Руки в чернилах

      Такеши смотрел на Триш. Триш смотрела на протекшую ручку, чернилами заляпавшую и ее ладонь, и пальцы, и тетрадь, и часть учебника. Искра. Буря. Безумие. На лице девушки застыло неясное выражение, нечто среднее между «как же все задолбало, господи боже ты мой» и «за что, за что мне все это дерьмо».       – Прошу прощения, – она демонстративно подняла руку, почти всю испачканную темно-синими пятнами, и пошевелила ею в воздухе, когда привлеченный ее выкриком Арата-сенсей обернулся, готовый отчитать нерадивую студентку за неуважение, но замер, изумленно разглядывая ее ладонь, имеющую неестественный цвет. Беатриче улыбнулась вроде бы мягко, но сидящий неподалеку Тсунаеши невольно передернул плечами – от девушки повеяло чем-то жутковатым даже несмотря на то, что вела она себя, в принципе, очень и очень вежливо и дружелюбно.       Такеши хмыкнул, обменявшись короткими взглядами с Савадой. У помешанной на чистоте Триш улыбка превратилась в кровожадный оскал, но она не двигалась с места, пока Арата-сенсей, немолодой уже преподаватель, соображающий в критических ситуациях несколько туговато, не в обиду ему будет сказано, пытался сгенерировать линию собственного поведения.       Глаза Рокудо потемнели на несколько оттенков, на шее вздулась крупная вена – ярость хрупкой девушки ощущалась как жажда крови. Преподаватель открыл было рот, чтобы что-то произнести, но у Беатриче лимит терпения явно закончился.       – Я могу выйти? – чеканя каждое слово, не опуская руки и не переставая улыбаться-скалиться, произнесла девушка, склоняя голову вбок.       – Можешь, – наконец-то отвис Арата-сенсей.       – Благодарю покорно, – язвительно бросила в ответ Триш и пулей вылетела из класса.       Такеши с Тсунаеши переглянулись еще раз. Кажется, надвигалась буря.       На перемене Рокудо, не сумевшая-таки до конца отмыть руки, ожесточенно грызла кончик трубочки из-под клубничного молока и страшными глазами смотрела в никуда. Ямамото и Савада смотрели на нее подозрительно; последний сумел где-то откопать пачку суперских влажных салфеток, и Триш, просияв, оставшуюся половину перерыва с остервенением оттирала следы на ладонях, что-то яростно шепча себе под нос. Горка салфеток все росла, а девушка не унималась; Такеши прислушался к тому, что бормотала себе под нос подруга, и полминуты спустя жестом попросил Тсунаеши сделать то же самое.       – Тормозить он тут будет, старая сволочь. Неужели непонятно, что чертовы чернила отмываются охренеть как плохо и что смыть их нужно постараться как можно быстрее? Но нет, он будет стоять и пялиться на меня круглыми глазами, а сраные правила приличия не дадут мне послать его нахер, – Беатриче критичным взглядом осмотрела свои несчастные руки, и ее взгляд вспыхнул злым огнем, когда она увидела еще какое-то несуществующее пятно на своей коже. – Нет, нет, подожди, так поступать мы не будем. Да, я прекрасно понимаю твое стремление отомстить, но это будет слишком топорно и неизящно, кто так делает в наше время.       Девушка сердито прищурилась, закусила губу, качнула головой и продолжила свой злодейский монолог:       – Ага, так вот как мы поступим. Считаю это лучшей идеей из всех предложенных, – она бросила слегка посиневшую тряпочку в горку других таких же и неожиданно расплылась в жутковатой клыкастой улыбке, заставившей и без того нервного Саваду издать заполошное «хи-и-и» и вжать голову в плечи, а после неожиданно встряхнула головой, повела плечами и пронзительно взглянула сначала на Такеши, потом на Тсунаеши. – М? Вы чего так пристально на меня смотрите?       – Да так, – неопределенно пожал плечами Ямамото. – И часто ты сама с собой разговариваешь?       – Сама с собой? – непонимающе нахмурилась Триш.       – Забудь, – улыбнулся ей в ответ бейсболист и беззаботно закинул руки за голову.       Беатриче скептически оглядела его, порываясь что-то спросить, но после махнула на это дело рукой и переключилась на другую тему, вовлекая в ее обсуждение и двух друзей тоже.       Уже возвращаясь из школы на пару с Тсунаеши – Триш они не могли проводить не только в силу того, что она жила в другой стороне, но и потому, что у нее появились какие-то срочные дела, – Такеши неожиданно задумчиво произнес:       – Мне кажется, у нее голоса в голове.       – Не только голоса, – поежился Тсунаеши и затравленно оглянулся, словно подруга могла выскочить откуда-то из-за кустов и с криком «ага!» обвиняюще ткнуть в него пальцем за такие слова. – Знаешь эту шутку про дьявола на одном плече, ангела на другом? Так вот, у нее на одном плече не один, а сразу три дьявола, а на другом…       – Тоже три дьявола, – смешливо фыркнул Ямамото и хехекнул, когда Савада воззрился на него с недоумением. – Что? Только не говори, что думал о чем-то другом.       – Ну не то чтобы… Но Беа-чан выглядела крайне зловеще. Такое ощущение, что у нее сложился самый коварный план на свете, который она приведет в исполнение в скором времени, – шепнул Тсунаеши испуганно. Парни замерли почти одновременно, а после переглянулись. У них в один и тот же момент желание оказаться в школе завтра моментально выросло – у кого из любопытства, у кого из-за дурного предчувствия – Рокудо была на редкость изобретательной, когда это было не нужно.       …весь стол Араты-сенсея был раскрашен разноцветными отпечатками ладоней. Темно-синие, фиолетовые, красные, желтые, зеленые – вся поверхность была утыкана яркими пятнами, которые, судя по ругательствам преподавателя, еще и не оттирались так просто, так как были нанесены какой-то супер-стойкой краской.       Руки Триш были абсолютно чистыми.       Зато улыбалась она ну очень злорадно.