Градация серого

Она никогда не верила в судьбу. Выставленные в ряд планеты или падающие с неба звёзды, по мнению Рейвен, никогда не могли управлять ее жизнью. Она самостоятельна с самого своего рождения: вот ей не больше одиннадцати, руки скулят от бесконечной работы и непоколебимого упорства, а волосы, связанные в тугой хвост, забавно подпрыгивают в воздухе, когда она невесомо пружинит во время ходьбы. Она выглядит радостной — по истине заинтересованной космосом и немного наивной, и лишь впалые щеки и круги под глазами выдают ее настоящую натуру: одинокую и обугленную, как сгоревший тетрадный лист, исписанный ложными обещаниями о свободной жизни. Когда мать обменивала последние пайки на самогон, маленькая девочка с большими амбициями и птичьем именем сама разрабатывала на обед. В голову даже близко никогда не приходило, что вся ее жизнь заведомо расписана по событиям где-то там, наверху. Черт бы побрал эту судьбу, если все старания Рейес напрасны и бессмысленны. Она по праву единолично творит свою жизнь — по-другому даже думать не хочется. Она творит твою жизнь единолично, и никто не вправе забрать ее. Раз уж на то пошло, Рейвен зубами вгрызалась в гранитный стан своего существования не просто так: когда на землю летела в капсуле почти без шансов на выживание; когда неподвижно лежала на холодном полу челнока, простреленная в спину; когда кричала от боли, чувствовав толстую игру в колене в операционной горных людей, — она отвоевывала право быть живой. Каждый свой день Рейвен в сражении выхватывала у смерти. Ей ведь всегда говорили, что она боец. И она всегда это знала. Когда Рассел впервые рассказывает о легенде затмения, ей искренне кажется, что он бредит. Она скептически хмыкает и отворачивается, почти не слушает, пока он заканчивает рассказ, и раздражённо закатывает глаза. Звучит глупо, на деле, если подумать, кажется ещё глупее — если хочется, она в любую секунду сама вонзит зеркальный клинок в бедренную артерию и умрет от своей же руки — вот вам и убийца. Поэтому Рейвен ждёт свое первое затмение на Санктуме почти не беспокоясь. Она дышит размеренно; в голове пусто, разум чист и спокоен; только надоедливым роем где-то внутри мечется надежда, что никто больше не умрет. С нее хватит потерь. Утро нового дня на чужой планете встречает ее персиковым заливом золотого солнца на небосводе. Рейвен морщится и оглядывает местность мимолётно, не задерживаясь взглядом на чем-то конкретном; просто пытается убедиться, что все в порядке. Теплый воздух мягко очерчивает ее плечи. Рейес медленно поднимает глаза к небу и долго-долго облегчённо выдыхает, когда понимает, что все хорошо. Она непроизвольно тянет уголок губ вверх и тихо хмыкает, поражаясь собственной мягкотелости. — Ждёшь помощи с неба? Даже не думай, Рейвен, — Джон тянет ее имя как-то издевательски долго, словно пробуя на вкус, насмешливо испытывая чужое терпение. — Мы тут надолго. Придется привыкать, — он со спины отзывает, подходит чуть ближе и еле слышно усмехается, а Рейвен слышит толику грусти в его голосе и бесконечную тоску по чему-то утерянному. Поворачиваясь на голос, Рейвен не сразу понимает, встречаясь с ним взглядом, что синева глаз Мерфи смешивается с его истлевше-серой растянутой курткой. Дезориентация в пространстве происходит буквально за считанные секунды: она смотрит на собственные руки, стараясь унять дрожь, и кусает щеки изнутри едва ли не до крови, непонятливо сводя брови к переносице. Рейес уверена, что тут какая-то ошибка — быть может, он вовсе на нее не смотрел, может у нее нервная система отказывает от пережитого за последние двадцать лет стресса, но тут явно какая-то ошибка — она отказывается верить. Она отчего-то не скучает по пересохшим осенним листьям жжено-оранжевого цвета; не тоскует по темной лазури ночного неба, пронизанными звёздами; даже не думает об отражении яркого солнца в чистой воде и раскатах пурпурного заката в пушистых облаках. Она думает только об одном: он, стоя перед ней, переминается с ноги на ногу, вопросительно хмурит брови и смотрит с непониманием, будто ожидает дальнейшего ее действия — Мерфи все свои решения принимает исключительно отталкиваясь от нее; за долгое время знакомства и короткий срок дружбы Рейес почтенно заслужила звание его морального компаса и ориентира. — Ты в порядке? Выглядишь так, будто я нацепил на тебя электрический ошейник, — в привычной манере язвит, неторопливо наклоняя голову в сторону, и вновь устремляет взгляд прямо в глаза, а ей кажется, что мир вокруг становится ещё светлее, перемешивая палитру красок с белилами. Паника стопой наступит позже, когда она, осознав происходящее, несвойственно часто задышит, глотая воздух, стараясь вдохнуть полной грудью, замедлив разогнанный пульс. Опасность кончины за всю жизнь встречалась не один раз. Рейвен, кажется, уже готова к смерти — она ее почти ждёт. Ей не то что бы страшно умереть — ей страшно умереть от его руки. Она не вытянет из себя ни слова, так и не найдя сил разговаривать. Кислород в одно мгновение покажется невероятно тяжёлым, плотным настолько, что гортань забивается, и она молча кивнет в ответ, стараясь придать взгляду как можно больше безразличности. Мерфи оглядит ее с ног до головы, останавливаясь на лице, внимательно всматриваясь в глаза, будто впервые, а потом неловко улыбнется, будто растягивая отчаяние и горечь. Рейвен про себя задастся вопросом, но вслух спрашивать не будет, а он в любом случае не ответит. Потому что ей не обязательно знать, что пару минут назад он впервые увидел ее каштановые волосы черно-белыми.