Мы дышали одним воздухом...

Ты ведь знал, верно? Знал, но не говорил мне об этом. А ведь ты никогда ничего не утаивал, не умалчивал. Все, известное тебе, было известно и мне тоже. Нет, не потому что ты сплетник или кто-то вроде того. Просто ты не видел нас порознь. Мы дышали одним воздухом, питались одной едой, жили в одной квартире. Объятия, поцелуи, смех—все делили на двоих. И слёзы, и обиду, и горечь. Всё, абсолютно всё, что существует в этом мире, было для нас двоих, не для каждого из нас, а для обоих сразу. И казалось, отдались мы хоть на один шаг друг от друга, как мир уйдет из-под ног, и вдохнуть не сможешь, и солнце больше не согреет. Я не хотел тебя отдавать, и ты делиться мной не собирался. Да оно и не нужно было. Я помню, как мы лежали под пледом, высунув ноги, и целовались так, как никогда раньше. Мы тогда, наверное, впервые, не терзали губы до крови от внезапно нахлынувшей страсти. Поцелуй был воздушный, смазанный, наполненный самыми искренними и нежными чувствами. Тогда нам было так хорошо, так легко и спокойно. А сейчас ты лежишь. Лежишь и ничего не можешь мне сказать. Твое молчание оказалось слишком дорогим для меня, я не был готов платить столь высокую цену. Так больно больше не слышать тебя, не ощущать тебя, не говорить с тобой. А ведь, скажи ты мне, все могло бы быть по другому. И сейчас мы бы также лениво целовались и любили друг друга также нежно и трепетно, как раньше. Но знаешь, я давно тебя простил. Простил давно, а люблю до сих пор. Мне хочется снова чувствовать твои губы у меня на щеке, вдыхать твой аромат, обнимать тебя за талию. Но больше всего я хочу тебя отпустить. Отпустить и забыть, влюбиться ещё раз и любить до конца. Как тебя… Но только живого, понимаешь? Не мертвого! Живого! Я люблю тебя и буду любить, но боль, терзающая меня, не даёт покоя. Я больше так не могу, понимаешь? Я устал, устал так сильно, черт возьми. Ты, наверное, тоже устал, потому и опустил руки… Но почему, почему я должен страдать и дальше? А хотя, не отвечай, я знаю ответ. Мы дышали одним воздухом, питались одной едой, жили в одной квартире. Объятия, поцелуи, смех—все делили на двоих. И слёзы, и обиду, и горечь. Всё, абсолютно всё, что существовало в этом мире, было для нас двоих, не для каждого из нас, а для обоих сразу. Но я и представить не мог, что смерть придется разделить тоже…