Собачьи дела

      День начался просто замечательно. (Чтобы в итоге превратиться в сущий кошмар). Моё настроение было приподнято, желудок полон, все потребности удовлетворены, а кровать мягка, как хозяйские тапочки. Мечты-мечты... Собственно, именно так и должен чувствовать себя тот, с кем в конечном итоге неминуемо произойдет катастрофа. И, конечно же, я совершенно не думал о каком-либо подвохе. Да кто на моем месте, будучи в здравом уме и светлой памяти, стал бы омрачать столь прекрасный день негативом? Я же не человек всё-таки. Однако я все же потерял бдительность и 3.14здец подкрался незаметно. Осознать это мне удалось только из разговора моей дражайшей хозяйки. А точнее пока в её щебечущей речи не промелькнуло осточертевшее и ненавистное мне «Жерром». Куда могла спрятаться маленькая собачка, размером с кошку в огромном доме? Казалось бы куда угодно. Сиди на месте — не заметят. А вот хрен там плавал! Огромный то он огромный, конечно, вот только четыре стены не добавляли оптимизма. Под кровать я перестал влезать еще до года. В ванну не запрыгну. На балконе забудут… Безвыходная ситуация, господа. Титаник тонет. К обеду моя догадка подтвердилась. Хозяйка, радостная от скорого прихода гостей, погладила меня по голове и с искренним воодушевлением и нескрываемой радостью объявила, что к нам придет её подруга со своим полудурком… Ну, она не так сказала, конечно. По ошибке «полудурка» она заменила на мерзкое «Жерром». Я было решил с горя начать читать молитвы… Но мне даже молиться некому! Кто мне поможет? Никто! Никому ты, Тоби, не нужен! Никто тебя не любит, не жалеет… И нет бы хозяйка подошла, сказала: «Тоби, бедный Тоби! Давай я выкину эту псину сутулую за дверь, а тебе дам двойную порцию корма и почешу пузико?» Но нет, вместо этого она не замечает моих душевных терзаний и самозабвенно готовится к приходу гостей. Одно утешало, что этот сын своей матери припрется уже вечером, а значит и пробудет у нас не долго. Жерромом звали молодого добермана, что был выше меня на дохрена, и наглее на еще больше. Он был слишком быстрым, слишком громким, слишком слюнявым, слишком прожорливым, слишком сильным и вообще он в принципе был одним большим СЛИШКОМ! И если кто-то считает, что я просто завидую или этого недостаточно, чтобы возненавидеть всей душой и сердцем, поведаю историю. Однажды этот ШАКАЛ пришел в ЧУЖОЙ дом, на ЧУЖУЮ территорию и, недолго думая, после короткого знакомства со мной в четвероногом облике (я был максимально холоден и невозмутим) толкнул лапой в бок, завалил на спину и прости господи КАТАЛ так по ковру. Благо за меня быстро испугались и взяли на руки, где я уже мог облаять обидчика, но это не смогло восстановить мне мою поруганную гордость! Я, в конце концов, старше! До сих пор не понимаю, как можно было сделать такое с и так обделенным физическими данными йорком… Какой надо быть для этого сволочью! Внутри я, конечно, лев (и плевать мне, что он из кошачьих. Лев — это состояние души!) Но это не отменяет! Как там у Булгакова? (ой вы еще и не такому удивитесь! Хозяйка-то не знает, что я читаю. А Жерром, я уверен, и второй формы не имеет) «Ласка — единственный способ, который возможен в обращении с живым существом.» Вот! Но из прошлого надо выносить уроки. Именно поэтому сейчас я сидел в своей люльке и старательно притворялся частью интерьера. Он же тупой, вдруг не заметит. Со своего поста мне предоставлялся чудесный обзор на весь коридор. Стратегически очень грамотно выбранное место. (Сам себя не похвалишь…) Звонок. Я поборол в себе желание броситься к двери с лаем. Я должен сохранять конспирацию. Вскоре дверь открылась и первым в неё пулей влетело обезумевшее от своей же дурости чудовище. Ничего-ничего, не мне же одному лапы после улицы мыть. Вооот, правильно! Так его! В охапку и в ванную! Мухаха! Ой… чего это я? Я ж добрый. Лапы закончили мыть быстро и, к сожалению, пылкость Жеррома это никак не умалило. Пес принялся оббегать комнаты и… о нет, не нюхай! Выключи свою нюхалку, болван! Ну вот и все, пал партизан Тоби. Пал как герой, поверженный врагом в неравной схватке. Жерром опустил морду вниз, вдохнул пару раз, коротко и резко, поймал мой запах и пошел по следу. То есть прямо к люльке. Не сворачивая. Что ж ты за ирод то такой! Ну ничего-ничего, я тебе сейчас устрою… Я резко подался вперед, и мои челюсти сомкнулись на крупном черном носу добермана. Пёс ошалел, распахнул свои по-овечьи тупые глаза и попытался вырваться. Нет слаще музыки, чем визг врага, переходящий в жалобный скулеж щенка! Моя пасть окрасилась вражеской кровью!!!.. в мыслях. На деле я оставался лежать, и чем ближе был влажный нос, тем явственнее я слышал его резкое шумное дыхание, и тем слабее становилась моя решимость. Жерром проехался носом по люльке, скользнул в неё… ёбушки воробушки… из разинутой пасти вывалил розовый слюнявый язык, а меня обдало невзаимно радостным дыханием, будто открылась не пасть, а духовка… и пахло из неё далеко не курочкой… вот только испугался я показавшихся за языком белоснежных зубов… Вовремя пришло понимание, что, если я укушу Жеррома, он укусит в ответ. Да не в нос, а целиком голову откусит. Проглотит и не подавится. Его-то, конечно, потом наругают, но от этого легче мне не станет. В итоге никого я так и не укусил, зато облаял. Стоило Жеррому радостно завилять хвостом и попытаться уткнуться влажным носом мне в пузико (моё драгоценное розовое пузико! Святая святых!), как я зашелся диким лаем, рычанием и ревом. Хозяйка правда всегда смеялась и говорила, что я не отличаюсь от игрушки пищалки. По мне так, у неё просто нет слуха.

***

      Когда время перевалило за двенадцать, а гости даже не собирались уходить, я заподозрил неладное. Как оказалось не зря. Хозяйка пригласила свою подругу на ночевку, как и её чудище. Так. Спокойно. Если я пережил вечер (а сегодня, между прочим, из-за навязчивости и бескультурья одного известного персонажа мне даже не перепало ничего со стола. Когда мне было попрошайничать, если меня все время норовили, то лизнуть, то обнюхать, то покатать по полу! Только и делал, что убегал и прятался. Жерром, тупая ты скотина! Ни жалости, ни стыда, ни совести! Бедный маленький голодный я!) то смогу пережить и ночь, главное хорошо спрятаться. Но даже этого делать не пришлось. Гостья ушла спать к хозяйке в комнату, а судя по тишине в доме Жеррома заперли там же. Справедливость восторжествовала. Я процокал по паркету в гостиную — самую дальнюю комнату, чтобы во время превращения остаться незамеченным. Превращение было процедурой к счастью ежедневной и не вызывало дискомфорта. За пять лет к нему привыкаешь и учишься регулировать. Теперь оно не занимало у меня больше минуты и имело множество плюсов. Мне не приходилось ждать, когда меня выгуляют, я мог сам брать еду (ровно столько, чтобы остаться незамеченным) и это было очень даже неплохой разминкой. Я посмотрел в окно. Теперь мне хватало роста. Улица меня не интересовала, куда интереснее было собственное отражение. Лохматая шапка русых с серым волос на голове, большие карие глаза, обрамленные по-собачьи длинными ресницами и густыми темными бровями, чуть заметные скулы и все ещё по-юношески пухлые губы. Я провел по ним пальцами. Мягкие, теплые… Встреть я своего близнеца, непременно поцеловал бы. Летом, когда я мог себе позволить превращаться днём, на лице, плечах и груди рассыпались темные веснушки, будто на меня побрызгали с кисточки. Худое тело, сухое с натянутой по мышцам кожей (недокармливают ироды!) вертикальная полоска, выделенная тенью на животе, и темная поросль, треугольником уходящая вниз. Красивый. Заглянувшая в окно луна согласилась со мной и продолжила ласкать меня своим мягким холодным светом. В пять лет далеко не все собаки выглядят так хорошо. Мне повезло, определенно. Довольный я запустил пальцы в лохматую гриву, массируя кожу головы, и сладко потянулся, тихонько постанывая. Сейчас пойду на кухню и немного подчищу блюда, оставшиеся с вечера. Но тут в отражении что-то мелькнуло и я в страхе обернулся. Неужели хозяйка проснулась? Но нет. В дверном проходе, привалившись к косяку, стоял парень. Его кожа приятно светилась, обласканная луной и была чернее темноты коридора за спиной. Невероятно пухлые губы чуть улыбались, а глаза оказались настолько темными, что казались провалами и только отраженный в них свет добавил незнакомцу некоторой мистики. А незнакомцу ли? — Кто ты? — завороженный, шепотом спросил я. Взгляд скользнул ниже красивого лица. Красивая шея, сильные плечи, широкая безволосая грудь атлета с темными кружками сосков, приятный рельеф торса и гибкость молодого тела. Луна лизнула по черной груди, и сильным бедрам, когда парень переступил с ноги на ногу. Сила в нём уступала грации хищника и гибкости искусного бегуна. — Совсем не узнаешь меня? — голос оказался возбуждающе густым, вибрирующим в шепоте. Красивые губы скользнули в улыбку, открывая ряд ослепительно белых, идеально ровных зубов с волнующе длинными клыками. Пёс. Икры сыграли мышцами, когда парень направился ко мне. Он явно был выше на голову или больше. Крупный член плавно двигался в такт шагов. Волос вокруг него было так же мало, как и на голове. Гладко выбритая, она только начала вновь обрастать черным волосом. Парень подошел ко мне почти вплотную, его рука чувствовалась за моей спиной, но не ощущалась кожей. Если бы двуногая форма имела хвост, я бы непременно завилял им. Я с наслаждением вдохнул полной грудью запах незнакомого парня и… какого? — Жерром?! Я смешно крякнул вместо крика и резко подался назад, сильная рука меня не остановила, и я уперся в подоконник спиной, а ладонями… бляяя! Руку обожгло болью, это ж надо было с дури вмазать ладонью по кактусу. На глаза наворачивались слезы, и я с размаху плюхнулся на рядом стоящий диван. В ладони осталась пара игл, но я боялся их трогать, зная, что будет больнее. — Идиот! Это все из-за тебя, придурок! Ненавижу! Зачем ты пришел! — хныкал я, держа раненую руку перед собой. Очень хотелось плакать, но я стойко держал слезы в себе. Этот гад не достоин их! — Дай посмотрю — Жерром тихонько присел рядом и нежно приобнял за плечи. — Не дам. Уйди. — дернулся я и сбросил чужие руки. — Надо вытащить. — Не надо. — Надо, Тоби. Чего ты как маленький? — Я удивленно уставился наслезенными глазами на добермана. Это я то маленький? Но слова попали куда надо и вот я уже неохотно протягиваю ему свою ладонь. — Молодец, можешь меня кусать, только не дергай рукой, хорошо? — От перспективы покусать ненавистную псину я не мог отказаться. Жерром взялся за иглу, придавил кожу вокруг (черные пальца казались углями на моей бледной коже) и дернул. Зубы сжались, и я просто уткнулся в чужое горячее плечо. На третьей игле по щекам покатились одинокие предатели-слезинки. — Все, Тобичек, все. Эта была последней. — Я почувствовал, как большие губы касаются внутренней стороны моей ладони, успокаивая — Знаешь, я недавно убежал от хозяйки и свернул к ёлкам… знал бы ты как я выл… — Я бы послушал — пробубнил я, шмыгнув для верности носом. — Ух, какой ты злюка, — губы не остановились на ладони и поцелуями-шагами принялись нежить каждый пальчик. — Что ты делаешь? — Целую тебя? — Зачем? — хозяйка тоже очень любила меня целовать. Первым делом, проснувшись, она целовала меня в пузико или в нос, а иногда и туда и туда, и продолжала целовать на протяжении всего дня, когда я попадался ей под руку. И в этом не было ничего плохо, мне даже нравилось… но Жерром. — Затем, что ты мне нравишься, — доберман оторвался от моей руки и посмотрел на меня, да так, что мои брови взметнулись вверх. — Нравлюсь? Хочешь сказать, что гонял меня по всему дому из большой и светлой любви? Жерром засмеялся, скалясь белозубо, а темные глаза засверкали камушками, да так, что я невольно засмотрелся… — Глупенький, это ты убегал от меня, а я лишь хотел… — он замолчал и со значением огладил мои худые плечи, а глаза сощурились хитренько — узнать тебя лучше. Не зная куда себя деть, я опустил глаза вниз и… у него стоял. Я нервно сглотнул скопившуюся слюну. От вида эрегированного члена, удивительно черного, ровного с красивой темной блестящей головкой, собственный заинтересованно приподнялся. Вот и узнал получше. — Эм… эээ… Жерром, ты чего? Я ж это… я ж самец. «Я — самец» еле оторвал взгляд от чужого органа и попытался найти в лице добермана хотя бы намек на то, что все не правильно понял… хуй там плавал. Черный такой, большой, с не менее черными яичками… бля! — Я знаю. Вижу. — он многозначительно посмотрел вниз на мою реакцию и потянулся к ней рукой. — Чувствую. Ты очень красивый, Тоби, знаешь? — Наверное стоило отодвинуться, оттолкнуть… но меня так давно ни с кем не сводили… Главное, пусть не перестаёт хвалить. Я чуть раздвинул ноги, чтобы ему было удобней. Яички идеально поместились в сухую жаркую ладонь. Ох, черт! — Я не знал, как к тебе подступиться. Ты такой маленький для меня, хрупкий, нежный… — с каждым словом он был все ближе, а глаза сияли все волшебней. — Я не маленький — только и успел прошептать я в чужие губы, чтобы оказаться втянутым в поцелуй. Ооо… я ещё никогда не целовался. Не в двуногой форме. Как же это классно! Губы — это нечто, казалось, в них собрано все ощущение тела, неясно, что чувствительнее: губы или член. Ох, нет, все же член. Расслабившись, я откинулся на спинку огромного мягкого дивана и нетерпеливо подался бедрами вперед. Рука Жеррома скользила по члену медленно, пальцы задерживались на головке, обводили её мягко, дразня. Жерром отстранился, облизал большие губы, оглядел наверняка красного и млеющего меня и опустился передо мной на колени. Ракурс оказался так удачен, что луна из окна крылом легла на красивую спину, выделяя её рельеф, черные руки огладили мои бледные бедра и рывком придвинули ближе к краю дивана. — Хороший мальчик — не удержался я и погладил парня по колючей от жесткого короткого волоса голове, на что Жерром зыркнул многообещающе и так же, лишь изредка моргая, прошелся языком по всей длине. Член дернулся, оценивший такие действия. Черные губы обхватили головку, заласкали её шершавым языком, пока я не начал жалобно поскуливать и ерзать на диване, а после взяли на полную длину. Не столько благодаря глубине глотки, сколько из-за позволяющих размеров. Горячий рот, шершавый язык, головка, скользящая по небу и глубже. Короче я кончил. Быстро, феерично и много из-за долгого и вынужденного воздержания. Глаза открыл только через полминуты, когда в голове перестало стучать, а по телу разлилась долгожданная слабость, сладкая и тягучая, как маршмело в какао. Я поднял глаза на добермана… и чуть не кончил повторно. Жерром поймал мой взгляд, у самого в глубине плясали черти, демонстративно собрал черными пальцами белую сперму с уголка губ и слизал её розовым языком, намеренно развязно и пошло. Передо мной в ногах сидело живое воплощение секса. Жерром подался вперед и припал губами к моему животу. Водил по нему носом, целовал и просто скользил губами. — Ты чего? — Ничего. Дорвался. Ты же все убегал от меня, не давался. Вот хоть теперь живот поцелую. Сразу вспомнилось, как мокрый нос пса все норовил уткнуться мне в розовое пузико. Но когда к тебе направляется такая громадина (сразу вспомнилась почему-то конкретная громадина между ног добермана) как-то не до нежностей — Разложишь диван? Я покачал головой на манер китайского болванчика, встал, размякший после искусно выполненного минета и в пару движений разложил диван до размеров двуспальной кровати. Технологии. И только сейчас в голове возник резонный вопрос — А… зачем? — Затем — лаконично ответил мне парень и толкнул в сторону дивана. — Эй! Эйейей! — я барахтался на постели, как рыба на берегу пытается перебирать плавниками — Свой зад не дам! — Минет понравился? — Понравился. — Значит и остальное понравится. — Не вижу блять логики, Жерром! — я все же толкнул его ногой в грудь. Легонько так, да и ту поймали за лодыжку. — Тоби, меня завели для вязки. А суки моей породы те ещё суки. Ты думаешь я не научился делать все идеально не только по итогу, но и в процессе? — лицо добермана выглядело крайне серьезным, вот только глаза все равно смеялись. — Ладно, резонно. Но с условием. Нет. Двумя! — Хорошо хоть не тремя. — Если мне что-то не понравится, ты останавливаешься, — Жерром согласно качнут головой на первое условие — И потом ты мне дашь. Жерром призадумался, но потом с натяжкой все же качнул головой, соглашаясь. — Если только у тебя хватит на это сил, мой милый Тоби.       Мы опять целовались. Долго, ласкаясь языками. Я даже пропустил момент, когда Жерром успел облизать свои пальцы. Только когда они влажные и прохладные коснулись сжавшегося колечка, я начал тихо паниковать. — Может все же не надо? — Расслабься, маленький мой. Просто расслабься — он поцеловал меня в висок, кружа вокруг плотно сжатого входа. Я опять хотел возразить, что не маленький, но губы Жеррома сместились на ухо и я поплыл. Доберман — собака охранник, ломающая челюстью кости, рвущая глотки, догоняющая и убивающая моментально или помучив… И доберман до одури нежный, ласковый, как болонка, шепчущий всякие глупости, от которых я все больше расслаблялся, раскрывался навстречу пальцам. Не знаю, сколько прошло времени, но во мне двигалось уже два пальца. Свободно, плавно проворачивались, от чего я ещё не скулил, но все говорило, что скоро начну. Третий вошел легче первых двух и я немало удивился, что мой собственный член и не собирался опадать. — Давай немного поменяемся. Жерром лег на спину (все же он был не таким черным, как обивка дивана) и помог мне сесть сверху на крепкий живот. — Первый раз легче сверху. Ты себя лучше знаешь. Я чуть приподнялся, подался назад. В половинки уперся внушительный член Жеррома. Если бы не гуляющие по телу руки парня, я бы опять запаниковал. А так я почти уверенно облизал свои пальцы, обильно смочил слюной член и, открывая себя одной рукой, аккуратно ввел головку. — Ох, не торопись, — я смотрел на красивое лицо добермана, распаленное возбуждением и мне остро захотелось увидеть больше, ярче. Бедра качнулись, впуская член глубже. Боль волнами мешалась с возбуждением. Жерром дышал часто через рот, иногда прикусывал нижнюю губу… о черт, сделай так ещё раз. — Ты… ты такой красивый, Жерром — горло пересохло от частого дыхания. Член был во мне уже на половину. Как наверное сейчас натянута красная кожа на черной… когда буду трахать его, обязательно полюбуюсь. — Ты как? — Хорошо. Жерром качнул бедрами, от чего я удивленно охнул. Что-то во мне отозвалось струной. — Ещё, пожалуйста — он послушно повторил, а я закатил глаза, это было ахиренно. — Давай сам. Я послушно качнул бедрами. Раз, второй и ничего. — Не полу… Ах, черт… — Третий толчок отдался обжигающей волной в позвоночнике и за пару подобных движений я опустился на большой член добермана до конца. — Молодец, — откуда-то через туман сознания доносился голос Жеррома, а его руки массировали мои яички, перебирали в пальцах, катали в ладонях — сейчас не бойся. Одной рукой парень обхватил меня за спину и уже через мгновение я лежал на спине с ногами на плечах Жеррома. Сам он нависал надо мной и пальцами растирал слюну по своему члену. Толчок и я закатил глаза, давясь воздухом. Член снова вышел на половину и вернулся резким единым толчком до основания. Я схватился руками за крепкую шею, чтобы иметь хоть какую-то опору. — Как же я давно хотел тебя, Тоби, если б ты знал… — Жерром глушил мои и свои стоны в поцелуях и на одном, самом глубоком, вогнав в меня член до упора, сжал бедра пальцами, вдавливая в себя, и кончил, мелко подрагивая всем телом. Некоторое время мы дышали дыханием друг друга. — Мне понравилось — честно признался я. На что доберман улыбнулся устало, но крайне довольно — Но я все ещё хочу быть сверху. — Ой, Тоби, иди в жопу — в шутку огрызнулся пёс. — Туда и собираюсь — я отъехал на руках и, поднявшись, поцеловал пса в черный нос — Будь хорошим мальчиком, Жерром, — Парень недовольно цокнул языком. Я понял, что надо заходить с другой стороны и смущенно потупил по-оленьи невинный взгляд. Вкупе с длинными ресницами он срывал крыши, уж я то знаю — Просто… ты такой красивый, сильный, гибкий… — я томно заскользил руками по действительно красивому торсу добермана, обводя подушечками пальцев соски — и мне хочется посмотреть на тебя… — я представил, как Жерром будет прикусывать свои невозможные губы, как будут лихорадочно блестеть его глаза-угли, как будет часто вздыматься его широкая сильная грудь и в конце концов, как я буду скользить между его красивых, черных, крепких ягодиц… — и вообще я старше! Шепотом выпалил я последний аргумент, когда осознал свой стояк. Жерром отвел глаза, однако на губах скользнула улыбка. — Пожалуйста, Жерром, — я умастился к нему на колени и обхватил руками за шею, поглаживая бритый затылок — Ты обещал… и я правда очень хочу тебя. Жерром посмотрел внимательно. Глаза в глаза. Да так, что я чуть не открыл было рот от такой красоты. — Обещал. И я его выполню. Но не все сразу — на мой возмущенно набранный в легкие воздух он парировал — Пойми меня правильно. Ты готов, это круто, но я… не потяну сегодня больше. Утром меня вязали. Я устал, — Я молча закатил глаза и, надув губы, отвернулся — Не обижайся, мой хороший. Если я пообещал, значит выполню. Просто не этой ночью… — неожиданно черные глаза добермана блеснули чертовой оргией — Тобинька. Тобичек. А встань-ка на четвереньки, малыш. — Ага, сейчас! — возмутился я — Ты же устал! — Да. Просто встань. Тебе понравится. Учитывая, что и в прошлый раз Жерром не соврал мне и я действительно словил кайф, его слова вызывали доверие. Я неспешно, с некоторым сомнением встал в колено-локтевую позу. Когда уловил слухом движение сзади — молчал. Когда ладони развели мои ягоды в стороны — молчал. Но когда горячий язык лизнул мою только недавно растянутую дырочку — я подавился вздохом. Жерром облизывал меня, как миску после еды — тщательно, с аппетитом и нескрываемым наслаждением. Его юркий язык ввинчивался в меня, извивался змеёй, пока я кусал свои пальцы, лишь бы не стонать в голос. Он был ахуенен. И язык и Жерром. — Да, да, да. Ещё, пожалуйста — шептал я куда-то в обивку дивана, когда доберман свободной рукой обхватил мой член, начиная ласкать его по всей длине. По телу прошла предоргазменная дрожь, на секунду я сжался весь и с наслаждением кончил, чувствуя, как напряжение волнами скатывается по телу. Первым я ощутил, как губы Жеррома собирают испарину с моей спины. — Все что захочешь. В следующий раз, все что угодно. Обещаю.