Альтернатива

Док редко подбирал бродячих животных. Прежде всего, профессия не позволяла. Выдергивала на недели, если не месяцы, и закидывала на другой конец земного шара. Поэтому единственные "питомцы", уживающиеся с ним, молча и в без того тихой квартире пестрели на окошке. Пустынные по своей природе, стоически переносили одиночество и лишения, топорща толстые блестящие, точно натертые воском, листья, суккуленты. Но порой, покинутые и забытые, они могли обрадовать уставшего полевого врача внезапным цветением. Ни к одному живому существу Гюстав не был равнодушен. Однако чистое от всего сердца стремление помочь, покормить, приютить обреченно сталкивалось с неразрешимой моральной дилеммой. Гуманно ли дарить ложную надежду, а не оставаться в стороне. Правильного ответа Гюстав дать не мог. Но иногда жалостливое желание пересиливало холодный здравый смысл, лишь для того, чтобы на следующий день отдать приласканную зверушку в приют, в конце концов оставшись с привкусом вины и эгоизма. И все равно Док продолжал наступать на одни же грабли. В этот вечер он подобрал брошенного льва. Конечно, не в буквальном смысле. Короткий переулок косо вклинивался между двумя домами. Наполовину засвеченный фонарным столбом, он, как прореха выбитого зуба, оголял серые задворки. Именно там Гюстав увидел слишком знакомое лицо. Сначала француз подумал, что обознался, что замыленный вечерним маревом взор сыграл злую шутку. Но когда мимо пронеслись фары машины, сомнений уже не осталось. Прислонившись к горе черных мусорных пакетов, что ждали утренней машины, не валялся - сидел собственный сослуживец. Лицо его было щедро разукрашено ссадинами и рдеющими кровоподтеками начинающихся синяков. Бордовым пятном выделялась запекшаяся корка на разбитых губах. Уж лучше бы Док наткнулся на очередного бездомного кота. - Вставай, Оливье, - Катеб наклоняется, перекладывает руку Фламана себе на плечо. Случайно Док замечает сбитые костяшки. В нос бросается запах перегара, перебивающий пот и вонь подворотни. Даже если это Лион, Док не может бросить его. Оливье что-то мычит, на автомате волочит ноги, пытаясь встать. Лишь со второй или даже с третьей попытки у Гюстава получается поднять здорового CBRNовца. Глаза у того потерянные и пустые. Рукавом фирменной рубашки Док стирает свежую кровь из-под носа. Под тусклым светом фонаря красное пятно на ткани кажется вовсе черным. GIGNовец осторожно хлопает по перепачканной толстовке, пока не находит мобильник. Старенькая модель отделалась парой трещин и сколов. Листая список контактов, Катеб ищет номер родителей. Он уже собирается нажать на кнопку вызова, как вдруг замирает, озаренный искусственным светом дисплея. Родители Оливье... Нет. Не стоит. Вздохнув, Гюстав убирает телефон в карман владельца. Лион лениво поворачивает голову, видимо, борясь, чтобы снова не отрубиться. - Ну, кажется, у меня сегодня гости, - сам себе усмехается Док. До дома меньше квартала. Гюстав перехватывает сослуживца под поясницу. Сдвинуть его оказывается труднее. - Оливье, давай, пошли...Олив..! Для пьяного в полуобмороке, Лион дернулся слишком быстро. Его ладони, еще секунду назад болтавшиеся, будто грабли на веревке, удивительно точно обхватили лицо доктора. Загрубевшие пальцы легли на мягкие щеки, очертили подушечками, словно пытаясь прочесть шрифт Брайля. И вслед за руками к Гюставу прикоснулись чужие губы. Еще соленые и скользкие от сукровицы. Лион держит крепко. Переваливает свой вес на мужчину, потому что сам удержаться не способен, оттого не встречает бурного сопротивления. Прогибаясь бамбуковой тростью, Гюстав обхватывает широкую спину, стараясь не упасть вместе с Лионом на грязный тротуар. Но последний принимает это за благосклонные объятие. Его язык настойчивее тычется куда-то в уголок рта. - Оли...вье.., - сбивая дыхание, лопочет Катеб, - ты…спутал. Не собираясь останавливаться, он отчаянно, почти голодно, лижет и углубляет теперь уже настоящий поцелуй, воспользовавшись тем, что Гюстав заговорил. Полностью растерявшись Док только слабо стучит по лопаткам, позволяя хозяйничать во рту. Вкус спиртного едва различимой горечью оседает на корне языка. Коньяк?.. Под открытым небом, чьи бледные звезды затмила Эйфелева башня, застыли два француза, подобно вечной весне Родена. Наконец, алкоголь снова ударяет в голову, и Фламан, исчерпавший весь запал, обмякает и виснет на доковом плече. Точно ничего и не было. До самого дома он едва переставляет ноги, а ошарашенный Гюстав чувствует, как ночной воздух холодит его влажные губы. Первым делом Док ведет Оливье в ванну, из душа поливает ледяной водой рыжую макушку. Помогает слабо. Тот даже не дергается, когда проспиртованная вата проходится по ушибам. Глаза Лиона блаженно закрыты, как у коматозника, зато рука его рефлекторно подносит стакан ко рту. На секунду послышалось, что он выдыхает перед тем, как выпить воду. Залпом. Даже морщится. Док специально отпаивает, потом держит мокрую голову над унитазом, надеясь промыванием сбить градус. Сам снимает грязную промокшую толстовку и джинсы. А после скидывает нетрезвеющее тело на кровать и идет на диван в гостиной. Почти всю ночь француз убеждает себя, что его просто перепутали с девушкой в пьяном бреду. *** От запаха, пробившегося сквозь стерильный сон, тошнит. Лион приоткрывает слипшиеся веки и хватается за лоб, а потом шипит, задев сбитый нос. Потревоженное лицо болит и ноет. Сушняк начинает драть горло. Оливье садится и пытается оторвать потяжелевшие глаза от одеяла. "Я кого-то подцепил?.." медленно ворочается в голове мысль. Квартиру CBRNовец не узнает: кремовые обои, легкие шторы с зеленой растительной вязью, картину с цветочными склонами какого-нибудь Алоиса Арнеггера. На низкой прикроватной тумбочке поблескивает полный стакан. От влаги разбитые губы щиплет, словно знакомо. Фантомное чувство мимолетно вспыхивает и сразу гаснет на периферии. Не парясь о своем виде, не вспомнив об одежде, Фламан на твердеющих ногах бредет на звук и запах еды, наверно, из кухни. - Кто же тебя так? - От прозвучавшего голоса похмелье уходит на задний план. Мужская фигура склонилась над разделочной доской. На появление Лиона даже не обернулись. Однако Оливье разглядывал эту спину слишком часто и узнает будучи хоть трижды пьяным. Не хватает разве что белого халата, который платьем спускается до колен и подвязкой посередине подчеркивает талию. - Не помню... - надрывно шепчет француз, - ничего. - Вот как, - плечи Дока едва заметно опускаются в облегчении. Забыл и хорошо. Ловко скинув нарезанный перец в сковородку к яичнице, Гюстав, наконец, поворачивается. По его мнению, Фламан выглядит еще хуже, чем вчера, посиневший и опухший. Хотя Оливье парадоксально шли ссадины и ушибленные скулы, подчеркивавшие его клокочущую бунтарскую натуру. Пока Док бегло осматривал травмы, Лион тоже не сводил глаз. В них плескалось нечто зыбкое и непонятное. Мужчина подходит ближе, и Гюстав решает, что тот просто дает поближе разглядеть края гематом. Но когда между ними едва можно втиснуть ладонь, Оливье продолжает напирать. Сверху вниз он заглядывает в лицо GIGNовца, прижимая к окну. Отстраняясь, Док по инерции клонится назад - Лион тянется ближе. Вновь руки хватают, теперь за подбородок, чтобы точно не удалось вырваться. Пальцы крепко держат нижнюю челюсть, слегка проходятся по рту. Заваленный на подоконник, Гюстав упирается затылком в холодное стекло. Ложась поверх, Оливье слегка придавливает. Ему нравится чувствовать напряжение под собой. Док успевает только недовольно простонать перед тем, как закоростелые губы дотрагиваются до его собственных. Потрескавшиеся и надорванные они щиплют и кровят. Точь-в-точь вчера. Рядом свистит чайник. С улицы задорно доносится велосипедный звонок. Париж наполняется трелями позднего воскресного утра. Для оперативников мир оглох и замер. "Значит, не приснилось" - думает Лион и надеется, что Катеб живет не на первом этаже.