумал Хёнсын. Ну и где он сейчас? Через минуту четырнадцатое. Не придет и в пору жечь мосты. А выйдет ли? Не сгорят ли вместе с мостами? А что им делать на пожарищах? Танцевать на углях?        А как же фургон? По сути, у Хёны богатый список: бедные, богатые, влюбленные, желающие, красивые, не очень. Иди к любому, раздвигай ножки, да живи счастливо. Счастливо, вот это все закрутилось. Закрутилось...        Снова по кругу.        Сейчас. Только сейчас, все решится, все закончится и расставится на свои места.        У них есть только сейчас. Лови момент, живи им. Когда идёшь в разгул, понимай, что жизнь в любой момент может начать исчисляться секундами. А может оборваться вовсе. Как тебе такой поворот? Не резок ли? Почему не предупредили? Такова жизнь. Ничего личного. Она иногда разочаровывает. Сможешь прожить с этим?        Ночь сегодня прохладная, но в шубе жарко. А вот ногам наоборот холодно. Просто туфли жали. Как жаль, что адреса иногда путаются, а письма теряются. Как жаль, что жизни иногда сменяются, а люди расходятся.        Четырнадцатое число. Самолётик в полет. С моста. Подхваченный ветром маневрирует, пытается не разбиться. Одиноко. Странное слово, странное чувство. Внизу проносится его машина.        Успел...        А у бумажного героя крылья под давлением гнуться и корпус деформируется, но он все летит в ночи. Белеет чуть-чуть совсем в свете тусклых фонарей.

       — В таком случае — Хёна обвивает чужие плечи руками. Так привычно, правильно. — я постараюсь вскружить тебе голову так же сильно, как и впервые.        И улыбается, а чему не ясно. Но если существует только пожизненное "сейчас", то почему бы не улыбается в нём?