Майонезный шлепок

- Блез, как ты смотришь на то, чтобы встретиться с моими родителями? Горячий чай забрызгал весь кухонный стол, но Йан, даже не оторвав взгляд от посиневшего и закашлявшегося Фостера, просто ухватил тряпку с края столешницы и несколькими широкими кругами смахнул коричневое море. Врач отчаянно пытался вдохнуть хоть немного воздуха и придти в себя, но ссаднящий кашель не унимался, в носу хлюпало, а перед глазами плыл смутный силуэт детектива, терпеливо ожидавшего ответа на, в принципе, простой вопрос. - Может тебе налить еще чая? Или воды? - Киркманн сложил руки под подбородком и больше не повел и пальцем, явно намекая, что никакой помощи Блез от него не получит. Фостера это почему-то ужасно разозлило, эта ярость позволила ему собраться с силами, и он гневно просипел: - Нет уж, спасибо, обойдусь как-нибудь без подачек. Какого черта? С чего вдруг такие предложения? - он старался звучать, как минимум, злобно, чтобы показать всю степень своей досады, а, как максимум, устрашающе, чтобы Йан наконец заканчивал свои внезапные закидоны. Но сейчас, глядя в эти лукавые голубые глаза на не меняющем выражения усмехающемся лице, Фостер осознал, что он просто тараторит вопросы, растеряв весь свой пыл. Снова. Просто невозможно. Немыслимо. Он не мог. Абсолютно не мог ругаться с этим человеком. Нет, даже не так, он мог начать с ним перепалку, мог агрессивно махать руками, топнуть ногой, но все это разбивалось в щепки о насмешливое спокойствие детектива. Идти войной на Киркманна было равносильно штурму замка с одной деревянной палкой и без штанов - и стыдно, и просто смешно. Блез это ненавидел, поскольку ему казалось, что именно в эти моменты он кажется партнеру абсолютным ничтожеством, которое буквально можно гнуть как угодно. А быть бесхребетным врач не привык. Он ужасно злился на холодность Йана и его ухмылку в такие моменты и иногда страстно желал двинуть ему по зубам, но так уж получалось, что сразу за спадом боевого запала Блеза, детектив делал что-нибудь такое, что полностью снимало бы любые причины злости. Вот и сейчас, скрипящий зубами от своего блеяния Фостер никак не ждал, что блондин лениво отнимет руку от лица, протянет ее через стол и смахнет большим пальцем слезинку, которая незаметно сбегала по скуле. - Все? Лучше? Обезоруженный этими краткими и участливыми вопросами, Блез, промолчав, опустил плечи и кивнул. Йан лучезарно улыбнулся и отнял руку от лица рыжего. Фостер не смог подавить импульс и на долю секунды подался за удаляющейся кистью. "Киркманн заметил", подумал он в ту же секунду, но эта мысль была рябой, как сигаретный дым, и тут же испарилась. Йан поднялся из-за стола, высокий и гибкий, и одним большим шагом оказался у высокого кухонного окна, держа в руках свою бронзовую чашку. На улице сейчас было по-утреннему солнечно, отчего силуэт детектива чернел перед лучами светила, а буквально металлизированная челка переливалась жидким золотом. Частички пыли клубились тут же, в солнечном свете, но они словно огибали темную фигуру, будто опасаясь осквернить ее своим касанием. Блез замер. Он часто думал о том, какого черта Киркманн вообще забыл возле него. Это был потрясающей красоты человек, без единого изъяна. Совершенный, таких людей не может существовать. Фостер мог часами смотреть на словно сияющего изнутри Йана, а потом случайно уронить взгляд куда-то, где отражалось его собственное лицо, и хотелось кричать. Это просто смешно. Так не бывает в реальной жизни, чтобы столь противопоставленные друг другу во всем люди сходились. И тем не менее, изо дня в день детектив показывал Блезу свое участие в его жизни и заботу, пусть и в своей особой, слегка жесткой манере. Ну и ладно, думал врач, так даже лучше, когда он сильнее, я просто не могу ды- - Блез? Прием, прием, проверка связи? Как слышно? Блез вздрогнул, нахмурился и отвернулся. - Я не знаю. Ты действительно хочешь нас познакомить? Мне кажется, я не в лучшей форме для подобных... мероприятий. Йан надменно фыркнул: - Пф, еще чего. Ты выглядишь превосходно каждую секунду своей жизни, кроме часа между пятью и шестью вечера по пятницам, когда сбегаешь в бар на углу. Врач резко развернулся на стуле: - Что? Откуда ты?... Киркманн же, даже не думая отвечать на этот вопрос, отставил чашку и прошел к выходу из кухни. На пороге он остановился и бросил через плечо: - Умойся хоть. Остального не требую. Они не будут разочарованы, уж поверь. *** Зеленые насаждения мелькали за окном автомобиля, превращаясь в один смазанный потек масляной краски густого травяного цвета. Йан вел машину в тишине. Он редко включал музыку, только если был на абсолютном эмоциональном подъеме. Блезу же было все равно, что есть сопровождающая мелодия, что нет. Все одно, главное едут. Киркманн пока не осмеливался заводить собственную машину и гонял на служебной. Причем гонял в самом истинном смысле. Каждый раз, садясь с ним в одну тачку, Фостер мечтал скорее выйти в пункте назначения. Но, несмотря на лихачество, детектив ни разу даже не поцарапал корпуса своего "тахо". И сейчас, довольно быстро проезжая пригородные кварталы, Блез воображал, как его встретят родители Йана, какие они из себя, как стоит себя преподнести и что сказать. Погрузившись в мысли о возможном позоре, врач не заметил, как машина остановилась. Он очнулся от дум только тогда, когда хлопнула водительская дверь, означая, что следователь не стал дожидаться его. Блез поднял глаза в окно и замер. В одно мгновение все его мысли и планы превратились в вакуум, не оставив после себя ничего. В ушах сильно зашумело, звук сглатывания больно ударил по барабанным перепонкам. Йан стоял со стороны двери Фостера, в небольшом отдалении, под тенью дерева. Вольная поза, руки в карманах, но Блезу показалось, что сейчас общая картинка пейзажа стала чуть более блеклой, на пару тонов. Потому что детектив смотрел на ухоженное пригородное кладбище. Высокая фигура повернулась в пол оборота, мягко улыбнулась и зашагала по газону. Не оглядываясь. Фостер проследил за ним взглядом, прислонился лбом к стеклу и вышел из машины. *** Они стояли молча. Крикманн мягко улыбался лишь уголками губ, глядя на могильную плиту с выбитыми именами "Стеффания Киркманн и Нильс Доун. Любимые родители, верные супруги". Чуть ниже на мраморе была еще одна надпись, явно добавленная позже "Джермани Хива. Вечного покоя, какого ты не нашла среди живых". Блез отчаянно хотел уйти, но не мог, ноги отказывались его слушать. Поэтому врач просто стоял и нервно переводил взгляд с молчаливого мужчины на не столь же многословный памятник. - Когда мне было 22, мой настоящий отец, Марлон Монтенегро, ушел от моей матери. - Эти слова заставили Фостера вздрогнуть, и он уставился на партнера. - Я не жалею об этом, поскольку он так и не сделал ее счастливой. Никогда не делал. Спустя год она познакомилась с Нильсом, и вот тогда я впервые понял, как выглядит влюбленная женщина. Она сияла, каждую секунду рядом с ним. Я принял его, поскольку он был действительно стоящим человеком. Йан замолчал, словно подбирая слова. Блез на секунду захотел взять его за руку, но посчитал, что все испортит, поэтому молча ждал продолжения. - Не будет ложью, если я скажу, что следующие пять лет я их обоих любил так сильно, что... Что этой любовью их и убил. - Последняя фраза почти утонула в шелесте ветра, но ее смысл было нетрудно уловить. Фостер почувствовал, как по спине побежали мурашки. Йан посмотрел прямо на него: - Мы разбились. Ехали вместе, поиграть в гольф. Нас сбила фура. Швырнула с обрыва. От передних сидений не осталось ни черта. Естественно, я выжил, это даже не ставилось под сомнение, что я выживу... Хотя, иногда мне кажется, что тогда я уже начал умирать, потихоньку. 27 лет, я только начал продвигаться по службе. Только начал жить. И сразу же закончил. Смешно, да? Он так хохотнул, что у Блеза закружилась голова, потому что такой звук не могло издать человеческое горло. Но Йан не закончил свой рассказ. - Имя внизу - это имя моей невесты. Я долго думал, но обязан сказать тебе о ней, поскольку она тоже попалась в эту ловушку: она была любима мной. Когда Джер умерла, мы не смогли найти ничего о ее родственниках, поэтому я подал запрос о ее похоронах рядом с моей семьей, где ей и место. Она... отравилась. Спустя три года после смерти моей семьи. - З-зачем? - Фостер не выдержал. - Зачем ты мне это рассказываешь? Я не понимаю, я... Киркманн нежно поймал его жестикулирующую руку в воздухе и ответил, мягко, но в глубине голоса звучала такая сталь, что Блезу стало просто страшно: - Я хочу, чтоб ты знал: мои способности опасны. Да, я беру их под контроль медленно, но верно. Но я прошу тебя, всегда помни о том, что пока ты рядом со мной, ты никогда не можешь быть в настоящей безопасности. Блез, - он сжал руку врача так сильно, что тот вздрогнул, - я умоляю тебя - не рискуй своим здоровьем и собой лишний раз. Не ввязывайся в драки, не напивайся сильно, следи за транквилизаторами. Эти твои побегушки в бар, я, я... Никогда еще Фостер не видел партнера таким беспомощным. Йан смотрел куда-то над ним, но на лице у него была такая мука, что все, чего хотел рыжий сейчас - хоть как-то помочь, как-то поддержать, но он не знал, чем. Как спасти того, кто привык терять все самое дорогое? - Я... Я буду. П.. Попытаюсь, точнее. Йан... Йан, мне больно. Детектив часто заморгал и непонимающе отпустил руку Фостера, словно забыл, где находится. Он выпрямился и, сказав "Хорошо", пошел мимо рыжего обратно к машине. Такое поведение не показалось Блезу странным. Это понятно. Он снова, напоследок, взглянул на плиту и заметил странность. - Йан, а почему не указаны даты? Детектив остановился. Ветер затрепал его челку, как котенок играется с фантиком. Голосом, словно из глубины могилы, блондин произнес: - Я не хочу их помнить.