***
- Хей, ты слышал? – Флинтвуд хлопнул по плечу Гордона, который от этого чуть не подавился – пиво пошло не в то горло. А может, и в то, потому что единственное, что хотел Джим, мучимый похмельем, это поскорее сдохнуть. Они торчали в Онтарио на авиабазе уже неделю после окончания совместных учений, ожидая, когда за ними прибудет самолёт. Прокашлявшись, Гордон спросил: - Слышал что? - Канадцы совсем охренели: они как-то договорились, что тем военнослужащим, кто заключит у них на территории однополый брак, выбьют льготы и прибавку к жалованию. Типа для популяции местного закона о педиках. - Ну а к нам это какое отношение имеет? Это ж только для канадцев. – Соображал Джим всё ещё туго, и хотел было снова взяться за пиво, но Флинтвуд не дал. - Неее… это касается всех военнослоужащих, всех, понимаешь? Гордон не понимал, особенно учитывая то, что «Не спрашивай, не говори» никто не отменял. Но Флинтвуд, занятый рассказом, наконец-то позволил ему выпить, потом добыл ещё где-то виски, ну а уж потом… Флинтвуда грозились отчислить из университета трижды, из-за его авантюр и все три раза, ещё одни авантюры его выручали. Даже полиция ничего не могла с ним сделать, потому что обучался Флинтвуд как раз праву, хотя талант имел к экономике, точнее, к быстрому и на грани законности обогащению. Гордон только закатывал глаза, думая о том, что к счастью тот не поступил на экономический, а то с Флинтвуда сталось бы обвалить биржу, чисто по приколу, чтобы доказать, что может, заодно обогатившись на тотализаторе против себя. Какого черта его понесло на войну, видимо, шило в заднице не давало ему жить мирно. А ещё, Флинтвуд обладал редкостным даром убеждения. Гордон не помнил, когда тот успел обработать и его, но всего пару часов спустя, он стоял возле капеллана и клерка из штаба, старательно проговаривая слова клятвы, держа в руках ладони другого парня, чуть ли не на голову себя ниже, кажется, то ли из аналитиков, то ли связистов, с которыми они не общались. Хотя, сам парень казался ему знакомым, нет, не в лицо, хотя Джиму нравились его глаза – совершенно невероятного, то ли зелёного, то ли голубого, то ли серо-хрустального оттенка. Они тоже не были ему знакомы, но знакомым было само ощущение взгляда – ускользающего, но утягиюващего с собой, завораживающего и сильного, как удавка. После подписи, священник сказал им поцеловать друг-друга, и глаза у «женишка» стали ещё больше, от чего Гордон хохотнул, наклоняясь ближе. Губы у связистка-аналитика оказались совсем девчоночьи, только помады не хватало, мягкими и тёплыми, и целоваться он почти не умел, что тоже показалось Джиму приятным и знакомым. Где-то сбоку хохотнул, открывая бутылку, Флинтвуд, целуясь на брудершафт с собственным «мужем» - почти двухметровым, но с удивительно умными глазами Маркусом. Кольца и новые жетоны им добыл тот же Флинтвуд не уходя с базы – жетонам только добавили строчку с гравировкой о супруге, а кольца сделали в одном из ангаров из лома технического золота . Они были ещё теплыми, когда Гордон надевал его на палец супруга, невольно заметив простенькую гравировку внутри ободка: «J.F.G.+O.C.C=ATM» Только Флинтвуд мог сделать так, чтобы аббервиатура была верна в обоих смыслах. Собранные авантюристом парочки шли к алтарю как на конвейере, сам Флинтвуд выдавал каждому после по бутылке вместе с многозначительными подмигиванием. Гордон как раз чокался донышками со своим супругом, выглядевшим как взьерошенный птенец даже в форме, когда услышал, что их самолёт наконец-то прибыл. Внутрь он забрался всё-таки сам, но едва пристегнувшись уснул, уронив голову на плечо собственного супруга. Пока что их союз полностью устраивал обоих.***
Скандал, случившийся по прилёту, был знатным, но тихим – из Онтарио выслали не только документы, но и того самого капеллана, что оформлял все союзы. Канадцы были готовы устроить чуть ли не междунарожный скандал, так что, военным пришлось пойти на попятую. К счастью, новоприбывшие супруги действительно были в основном из разных отрядов, так что, их быстренько разбросали по разным базам, вместо положенных льгот делая прибавку к жалованию ещё больше. Так что, со своим супругом трезвым Джим увиделся только почти полгода спустя и был удивлён, не сказать, что приятно. Как там Флинтвуд его называл? Связист-аналитик? Ну-ну. Супруг был бледным, даже не смотря на силу местного солнца и всё таким же щуплым, как Джим его помнил, однако местные солдаты обходили его по большой дуге, а он сам был выше Гордона уже на два звания. О нашивке спецподразделения на его форме Джеймс и вовсе старался не думать, от греха подальше. Он встретил Джима приветливо, и Гордона это смутило, потому что сам он даже далеко не сразу вспомнил о том, как зовут «мужа». Освальд. Его звали Освальд. А ещё, им двоим полагалось отдельное жильё, куда Освальд их проводил. Помещение оказалось куда комфортнее, чем привык Джим, в нём был даже мини-холодильник, что можно было встретить не у каждого генерала. Как выяснилось всего парой часов спустя, Освальд, хоть и имел другую должность, принадлежал к тому роду особо полезных в армии людей, которые могли добыть всё, что угодно, от банальных выпивки и сигарет, до куда более интересных вариантов. Освальд умел получать всё ему необходимое. Всегда. Когда они впервые оказались наедине, Освальд признал, что сам чувствует неловкость и предложил просто быть друзьями. Ну а что им ещё оставалось делать? Джим согласился. И в который раз удивился тому, насколько знакомым ему показался взгляд Освальда. Словно они раньше виделись, но сам он никак не мог припомнить, где же именно. Но теплое ощущение, которое возникало каждый раз, когда Освальд смотрел ему вслед, ему определённо было не в новинку.***
Несколько недель спустя, он выяснил, что ему не кажется, и знакомы был не только взгляд «супруга», но и его губы, когда праздновавший очередную удачную вылазку Джеймс начал трезветь, ощущая, как эти губы скользят по его члену. Освальд за всё время успел порядочно обрасти, поэтому Джим, застонав сам, с удовольствием запустил пальцы ему в волосы, расслабляясь. Несколько минут спустя, Освальд неуловимо—знакомым жестом запрокинул голову, сглатывая и одновременно утирая губы тыльной стороной ладони. На этот раз, от его взгляда тепло растеклось по всему телу, и Гордон понял, что ещё немного, и всё пойдёт по второму кругу, не ограничившись минетом. Ему случалось в угаре студенческих вечеринок несколько раз спать с кем-то, чьё лицо он даже наутро не мог вспомнить. Точнее, Джим утром не всегда мог даже имя своё вспомнить, но вот само ощущение близости с кем-то было слишком явным, чтобы считать, что ему что-то приснилось. Снилось после, размытое, сохранённое памятью тела, а не рассудка, вроде текстуры кожи, мерно движение головы, и ощущения влюблённого взгляда на себе. Джим снова посмотрел Освальду в глаза, одновременно проводя подушечной большого пальца по губам, стирая из угла полупрозрачную каплю, тихо произнёс: - Только не говори, что ты и в армию из-за меня пошёл. Освальд покраснел так, что раньше почти незаметные веснушки вспыхнули лакомыми мандариновыми пятнами, но он нашёл в себе силы, чтобы рассмеяться, пусть смешок и снова стал стоном, когда Гордон провел пальцем в обратную сторону, вычерчивая уже верхнюю губу: - Не только. Но ты был одной из главных причин. Целоваться он так и не умел, но и губы всё ещё были мягкими, и Джим решил, что всё не так уж плохо: Освальд оказался способным учеником, и нехитрую науку поцелуев изучил быстро. Джим опустил одну руку вниз, кое-как расстегнул тяжелый армейский ремень, просовывая ладонь Освальду во вздыбленные брюки и бельё. Пусть и с опозданием, но первая брачная ночь наконец-то состоялась.***
- Джим! – Освальд вбежал в палатку, и до жути побледнел, увидев Гордона покрытого кровью. Джим удивился тому, что тот в обморок не рухнул, но Кобблпот всегда был крепче, чем казался со стороны, да и видел и не такое. Однако, Джеймс всё же поспешил успокоить супруга: - Всё в порядке, я цел, это не моя кровь. – Он повернулся к койке, на которой лежал серый от пыли и кровопотери, Флинтвуд. Хотя, кому из них было большее больнее, трудно сказать – Флинтвуд пострадал, прикрывая его. Освальд облегченно выдохнул, но в ту же секунду вперил острый взгляд в одного из врачей. Джим уже видел, это мгновенное, чужому взгляду неуолвимое превращение Освальда в «сэра Кобблпота». Даже в своём закрытом и обособленном подразделении Освальду удалось занять за краткий срок достаточно высокое место, чтобы с ним считались на базе все. Врач, не сумев полностью подавить нервную дрожь, отрицательно помотал головой. - В чем проблема? - Недостаток крови, сэр. У нас нет первой отрицательной из-за логистической задержки. Если раньше у Джеймса ещё оставалась надежда, то после слов о группе крови, она была готова погаснуть. Флинтвуд и здесь оказался редкостной сволочью, обладая самой проблемной группой крови. Лично Гордон знал только одного человека с такой же. Что-то неразборчиво пробормотав под нос, Освальд выдохнул сквозь зубы, посмотрел на Флинтвуда, на Гордона, после чего, смягчившись, спросил: - Джим, он действительно тебе дорог? Джеймс даже замер на секунду. Флинтвуд был тем ещё гадом, которого несколько раз Гордон хотел придушить лично, но он был его другом. Да и оставлять человека умирать было не в его принципах. - Нельзя бросать товарищей в бою. – только и смог он произнести. Освальд вымученно улыбнулся, после чего потянулся к вороту, расстёгивая на себе форму. - Советую тебе это запомнить, Джим. - Следующее он уже добавил образщаясь к медикам: - Ну что стоите, готовьтесь к переливанию, живо! Для двухсотых груз нужно оформлять слишком много бумаг.***
- А ты неплохо стреляешь. – Удивленно констатировал Джим, крепче прижимая к себе автомат. По базе втихую шептались о том, что умники из спецподзазделения Кобблпота только и способны, что задирать нос выше ракетных установок и посылать их в неведомые ебеня. Однако, когда на их лагерь напали неожиданно мощные силы противников, выяснилось, что «умники» в бою не уступали многим. Освальд ухмыльнулся уголком губ, перезаряжая своё оружие, после чего резко рванул в его сторону, сбивая с ног, заставляя прокатиться несколько метров по земле. Несколько секунд спустя, в том месте, где они залегали, раздался взрыв. Джим переглянулся с лежащим на нём Освальдом, закатывая глаза. - Ты даже сейчас сверху. - Выживем – и сверху можешь оказаться ты. - Серьёзно? Освальд только склонил голову вбок, поднимая бровь, мол «серьёзно, Джеймс Гордон?». Джима наверняка контузило, потому что он не смог сдержать глуповатой улыбки. - Эй, ребят, у нас здесь, как-бы, война! – Поспешил напомнить им Флинтвуд из-за очередной насыпи из мешков, попутно делая выстрел. Кобблпот закатил глаза, скатываясь с мужа, и тут же, не вставая, выстрелил в подошедшего к ним слишком близко противника, проделывая в его голове здоровую дыру. Джима точно контузило, потому что зрелище кровожадно улыбающегося Освальда, показалось ему удивительно эротичным.***
Наверное, Джим не до конца верил в то, что Освальд действительно в него влюблен. Даже узнав, что он знает Гордона с первого курса, даже зная, какой драконовый контракт он заключил, лишь бы оказаться с ним на одной базе и сколько усилий вкладывал в то, чтобы так продолжалось и дальше. Его забота быстро стала привычной так же, как когда-то стал его взгляд, неотступно за ним следящий. Джим же только учился принимать Освальда. Он ему нравился, хоть сам Гордон и не всегда понимал, почему, но даже влюбленностью это чувство было назвать трудно, не то, что любовью. Но он учился, так же прилежно, как меткой стрельбе, учился у Освальда любви, той, что тот любил его самого, безусловной, детской в своей несдержанности и надежде, всеобъемлющей, чуточку эгоистичной. Он начал что-то понимать, когда в рации вместо следующих указаний, прерывая голос командующего, послышался голос Освальда: - Джим! Уходите оттуда, быстро! Его столько времени обучали подчиняться приказам, но вопреки всему, даже здравому смыслу, он послушал не командующего, а своего супруга, командуя своей группе отход. Они успели, они почти успели. И смогли выжить там, где погибли другие. Они успели. Почти.***
Он не спал. Это нельзя было назвать сном, скорее дрёмой, тяжкой и жаркой, лихорадочной, отдающейся болью во всем теле. Он не спал. Но и проснуться не мог. В голове, наравне с пульсом, бился, отдаваясь эхом о стенке черепа, жалобный, вхлюпывающий от слёз, причитающий голос. - Они погибли, Джим… все они. Боги, сколько крови… Ему было больно слышать этот голос, не имея сил ответить. Он не мог даже губ разомкнуть, так мало было сил. Он не знал, был ли он – Джимом, но ему хотелось протянуть руки, чтобы обнять говорившего, успокоить, обнимая и прижимая к себе, касаясь встопорщенной макушки губами. От проскользнувшего в голос яда заныли кости, холодея изнутри. Он спал, и вряд ли понимал смысл слов, лишь сохранял их внутри себя, чтобы позднее сделать себе ещё больнее: - Они предали нас, Джим, слышишь? Специально отправили на убой! А теперь и вовсе обвинили во всём нас! И ради этих людей мы рисковали жизнями?! Для кого, Джим? Для страны, что бросила нас, обвинила во всём, а теперь и вовсе вычеркнула живых из своей истории?! Слезы обожгли щеки, и он даже не мог сказать, кто из них плачет. - Из-за них ты сам чуть не умер, Джим. Этого я им не прощу. Я всем им отомщу, клянусь тебе! – Между фраз скользнул смешок, горький признак предстоящей истерики, но говоривший в неё не сорвался, наполнив голос силой, пополам с лаской. - Они сказали, что ты можешь вовсе не прийти в себя. А если и очнёшься, то наверняка всё забудешь. Я не верю в это, Джим, так не может быть, не с тобой. Ты будешь жить. И когда ты очнёшься – мы отомстим им. Скрепляя клятву, ко лбу прикоснулись губы, сухие, не смотря на слезы и обхватывающие лицо дрожащие ладони. Шепот оказался ещё нежнее губ: - Мне нельзя быть здесь, Джим, но я не мог с тобой не попрощаться. Поскорее приходи в себя, Джим Гордон – у тебя ещё очень много дел на этом свете, мой дорогой старый друг…***
Квартира встретила его запахом итальянской еды и мягким громыханием утвари с кухни. Джим снял обувь, поставив свою пару рядом с другой, дорогих лакированных туфель. На ходу стащив пиджак и галстук, оставляя на стуле рядом с открытым шкафом, где на одной из вешалок виделся знакомый лиловый костюм, закатал рукава до локтей, прислоняясь плечом к косяку в кухне. Кажется, не только он устал от официоза: Освальд стоял у плиты, одетый в спортивные штаны, фартук и борцовку, полностью обнажавшую руки, удивительно накаченные для того, кого считали сильным только в хитростях. На правом легкой краснотой выдавая свежее вмешательство, выделялась татуировка их эмблемы с девизом: «Я всегда вначале выполню задачу. Я никогда не приму поражения. Я никогда не сдамся. Я никогда не оставлю павшего товарища.» Пожалуй, нужно будет спросить у Кобблпота имя и адрес мастера – если он ему доверился, значит тот точно не станет болтать. Когда-то Джим отказался наносить татуировку вместе со всеми и позднее об этом жалел – может быть, имея на теле эти слова, он бы не смог забыть. Костюмы красили Освальда, но только с его умом можно было догадаться создать такой образ Пингвина: в равной степени презентабельный и нелепый. Освальд по армии хорошо знал, что могут сделать с излишне смазливыми «сослуживцы», желая получить более высокий статус в коллективе и просто для собственного самоутверждения. В целом, он хорошо играл роль шестёрки настолько жалкой, что унижать его ещё больше не было нужды (особую иронию добавляло то, что он действительно был «шестёркой») Наверняка до сих пор никому, даже особо изощрённым аферисткам, не пришло в голову соблазнить «темного короля Готэма», тем самым подбираясь к власти. Отчасти из-за полной нелепости этой затеи, отчасти – из-за взглядов, которые Кобблпот бросал при каждой встрече на детектива. Весь город знал, что Пингвин влюблён в Гордона. Но никто и подумать не мог, что любовь Джима и Освальда может быть взаимной. - Всё кончено, больше они ничего не найдут. Но пришлось сказать, что мы состоим в браке. - Я знаю, и можешь не волноваться, они ничего никому не скажут. Спасибо, Джим. – Освальд уменьшил огонь, с улыбкой повернулся к нему, вытирая руки. На шеей, не скрытой высоким воротом рубашки и шейным платком, тихо звякнули жетоны, висящие на одной цепочке с простым золотым кольцом. Джим кивнул, а Освальд продолжил: - И когда ты вспомнил? - Не сразу. Далеко не сразу. Если бы помнил, мне бы даже в голову не пришло тебе угрожать. С тобой договариваться нужно исключительно миром. Ага, а ещё устраивать все попытки убить подальше от воды. Гордон был уверен – если бы он действительно пристрелил Кобболпота на пирсе, он бы всё равно выжил и переплыл бы реку. Готэм-ривер, конечно, широка, но до их нормативов не дотягивала. Пингвин-Пингвин... А ведь почти угадали. Тюленя не хотите? Освальд улыбнулся ещё шире, от чего по спине Джима пробежали мурашки. То ли ужаса от понимания ситуации, то ли предвкушения. Когда он очнулся, то действительно ни черта не помнил, даже имени. Большую часть воспоминаний удалось вернуть, но вот последний курс и сама служба упорно не вспоминались. Наверное, это и к лучшему, иначе бы от него не отстали так просто, а так – просто выкинули из армии на гражданку. На счету, о котором он тоже не помнил, была удивительно большая для одинокого военного сумма, даже с учетом компенсации, но её как раз хватило на то, чтобы купить в Готэме квартиру – не в самом благополучном районе, зато двухкомнатную и полностью свою. В каком-то смысле, это тоже был подарок Освальда для него. Точнее, он должен был быть подарком для них, но… Сейчас Джим понимал, почему Освальд вернулся в Готэм. Не только потому, что он действительно родился в этом городе, но и потому, что наверно во всей Америке ему было легче всего начать свое восхождение именно здесь. Вычерекнутый из всех официальных документов, из самой системы, он был создан для того, чтобы её сломать, воцарившись на её вершине. - Джим, Джим, не думай обо мне хуже, чем я есть. Я не жадный, я не собираюсь захватывать мир, мне вполне хватит одного города. – В который раз прочитав его невысказанные мысли, рассмеялся Освальд и Джим хмыкнул. Всего лишь один город, ага. Один из крупнейших мегаполисов страны, в котором расположен главный штаб корпорации, входящей в пятёрку самых богатых. Тот, кто владеет Готэмом, владеет не только городом, но и всем штатом, а так же большей частью криминальной сети в их регионе. Это не говоря о том, что Освальд сейчас «добрый», уже отомстивший. И Галавану, и тем, кто скинул на него свою вину за чужие жизни. Джим был буквально уверен в том, что в большей части связанных с «шестой командой» скандалов и разоблачений последних лет был виноват именно Освальд, хоть и не мог это доказать. Освальд снова повернулся к плите, словно бы безразлично спрашивая: - И всё-таки, когда ты вспомнил? Теперь пришла очередь Гордона читать между строк целое множество вопросов. Ты любишь меня? Ты помнишь меня? Можем ли мы когда-нибудь снова быть вместе?! Джим подошёл к нему, выключил плиту, перед тем, как положить ладони Освальду на голые плечи и прошептать: - Когда ты мне врезал, спасая от прихвостней Галавана. Ты буквально вправил мне мозги. Удар тебе ставил явно тот же сержант, что и мне. Освальд прерывисто выдохнул, ощущая, как Джим прикасается губами к позвонкам, от седьмого и вверх, зарываясь носом в волосы. Пахло знакомо, любимым шампунем Джима, который Освальд всё время таскал, чуть-чуть потом и пряным одеколоном. Разве что нотки пороховой гари не хватало, а так точь-в-точь, как помнил Джим. Кобблпот резко повернулся к нему лицом, поднял палец к самому лицу, строго сообщая: - Я запрещаю тебе забывать меня, Джеймс Френк Гордон! Если ты ещё хотя бы раз меня забудешь, я… - Он не договорил, увидев на шее детектива цепочку. С жетонами и кольцом. Джим кивнул, опуская веки, и тут же почувствовал, как Освальд тянет его за грудки, целуя. Он едва успел выставить руки по бокам от плиты, не давая им обоим на неё лечь. У них, конечно, по-разному бывало, и в разных местах, но «пылать от страсти» он предпочитал в переносном смысле, а не прямом! Освальд напоследок куснул его за губу, и довольно осмотрел его зацелованные губы, довольно хмыкнув. Он всегда умел добиваться своего. Так же, как и всегда прощал своего супруга, чтобы он не натворил. И если тот снова его забудет – он его простит. Сначала снова влюбит в себя, заставляя вспомнить, а потом обязательно простит. … Но сверху быть Джиму ещё очень и очень долго не грозит.