пожиратели солнца коулуна

После болтовни, Юри пригласил их всех к себе — отметить, да и просто проститься. Пора было покидать Изнанку. Химуро решил, что не стоило жадничать — деньги имелись даже после разорительного разговора в темной душной комнате — и заказал банкет, всякой съедобной дряни. В Изнанке можно было найти даже такое, если захотеть. Деньги и правда решали многое, и сейчас Химуро был как никогда рад тому, что даже эти расходы будут покрыты господином Ноги и стариком Мецудо. Информацию-то они выяснили. Даже труп... достали. Хорошо, что не труп Коги. Но за столом не было места грустным мыслям, стоило повеселиться впрок, потому что впереди ждали лишь унылые серые будни очередных поисков, вытрясывания информации с Кензо и многое-многое другое, что включало в себя лишь беспокойство. Сидя за низким столиком, Химуро буравил взглядом алкоголь в рюмке, после чего покосился на сидевшую рядом Барбару. Та притащила сюда даже своих нанимателей, но те задерживались, а потому она гордо уничтожала вкусности в одиночку, пока остальные в основном лишь болтали о всяком. Юри услужливо доносил еще и еще. — Знаешь, ты уже который раз прощаешься с нами, но мы вновь на тебя натыкаемся, — заметил Химуро, и Барб, загребшая тарелку с роллами себе, взглянула на него осуждающе. — То есть, я... Э-э-э... — Судьба!.. — неясным тоном проговорила она, после чего рассмеялась. — Шучу, конечно же. Изнанка как одна большая деревня, пока ты тут, постоянно натыкаешься на знакомых. Чего хотел-то, раз уж я тут к Юри пришла. Внезапно, дверь раскрылась, и в комнату влетела нанимательница Барбары — Линн, словно маленький ураган, уставилась на яства на столе, после чего покосилась на бутылку коньяка рядом с Барбарой и со страшным взглядом прошипела: — Это что такое?! Опять пьешь?! — Это не самое важное сейчас, Линн, — вдруг раздался ледяной тон секретаря. Тонкая длинная палка в очках, имитирующая человека, медленно вошла в комнату и обвела всех присутствующих презрительным взглядом, после чего уставилась на еду на столе голодным взглядом. Сакура страдал ровно тем же, чем и остальные приятели из его банды, а потому, чуть подумав, все же задал свой главный и несомненно важнейший вопрос: — Кто платит за стол? — надменным тоном поинтересовался секретарь Барбары. Когда Химуро с недоуменным взглядом вскинул руку, лицо мужчины в очках смягчилось, и, развернувшись к Барбаре, что с очень голодным видом тянулась к сашими, проговорил неожиданно теплым и добрым тоном: — Тогда можешь есть и пить сколько влезет. — Никаких пить! — рявкнула Линн, тоже бросаясь участвовать в чистке стола. — И без тебя знаю, зануда! — рявкнула на Сакуру Барбара, пытаясь подтянуть тарелку пальцами, а Линн просто показала язык. Они оба взглянула друг на друга, после чего Сакура, чуть подумав, вдруг развернулся и добавил тихим голосом: — ... я принесу пакет. — Побольше возьми! — крикнув ему это вслед, Барб развернулась к ошеломленному столь великой наглостью Химуро и пожала плечами. — Ничего личного, Джонни-бой. Ты сам нас сюда пригласил. Общаешься же с Хосэ, неужели он тебе не рассказывал ничего? И когда недоуменный взгляд уже был обращен к лучадору, что с самозабвенным видом разливал алкоголь по рюмочкам, тот лишь закатил глаза, явно дав понять, что не все истории стоят раскрытия — особенно если они касаются корпорации, состоящей из одной несовершеннолетней владелицы, секретаря-зануды и бойца, терявшего в бою голову. Потому что ее прозвищем было «Всадник Без Головы». А еще она таскала, предположительно, голову в коробке, а? А? А-а-а? Иногда Химуро полагал, что отвратительное чувство юмора ему привило общение с Окубо и Рихито — у этих двух идиотов его в принципе не было, Канэда там еще пытался выкручиваться и острить, но куда там одному против двоих! Разочарованно причмокнув, он схватил одну из рюмочек и протянул ее Кокуро — тот уже очухался после ночного и был вполне себе бодр, и даже наложенные Юри бинты были белы и чисты, не кровоточили. Они чокнулись и мгновенно осушили рюмки, после чего плеснули себе еще. И, пока остальные болтали слишком громко для гостей, но недостаточно — для тех, кто пришел сюда по приглашению Юри, заговорили: — Знаешь, я даже немного рад, что мы сейчас сидим тут и не думаем о всякой дряни, — хмыкнув, Химуро посмотрел на то, как Хосэ пытался отнять тарелку с сашими у Барб. — Это угнетает. — Кога тоже не был способен надолго сосредоточиться на одной цели, поэтому ему накостыляли, а потом схватили, — Кокуро хохотнул и потянулся к бутылке. Они разлили еще. — Он как-то рассказывал, что тот парень, Гао, прибил у него на глазах какого-то парня. И что после этого он целых два дня проходил мрачный, как говно, а потом Гао отхватил знатных пиздюлей от того копа, и они сразу помирились. Ну, то есть, ты понял. Он бы тоже долго злым тут не ходил. — Это ты типа меня так подбодрить пытаешься, что можно и повеселиться один вечер, пока Кога где-то в заднице? Когда Химуро недоуменно вскинул бровь, Кокуро бросил на него тяжелый взгляд и, покачав головой, вдруг все же кивнул. — Ну то есть да. Хотя как бы нет. — Это что еще за реверсивная психология?! — Я тебе че, психолог на полставки? — Кокуро смерил его взглядом. — Забей, умник. — Вот я бы забил! — вдруг влез Хосэ и бросил ироничный взгляд на Кокуро. — Тебя, еблана такого. — Опять умничаешь, рапунцель?! — взъярился тот, и они продолжили свое возмущенное гавканье. Но, впрочем, пьянка удалась. Под конец Химуро помнил смутно лишь то, что очень долго и нудно спорил с секретарем Барбары о моде, и о том, что та дурно влияет на вкус — и пока Химуро убеждал его, что современные тенденции были удобными и красивыми, Сакура занудным тоном — даже пьянел он таким образом — ворчал, что, дескать, это все уход от классики, и даже такие прекрасные шоу, как «ПуриКуа» (Химуро понятия не имел, что это, но на всякий случай с важным видом кивнул) постепенно перенимают эти мерзкие тенденции и превращаются черти во что. — ... и вот, в двадцать втором сезоне!.. — бормотал он, но не договорил. Был прерван внезапно выросшим за спиной Кокуро. Того пошатывало — выпил он немало — и, указав на товарища пальцем, он пробормотал: — Пок-к-ка мы готовились, давно ещ-щ-що, Канэда сказал, что ты б его... — Кокуро явно пробирало на смех, и он, глупо хихикая, указал пальцем на Химуро, — того б... Засосал, будь он бабой. В адекватном состоянии Химуро обязательно бы вспыхнул и возмутился нескольким вещам: первой, тому, что это в принципе стало темой для разговоров, а второй, о том, что данная информация каким-то образом всплыла. Значит, какой-то придурок ее слил, а зная, что это слышали лишь одни лишние уши... Ух, Химуро уже был готов их кое-кому оторвать. Вместе с языком. Точнее, был бы — но сейчас он был пьян, почти не соображал, и, с важным видом подняв палец, беспечно заявил: — Было! — И че не засосал-то, хы-хы? Пока Кокуро и Химуро пытались сверлить друг друга взглядами — выходило у них на диво плохо, учитывая, что оба опрокинули немало и сейчас были едва ли в состоянии держать голову прямо — на них смотрели с другой стороны стола, где процветали трезвость — ну, почти — и приличие. И хотя рядом с громким сопением спал Сакура, которому заботливо повязали галстук на голову, а Линн доедала сашими, вторая парочка дегустаторов алкоголя Юри не ощущала даже легких последствий опьянения. — Совсем пить не умеют, — буркнула Барб, распивая с Хосэ вторую бутылку коньяка. Они иронично переглянулись. — Хотя я удивлена, что ты не присоединился к их пьяным дебатам. — Я все-таки мексиканец, милочка, — скривившись, Хосэ с гордым видом отбросил челку с глаз. — Для меня такое дешевое пойло все равно что кофе на завтрак. — Ой заврался-то как!.. Небось просто с Секибаяши выпиваете иногда, вот и все! — И это тоже, не отрицаю. Они вдвоем повернулись к Кокуро и Хосэ, что преодолели тяжести гравитации, уперлись друг в друга лбами и смотрели вперед настолько яростными взглядами, словно перед ними сидели ребятки из враждебной организации. И пока Хосэ строил догадки о том, какая дрянь сейчас произойдет, Кокуро пьяным тоном просвистел: — Вреш-ш-шь! Красавчик. Ты только к деф-ф-фкам подкатываешь, как к той... Звенящей... С бубенцами... — С бубенцами я тоже подкатываю, — залаял смехом в ответ Химуро. Пока он булькал, изображая хохот, Кокуро буркнул: — И че, слабо на пятнадцать иен показать? — Че, на тебе? — Химуро во второй раз рассмеялся, и, прежде чем Кокуро ответил, наклонился к нему. Сейчас он мог сделать ремарку о собственном прошлом, о том, что раньше чем только не зарабатывал — и гордость в такие моменты меркла. Это сейчас он мог позволить себе гоняться лишь за красивыми юбками, а тогда любое внимание было кстати. И, когда их губы с Кокуро соприкоснулись — это все на спор, никакой романтики! — Химуро почувствовал... Как рот у того приоткрылся... И что-то теплое оказалось внутри... Язык... Или нет... В эту секунду Химуро мгновенно протрезвел — а Кокуро, не выдержавшего крепости алкоголя, от души стошнило. Прямо ему в рот. Поначалу Химуро побелел, словно снег с вершины Фуджи, потом позеленел, затем вовсе начал принимать цвета для людей не предназначавшиеся и соответствующие в основном бабуинам и коралловым рыбкам. Блять, блять, блять! Этот пьяный гандон!.. — Ох че-е-ерт! — Хосэ поморщился, хотя было видно, что он едва сдерживал смех. — Он наблевал ему в рот! Отстой! Вот и доцеловались, голубки. — Алкоголь — один, идиоты — ноль, — со смешком фыркнула Барбара. И они, вновь чокнувшись, опрокинули еще немного коньяка. Подобное происшествие заставило Химуро просто мгновенно протрезветь, и, отпихнув Кокуро, что уже со сладким видом посапывал на столике, он бросился наутек на улицу. Юри заботливо приоткрыл ему дверь, сочувственно смотря в спину, и Химуро мог лишь мысленно благодарить его за это — сейчас адекватные идеи в его голове смешались с диким воем и желанием блевануть. Что он, в общем-то, и сделал. На улице. Чувствуя отвратительный привкус на языке, Химуро поскреб его ногтями — не уходил. Он мысленно проклял Кокуро и тот день, когда решил позвать с собой на задание приятелей Коги. Очевидно было, что у невоспитанного мальчишки были такие же приятели. Что Кокуро, что Хосэ. Но второй хотя бы не блеванул ему прямо в рот!.. Сука, сука, сука-а-а-а! За спиной раздались шаги, и Химуро мысленно попросил богов, чтобы это был кто угодно, но не виновник произошедшего — и, когда оглянулся, выдохнул с облегчением. То была Барбара, и зубах у нее была тонкая пластмассовая палочка. Повертев ею, она с иронией взглянула на Химуро, после чего похлопала его по спине. Стало еще тошнее. — Ну-ну, с каждым бывает — Не с каждым! — рявкнул тот в ответ, и Барб хмыкнула. — Ладно, ты прав. Не каждому блевали в рот. Ну-ну, Колумб вошел в историю, и ты войдешь! Заметив, как скис лицом Химуро еще сильнее, она вынула изо рта пластиковую палочку — ею оказался чупа-чупс — и протянула ему. Сладость после этого мерзкого вкуса... С одухотворенным лицом взяв его, Химуро спешно запихнул конфету в рот. После этой гадости — как амброзия. Они вместе уставились вперед, на редкие огни — в Изнанке такие были лишь у богачей. Ветер тут был холодный, душный, вонявший гарью, и Химуро вдруг осознал, что все же скучал по этому гадкому местечку. Всех, родившихся тут, тянуло обратно. Видимо, это судьба. Интересно, хотел ли вернуться сюда Токита Ома?.. Барб тоже выглядела задумчивой, и, опередив Химуро, она вдруг пробормотала: — Знаешь... — Хм? — ... теперь каждый раз, когда ты будешь сосаться, ты будешь вспоминать вкус блевотины. Краска мгновенно отлила от лица Химуро, и он тихонечко взвыл, скрыв лицо в ладонях. Луна загадочно наблюдала за ними...