***
Он мог гордиться послужным списком. Ветеран трёх войн, был в Лунар Лейкс и Китежграде, затем, как всё ещё психически здорового, его отправили в Стрейнджервиль. Они говорили, что на фоне всего пережитого ним новое место службы покажется младенческой забавой. Было бы неплохо: последние годы в качестве военного он желал провести спокойно. Дальше — отставка, привязка к хорошему городу, дети. Жене надоела невозможность спланировать будущее. Он понимал её и пообещал, что всё скоро кончится. Они построили небольшой дом в Шейди Экрс — богатом районе Стрейнджервиля. Жене городок понравился, она хотела бы остаться здесь навсегда. Он точно знал: дело исключительно в построенном за их деньги доме, ибо она ненавидела Китежград — своеобразный Стрейнджервиль. Та же пустыня, мало жителей, ещё меньше контакта с внешним миром и очередное безумие. Некоторые симы словно вышли из дешевых фильмов ужасов про зомби: напряженный оскал на все тридцать два, распахнутые до нечеловеческих размеров глаза, кривая походка, напоминающая постоянный приступ конвульсии. Такое чудо могло спокойно разгуливать средь белого дня. Оно смеялось, подвывало, клацало и щелкало языком, творило с речевым аппаратом что угодно, но нормально не разговаривало. Особенно много внимания оно уделяло странным синим растениям, растущим только на территории Стрейнджервиля. Жена, эколог и изумительный знаток ботаники, столкнулась с ними впервые. В ней проснулся учёный, поэтому она выходные напролет, когда не была на работе, изучала эти растения. Их выросло множество вокруг их дома, так что разгуляться было где. В один прекрасный момент растение, за которым жена старательно ухаживала, принесло плод. Он напомнил ему очищенный картофель небольшого размера, только ядовито-красного цвета. Оно словно орало: "Не трогай меня! Не ешь меня!" Естественно, жена-интеллектуал с высшим образованием съела его, когда муж не находился рядом. Позже она объяснила свой поступок типичной фразой: «Для науки». В результате каждую ночь она превращалась в зомби (он ненавидел это слово, но по-другому описать происходящее не мог) и её несколько часов носило по микрорайону. Жена умудрялась покинуть дом даже с запертой на ключ дверью. Лучшие врачи и психотерапевты в округе не знали, как побороть её недуг. Он невероятно волновался за жену, ещё больше — за их будущего ребенка. Но ей, казалось, безразлично своё состояние. Ей безразличен даже факт беременности. Вместо подготовки к прибавлению в семействе она тратила целые дни в компании со странными растениями, которые заменили ей друзей. Дошло даже до того, что она перестала с ним общаться. Морально отдалялась от него, порой не могла вынести его физического присутствия. Он списал её поведение на беременность, хотя в глубине души подозревал, что дело совсем в другом. Какими бы чудаковатыми мифами не обросло её положение, вряд ли женщина даже на ранних сроках станет всю ночь носиться как угорелая невесть где, а днём часами сидеть не шелохнувшись и ни с кем не заговорив. Он никак не мог помочь ей, ибо не знал как. Все возможные варианты были опровергнуты женой. Его раздражала собственная беспомощность. Тем временем пропасть между ними росла.***
Уже в Стрейнджервиле его повысили до спецагента и там же установили новый график работы. Откровенно говоря, находиться бо̀льшую часть ночи в архивах под землёй ему не очень понравилось, но, как истинный солдат, не подумал перечить приказам. Привыкать к такому режиму в его возрасте оказалось сложнее, чем он предполагал сначала. Быть спецагентом хорошо молодым, полным здоровья и энергии, никак не старпёрам как он, подхватившим вместе с жизненным опытом различных болезней. С другой стороны, обуздать молодежь не так-то просто, а старики умели держать язык за зубами, когда надо. Но не всегда. Бывало, после особенно загруженного трудового дня симы в возрасте битком набивали бар, библиотеку или небольшой сквер. Они часто вполголоса обсуждали то, что именовали тайнами Стрейнджервиля. После нескольких столкновений с подобным он захотел поглубже изучить эти секреты. Прямо спрашивал, как бы невзначай заводил нужную тему — однако реакция никогда не была положительной. Его посылали весело и далеко, его будто не слышали, ему советовали придушить любопытство ради своего же блага. Быстро осознав допущенные ошибки, он садился рядом с украдкой беседующими симами и, сделав вид, что поглощен каким-то посторонним занятием, подслушивал разговор. Метод точно нельзя назвать приличным, но по-другому не получалось. Иногда выкроить нужную информацию было очень трудно, поэтому потребовалось много времени, дабы сложилась хоть какая-то картина. Поговаривали, в лаборатории заперто нечто, контролирующее растения в городке. Он так и знал. Знал, что Стрейнджервиль не даст долгожданного покоя. Симы также советовали друг другу посетить лавку рядом с трейлерным парком неподалеку от бара. Там торговал ведавший все секреты городка конспиролог. Вот к кому стоило обратиться. Перед диалогом он многократно прокрутил в мыслях будущие реплики и спрогнозировал все возможные ответы конспиролога. На всякий случай. Он притворился среднестатистическим любителем щекочущих нервы тайн. Сначала похвалил ассортимент, потом поделился впечатлениями о Стрейнджервиле, пожаловался на местную флору и связанную с ней ненормальное поведение жены. О работе в спецслужбах умолчал. Рыжий юноша за прилавком, судя по языку тела, был преисполнен восторгом и буквально ежесекундно намеревался перебить его, лишь обычное уважение к незнакомцу удерживало на месте. Стоило окончить основанную на правде легенду, как ему тут же во всех подробностях предоставили факты, слухи и выдвинутые конспирологами гипотезы. Юношу вроде бы звали Эрвин. Славный хлопец, да только боялся чего-то. Эрвин то и дело оглядывался, умолкал, когда кто-то проходил мимо даже на противоположной стороне улицы, порой понижал голос, особенно когда речь шла о военных. Он поступил правильно, не сказав ни слова о своей работе, иначе доверие к нему нешуточно подорвалось бы. Эрвин посоветовал посетить лабораторию в кратере для поиска документов в подтверждение безумным, на первый взгляд, теориям, подружиться с учёным — с целью создания костюма, что защитит от действия спор, — и военным — чтобы иметь доступ к секретной информации. Ещё посоветовал разыскать магнитный ключ — в противном случае он на нижние этажи лаборатории не попадёт. — Наконец кто-то всерьёз принялся за это, — со счастьем сказал Эрвин напоследок. — Я бы сам этим занялся, но за мной следят. И пожелал удачи. С того момента расследование официально началось. Он строго следовал инструкции Эрвина, правда, её пришлось слегка изменить. К примеру, никакой военный ему не нужен. Он сам вполне способен покопаться в архивах — постоянном месте его работы. Когда он оставался один и наконец освобождался от бумажных обязанностей, то проводил остаток времени между полок, изучая записи о лаборатории и аномалиях Стрейнджервиля. Благо, камера видеонаблюдения не охватывала ни его рабочее место, ни полки. Тем не менее он невероятно рисковал, ибо кто угодно в любую секунду мог застать его за прочтением сверхсекретной информации, которую, на самом деле, не имел права знать. Пару раз чуть не попался, но находчивость спасала. Врал настолько правдоподобно, что ему верили. По мере неторопливого изучения архивов, он узнал о спрятанном в лаборатории Материнском Растении, умевшим манипулировать симами путём распространения спор — либо через воздух, либо через плоды. Почему оно всё ещё живое, хотя предоставляло очевидную опасность — неизвестно. Даже углубление в тему не дало ответы на вопросы. Во всяком случае, надобность посещать лабораторию в данный момент отпала, так как он уже знал достаточно. В придачу, лезть на охраняемую территорию та ещё авантюра. С него пока достаточно наглеть прямо под носом начальства. Найти союзника-учёного было сложнее всего. Жители Стрейнджервиля не любили распространяться о себе, а вот поговорить на абстрактные темы всегда рады. Он почти что поселился в библиотеке — там, где, по молве, больше всего учёных — и заводил разговор с каждым встречным. Он намеренно избегал обсуждения некой ненормальности Стрейнджервиля. Однако один из собеседников сам завёл умалчиваемую тему. Тот в первую очередь критиковал муниципалитет, решивший проблему масштабного взрыва закрытием лаборатории много лет назад. Тогда половина городка потеряла работу, в том числе и этот сим, который был там учёным. Идеальный кандидат в союзники: учёный, имевший отношение к ныне закрытой лаборатории, и наверняка опытнее него самого, ибо по виду был старше на десяток лет. Они быстро сошлись и так же быстро стали хорошими приятелями. В основном говорили о Стрейнджервиле. Учёный поддерживал идею уничтожения Материнского Растения, так как хорошо осведомлён о умении того вредить симам. Сразу согласился создать защитный костюм, в придачу настоятельно порекомендовал собрать команду для борьбы с чудовищем. Троих симов хватило бы с головой. Он, учёный и… К счастью, он знал, кто будет ещё одним членом их команды. Эрвину предложение очевидно понравилось, но по каким-то неясным причинам отказывался. Поначалу твердил о круглосуточной слежке за ним, плавно перешёл на твердую уверенность в своей бесполезности. Он не поленился потратить драгоценное время на уговоры, так как замены Эрвину не предвиделось. В конце концов, один из аргументов убедил. Эрвин и вправду не хотел оставаться в стороне от огромного события, которого долго ждал. Расследование вместе с подготовкой шли полным ходом. Все трое поставили на кон свободу и, возможно, жизни. Ему к подобным опасностям не привыкать. Каждую миссию он завершал. Ничего никогда не могло его остановить.***
Аист принёс радостную весть. У них родился ребенок, и не один, а целая двойня. Как отец он был счастлив, но как спецагент-предатель со сложнейшим заданием за плечами — нет: дети для него оказались лишним грузом. Пока жена сидела со странными растениями или с Проглотис Людоедией в мини-саду, он занимался сыном и дочерью вместо сна после ночной смены. К счастью, ему не приходилось часто делать это. Жена проявляла к детям не меньший интерес, чем к растениям. Порой материнство принимало абсурдные формы, и она не подпускала его к двойняшкам, будто он вовсе не был их отцом. Она кричала на его, пыталась ударить, если он не слушал. Именно в такой форме жена заговорила с ним впервые за полгода. Домашние заботы ощутимо замедлили подготовку к уничтожению Материнского Растения. Окончательно её остановило ещё одно продвижение по службе. Отныне вместо однообразного перебирания пыльных бумаг они с напарником вели наблюдение за симами. Надежды на более интересные обязанности сгорели уже через два дня после повышения. Если бы он с горем пополам ранее не привык к ночному режиму, он определенно спал бы во время слежек. К тому же, новая работа была значительно утомительнее предыдущей. Именно поэтому он едва добирался до дома, и в довершение не высыпался из-за регулярно орущих по утрам детей. Жена, либо в совсем запущенных случаях он, быстро успокаивали их, но уснуть снова после этого уже не мог. Хроническая усталость и раздражение стали его постоянными спутниками. Он чересчур резко отвечал на вопросы учёного и Эрвина. Первый, как в своё время семейный и работающий без перерыва сим, полностью понимал его. Эрвин же глубоко негодовал. У того не укладывалось в голове, каким образом идея была принесена в жертву карьере и семье. Он на пальцах объяснял ситуацию в своей жизни, Эрвин слушать отказывался. Стоило упомянуть о пребывании в рядах спецагентов, как тот отреагировал моментально: в его адрес посыпались обвинения в слежке. С тех пор Эрвин стал игнорировать звонки и никак не выходил на связь с ним. От учёного он узнал, что тот остался в их команде. В качестве доказательства верности Эрвин добыл магнитный ключ. По словам удивлённого учёного, после закрытия лаборатории у всех сотрудников изъяли ключи, которые впоследствии были утилизированы. Несколько копий осталось у военачальников. Ныне ключ хранился у учёного как у сима с железным алиби. Они не хотели представлять, какой опасности подвергался Эрвин. Безрассудный парень. Со временем непонятки в команде потеряли для него важность. Работа — вот что поглощало всю его энергию. Вытерпеть каждую слежку становилось всё труднее, ибо проходила она по стандартной схеме наблюдение-прослушивание, которая ничего интересного не приносила. Ночью объекты наблюдения либо спали, либо несколько часов подряд сидели за компьютером, в телефоне, в любом другом гаджете, так и проведя время в полном молчании. Ладно если бы эти симы действительно имели значение на уровне дипломата или близких родственников мэра, но ведь слежка велась за простыми горожанами с самыми обычными секретами типа просмотра фетишистской порнографии под покровом темноты. Раньше он выпивал одну-две кружки кофе для поддержки работоспособности, сейчас пятая кружка не особо помогала. Обычно энергичный молодой напарник тоже выглядел измученным. Оба со скуки и в попытке не задремать поминутно считали, сколько осталось до конца смены. Хорошо, если уже перевалило за час ночи, хуже, когда всего лишь десять или одиннадцать вечера. Самое отвратительное, что им нельзя заниматься ничем посторонним, в том числе посещать архивы. После повышения он ни разу не зашёл на старое место работы, настолько был занят, пускай ничем. Будто начальство знало о его тайной деятельности и всячески это пресекало. Часы пробивали ровно два ночи — половина сотрудников уходила, включая его. Он всегда радовался концу нелюбимой работы, но домой возвращался неохотно, особенно после рождения детей. Картина маслом: с трудом перебирая ногами от изнеможения, он вваливается в прихожую и первое, что его встречает — неудержимый плач. Плакали требующие чего-то, чаще всего еды или простого внимания, двойняшки. Он давал им всё, чего они хотели, да не всегда это их успокаивало. Сонный мозг изо всех сил старался угадать, что же им ещё нужно; из-за криков болела голова. Жена тем временем бегала в темноте, неестественно запрокинув голову, и явно ни о чём не волновалась. Периодически она издавала хохот, достойный игрушечной хэллоуинской ведьмы. В подобном состоянии он запросто мог сорваться на детях, однако военная выдержка ограничила выражение эмоций до тяжелейшего вздоха. Он продолжал поддерживать образ сильной личности, гордо шагавшей через массу проблем. Но для чего он всё это делал?***
Мать зовёт. Монотонный настойчивый голос, не принадлежавший сознанию, донимал его уже несколько недель. Похожее уже случалось с ним на одной из войн, но в тот момент мама была ещё жива. Тогда он переживал стресс. Сейчас, на самом деле, тоже. Последствия проявлялись через галлюцинацию. На психотерапевта времени не нашлось, так что он поведал обо всём учёному. Тот огорошил вердиктом: он заражён. Наполовину. Когда наступит первая фаза одержимости — неясно. Действительно эффективно заражать через воздух умело лишь Материнское Растение, а те, что на поверхности, могли максимум выкинуть с повреждённого плода пару спор. Вероятно, он как раз вдохнул их по неосторожности, когда убирал одно из растений. Как бы прискорбно это ни звучало, но он больше не считается членом их команды, пока не выздоровеет. Заражённые защищали Материнское Растение, а пробник вакцины в данный момент не готов. Учёный пообещал завершить разработку лекарства как можно скорее. Мать продолжала звать его. Сопротивление становилось невозможным. Я должен ответить. Он обязан увидеть мать сейчас же, без промедлений. Учёный хотел вразумить его, мол, эти мысли не его, Материнское Растение управляло ним. Он обвинил учёного в паранойе и приказал выдать ему костюм и магнитный ключ. Тот отказался. Оба упрямы, да он упрямей. Лежавшая на столе вилка вполне сгодилась, чтобы беспрепятственно забрать вещи. Замёл все улики, осторожно посадил учёного за стол. Пока соседи заподозрят что-то неладное, пройдёт много дней. Он забросил всё в машину, однако в лабораторию не поехал. Голос напомнил о нелюбимой работе, тем более, уже пришло её время. Пора снова спустить восемь часов жизни в никуда. Зато там он внезапно встретил Эрвина. Они пересеклись в одном из длинных полуосвещенных коридоров. Того вели под руки два суровых мускулистых сима. Эрвин дергался, кричал во весь голос о своей невиновности. Поглощенный бедами, тот не увидел его. Он же обернулся вслед Эрвину. Напарник, что всегда был в курсе всего происходящего в этих стенах, объяснил, что того паренька подозревали в краже магнитного ключа у генерала. Допросом будет заниматься спецагент, прославившийся особой жестокостью, так что даже если Эрвин ничего не воровал, то всё равно признается в краже, которую не совершал. Лишь сейчас он осознал всю опасность своего положения. Несколько месяцев подряд изучал секретные документы без разрешения, всерьёз планировал проникнуть в закрытую лабораторию, убил сима и имел незаконно изъятый ключ. Все доказательства лежали в багажнике его автомобиля. Словно у проснувшегося вулкана сидел. Увы, он не мог помочь Эрвину, даже если бы хотел. Сейчас неплохо прикрыть свою спину, а не заботиться о ближнем. Да, он предал команду. До этого — начальство. Но он верен Матери, ибо она ждала его.***
«Почему ответил?» Лучше бы продолжал сопротивление. В противостоянии он ещё допускал возможность уничтожения Материнского Растения. Теперь эта идея казалась ему дикой. Такие ужасные мысли нашептали ему недобрые симы. Он не мог убить Мать. Слишком бесчеловечный поступок. Он вертел в руках магнитный ключ. Едва чип в карточке соприкоснулся с электронным замком у самой первой двери, на базу поступил сигнал со всеми данными: кто, когда. Вот и нашёлся украденный ключ. За ним уже наверняка выехал отряд спецназа. Если бы он не зашёл так далеко вглубь лаборатории, то ещё имел бы возможность сбежать. Тем более охраны нигде не виднелось. Но, будучи предупреждённым о последствиях пользования ключом, всё равно двинулся дальше и позволил себе попасть в ловушку. Только чью? Материнского Растения. Оно достаточно заразило его, чтобы контролировать, но также оставило место независимому мышлению. Оно помыкало ним как игрушкой, а он наблюдал за своими неосознанными действиями. Таким нехитрым образом Материнское Растение привело его сюда по тропинке роковых ошибок. Безумная теория, достойная, однако, существования. Это объясняло, почему чудовище всё ещё не уничтожено. Оно точно так же изучало симов, как они его. До жути умное растение. Может, никакое Материнское Растение не трогало его. Убийство, импульсивное желание увидеть чудовище своими глазами — не более, чем результат постоянного стресса из-за работы, семьи и подпольной деятельности. Однако он всегда был крепким симом, всегда достойно переносил какие-либо трудности и не трогался умом. И всё же возраст приносил с собой маразм, изрядно портивший жизнь даже окружающим. Ловушка Материнского Растения или ловушка сознания — сейчас без разницы. Он мог успеть сбежать, вместо этого всматривался в дверь в противоположном конце коридора, где спряталось чудовище, и сжимал ключ. Он окончательно подписал себе приговор. По ту сторону комнаты послышался стройный топот. Никто не поможет ему: ни равнодушная жена, ни мёртвый учёный, ни измученный пытками Эрвин, ни напарник. Он лениво перевёл взгляд на арку в другой коридор, откуда вот-вот должен появиться спецназ. Объясниться будет непросто.