Из дневника капитана Бойда: «28 января.
Недавно заезжал профессор. Движется медленно, с идиотической тупостью глядя вперед. Забавный. Не ясно, что ему надобно в диких землях; уговорил не есть из жалостливой симпатии. На днях нарезал мяса и повесил сушить в кухне. Нынче ночью — бах! Калхун пытался тайком умыкнуть и повалил случайно стул, на который для этого забрался. Повалился и сам; шельма. Ходили в город. Местами недурно. Народу больше того количества, к какому привыкаешь, живя на отшибе. О Калхуне: все сатанеет, «почти уже форменный людоед». Не удивительно. Негодует, просит не звать Калхуном, как сам же представлялся ранее; ничего, Бог даст — скоро свыкнется.7 февраля.
Ночью выпал свежий снег, покрыл пятна крови у сарая. Тела внутри прикрыли брезентом. Сделалось почти прилично. Калхун настоял на повторном выходе в город, пошли. На днях признался, что городские лица видятся ему теперь неприятными и сил уж нет их терпеть. Понимаю его как нельзя более, испытываю то же самое, только, думаю, еще острее. Очень тосковал вчера перед сном; дикая моя жизнь, дикое сожительство. В городе оказалось, что в своей неприязни к «…лицам» он вознамерился практиковать жестокое их истребление. Мне же, напротив, куда легче изолироваться от них самостоятельно, никоем образом не вступая в контакт. Впрочем, каждому свое. Избранный нами образ жизни сам по себе является преступлением против закона человеческого и божьего, а посему, придерживаясь его, немудрено впасть в полное беззаконие и набедокурить даже изрядней, чем можно было бы от самих себя ожидать. <…> С наступлением ночи Калхун носится, как угорелый. Видимо, переел, так как компании в поедании тел я ему не составил, а хозяйственный склад ума не дает ему растрачивать ценный ресурс попусту и оставлять мясо недоеденным. Долго искал нового претендента: в темноте город значительно опустел, если не сказать вымер. Не исключено, что связано это с нахождением обглоданных моим спутником останков, а, может, и свидетельствованием его нынешнего состояния. На первый взгляд оно, должно быть, пугает. Я уже свыкся и даже нахожу в нем своего рода прелесть. После долгих и упорных поисков нашелся какой-то забулдыга. Не исключено, что местный шериф или его помощник: звезды не видать в темноте, но вооружен и довольно по-хозяйски держится. Видимо, искал нарушителей спокойствия, ибо удивлен не был — лишь малость испугался, когда человеческое существо прокусило ему шею. Впрочем, если подумать, то «человеческим» существо Калхуна можно назвать с большой натяжкой, особенно если проводить с ним столько времени, сколько на регулярной основе провожу я…» Айвс выхватил книжицу в кожаном переплете из рук Бойда. — Да что ты все время пишешь?! Улучив момент, когда нападавший отвлекся на своего спутника, надкушенный шериф дернулся в сторону, но в тот же момент был остановлен неожиданно сильной рукой небольшого и слабого на вид человечка. — Это мой дневник и я пишу в нем, что хочу! — Бойд попытался было вырвать дневник из руки Айвса, но тот не намеревался так просто расставаться со своей добычей. Другая же его добыча — та, что носила звезду шерифа на груди — закричала, не видя боле никакого возможного выхода из сложившейся ситуации и испытывая по такому поводу жесткое отчаяние. — А ты заткнись, — шикнул Айвс в сторону жертвы. Жертва в ответ действительно замолчала. Бойд косо взглянул на дрожащее от страха тело. — Почему ты до сих пор не убил его? — Я не могу, когда ты меня игнорируешь! — отмахнулся Айвс и принялся листать захваченный дневник. — «Калхун»?! Я же просил!.. Бойд почуял, что запахло жареным, и решил убедить Айвса в том, что шериф, которого тот все еще удерживал собственной рукой, каким-то чудесным образом оказался вправе идти, куда ему заблагорассудится: — Смотри, он убегает! — Не пытайся уйти от ответа! — строгим тоном ответил Айвс, мгновенно давая понять, что раскусил коварный план Бойда, которого это обстоятельство не сильно огорчало, потому что шансы на удачу изначально были невелики. — Ты что, удумал сочинить компрометирующее меня свидетельство? — Если бы я захотел тебя скомпрометировать, я бы написал о том, как ты в прошлую субботу… Вдруг Айвс громко зашипел и замахал рукой со скрюченными, как когти, пальцами. — Ни слова об этом! Ни единого слова! — он покраснел и широко выпучил глаза, не задумываясь о том, что единственный, кто мог услышать позорную историю с его участием в перспективе уже был мертвецом, и перспективная смерть эта обещала вот-вот исполниться его же руками. Или зубами. Но даже не будь вокруг него на многие мили ни единой души, он все равно испытал бы мучения при воспоминании о своей неудаче, и тем более хотел избежать ее упоминания в разговоре вслух. — Как скажете, мистер Калхун, — проговорил Бойд и поспешно подскочил к шерифу, чтобы занять себя прежде, чем Айвс найдет подходящие слова для описания его низости. — Так почему ты до сих пор его не убил? — Сначала — его, а потом тебя, — так же серьезно ответил Айвс, злобно сощурив потемневшие глаза; при таком зрелище впору было испугаться даже самому закаленному ужасами созерцателю — что уж говорить о Бойде, которому природой не было дано крепких нервов или даже стандартного объема выдержки. Но любовь воистину сотворила чудо, даровав ему терпимость к выходкам «форменного людоеда». Свернув шею шерифу, Бойд незамедлительно отгрыз от неё ломоть жилистого, сочащегося кровью мяса, показывая при этом куда больше аппетита, чем испытывал на самом деле. Пускай Айвс был умен, Бойд знал его достаточно хорошо и точно мог предсказать моменты, когда первобытные инстинкты — в частности, голод — заткнут его разум и заставят тело плясать под свою дудку. Так вышло и на этот раз: по глазам Айвса было предельно ясно, что тот не намерен оставлять вопрос открытым, но его зубы при этом уже впивались в мякоть широкой трапеции мужчины. План Бойда был даже дальновидней, чем можно было подумать, ведь от новой порции человеческого мяса полковник Айвс всегда по-своему добрел и становился куда сговорчивей в отношении своего неизменного спутника — никак не простых людей, к которым у него, напротив, пробивался совсем нездоровый и даже спортивный интерес. В такие моменты Бойду казалось, что он — едва ли не единственное живое существо, к которому этот зверь в человеческом обличии может питать что-то, отдаленно напоминающее привязанность, и это немного ему льстило. Вот и теперь, неторопливо сняв с фаланг пальцев кожу и вырвав зубами ногти, Айвс протянул Бойду очищенную кисть, уже позабыв о совсем недавнем желании убить его. — Тебе легче? — спросил тот, стягивая мясо с кости услужливо подготовленного к употреблению пальца. — По правде говоря — да, — Айвс элегантно подскочил к Бойду и торопливо чмокнул, оставив кровавый след в форме губ на его щеке. — Давай найдем еще кого-нибудь! В глубине души Бойду даже нравилось видеть Айвса в таком приподнятом расположении духа, хоть и сам себе он бы никогда в этом не признался. Полковник человеком был незаурядным, сочетающим в себе острейший ум, легкость характера и завидную жажду новизны во всем; этого не хватало самому Бойду — по причине душевной тонкости и колебаний, что зачастую подавляли в нем естественную, казалось бы, для мужской природы решительность. Пожалуй, только в компании Айвса он не испытывал стыда за свои личностные качества, потому как Айвс мыслил другими категориями и не видел в несоответствии людским устоям ничего из ряда вон выходящего — напротив, он зрел в этом даже исключительно положительную черту. Возможно, именно инаковость и подкупила его хитро устроенную душу: вернее, ту ее часть, что прельщалась новым и неизведанным, и которая, в свою очередь — вкупе с недюжинным воображением и актерским даром — обольстила самого Бойда. — Мы никого не найдём в такой поздний час, — с едва заметной улыбкой сказал он, глядя на подпрыгивающего и переминающегося с ноги на ногу полковника. — Ты прав. Мы должны наведаться к кому-нибудь в гости, — согласился тот и поскакал в сторону ближайшего дома. А может, Айвсу просто было необходимо знать, что кто-то идет за ним следом.