* * *
Академия, успехи, списки лучших, новые знакомые и даже друзья… Теперь Хейзель видел Джастина намного реже. Может, из-за этого ещё сильнее обожал. И меньше боялся открыться в чувствах. Тем более что в любом случае собирался сделать это не глаза в глаза, а пером на бумаге. Книги вдохновляли, ведь практически в каждом любимом романе находились герои, влюблённые в человека своего пола. Да и в самой Академии примеры были там и сям на глазах. Правда, ещё в любимом жанре Хейзеля часто всплывала тема внезапного родства, встающего на пути романтических чувств. Но тут уж юный Повелитель провёл собственное расследование, в котором помогали новые друзья. Спросить самого отца Джастина было явно не проще. Во-первых, не скажет. Во-вторых, это же не только его касается. А ещё и корней самого Хейзеля. Изыскания показали, что родство очень, очень отдалённое. Вот и отлично. И каких-то шесть лет разницы. Так и родилось письмо. Примерно полстраницы Хейзель разгонялся, рассыпаясь в благодарностях за всё хорошее. Но наконец перешёл и к главному. «Я люблю вас, отец Джастин, боготворю и обожаю. Я готов посвятить всю свою жизнь вам». И когда начались каникулы, после первого же ужина дома Хейзель оставил это послание у Джастина на столе. …Ждать утра, а значит, и ответа, было тяжко. Чтобы уснуть, пришлось выпить бокал церковного вина. Лёгкое и сладкое, оно согрело и успокоило. Но сны, конечно, будоражили, в них Джастин успел ответить на послание десяток раз и по-разному… Утром Хейзель и глаз-то на него не поднимал. Тот в итоге сам подошёл, заглянул в лицо. – И это всё серьёзно? – Да, и давно… – и стараться не опускать глаз. – А не рано ли тебе думать так глобально? – Мне шестнадцать, у большинства уже к этому моменту не только боевая пара. Сто примеров назову. – Может быть, и так. Тогда поговорим, если после выпуска не передумаешь. – Ну… Хорошо. – Договорились. И ведь обнимет. И ведь не как раньше, а будто бы обещая… Хейзель поутыкался в него, продлевая эти минуты, а потом просто припал поцелуем к руке. Тоже не как прежде – дольше и чуть смелее. Это было тоже как обещание. Искреннее, трепетное. Сразу много страшно же, а вот так в самый раз. И может и к лучшему, подождать-то… Передумать он не передумает, но по такому пути стоит идти маленькими шагами. И, с одной стороны, время пролетит быстро, а с другой – каждый день будет упоительным.* * *
Вроде так и получалось. На самом деле, что там Хейзель ни читай, в мечтах своих он и до поцелуев-то не доходил. Мучительно хотелось только одного – чаще видеться, лучше бы вообще не расставаться. Так что пока бывал дома – старался от Джастина почти не отходить. Другое дело, что у того хватало собственных дел, очень важных, и не до всех Хейзель дорос. Отвлекался от разлуки, как всегда, книгами… только в этот раз как-то не повезло. На душе сделалось только хуже. Потом рассказывал и едва не плакал: – Отец Джастин, я понимаю, что это всего лишь жалостная книжка и что совершенно нечестно спекулировать на такой теме, как неизлечимо больные влюблённые подростки… Но я не могу просто, я каждый раз её имя Хейзел Грейс читал как «Хейзель Гросс», получалось, будто это мне делают страшные признания, и как же это, когда человек, которого ты обожаешь, день за днём уходит от тебя туда, откуда нет возврата, и поначалу боится тебе об этом сказать! – Ты читаешь слишком много глупостей, вот что. – Обычно это позитивные глупости, там вампиры, магия и всё привычно, ничего, с чем бы мы с вами, если что, не справились. А тут вот, блин, жизнь, как она есть для простых смертных, современная, чтоб её, проза, – мальчик чуть ли не носом шмыгнул. – Остаётся надеяться, что в нашей реальности мы бы справились и с таким. Наверняка есть же техники воскрешения. – Может быть, и есть, но я бы на них не рассчитывал. – Вам виднее. А скольким можно было бы помочь… – Или сделать только хуже. Не переживай, иди спать. Я тебе поищу, что почитать по теме, да и не забывай, что мы смертному миру не принадлежим. И в дела его сильно не вмешиваемся. – Знаю. Я хотел бы творить чудеса для людей, но куда важнее другое. Больше всего я волнуюсь о том, что вы вдруг будете отдаляться, что вдруг вам будет хуже и вы не скажете… – Не волнуйся. – Попробую. А можно… я просто лягу рядом? Как в детстве? Вы же тоже уже собираетесь на покой? Джастин только кивнул. И впервые за сегодня опустил глаза. – Я ничего такого, правда, – заверил Хейзель. – Знаю, что ещё не время, да и… Вы так сокрушительно чисты, отец Джастин. – Ты тоже. Никакого опыта – не только в действиях, но и в чувствах. – О, сейчас я наконец-то понял, почему вам тоже страшно. Устроившись на ночь, они почти и не касались друг друга, но ощущали своё единство. В котором не было места ни безумию, ни искушениям. – Темнеет, Хейзель. Я сейчас перестану тебя видеть. На самом деле Джастину совершенно необязательно было видеть лицо Хейзеля, потому что они больше не разговаривали. Но приглашение тот понял правильно, придвинулся ближе – и детская мечта сбылась. Шею обвил сперва наушник, потом и рука. И вот тогда голова Хейзеля оказалась на плече Джастина, и так оба постепенно стали засыпать под эту родную песню. До выпуска оставалось не так много, но, похоже, им ещё долго и не нужно будет большего.