Бессонница

Иногда Сиксти снова чувствует себя экзоскелетом, которым был на кладбище для андроидов много дней назад. Покорёженным и раздавленным. Он был таким, прежде чем его выкопали, отремонтировали, дали собственное имя, работу и будто бы новую цель для существования. Должно быть, он выглядел омерзительно — у него не было руки, глаза и ноги ниже колена. Он помнит уныние и горечь, которые испытывал тогда. Они остались в его памяти глубоким незаживающим порезом. В такие дни всё, чего он хочет — это сбежать. Бросить всё и начать с чистого листа. Хоть как-нибудь... Возможно, он вновь мог бы оказаться на этом кладбище, только на этот раз кто-то заберёт его важные компоненты и оставит его там умирать. Он думает, что это было бы неплохо. Когда он пытается не сломаться, то обнаруживает симптомы сродни человеческой депрессии. О депрессии у андроидов известно очень мало — гораздо меньше, чем о девиантности вообще. На обработку всей доступной информации хватает двух с половиной минут — и Сиксти проглатывает её как горькую пилюлю. Он пытается... Пытается. Иногда ему кажется, будто он стоит на краю зияющей бездны. Он слышит скрип земли под ногами, пыль и булыжники, падающие в глубину. Интересно, каково было бы самому прыгнуть прямо туда? Позади него — всегда позади — присутствие, давящее, но не становящееся ни ближе, ни дальше. Это реальный мир. Состоящий из скрежета зубов, грохочущих стонов, демонов, принявших форму монотонности канцелярской работы, отвратительных мест преступлений и скорбящих членов семей, части него, умоляющей о возвращении в ту могилу, из когтей которой он был вырван. Давящий, извивающийся, пульсирующий под скином. Крик. Удар. Бороться. Выжить. Умереть. Противоречивые импульсы макают его лицом в темноту. И вспышки света расцветают под его веками, когда он находится в стазисе. И только одно имеет смысл. Будущее — которое ослепляет, окрашивает всё вокруг в золото. Несколько ночей подряд он выходил из стазиса преждевременно. Одна из причуд девиантности, которую он уже привык не замечать. И тут чьи-то пальцы теребят его волосы, словно маленькие светлячки, запутавшиеся в них. Тогда вспышки перед глазами сменяются тёплым светом прикроватной лампы и рукой рядом, держащей датапад с выключенной подсветкой. — Тебе надо спать, — голос, в точности как у него, звучит столь сладко. Когда он слышит его, то сразу чувствует себя лучше. Это ещё один опыт девиантности, пришедший с его «загробной жизнью». Веки Сиксти подрагивают. Он колеблется между тем, проснуться ли окончательно, чтобы что-то ответить, или... Он приподнимается, вжимаясь щекой в плечо Коннора и инстинктивно сворачиваясь калачиком. Эффект этого прикосновения мгновенен: смутное чувство, что неутомимый рык его демонов возвращается, схлынывает прочь. Прежде чем его веки смыкаются и оптические сенсоры вновь выключаются, Сиксти видит и чувствует, как Коннор наклоняется и целует его в висок. — Вернёмся в стазис вместе. Шёпот, лёгкий как пёрышко, но его достаточно. Он заглушает голоса в его голове, и теперь там спокойно и тихо. Пока что. Пока...