Слишком хорошо для простой телепатии

      — Совет: сделать перерыв.       Старскрим оторвался от строчки, которую читал уже в пятый раз, и поднял взгляд на Саундвейва. Тот положил свой датапад и смотрел на него, чуть наклонив голову.       — Мне нужно с этим закончить, сам ведь знаешь.       — Продолжать работу в данный момент: контрпродуктивно. Потребность в отдыхе: высокая. Совет: перерыв.       — Тебе кто-нибудь говорил, что ты зануда?       — Старскрим. Средняя частота: четыре раза в сутки.       Старскрим фыркнул. Перегревшийся процессор отзывался тупой болью, оптика в отместку за то, что ей слишком долго таращились в экран, отказывалась нормально фокусироваться. Перерыв не помешал бы, да, но летать в такую погоду — шлакова планета со шлаковыми грозами — не очень хотелось, а что до другого доступного ему способа досуга… Он снова посмотрел на Саундвейва, гадая, перехватил ли тот эту мысль. По фейсплейту, как обычно, понять было невозможно.       — Кто бы говорил про перерывы, а. Нам обоим он не помешает.       Намекнуть очевиднее было бы почти оскорблением. И, к счастью, не требовалось.       — Двери: блокировка. Уровень доступа: второй.       Панель управления тихо пискнула, принимая команду, и так же тихо загудели закрывающиеся замки.       Саундвейв поднялся. Обошел стол, встал за спиной и провел манипулятором по правому крылу — от кончика к основанию. Старскрим удовлетворенно стравил воздух и подался вперед, открывая ему доступ к шарнирам и чувствительной проводке в том месте, где крылья крепились к спине — и был вознагражден пущенным туда зарядом статики. Второй манипулятор Саундвейва коснулся левого крыла — пальцы легко, почти неуловимо перебирали по элерону, и Старскрим не сдержал едва слышный стон. Хотелось большего. Эти нежные, осторожные, невесомые касания только раздразнивали его — и Саундвейв об этом прекрасно знал. Старскрим откинул голову и поинтересовался:       — И что, прямо здесь?.. Даже до кварты не дойдем?       Вместо ответа Саундвейв обхватил его шею — теперь уже очень крепко, балансируя на тонкой грани перед тем, как это стало бы болезненным. И заставил запрокинуть голову еще сильнее. Старскрим начал ухмыляться.       — Полагаю, это значит «да»?       На этот раз ответом был поцелуй в губы — такой же легкий и просто возмутительно короткий. А потом второй манипулятор оставил крыло, обнял за грудь и потянул назад, заставляя прижаться к спинке кресла. Голос зазвучал прямо над аудиосенсором, и Старскрима пробрала дрожь:       — Правила: полное подчинение. Выполнение любого приказа.       А вот это уже интересно.       — Это что, месть за тот раз, да? А стазисные наручники тоже будут?..       — Вопрос: правила принимаются?       Разве можно отказать, когда просят таким голосом? Глубоким, низким, вкрадчивым и тихим, с мелодичным эхо, вызывающим легкую вибрацию в кончиках крыльев… Старскрим не смог бы отказать — и не хотел.       Он ухмыльнулся и не удержался от того, чтобы немного поддразнить Саундвейва:       — Утвердительно.       Саундвейв — в качестве наказания, не иначе — сжал шею сильнее, а потом отпустил и отстранился, скользнув напоследок пальцами по грудной пластине.       — Приказ: манипуляторы на подлокотники.       Старскрим подчинился. Он не удивился бы, если бы следующим шагом стало привязывание его к этому креслу, но… Но Саундвейв умел удивлять. Он просто отошел — Старскрим слышал это, слышал, как тот прислонился к стене у него за спиной.       — Приказ: не двигаться.       А потом Старскрим ощутил его присутствие у себя в мыслях, в чувствах — ненавязчивое, едва уловимое, словно на самом краешке, но не пытающееся остаться незамеченным. Спрашивающее разрешения. И Старскрим это разрешение дал. Открыл разум, впустил его туда, позволил завладеть собой.       У Саундвейва и вправду нашлось кое-что поинтереснее связывания. Чувство беспомощности, вверенности чужой воле, подчиненности — все то, что Старскрим испытывал, оказавшись обездвиженным, теперь вышло на новый уровень — таким был его разум. Когда он был связан, он доверял кому-то другому свой корпус — открытый, доступный, дающий возможность растянуть удовольствие. Сейчас такими были его мысли — и они заполнялись, поддавались чужому влиянию, словно самый яркий свет озарял все темные углы. Как будто он давал доступ к самой своей Искре.       Старскрим даже не удивился, что моментально завелся от этого.       То, что началось дальше, не поддавалось описанию — да и осмыслению тоже. Прикосновения. Прикосновения к крыльям — губ, пальцев, глоссы. Прикосновения, которых на самом деле не было — это были лишь воспоминания, или… скорее даже эмоции, но в то же время — слишком яркие и настоящие, чтобы быть просто воспоминаниями или эмоциями. Старскрим застонал снова — на этот раз громче.       — Что… что ты делаешь?       Фантомные манипуляторы переместились на бедренные сегменты, а губы коснулись шеи. Корпус Старскрима на самом деле не чувствовал этого всего, не чувствовал, как денты слегка прикусили магистраль — это все было лишь в его мыслях. Слишком ярко. Ярче, чем любая из его собственных фантазий.       Забывшись, он потянулся было к корпусу — и все тут же исчезло, вырвав из вокодера разочарованный стон.       — Двигаться: не разрешается. Трогать себя: не разрешается.       — Садист, — обиженно выдохнул Старскрим, но манипулятор на подлокотник вернул. Если Саундвейв надеется на серьезное испытание силы воли, то его ждет разочарование — с чем-чем, а с силой воли у Старскрима все в порядке.       Ненастоящие-но-слишком-реальные прикосновения возобновились. Крылья, плечи, грудь, кончики аудиощитков… Старскрим выгнулся и до боли вцепился в подлокотники.       — Тебе нравится это, а? — поинтересовался он. Саундвейва он не видел и едва слышал лишь немного ускорившую темп вентсистему, так что все, что ему оставалось — предположения и догадки. — Нравится мной командовать? Нравится, когда я подчиняюсь?       Тишина. Ощущения никуда не делись — напротив, их стало больше. Теперь несуществующие пальцы касались в слишком многих местах — так, как никогда не смог бы только один трансформер. Но никакого дискомфорта это не вызывало — наоборот. Подогревало нетерпение и желание. Старскрим почувствовал, что из-под брони начали просачиваться и капать на кресло первые капли лубриканта. Как долго он собирается продолжать это, не переходя к делу?..       — Саундвейв? Тебе нравится отдавать мне приказы. Я знаю, что нравится. Не хочешь… о-ох… — прикосновение манипулятора между ног, как будто стирающего каплю лубриканта, было слишком похоже на настоящее, но замолкать или даже просто прерываться Старскрим не собирался: — …отдать приказ поинтереснее, чем просто сидеть и не двигаться? Не хочешь, к примеру, поставить меня на колени? И занять мою глоссу чем-то другим? Чем-то получше разговора?       Он знал, что Саундвейва эти разговоры смущали. Он знал, как они его смущали — и почти безэмоциональный фейсплейт не мог этого скрыть. Не мог скрыть разгоняющихся сильнее систем, не мог скрыть сбивающегося вентилирования. Старскрим неоднократно это проворачивал. Не продолжал, пока Саундвейв не заговаривал и не просил — сам. Заставлял его говорить, заставлял произносить вслух целые фразы — такие, что мало кто поверил бы аудиосенсорам, услышав, как их произносит этот голос.       — Разве ты не хочешь, чтобы я...       — Приказ: молчать.       Старскрим разочарованно шикнул вентиляцией, но послушался. Эта область его жизни была одной из немногих, где он действительно играл по правилам.       Значит, молчать. Молчать, не двигаться, терпеть эти слишком-хорошие-для-фантазии, слишком-ненастоящие-для-реальности прикосновения… Саундвейв проворачивал с ним то же самое, что до этого делал он сам, только поднял это на новые высоты. Заставлял Старскрима умолять о продолжении, не касаясь при этом корпуса и пальцем.       Ненароком бросив взгляд вниз, Старскрим обнаружил, что лубриканта натекло уже довольно много. Сколько можно растягивать это?.. Он откинулся в кресле, по-прежнему сжимая подлокотники, и отключил оптику. Без визуального восприятия ощущения стали еще реальнее — хотя до этого ему казалось, что реальнее эти проклятые внушаемые прикосновения быть не могут. Корпус начал мелко вибрировать, а когда призрачные манипуляторы коснулись особенно чувствительного места по бокам от груди, Старскрим не выдержал и, изогнувшись с протяжным и слишком громким стоном, приподнял все пластины брони, которые только мог, открывая доступ к проводке, мысленно умоляя прикоснуться к ней, по-настоящему прикоснуться.       Саундвейв не двигался с места.       Старскрим сам не понял, как и в какой момент активировал интерфейс-систему — видимо, просто стало невыносимым удерживать ее под броней, внутри уже слишком нагревшегося корпуса, стало слишком тесно там. Это принесло облегчение — но ненадолго.       Удар шокера в основание шеи. Такой же фантомный, как и все остальное. Боли не было, звука не было, но Старскрим все равно дернулся и вскрикнул. Значит, активация интерфейс-системы входит в понятие «не двигаться»?       — Утвердительно.       Старскрим представил, что придется снова убрать ее в корпус, будучи на пике возбуждения — и из вокодера вырвался почти всхлип:       — Саундвейв… ну пожалуйста…       А ведь говорить ему не разрешали. Второй несуществующий, такой же безболезненный удар шокером пришелся как раз в то место, где кончалась броня и начиналась чувствительная зона. Старскрим подавился криком — словно это произошло на самом деле, скребнул турбинами по полу… и послушно убрал интерфейс-систему.       Прикосновение к щеке. Одобрительное, поощряющее — если бы оно было реальным, то, наверное, тут же отправило бы его в перезагрузку.       Корпус требовал разрядки. Корпус требовал, чтобы его выдернули уже из этого кресла, прижали фейсплейтом к стене, удерживая за крылья — крепко, сильно, до боли, — и начали коннектить нормально. Фантомные ощущения тут же повторили желание — но все же их было мало.       Старскрим попытался отключиться от реальности. Сбежать и полностью отдаться тому, что творилось в процессоре. Саундвейв не давал ему сделать это — удерживая на границе, заставляя чувствовать, что корпус продолжал сидеть в кресле, не двигаясь, перенапрягаясь все больше. Стоны Старскрим больше не сдерживал — не хотел отвлекаться еще и на это.       А потом реальность исчезла. И остались только эти эмоции и ощущения. Старскрим не почувствовал, как изогнулся, не услышал собственного крика — все, что ему было нужно, происходило в голове. Слишком хорошо. Слишком хорошо, чтобы быть просто телепатией.       Перед выключенной оптикой замелькали вспышки. Вентсистема перестала справляться с охватившим корпус жаром. И, дернув крыльями и ударив ими спинку кресла, Старскрим наконец отключился.       Едва сознание вернулось, Старскрим выпрямился в кресле, не в силах поверить в произошедшее. Ушел в перезагрузку. Без единого прикосновения. В полноценную перезагрузку. Не активируя интерфейс-систему.       …Слишком хорошо, чтобы быть просто телепатией.       В процессоре было пусто. Ни собственных связных мыслей, ни — больше — чужого присутствия.       — Саундвейв?..       Моментально обвившие плечи манипуляторы заставили вздрогнуть. Старскрим не ожидал, что тот успел подойти. Теперь он различил и напряженное гудение вентсистемы — приходил в себя Саундвейв всегда гораздо дольше него, и едва ощутимый запах лубриканта — отличающийся от его собственного. Старскрим положил свои манипуляторы поверх его и сжал пальцы.       — Это было… — слово нашлось не сразу, — потрясающе.       На шлем лег подбородок, а объятия стали чуть крепче.       — Ты сам тоже?..       — Утвердительно.       В процессоре, где-то на задворках, крутилась какая-то мысль, и, пока Старскрим пытался ее поймать, некоторое время они провели в тишине. А потом до него дошло. Он не слышал, как Саундвейв активировал свою интерфейс-систему — и едва ли упустил бы этот звук, даже будучи полностью поглощенным собственными ощущениями. Что ж, по крайней мере, в этом они были на равных. Справедливо.       — Саундвейв. Ты знаешь, что тебе просто нереально идет доминировать?..