Как приручить чудовище

— Чрезвычайное происшествие потрясло всю Йокогаму. Сегодня в четыре часа утра в портовом районе произошел взрыв невыясненной природы. В результате взрыва было полностью разрушено здание бизнес-центра на улице Цукидзи. На месте событий работают спасатели... Поваленный дом, частично разломанный, но еще сохранивший свои очертания, лежал на бетонном «боку» и напоминал кита, выброшенного на берег. Дазай смотрел на него зачарованно, изредка моргая одним глазом — второй закрывала повязка. — ...По нашим данным, в здании во время обрушения присутствовали сотрудники двух компаний, поддерживающих круглосуточный график работы, — голос репортера на этих словах стал суровым, будто трагедия и случилась из-за переработок. — В настоящий момент в больницах Йокогамы находятся двадцать пять пострадавших. Погибли четверо, и еще пятнадцать человек числятся пропавшими без вести. В кадре, освещенном разноцветными огнями, к машине «скорой помощи» несли носилки с очередной жертвой. Дазай наклонил голову, пытаясь понять, что там — мертвый или раненый? — Не вертись, — строго сказали ему. — Если уж взялся сидеть на моем столе, то хотя бы сиди ровно. Дазай тяжело вздохнул. В самом деле, сидеть на столе у босса Портовой мафии — сомнительная, но привилегия. Правда, босс, набросивший белый халат поверх рубашки, занимался сейчас тем, что бинтовал его левую ногу, так что и сам вел себя сомнительно для собственного статуса и положения. Хотя это как посмотреть: Мори Огай был врачом дольше, чем боссом, и до сих пор никогда не отказывался от возможности поработать скальпелем. Вышло двусмысленно, да? Но так оно и было на самом деле. Мори обрезал лишний «хвост» бинта и поднялся, критически оглядывая свою работу. — Вот так уже гораздо лучше. Удивительно, как ты умудрился отделаться вывихом, при всех своих стараниях... — Мне просто не повезло. Опять! — Дазай состроил печальную физиономию. — Какая красивая могла быть смерть! — Ну, с красотой такой смерти я бы поспорил, — Мори стянул халат и небрежно уронил его на кресло для посетителей. — Мне как-то довелось вскрывать тело, которое доставили из обрушенного во время тайфуна дома. Бедолагу придавило двумя стенами сразу и сложило под таким сложным углом, что его пришлось буквально вырезать оттуда по частям. Судя по царапинам на уцелевших частях стены, он был жив, пока развалины медленно сплющивали его тело. — Брррр, — Дазай демонстративно поежился. — Мучительная смерть точно не по мне! — Запомни эту мысль, — Мори вернулся в свое кресло и уставился на Дазая пристальным взглядом, — на случай, если вздумаешь еще раз прервать свой доклад из-за телевизионного репортажа. Дазай тут же перестал кривляться и даже выпрямился — но со стола так и не слез. — Да ведь я уже почти все рассказал! — Да, ты объяснил, что случилось и как именно. Но упустил главную часть — почему. — Потому что у нас очень сильный и очень опасный Чуя? — предположил Дазай, но, увидев выражение лица Мори, отодвинулся подальше. — Или старательные, но недобросовестные информаторы. Какая версия вам больше нравится? Я подбирал их специально для вас, они обе абсолютно достоверны! — Ситуация на месте не соответствовала предполагаемой? — Нууу, мы рассчитывали, что будет жарко, но никто не думал, что вот прямо настолько буквально. Один одаренный — куда ни шло, но их было трое, и тот, который лихо и задорно поджигал все подряд, оказался очень вертким типом, — Дазай вздохнул. — Ненавижу делать комплименты врагам, но они хорошо работали в тандеме. Когда подожгли парней из отряда сопровождения, Чуя немного... — Дазай склонил голову набок — опечалился. Они так кричали, бедняги. Видимо, мучительная смерть им тоже пришлась не по вкусу. Глаза Мори опасно сверкнули, и Дазай на всякий случай переместился на самый край стола. Мори на него уже не смотрел — его внимание было поглощено собственным телефоном. Дазай еле слышно вздохнул: третий раз за четверть часа. И это если не считать уведомлений о неотвеченных входящих звонках и принятых сообщений, от которых телефон Мори вибрировал и противно дребезжал каждую минуту. — Господин Хираи, как же я рад застать вас на месте! Голос Мори буквально сочился медом, а значит, разговор ему предстоял жесткий. Дазай заинтересованно прищурил глаз. Мори был истинным мастером иносказания, так что любопытные детали проскальзывали в разговоре не так часто, как хотелось бы. Но и этого ему хватило, чтобы понять, о чем идет речь: Мори был очень недоволен неточной информацией, которую получил от своих постоянных осведомителей. И уж совсем без труда можно было догадаться, что это недовольство дорого обойдется компании господина Хираи. Неизвестными, в сущности, были только детали: сможет ли господин Хираи рассчитаться по долгам перед господином Мори, или ему придется объявить о банкротстве и на всякий случай спешно покинуть Йокогаму, но Дазай предложил бы ему покинуть Йокогаму в любом случае, так надежнее. Голос Мори был до того сладким, что бежать стоило до самой границы. — Ты все еще здесь? — вкрадчиво спросил Мори, буравя его взглядом. Дазай скорчил недовольную гримаску и принялся болтать ногами в воздухе. Получалось куда хуже, чем в недавнем прошлом — он быстро рос. Еще немного, и подаренный плащ станет ему впору. — Я ужасно себя чувствую! — заныл он. — Можно мне какое-нибудь средство от боли... лучше всего сразу пачку. — Вот как? — Ужасные боли! — заверил его Дазай. — И ты просишь всего лишь пачку. Удивительная стойкость, — вздохнул Мори, потянувшись к ящику стола; Дазай уставился на него, но тут же разочарованно вздохнул: Мори положил на стол записную книжку в дорогом кожаном переплете. — С другой стороны, если ты перестанешь ею трясти, это тоже может помочь. — Да? — Дазай с изумлением уставился на забинтованную ногу, как будто впервые заметил, что именно он все это время делал. — Определенно. Поверь моему богатому профессиональному опыту. — Об этом я как-то не подумал. Она будто качается сама по себе. Знаете, как это называется... — Рефлекс? — подсказал Мори. — Точно! А потом мне ужасно, невыносимо больно! — Думаю, тут поможет только госпитализация. В больнице твою ногу надежно зафиксируют, и она перестанет беспокоить тебя своей излишней подвижностью. Дазай спрыгнул на пол. — Знаете, я неожиданно понял, что мне только что полегчало. — Правда? — У вас такая легкая рука, господин Мори! — Хотелось бы верить... — пробормотал Мори, глядя вслед Дазаю — удалялся он с удивительной бодростью для человека, который только что страдал от невыносимой боли. Верить Дазаю и впрямь хотелось, но получалось с трудом: с возрастом тот все сильнее замыкался в своем причудливом внутреннем мире. Мори был до странности привязан к ребенку, которым Дазай еще недавно был, но взрослый, в которого он стремительно превращался, был ему незнаком. А незнакомые люди доверия у него не вызывали. С незнакомцами нужно было соблюдать определенную осторожность... особенно если они обладали доступом к твоим самым опасным тайнам. Это смахивало на паранойю, но что поделать, на его посту выживали только параноики. Иногда Мори задумывался о том, не закончит ли он свою жизнь так же, как его предшественник — испуганным и озлобленным безумцем, который видит вокруг только врагов. Перерыв, который он позволил себе перед тем, как сделать самый важный звонок, закончился. Мори поднял опротивевший за последний час телефон, сжимая его двумя пальцами, будто тот был ядовитой змеей, и набрал номер — один из тех, которые он никогда не вносил в список. Данные таких людей хранить можно было только в памяти, и его память прекрасно справлялась с двумя дюжинами самых важных и при этом самых щепетильных контактов. — Доброго дня, господин Ямада. — Я бы хотел, чтобы этот день был добрым для всех нас, господин Мори, — голос его собеседника буквально вибрировал от раздражения. — Но увы, доброта покинула нас еще до рассвета. Как же могло так получиться, господин Мори? Можете ли вы объяснить мне? Мори промолчал. Отчитываться перед Ямадой он точно не собирался, извиняться — тем более, но если учесть, что их сегодняшнее происшествие доставит офису мэра немало хлопот, придется перетерпеть его словоизлияния еще минуту. Посчитаем это как аванс в их будущих торгах, решил Мори. А торги предстояли нешуточные. — Думаю, я мог бы потратить ваше время на объяснение того, каким образом это могло получиться, господин Ямада, — очень мягко ответил он, — но лучше было бы потратить его на обсуждение того, что мы будем с этим делать. — Мы? — голос Ямады взмыл в небеса. — Мы?! — Разумеется. Поскольку порядок в городе — очевидно, наша общая цель и ответственность, господин Ямада. — О, разумеется, господин Мори, до тех пор, пока вы помогаете нам предотвращать беспорядок больший, чем приносите сами, мы можем говорить, что наши цели совпадают. Но обрушение здания — это очень... существенный беспорядок, господин Мори! Это определенно вносит некоторые коррективы в наше соглашение! — Должен ли я принять это как окончательное решение вашего непосредственного руководства? — Мори улыбался, и его голос был таким вкрадчивым, приятным, невероятно любезным, что собеседник тут же кашлянул и замялся. — Мы... я... эээ... может, не совсем окончательное... — В таком случае, — с легким нажимом продолжил Мори, — возможно, мы вернемся к основному вопросу и обсудим, как мы можем уладить возникшую у всех нас проблему? — Вы что же... вы думаете, мы станем помогать вам улаживать это?! — Признаться, именно на это я и рассчитывал, — безмятежно отозвался Мори. Не пережать бы. Ямада слабовольный невротик, но он просто промежуточное звено между теневым миром Йокогамы и его официальной властью. А уж кому, как не Мори, знать, что власть не терпит слабых. — Господин Мори, у меня просто нет слов! — пылко воскликнул Ямада. А вот в это Мори легко мог поверить. Что ж, это подходящий момент, чтобы вложить в голову бедного клерка нужные слова. — Я понимаю, что соблазн отстраниться от ситуации сейчас велик. Мэр отрапортует о том, что следствие идет полным ходом, военная полиция его проведет, и как вы думаете, что она выяснит? В лучшем для нас, но неприятном для вас случае — ничего. Тогда мы будем только счастливы, что решили разобщить наши усилия в этом конкретном случае. Разумеется, такая неприятность с расследованием будет популярной темой для спекуляций ваших оппонентов на ближайших выборах. В худшем для нас и, как вы, видимо, думаете, в лучшем для вас случае — следствие все-таки выяснит, что причиной взрыва стало столкновение двух преступных группировок. Как вы думаете, — голос Мори звучал почти нежно, — пойдет ли эта информация на пользу репутации мэра, а главное — что вы собираетесь делать с ней в дальнейшем? Мори легко мог представить себе Ямаду Сито — маленького, костлявого, с идеально гладкой лысой головой, вечно потеющей в неподходящий момент. Наверняка прямо сейчас он вытирает ее платком и пытается подобрать подходящий ответ. Ямада не добился бы своего нынешнего положения, если бы не был таким хитрым, изворотливым скользким гадом, но ему не хватало стойкости в сложных ситуациях. А ситуация была критически сложной. — Йокогама неспокойный город, — пробормотал Ямада, и Мори казалось, будто он слышит шуршание его платка, — столкновения враждующих организаций тут не редкость... мэрия как-то справится с репутационным ущербом! — О нет, господин Ямада, — вкрадчиво ответил Мори, одновременно понижая голос — теперь собеседник будет еще старательнее прислушиваться к каждому его слову. — Вы еще не знаете, что это такое — Йокогама, в которой столкновения организаций «не редкость». Ямада издал горлом странный булькающий звук, как будто он чем-то подавился. — Господин Мори... но это же угроза... это неприемлемо! — Разве? Мне казалось, что угрозы — это именно то, чего стоит ожидать от такого, как я, — невозмутимо ответил Мори. — Если мы больше не добрые друзья и даже не соратники в общем деле, значит, я вполне могу обойтись с вами так, как обхожусь с теми, кто может представлять опасность для нашей организации. Но в память о нашей долгой дружбе, господин Ямада, и в знак уважения к вашему руководителю, я, разумеется, никогда не позволю себе подобного. Но и следить за тем, чтобы остальные поддерживали порядок на территории, которую я не контролирую, я не обязан. Ни сейчас, ни через полгода. Согласитесь, если партнерство расторгнуто с одной стороны, соблюдение условий с другой стороны — это чистая благотворительность. Я не филантроп, господин Ямада, и не верю в бескорыстную помощь. — Через полгода, — потерянно повторил Ямада. Он прекрасно помнил дату следующих выборов, и Мори надеялся, что грубый выпад достигнет цели не хуже, чем тонкий намек. С такими изворотливыми ужами грубость была лучшей стратегией — чем долго и безуспешно ловить их голыми руками, лучше было на них просто наступить. — Если это все, позвольте мне попрощаться, господин Ямада. Наше сотрудничество было продуктивным и, хотелось бы верить, обоюдовыгодным. Надеюсь, что с вашими преемниками мы сможем построить не менее выгодные для обеих сторон деловые отношения. — Подождите, господин Мори! Мори выждал паузу — не слишком долго, чтобы не злоупотреблять дешевыми театральными эффектами — и ответил на взволнованный лепет Ямады. Время возмущенной риторики закончилось, пришло время для настоящего разговора. Через десять минут они с Ямадой наконец простились, заверяя друг друга в вечной преданности их общему делу — защите Йокогамы от любых бедствий. Разумеется, человеку, который стоял за Ямадой, было очень приятно защищать Йокогаму на правах ее мэра. Если бы до следующих выборов было больше времени, Мори это обошлось бы дороже. Впрочем, он и сейчас кое-чем... поступился. В интересах Йокогамы, как сказал Ямада. Мори устало прикрыл глаза и тут же принялся мысленно составлять список прочих срочных разговоров. Их выходило никак не меньше дюжины. Его звонка ждали на нижних этажах башни, в подшефных организациях, в зависимых от Портовой мафии условно честных компаниях. Ждали полицейские, адвокаты и банкиры — эти люди были рассеяны по всей Йокогаме, как маленькие красные точки, полыхающие от нетерпения. В любое другое время он уже звонил бы по очередному номеру из этого списка, но похоже, в последнее время его приоритеты несколько изменились. Первые два звонка были неотложными, и потому их нельзя было перенести. А остальные — просто срочными. И располагать их следовало по мере убывания их важности для Портовой мафии вообще и самого Мори в частности. Телефон был еще теплым, когда он снова поднес его к уху. На этот раз на вызов ответили далеко не сразу, и Мори успел недобро сжать губы — возможно, впервые его подчиненный так явно пытался избежать разговора с ним. Впрочем, это было ожидаемо. Наверняка сейчас он мечтает быть подальше от людей, и телефонный звонок сломал эти планы. Мори испытал легкое мстительное удовольствие при этой мысли. — Босс. Голос Чуи был низким, отрывистым. Мори представил его — стоит где-то на самой крыше небоскреба, подставляя лицо холодному ветру с моря, мрачный, как грозовая туча. Пожалуй, можно даже простить ему некоторый недостаток... почтительности. Или нет. — Чуя. Ты нужен мне здесь. — Я... — теперь голос Чуи звучал неуверенно, и он сразу же замолчал, так и не закончив мысль. Что он хотел сказать? «Зачем я вам нужен»? «Может ли это подождать»? Или и вовсе нечто тревожное, личное — «могу ли я побыть сейчас в одиночестве»? Мори прекрасно понимал, что Чуя мечтает остаться там, где он сейчас, и что меньше всего Чуя хочет возвращаться к людям, смотреть на людей, говорить с людьми, думать о людях. Но нет. Он не собирался дарить Чуе роскошь одиночества. Только не сегодня. — ...как скажете, — наконец-то Чуя соизволил дать единственно правильный ответ, — босс. Мори довольно улыбнулся. В очередной раз преданность мафии — нет, преданность боссу мафии — оказалась сильнее внутренних демонов. Не то, чтобы Мори сомневался в этом раньше, но раз за разом продолжал испытывать своего подчиненного на прочность. Должно быть, какой-то посторонний зритель мог посчитать это бессмысленной жесткостью, но для Мори в этом было особое, понятное только ему любование. В конце концов, Чуя Накахара не достался ему просто так, даром. Приручить его было той еще нелегкой задачей. * * * С самого начала удача, казалось, была на его стороне. Это была игра на грани фола, продиктованная не столько трезвым расчетом, сколько чистым вдохновением. Но Чуя повелся. По-другому это даже не назовешь: он просто повелся, следя за каждым словом и жестом Мори так, будто тот был фокусником, доморощенным гипнотизером, который заворожил его ловкими пассами рук. Чуя смотрел на него так пронзительно и цепко, как будто этим взглядом говорил: я в жизни не встречал такого, как вы. Покажите мне больше. Покажите мне еще. На этот взгляд нельзя было не откликнуться; иногда, очень редко, Мори Огай любил давать людям именно то, чего они хотят. Оказалось, это был один из хороших дней. Но у них случались и плохие. Дни, когда Чуя вспоминал о прошлом Портовой мафии, дни, когда он сомневался в своем месте и, очевидно, в своем будущем, дни, когда он явно искал — и не находил — ту простоту, с которой мог общаться со своими «Овцами». Портовая мафия вовсе не похожа на подростковую банду. Здесь трудно найти друзей, зато, если зазеваться, можно обнаружить в своей спине пару-тройку чужих ножей. Но главной причиной, как подозревал Мори, были не трудности ассимиляции. Главная причина всегда крылась в самом Чуе, и Боги свидетели, если в мафии были люди со сложным внутренним миром, то Чуя на этом поле мог побить и Дазая, и Мори. Темнота, которая неожиданно накрывала его с головой, делая мрачным, молчаливым и по-настоящему опасным, явно появлялась не снаружи, а изнутри, и можно было только гадать, о чем думает Чуя в такие моменты. В «хорошие» дни Чуя был открытым, любознательным и верным. В «плохие» — мрачным, молчаливым и враждебным ко всему вокруг. С этим нужно было просто смириться; открытого неподчинения Чуя себе не позволял, задания выполнял с прежним пылом, всего только и требовалось, что оставить его в покое до следующего дня, который вполне мог оказаться «хорошим». И именно этого Мори сделать и не мог. С неожиданным для себя пылом, который один его старый знакомый называл страстью настоящего садиста, он жаждал общения со своим подчиненным именно тогда, когда ему было тошно даже смотреть на людей. Это был именно такой, «плохой» день, солнце щедро заливало светом его кабинет, витражи отбрасывали на ковер цветные тени, а Чуя Накахара, завершивший свой отчет, страстно мечтал только об одном — убраться из этого кабинета как можно скорее. Чем более явным становилось это желание, тем сильнее Мори стремился его задержать. Уточняющие вопросы, лишние детали, тонкие намеки — он был щедр на все то, что в такие дни выводило Чую из себя. Будто поддеваешь скальпелем обнаженный нерв. Кажется, прошло не менее четверти часа пустой болтовни, и Чуя выглядел так, будто вот-вот взорвется и разнесет кабинет на осколки — в буквальном смысле слова. Мори посмотрел на него снова, как кот смотрит на подбитую хищную птицу — стоит ли делать еще один бросок, или лучше предоставить добычу с острыми когтями ее собственной судьбе. Увы, «страсть настоящего садиста» была сильнее. — Можно задать тебе личный вопрос, Чуя? В ответ он глубже сунул руки в карманы и тяжело выдохнул; Мори готов был поклясться, что он сжимает зубы, глотая какое-то ругательство. — Вы старше меня почти в два раза и к тому же вы мой босс, так что мой ответ — нет. Мори восхитило это грубоватое остроумие, которое балансировало на грани, а может, даже за гранью оскорбления. Что бы там не думали о Чуе, а он умел придавать своей агрессии новые креативные формы. — Жаль, — печально вздохнул Мори. — Могло бы получиться что-нибудь интересное. Глаза Чуи широко распахнулись, жесткий рисунок губ и скул, созданный нечеловеческим напряжением, смягчился, стерся, уступая место выражению искреннего изумления. В некоторых вопросах он все еще был ребенком, и его было легко подловить там, где он не был уверен в себе. Если бы Мори подал ему хоть один знак, который обращает подобные разговоры в шутку, увидел бы еще одну трансформацию — как беззащитное удивление уступает место обиде и злости, тяжелой, как грозовая туча. Но Мори в сложных разговорах больше всего ценил открытый финал, так что он просто отвернулся, легко сменив тему. Еще полчаса он чувствовал на себе взгляд Чуи, и это была вовсе не метафора: он умел смотреть так, будто манипулировал земным притяжением даже взглядом. А по истечению этого получаса Мори попрощался со своим подчиненным, и тот ушел, забирая вместе с собой сомнения и невысказанные вопросы. Мори был уверен, что эту забавную, немного неловкую ситуацию все забудут уже к завтрашнему утру, максимум — к следующему понедельнику. Но Чуя ничего не забыл. * * * Когда в дверь, наконец, постучали, диктор ежедневных новостей как раз зачитывала уточненный список жертв: погибших оказалось уже пятеро. Пятым был трехлетний ребенок, и это сообщение ввело Мори в ступор: что, во имя богов, он вообще мог делать в бизнес-центре или его окрестностях ночью? В любом случае это проблема родителей, которые не уследили за своим чадом. Мори выключил новости до того, как пригласить Чую войти — не хватало ему еще одного встревоженного юнца, который будет пялиться на экран. Уж не слишком ли он распустил своих самых молодых сотрудников? То, что они оба уникумы, каждый в своем роде, не давало им исключительных прав. Но ведь дело не только в этом, почти ласково напомнил ему внутренний голос. Этот голос звучал слишком похоже на голос самого Мори, когда он подбирался поближе к собеседнику перед последним точным выпадом — и они оба знали, каким будет этот выпад. «В конечном итоге, это полностью твоя вина». О да. Список того, в чем он виноват, такой длинный, что пунктом больше, пунктом меньше... Чуя, опустив голову, молча ждал, пока Мори наговорится с самим собой. Он успел закрыть за собой дверь и снять шляпу. Ну что ж, значит, не совсем раздавлен, скорее просто зол на себя, жизнь и весь мир; в первом случае он бы уже просил прощения, возможно, опустившись на одно колено — в такой позе прощение он получал автоматически, но знать об этом ему не стоило. — Подойди, — Мори жестом подозвал Чую, тот подошел... и остановился ровно посреди его кабинета, в центре пестрого ковра в бордовых оттенках. Вот ведь... упрямец. Голову Чуя так и не поднял, но даже отсюда Мори видел его мрачное, неподвижное лицо. Определенно, это будет очень плохой день. Великодушный руководитель отпустил бы его на все четыре стороны — Чую до сих пор потряхивало, грудь под тесным жилетом тяжело вздымалась, и можно было только догадываться, каких трудов ему стоило держать себя в руках. Жесткий и циничный — заставил бы оправдываться за свое поведение. Но великодушием Мори не отличался, а выговаривать Чуе было ни к чему: с осуждением своих поступков он прекрасно справлялся и сам. Если им и требовалось что-то немедленно исправить, так это стремление Чуи взять на себя ответственность за то, что мафия всегда определяла как сопутствующий ущерб. Мори определенно почувствовал прилив вдохновения, чтобы заняться этим прямо сейчас. Он провел пять раундов телефонных переговоров с на редкость неприятными собеседниками, уступил часть своего прибыльного бизнеса и потратил около восьмидесяти миллионов йен всего за час. Он вовсе не собирался отпускать Чую просто так. — Ближе, — коротко приказал он, опустив взгляд на свою записную книжку. На этот раз Чуя выполнил его приказ в точности, остановившись ровно перед столом. Мори сделал пару записей, вычеркнул утратившие актуальность пункты и только после этого снова посмотрел на своего подчиненного. От Чуи так и фонило напряжением, будто от высоковольтной линии, и Мори даже против воли почувствовал, как что-то внутри него откликается на эту картину. Чуя нравился ему таким: едва ли не вибрирующим от гнева. — Я только что выслушал версию Дазая, — беззаботно заметил он, — и готов услышать твою. — Вряд ли мне есть, что добавить... босс, — Чуя говорил все таким же глухим, отрывистым голосом, который он недавно слышал в телефонной трубке. — Досадная вышла история, — вздохнул Мори. — Досадная и громкая, вот в чем беда. Мы могли бы забыть об этом, если бы она не крутилась денно и нощно во всех новостях страны. При таких обстоятельствах поиска ответственных нам не избежать. Чуя молча кивнул, будто соглашаясь со сказанным, и в Мори ярко вспыхнуло раздражение. Ну сколько можно изображать покорность! Все равно тебя надолго не хватит... верно? — Судя по отчету Дазая, — тем же невозмутимым тоном продолжил Мори, — в случившемся виноват именно он. Чуя тут же вскинул голову, так резко, что рыжие пряди взмыли в воздух и тут же мягко опустились на его лицо, закрыв лоб. — Что?! — выпалил он. — Ну, тебе пришлось использовать крайнюю степень своей силы, потому что вы оказались в ловушке, и обстоятельства вынудили вас спасать собственные жизни, — с показным равнодушием пояснил Мори. — Тот, кто проглядел засаду, или же тот, кто неудачно подобрал место для проведения операции, виноват — а планированием ваших операций, насколько я помню, занимается Дазай. — Дазай ни в чем не виноват, — Чуя напрочь забыл о почтительном трепете перед боссом. — Или виноват не больше моего. Или, — его глаза вспыхнули каким-то темным огнем, — вы думаете, что сам я за свои поступки отвечать не могу? Чудовище нельзя винить в разрушениях, которые оно приносит миру? — Чудовище, — задумчиво повторил Мори. — Даже и вспомнить не могу, когда меня впервые назвали так. И когда это было в последний раз — тоже. Все потому, что это случалось слишком часто, — на лице Мори появилось недоброе выражение, будто напряжение Чуи передалось ему через стол, как по невидимой сети. — Босс, я... — подавленный вид шел Чуе куда меньше, чем мрачный и угрожающий. — Твое беспокойство излишне. Дазай уже нашел другого виноватого, который подходит для этой роли по всем статьям. Надеюсь, это научит тебя не выступать в защиту тех, кто прекрасно может позаботиться о себе без твоей помощи. Чуя не просто посмотрел на него — он будто обжег его взглядом, но все же каким-то чудом смог промолчать. Сейчас он напоминал вулкан, которому не дают остыть. Мори поднялся на ноги, протянул руку к этому дремлющему огню, и Чуя вздрогнул — явно, заметно, всем телом. — Босс... — глухо сказал он, — не стоит. Это звучало, как предупреждение, а Мори терпеть не мог, когда подчиненные влезали в его планы со своими предупреждениями. Как бы сильно Чуя не хотел отшатнуться, он не посмеет это сделать, даже сейчас, когда в нем еще полыхает пламя, так и не остывшее после Порчи. Мори коснулся его волос, и Чуя тяжело выдохнул, прикрывая глаза. В иное время это можно было бы посчитать нежным, чувственным ответом на мимолетную ласку. Но только не сейчас. — Не надо, — повторил Чуя. Его голос был низким, почти рычащим, пальцы сжались в кулаки, ноздри слабо вздрагивали, как у коня, остановленного уздой на полном ходу. В нем таились страсть и опасность; для Мори это было почти одно и то же. Он опустил ладонь, коснулся лица Чуи, ощутив под пальцами чуть влажную кожу, повел ниже, вдоль скулы, добрался до подбородка и подцепил его, поднимая лицо Чуи выше. И тут же зашипел от боли, когда пальцы Чуи, жесткие, будто стальные, впились в его запястье мертвой хваткой. Казалось, что от неумолимого давления в руке разом заныли все кости, и Мори понадеялся, что не услышит их хруст. От предчувствия настоящей, реальной угрозы неприятно потянуло где-то под ребрами; некстати вспомнился бедолага, раздавленный стенами собственного дома — тот самый, о котором он еще совсем недавно рассказывал Дазаю. Но Чуя, который только что бесцеремонно дернул его к себе и заставил перегнуться через стол, а затем наклонился сам, лицом к лицу, обдавая горячим дыханием, даже в самый плохой день не пожелал бы причинить ему настоящий вред. А мимолетную жестокость Мори был готов — и даже хотел, что толку скрывать от самого себя? — ему позволить. В конце концов, Чуя как никогда нуждался в том, чтобы выпустить пар, и они могли решить эту проблему к обоюдной пользе... и удовольствию. Чужие губы нашли его собственные, смяли с болезненной жадностью, и время для разговоров закончилось. За минувшее утро Мори успел возненавидеть все, что только было связано с подбором и сложением слов, и когда Чуя буквально заткнул ему рот, одновременно с возбуждением на него накатило до смешного отчетливое облегчение. «Что же ты будешь делать — теперь?» — Мори любил задаваться этим вопросом с тех самых пор, как Чуя впервые переступил грань, как ему самому наверняка казалось, дозволенного, и сегодня добиться ответа хотелось особенно сильно. Он не добавлял будоражащее «со мной», это подразумевалось само собой, и Чуя никогда не обманывал его ожиданий. Границы оказались шире, чем предполагали они оба. От поцелуя саднили губы, пойманная в ловушку ладонь уже начала неметь, в бедро болезненно упирался край массивного кресла. Чуя тянул его ближе, приводя в беспорядок волосы, проталкивал язык почти до самой глотки и выглядел так, будто собирался уложить своего босса на широкую столешницу, просто смахнув с нее все, что могло помешать. Почему бы и не... мысль сорвалась и затерялась среди прочих, когда комната закружилась перед глазами. Чужие руки подхватили его так, как если бы он ничего не весил, пол стремительно поменялся местами с потолком — Мори невольно прикрыл глаза под ярким светом ламп, а потом на него упала тень. Чуя навис над ним, окатил взглядом, точно кипятком, и бесцеремонно ухватил за галстук. Чувствуя под лопатками жесткое дерево, Мори осознавал, что его и впрямь разложили на собственном столе... и даже если бы собирался, то все равно не смог бы возмутиться. Он прогнулся под прикосновениями, меньше всего похожими на ласку, и коснулся коленом худого бедра, дразняще провел по нему снизу вверх, мгновенно ощутив отклик — теперь по всему телу Чуи и впрямь проходила едва осязаемая вибрация. Возможно, ему действительно было тяжело сдерживать свою способность сейчас, когда он балансировал на краю личного ада, и эта мысль пришлась Мори до странного по вкусу. Захотелось его — вот такого — больше и ближе, на себе и в себе, и ладонь, прошедшаяся от груди до живота, оказалась весьма кстати. Кусая губы и тяжело дыша, Чуя сдирал с него остатки одежды. Ладони требовательно стиснули бедра — и Мори плавно, до неприличия широко развел их сам. Даже в самой рискованной ситуации бездействовать он не умел и не любил. Чуя навалился на него, придавив к столу, вжался в живот, пах, ягодицы; пряжка ремня впилась в кожу, обещая оставить на память синяк. Мори обхватил его за спину, комкая в пальцах ткань пиджака. О том, чтобы тратить время на подготовку, не могло идти и речи, и стоило надеяться, что тело не успело отвыкнуть от чужой горячности с прошлого вечера. Но даже если так... в любом случае, это будет тяжело. Мори думал об этом — и вместо страха внизу живота тяжелыми кольцами сворачивалось предвкушение. Чуя гладил его и сжимал с лихорадочной торопливостью, вертел и выгибал в руках, явно не собираясь снимать даже перчатки, и от желания было трудно дышать. «Давай же». Мысль билась в голове, и Мори едва не озвучил ее вслух: Чуя поцеловал его вновь, облизал губы почти животным движением, оборвав нить слюны. В какой-то момент он все-таки расстегнул собственные брюки, потому что член уперся между ягодиц, раздвигая их, и с силой прошелся вдоль ложбинки, отчего все тело пронизало дрожью. Головка надавила на кольцо мышц, Чуя двинул бедрами, с нажимом входя глубже, и вот тогда в глазах потемнело. Мори вцепился пальцами в его плечи и шею, застыл на несколько воистину бесконечных мгновений, чувствуя лишь тягучее, невыносимое движение внутри себя. Чуя сжал его до синяков, будто собираясь переломать ребра, подался назад, выходя, и снова вперед. Встрепанная голова опустилась Мори на плечо; закрывая глаза, он коснулся губами влажных от пота рыжих волос у виска — и вот тогда Чуя начал двигаться. Это должно было стать больно — и стало, но сейчас Мори желал этой боли, как и долгого, выматывающего наслаждения. Чуя брал его так, словно хотел растерзать, выплескивая вместе со страстью все отчаяние и злость, в которых заживо варился последние несколько часов. Мори хотел получить их себе, как уже получил Чую, со всеми его сомнениями, внутренним чудовищем и — несмотря на все — неукротимой любовью к жизни, за которой было так приятно наблюдать, легко и почти незаметно направляя ее в нужное русло. Его член, зажатый между их животами, горячо запульсировал. Удовольствие накрыло волной, грозя затянуть в водоворот, в котором можно было задохнуться. Мори застонал в последний раз, громко и коротко, запрокинув голову назад, за край стола; таким его мог видеть только Чуя, кого-то другого он бы... убил... Чуя сжал зубами его плечо, даже сейчас не сбавляя резкий, нетерпеливый темп, и теперь это ощущалось по-настоящему мучительно, бедра напряглись до судороги, а из пересохшего горла вырвался бессильный хрип. «Я больше не могу», пронеслось в голове, и что за безумие, даже эта мысль показалась извращенно-сладкой. По телу Чуи прошла отчетливая, крупная дрожь, еще раз и еще. Рывком дернув Мори за бедра, он буквально насадил его на член, прежде чем выгнуться и низко простонать. Мори померещилось — или нет? — в этом стоне его имя. Думать об этом уже не было никаких сил. Он все еще пытался отдышаться, когда потолок над его головой вновь пришел в движение, обернулась вокруг своей оси огромная люстра, кресла и витражи мелькнули пестрыми росчерками. Мори тихо хмыкнул: Чуя столько раз поднимал его, удерживал на весу, но вот носить на руках ему, кажется, еще не доводилось. Влажными от пота лопатками он чувствовал мягкое трение бархата: Чуя, похоже, решил позаботиться о боссе и уложил его на ближайший диван. — Если скажешь, что сожалеешь о своей несдержанности, — хрипло проговорил Мори, — я тебя все-таки накажу. Чуя стоял на коленях перед диваном, как самый преданный слуга, и только жадный взгляд нарушал цельность этого образа. — Я не сожалею, — серьезно ответил он. Веселым его, конечно, назвать было нельзя, но опасные, глухие ноты исчезли из его голоса. Что бы ни владело им всего полчаса назад, сейчас это схлынуло, отступило на глубину, чтобы навсегда остаться где-то там, как темная вода под тонким слоем льда. Когда-то Мори пытался приручить Чую Накахару — вполне естественное желание для того, кому приходится иметь дело с такой дикой, необузданной силой. С этого все и началось — с интереса, который оказался ловушкой для них двоих, и когда интерес стал непреодолимым... ну что ж, он просто позволил себе проявить слабость. Слабость сама по себе не опасна, считал Мори, если ты управляешь ею, а не она — тобой. Тогда Мори еще верил, что эту слабость он держит под полным контролем. * * * Первым правилом, которое не устояло перед натиском беспощадной реальности, стало простое и незайтеливое — не дожидаться утра. Все, что происходит вечером или ночью, это так, не больше чем досуг, но в совместном пробуждении было что-то особое, нездорово напоминающее отношения. А все знают, что отношения босса с подчиненным ни к чему хорошему не приведут. Так что, если бы у Мори спросили, что Чуя Накахара делает в его спальне погожим весенним утром, всего через месяц после того, как они оба... не устояли перед слабостью, Мори мог бы ответить только одно: нарушает правила. Но нужно было признать: у Чуи, выросшего на городских улицах, это всегда прекрасно получалось. — Я так был рад словам твоим внимать И так стремлюсь продолжить путь начатый, Что прежней воли полон я опять. От изумления Мори распахнул глаза и с недоверием вгляделся в собеседника, решившего бесцеремонно прервать его рассказ — пусть легкомысленный, но все же! — на полуслове, да еще и таким неожиданным способом. Может, он и не станет первым в мире человеком, которому цитируют «Божественную комедию» в спальне, но определенно войдет в небольшой процент счастливчиков, поставленных на место таким культурным способом. Несколько мгновений он рассматривал чужую спину, что уже само по себе было возмутительно, а потом откинул голову на подушки и рассмеялся. Долго, искренне и, что уж скрывать, с откровенным удовольствием. Дерзость в собственный адрес мало кого приводит в отличное расположение духа, да и большинство из окружавших его, босса Портовой мафии, людей просто не посмело бы ее проявить, однако даже в самом скучном правиле теоретически могло найтись крайне редкое и потому любопытное исключение. — Что за упреки, Чуя, — пришлось постараться, чтобы лицо приняло невинное и даже слегка обиженное выражение под стать тому, как звучал сейчас его голос. — Неужели ты хочешь сказать, что я тебя отвлекаю? «Исключение» обернулось, сверкнув насмешкой во взгляде, веселой и абсолютно беззлобной; рыжие кудри в беспорядке спадали на лоб, в зубах был победно зажат ошейник, на поиски которого ушли последние десять минут. Мори лениво наблюдал за тем, как Чуя пытается натянуть второй рукав рубашки, стоя посреди его спальни босиком и в расстегнутых брюках, и думал — а кто здесь кого, собственно, отвлекает? — Впрочем, — добавил он низко и вкрадчиво, прекрасно зная, как будоражит Чую этот тон, — я рад тому, что ты читаешь рекомендованную мной литературу. Кажется, Чуя все-таки смутился: на бледном лице явственно прибавилось красок, а потом он и вовсе нырнул под кровать, чтобы выудить оттуда ботинок. Второй, насколько Мори было видно с его ракурса, находился возле двери, и Чуе еще только предстояло его обнаружить. Ну, с этим его исполнительный подчиненный был в состоянии справиться и сам, без подсказок. Не став прятать усмешку, Мори потянулся всем телом, которое отчетливо и приятно ныло после чересчур бурной ночи, и вздохнул. Хаос — неистовый и неизбежный, вторгавшийся в отстроенные с королевским размахом покои, когда они с Чуей проводили здесь вместе ночи, был ему даже по душе. Чуя и сам являлся хаосом, готовым разметать любых врагов, сколько бы их ни было, потягаться с законами природы и — вот же приятный сюрприз! — уложить на лопатки собственного босса, стоило только поддразнить его россыпью авансов. Воистину, бесценная находка... и насколько же кому-то другому было бы с ней тяжело совладать. Мори ничуть не стыдился собственного самодовольства: за прошедшие несколько лет он вложил немало стараний в то, чтобы вознести некогда дикого мальчишку на высоту, о которой тот наверняка раньше и не смел мечтать, раскрыть все грани впечатляющего потенциала и привязать к себе — не клятвой верности, но чем-то до опасного личным, держащим крепче любых цепей. — Мой самолет через три часа, — Чуя выпрямился и навис над ним, на ходу защелкивая на шее ошейник, — босс. Он мог не делать этого акцента, как мог и не скользить вдоль обнаженных ног жарким и тяжелым взглядом, но разве тогда им было бы интересно? Мори неспешно согнул колено, позволив одеялу окончательно соскользнуть с его тела. Даже в рассветной полумгле он видел, как вспыхивают чужие глаза и поджимаются губы, и от этого сладко тянуло внизу живота. — Что тебя беспокоит? — обманчиво-мягко спросил он, приподнимаясь на локтях. Вводить в заблуждение бодрым видом Чуя мог своих бывших маленьких друзей или новых коллег, но только не его, потому что право же, еще никогда, покидая по утру эту спальню, Чуя не собирался так долго и бестолково. В ответ Чуя медленно моргнул и нахмурился, словно его застали врасплох. Он явно колебался, тщательно подбирая слова и борясь с самим собой; Мори давно успел понять, что это занятие ходило у Чуи в числе любимых. Стоило избавить его от всех ненужных тревог и подобрать более полезный досуг, однако спешить с этим было нельзя — и Мори не спешил. В конце концов, в мире было великое множество вещей, которые ему хотелось вложить в эту голову, и, судя по оставленной рядом с «дорожным» планшетом книге — той самой, которую Чуя цитировал ему только что, — обучение обещало принести свои плоды. — Я не знаю... насколько я подхожу для такой работы, — крепость сдалась перед штурмом. В словах Чуи впервые мелькнула неуверенность. Теперь сомнения столь явственно проступали на его лице, что их без труда можно было читать, как написанные строки. Первая поездка заграницу, первые переговоры с иностранной организацией, соглашение с которой могло бы значительно расширить влияние Портовой мафии, — и все это в одиночестве, без помощи Коё, почти три года являвшейся его наставницей на этом нелегком пути. Бывший «Король Овец» задавался вопросом, на своем ли находится месте, и, пожалуй, это было даже закономерно. Но совершенно беспочвенно. — Ты же хотел посмотреть на Европу, — Мори с интересом разглядывал Чую из-под ресниц. Что ж, по крайней мере, он произнес «не знаю» вместо короткого «не», а с беспокойством можно было работать. — Даже не представляешь, как я мечтаю поехать с тобой, — он подпустил в голос жалобных ноток, и теперь уже была очередь Чуи широко раскрывать глаза. — На карте мира столько стран, в которых я не был и уже не побываю, вероятно, никогда. Тебе совершенно точно не следует упускать такую замечательную возможность. К тому же, — Мори задумчиво улыбнулся, — я собираюсь потребовать с тебя полный отчет о том, где ты был и что видел — помимо работы, разумеется. Думаю, она не займет много времени, наши новые знакомые и сами заинтересованы в договоре, осталось лишь обсудить нюансы... — Вы хотите, чтобы я... — должно быть, Чуя имел живое воображение, потому что в следующий миг посмотрел на него почти ошеломленно. Что он представил — как посылает боссу фотографии из Лувра или с Эйфелевой башни? Мори рассмеялся вновь и легко поднялся с постели. Когда он замер напротив Чуи, полностью обнаженный, тот вздрогнул — и почти неосознанно шагнул навстречу, втянув носом воздух, точно хищник. Потрясающе упрямый и послушный лишь ему одному. Мори любовался им, чувствуя, как скользят по бокам и бедрам горячие ладони, такие изящные, но, как он успел проверить на себе, чудовищно сильные. Внешность Чуи была самой обманчивой из всех, что он видел... и в этом было особое наслаждение. Наклонившись к чужому уху, он невесомо коснулся его губами: — Нельзя, чтоб страх повелевал уму; Иначе мы отходим от свершений, Как зверь, когда мерещится ему. * * * Забытый телефон снова приглушенно задребезжал, возвращая Мори в настоящее. Он мог только представить себе, во что они превратили его рабочий стол. Мори слабо усмехнулся, повернул голову — и наткнулся на пристальный, немигающий взгляд Чуи. Он что, так стоит тут на коленях и просто молча смотрит на него? Иногда Мори никак не мог понять, что происходит в этой голове. Чуя все еще был полностью одет, он даже не снял перчатки, и то, что казалось неожиданно пикантным в минуту страсти, сейчас заставило его задуматься — возможно, перчатки Чуя не стал снимать по какой-то другой, особой причине. Поймав его взгляд, Чуя как будто смутился, но не сдвинулся с места. — Никогда, — мрачно и тревожно сказал он, — не делайте так больше. Босс. Мори усмехнулся. Такая дерзость могла бы дорого стоить кому-то другому, по похоже, эта его... слабость уже давно вышла из-под контроля. — Забавно, — с притворной задумчивостью ответил он, — я как раз хотел сказать тебе нечто совершенно противоположное, — Чуя настороженно замер, и Мори продолжил: — Если однажды ситуация сложится для тебя непредсказуемо, и для того, чтобы спасти ваши с Дазаем жизни — или только свою — тебе придется разрушить еще один дом, небоскреб, целый квартал — я хочу, чтобы ты сделал именно это. Они уставились друг на друга, упрямо и непримиримо; холодная уверенность столкнулась с пламенной страстью, и похоже, в этом поединке никто не стал победителем. В памяти Мори внезапно всплыло что-то смутное, неуловимое. Что-то о приручении чудовища, которое, похоже, с треском провалилось... для кого из них? * * * — А, господин Хироцу, хорошо, что вы так быстро добрались, — Мори выглядел радушно и дружелюбно, как и всегда, когда рядом с ним сидела Элиза. Сейчас она занималась раскрашиванием черно-белого рисунка с принцессами — или феями, в этом Хироцу не разбирался. На полированной столешнице из темного дерева были разбросаны разноцветные мелки, похожие на лакричные конфеты, а сама Элиза сосредоточенно пыталась закрасить платье принцессы двумя мелками — голубым и розовым — одновременно. Мелки соскальзывали, оставляя на бумаге неровные росчерки, Элиза недовольно хмурилась. — Я всецело к вашим услугам, босс, — Хироцу церемонно поклонился Мори. — У меня есть для вас поручение, господин Хироцу. Особого свойства, — Мори протянул ему планшет в черно-желтом корпусе. — Скажите, вы когда-нибудь видели нечто подобное раньше? — Нет, — честно ответил Хироцу. На экране была карта Йокогамы с жилыми домами, соединенными красными и оранжевыми линиями. Кое-где линии пересекались с разноцветными кружочками — на территории соседнего жилого района их было около двадцати. — Это карта линий электропередач, — с энтузиазмом пояснил Мори. — Одна из карт, конечно, на самом деле их гораздо больше — с узлами, станциями, крупными коммунальными объектами. Но нас сейчас интересует именно эта, — длинный ноготь чиркнул по экрану, указывая на один из кружочков. — Вот это, господин Хироцу, самое удивительное — системы домашнего жизнеобеспечения. — Никогда не слышал о таких, босс, — Хироцу выглядел действительно удивленным. — Все потому, что вы не врач, господин Хироцу. На самом деле рядом с нами живут люди, которые постоянно нуждаются в поддержке жизненных функций. Кислородные аппараты, искусственные почки. Прогресс в сфере медицинской техники зашел достаточно далеко, чтобы не вынуждать этих пациентов проводить жизнь на больничной койке, но недостаточно — чтобы освободить их от прочих зависимостей, например, от исправных аппаратов и бесперебойной подачи электричества. Хироцу вежливо слушал, не задавая больше никаких вопросов. Мори Огай мог порой завести, казалось бы, отвлеченный разговор, но рано или поздно он приводил к точно намеченной цели. — Неделю назад, помнится, у нас случился нежелательный инцидент, — Мори демонстративно поморщился. — Будь мы в эпицентре уличных беспорядков или столкновения организаций, проблем бы не возникло, Йокогама — город, в котором никто уже не смотрит на очередной взрыв. Но сейчас в городе на удивление тихо, так что этому небольшому недоразумению досталось все внимание наших СМИ. — Мне казалось, нам удалось уладить этот вопрос, босс? Хироцу понятия не имел, на какие рычаги давил Мори, чтобы добиться такого быстрого, прямо-таки молниеносного решения экспертной комиссии, которая установила, что взрыв произошел по естественным причинам. Несчастный случай. Роковое стечение обстоятельств. Ну, они бы так и так ничего не нашли — Порча, как им удалось выяснить во время конфликта «Головы Дракона», не оставляла после себя химических следов. Никакого гексогена или напалма, никаких взрывателей или запалов, просто так — все взяло и внезапно взорвалось. Но между отсутствием следов и подтвержденным несчастным случаем лежала судебно-баллистическая пропасть, и даже Хироцу прекрасно это понимал. Элиза недовольно хмыкнула — мелок в очередной раз соскользнул, оставив на листе длинную розовую полосу, устремившуюся вниз, розовая пыль посыпалась на полированное темное дерево. — В целом — да, — кивнул Мори. — В последнюю неделю политический демарш оппозиции, к счастью, окончательно выдавил этот злосчастный инцидент из ежедневных новостей. Но вот тут, — Мори снова коснулся экрана планшета, — кроется неприятное для нас обстоятельство. Хироцу нахмурился. — Взрыв повредил линии электропередач? — К нашему большому сожалению. Перегрузка вызвала отключение вот этой, этой и еще этой улицы, — пальцы Мори быстро скользили над картой, Хироцу едва успевал следить за ними. — А вот тут, как вы видите... Хироцу видел — прямо посреди линии оказался очередной кружок. В отличие от прочих, он был блеклого серого цвета. — Здесь был какой-то пациент, нуждающийся в постоянной поддержке? — Ребенок, — кивнул Мори. — Три года. Такое... огорчительное совпадение. Элиза зевнула и перевернула страницу раскраски — похоже, после принцесс ее ожидали бабочки всех видов и размеров. С черно-белого листа Хироцу снова перевел взгляд на экран планшета. — Но почему он умер? Все остальные сигналы еще горят. Дело в его возрасте? — Вы очень верно задали вопрос, господин Хироцу, — Мори поднял палец. — Нет, дело вовсе не в возрасте, в нашем локальном списке есть и другие юные пациенты. В среднем в Японии вероятность отключения электросетей существует всегда — землетрясения, тайфуны, цунами. Мы живем в опасном месте, господин Хироцу, и риск сбоя или полного прекращения подачи электричества предусматривается при разработке аппаратов искусственного дыхания. В комплект обычно входят специальные батареи, которые позволяют пережить временное отключение, а если отключение длится слишком долго, то привозят генератор или... — Мори поморщился, — но это лишние для вас детали. Достаточно знать, что резервная батарея не включилась, ребенок погиб, и его безутешные родители жаждут справедливого возмездия. — Они требуют повторной проверки по факту... инцидента? — О, нет, — Мори небрежно щелкнул по экрану, и планшет погас. — Они собираются подать в суд на производителя систем домашнего жизнеобеспечения, — будто заметив удивление, мелькнувшее в глазах Хироцу, Мори пояснил: — Речь идет о крупной компании с отличными адвокатами, и уж они потребуют повторной проверки и даже смогут сами провести экспертизу. — Они ничего не найдут! — Разумеется. Но это потребует времени. Судебный процесс такого толка — дело небыстрое и шумное, и все время внимание СМИ будет буквально приковано к этому досадному происшествию. Для меня это крайне неудобно, — голос Мори, прежде доброжелательный и мягкий, зазвенел, как металл, — и я хотел бы избежать подобного развития событий. И это дело я собираюсь поручить вам, — Мори снова улыбнулся, — как человеку серьезному, обстоятельному, умеющему общаться с людьми. Хироцу снова поклонился. — Я готов выполнить любое поручение, босс. Мори положил на стол папку. — Вот тут вся необходимая информация. Уверен, вы сможете найти общий язык с этими несчастными людьми. У вас достаточно большой резерв, так что не стесняйтесь в средствах, предлагая им компенсацию. Ваша задача — убедить их отказаться от претензий; обычно помогают деньги, уговоры или и то, и другое в двукратном объеме. Кредитная карта, оформленная на одну из наших легальных компаний, уже лежит в этой папке. Хироцу, не поднимая головы, взял из рук Мори папку с бумагами. — А что, если они откажутся прислушаться к доводам разума, босс? — спросил он. Мори отвернулся к окну. — Давайте будем верить в их мудрость, господин Хироцу. Этот вопрос должен быть решен, так или иначе. Способ его решения я оставляю на ваше усмотрение, меня интересует только результат. Хироцу кивнул и двинулся к выходу. Уже у дверей его окликнули снова. — И еще, господин Хироцу. Это конфиденциальное поручение. Вы вольны пользоваться определенными возможностями Портовой мафии, но суть вашего задания должна остаться тайной для всех, в том числе для членов нашей организации. — Будет исполнено, босс. Хироцу обернулся, чтобы закрыть дверь. Мори все еще стоял у окна, но Элиза исчезла — на столе остался только альбом с незаконченным рисованием. Все крылья бабочек на листе были раскрашены в красно-черные цвета.