Ты сможешь сочувствовать отчаявшемуся? Видишь, я молю на коленях своих? Ты в силах спасти мою истерзанную душу? Будешь ли переживать за меня?
Плач и крики отчаяния. Боль и стоны души. Я не могу. Я НЕ МОГУ! Я сжимаю свои руки в кулаки. Я пытаюсь не рыдать, но мои мысли заполнены только этим. Убил их всех, черт возьми, я убил их всех! А помнишь Веру? Всякий раз, когда меня спрашивают — я кричу. Слезы льются ручьем, мое горло уже охрипло и я могу только сипеть. Дергаюсь так сильно, как только могу, чуть ли не ломаю себе пальцы. А помнишь Иакова? Ты смотришь на меня своим печальным взглядом. От этого зрачки уменьшаются. — Прошу тебя, помоги мне. — кричу срывая глотку. Слезы стоят в глазах. Он смотрит на меня. Так печально, так обнадеживающе. Каждый день. Каждый гребаный день, я страдал. Я кричал, умолял, а после бессильно падал на бетонный пол. Ты разговаривал со мной, давал мне еды. Много о чем рассказывал. А помнишь Иоанна? — В детстве он был очень милым. Отец часто его бил, а я не мог защитить. Как бы сильно не пытался, тоже получал. Иаков отрешался от нас, был холоден как камень. Но я знаю, я верю, что он также любил нас. — он вспоминал это с приятной улыбкой и печальным взглядом. — Мне-мне жаль.. — срываю глотку и громко плачу. Я не могу простить себя. За что мне себя прощать? То, что сделал я сам с собой — никто больше сделать не может. Меня не бьют, меня не ранят. Я убиваю себя психологически, каждый день. — Убей меня прошу.. — мямлю спустя, кажется будто миллион дней. Он смотрит своим печальным взглядом. Кажется, будто Иосиф согласен. Он приходит спустя пару часов и наклоняясь ко мне говорит. — Бог даёт тебе второй шанс. Это его всепрощение. — его теплые руки гладят меня по щекам. Голубые глаза смотрят в мои. Прикасаюсь руками к его и наслаждаюсь теплом. Я не верю, но должен поверить. * * *Боюсь снова доверять и ненавижу быть один. Тоскую по тем временам, когда не чувствовал ничего. Чем выше заберусь, тем ниже паду. Не могу заглушить своих демонов, они знают обходные пути!
Мой Господь, мой Пророк. Мой Свет и моя Благодать. Я готов отдать тебе все, я буду верен тебе до конца. Маска.. Никто не должен помнить мое лицо, никто не должен видеть того грешника, что скрывается внутри. Я изменился. Отец изменил меня. В этом человеке, я увидел то спасение, в котором так сильно нуждался, я нуждался в его доброте, в его благосклонности. Я нуждался в каждом моменте возле него. И получал. Я получал каждую секунду, каждую минуту. Со слезами на глазах, я стоял возле него. Своей нежной рукой он вытирал мои щеки. — Все будет хорошо. — говорил Иосиф. В его голосе я находил спасение, в его руках, прикосновениях, в каждой частичке, что как либо контактировала со мной. Стоя утром возле зеркала, я смотрел на свое лицо. Оно не было измученным или несчастным. На удивление, к нему вернулся натуральный цвет. Мои волосы уже достаточно отрасли. Я прикасаюсь к каштановым прядям и зачесываю их назад. На моей груди вырезано "Гнев". Прикасаюсь подушечками пальцев и воспоминания резко вспыхивают в мыслях. Сжимаю руку в кулак, из глаз начинают течь слезы. Пытаюсь себя успокоить. Не получается. Хочу взять в руки, показать, что на самом деле я все ещё тот сильный Помощник шерифа, что я ещё на что-то годен. В итоге, просветления я так и не получил. В мою палатку заходит Отец. Он печально вздыхает и подходит по мне сзади. Обнимает это бренное тело, и сжимает руку на груди. — Что опять, Судья? — называет по имени. От такого я дергаюсь. Хочу рассказать ему о всех чувствах, что меня терзают, но эти объятия забирают все дерьмо и всю боль, что была со мной в это утро. На его вопрос лишь что-то мычу. Иосиф утыкается лбом в мою спину. — Бог тебя простил. Уже очень давно. "Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Лк.15,7" — произносит он. Сжимаю его руку крепко крепко и мычу в ответ. — И я тебя, Судья. И я тебя. * * * Он отдает меня. Просит защищать этого человека, чтобы спасти человечество. Отец, ради вас я пойду на все. Увидеть старых друзей? Больно. Они рассказывают мне о своей жизни, но при этом смотрят с сожалением или каким-то отвращением. Вам противно, что я перешел на ту сторону с которой боролся? Вам противно, что я предал вас? Если бы знали, что я пережил. Такое даже представить страшно. Злюсь ли я? Ничуть. Зачем? Эти люди раньше были мне друзьями, я хорошо с ними общался, и хорошие воспоминания все ещё остались же. Так зачем мне их портить? Я хожу возле своего компаньона, защищаю его бравой стрелой. Когда-то и у меня был компаньон, он также путешествовал со мной. Нападал на сектантов... Черт. Старые воспоминания вновь терзают меня. Я бы хотел забыть все это, забыть и не вспоминать. Никогда. Я бы хотел никогда не браться за это задание, никогда не приезжать. Просто сидеть дома, читать книгу и жить свободной жизнью. Но почему же Судьба или сам Бог сделал всё по-другому? Почему всё так, черт возьми? Моя стрела попадает прямо меж глаз и человек намертво падает. Раньше, я стрелял во всех. Был монстром. Отец прав. Я понимаю только язык. Только этот гребаный язык... * * * Я вновь возвращаюсь к своему Отцу. Падаю на колени перед ним и просто начинаю плакать. Я рыдаю так громко, как могу, но из-за моего языка, издаю звуки похожие на стоны мертвеца. Он начинает читать молитву, негромко. Отец смотрит на меня, а после опускается и гладит рукой по капюшону. Как же я хочу ему сказать о своих чувствах. Рассказать о своих мыслях и слушать то как он говорит. — Я и так понимаю тебя. — произносит Иосиф и слабо улыбается. Я хочу, хочу вечно быть с ним. Не могу остановиться, не могу прекратить. Хочу, хочу его полностью. Не понимаю как именно. Сексуально, или платонически, но я хочу его. * * * Иосиф сидит на мягком диване, который был покрыт шерстью волка. Я лежу на его коленях, а он гладит мои волосы. Смотрит в зеленые глаза, а после проводит рукой по щекам. Прикасается большим пальцем к губам. — Как старые знакомые? — спрашивает меня. Мычу в ответ, а он улыбается. — Понимаю. — отвечает мне Отец. С ним я счастлив. О Святой Отец, как же я счастлив. С Иосифом я ощущаю себя под защитой, будто в теплом пледе, который никогда меня не отпустит. Наконец-то, спустя столько времени в мою безнадёжную жизнь вернулся смысл. Я не простил себя, но я понял. Что если я буду возле Иосифа, то он защитит меня. Спасет от тех мук, которые я сам себе заготовил. — Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он меня. Такая душевная теплота и доброта исходили от него. В горле пересохло, а зрачки расширились. Я киваю, а он продолжает водить пальцем по моему лицу. Наконец-то я счастлив.Ты сможешь сочувствовать отчаявшемуся? Видишь, я молю на коленях своих? Ты в силах спасти мою истерзанную душу? Будешь ли переживать за меня?