Инкубаториум Киборгвилля

      Несмотря на полную уверенность в победе, я все равно достаточно сильно волновался. Переживал, не подавая вида. Ходил среди соратников, поддерживал беседу и успокаивал тех, кто сомневался. А ещё думал. Много думал о том, что наши инвесторы — самые влиятельные люди в стране и богатейший человек в мире — предлагали все дать мне, но я выбрал самостоятельный путь. Во всяком случае начало пути. Чтобы, несмотря ни на что, прогрызть гранит политической науки зубами. Чтобы научить окружение, что состоит из молодых и голодных. Чтобы научиться всему и быть готовым к будущему… чтобы подготовить плацдарм, с которого начнется перекройка человеческого восприятия действительности и мира как такового.       Совещание коллегии затягивалось. Это заставляло волноваться еще сильнее, одновременно с этим, заставляло все более старательно делать вид, что все в порядке и объяснять коллегам и друзьям следующее: «Я прекрасно понимаю то, по какой причине совещающиеся затягивают процесс. Это нормально и логично, хотя бы потому, что в борьбе схлестнулись два полностью противоположных кандидата. И, казалось бы, один — взрослый мужчина, у которого за плечами есть опыт не только жизненный, но и на политической арене, потому что он уже далеко не первый год как заявил о себе и далеко не первый год служит в правительственном строе. Второй кандидат, то есть я, — молодой парень, у которого за плечами ничего нет. Горячий, голодный, но по их мнению скорее всего глупый, неотесанный и представляет из себя нечто неопределенное. Нечто, вполне возможно, неустойчивое, несостоявшееся, непонятное. Такое, с чем придется работать денно и нощно, чтобы не возникло никаких проблем. И эти опасения — это нормально, адекватно, правильно! Так что, уверяю вас, все нормально, каким бы исход ни был! Все идет так, как и должно идти!»       Я говорил об этом со своими друзьями и подчиненными на совершенно доверительном уровне. Так, как разговаривал бы с родственниками, и это было необходимо как им, так и мне! Да, именно мне! Потому что таким образом я начинал верить в собственную ложь о том, что если мы и проиграем, это ничего не изменит. Хотя, в составе этого тезиса процентное соотношение правды и лжи делилось ровно пополам, потому что в действительности поменялось бы только то, что мы потеряли бы несколько лет жизни: на создание рекомендаций, портфолио и прочего, а в остальном, курс остался бы неизменным и, пускай, я бы не занял руководящую должность, я был бы на один шаг от таковой и продолжал бы работать над своим планом. Да, стало бы сложнее, но разве это имеет какое-то значение тогда, когда речь идет о столь больших и глобальных вопросах как «человечество»?       Прошло несколько часов с того момента, когда коллегия должна была вынести свое заключение. Было видно то, как команда оппонента изрядно напряглась и как сам мужчина, который не так давно стоял напротив меня и читал свою речь, нервничает. Его, и без того не маленькие, глаза расширились практически в два раза. Вены на лбу этого мужчины стали похожими на две пластиковые трубки, через которые пускают раствор по венам больных — настолько раздувшимися они были! Еще из-за волнения он сильно вспотел, и волосы, точнее их остатки на достаточно длинной голове, превратились в сальные лианы, омерзительные на вид.       Прошло еще несколько часов. Большая часть аудитории спала вповалку. Сейчас огромный зал больше напоминал поле после битвы, закончившейся ничем… словно все те тела, которые сейчас штабелями были раскиданы по углам, лишились своих душ напрасно, ни за что, защищая никому не нужные идеалы или взгляды.       Еще несколько часов спустя обе большие команды сидели на полу в одном общем кругу и кушали недавно доставленный фастфуд. Сейчас между нами не было никакой разницы. Сейчас оба немаленьких коллектива направили все своё внимание на обычное необходимое общение, и такая обстановка мне нравилась. Я думал: «Нечто подобное — конечная точка моего сложного и длительного путешествия длиной, ни много ни мало, в жизнь. А ведь всего-то и нужно было для двух враждующих лагерей, чтобы занять позицию нейтралитета, а затем и дружественного разделения пищи, так это ожидание чего-то общего, огромного, значительного. Того, что способно изменить судьбы каждого из собравшихся на корню».       Мы сидели, кушали, общались и никто не обратил внимания на тот момент, когда двери из зала для совещаний открылись. Коллегия потихоньку, устало, начала заходить в огромный зал, подниматься на сцену с установленными скамьями и рассаживаться на свои места. Заметив это, два враждующих лагеря поднялись на ноги и обратили свои взоры к главному представителю коллегии. Он демонстративно вышел на самый край сцены, чтобы наконец объявить решение.