Вздох. Всхлип. Шаг.

      Маринетт не помнит, когда она в последний раз ложилась спать раньше полуночи. Её режим был повержен, сломлен и убит одновременно. Как и она сама.       Химия, химия, физика, мировая литература, физкультура… Какой сегодня день недели? Впрочем, это неважно. Дюпен-Чен просто хочет спать. Прийти домой и лежать, глядя в потолок, пока мозг будет генерировать очередной необыкновенно смущающий, но такой до омерзения приятный сон.       Видения посещали её теперь каждую ночь. Иногда это были просто размытые фигуры — то ли акумы, то ли одноклассники. Честно, она и не особо хотела вглядываться, но почему-то всегда просыпалась с улыбкой на лице и ярко-розовым румянцем, словно перед самым пробуждением видела Адриана. Вот только наглый оскал от уха до уха точно не мог принадлежать ему…       На одних принципах «я должна хорошо учиться» Маринетт бездумно переписывала с доски тему урока. Взгляд рассеянно бегал по аудитории, слух улавливал лишь обрывки фраз про алканы и формулу метана, с огромным энтузиазмом рассказываемые мадам Менделеевой. Хочется почему-то закрыть глаза и погрузиться внутрь себя, а не в химию. Сделав шумный вдох, встать и сбежать в туалет, чтобы найти свободную кабинку и нарыдаться вдоволь. До конца урока еще полчаса. Маринетт точно успеет. Она поднимает правую руку, резким движением откладывает ручку в сторону. И ровно в этот момент все летит в тартарары.       Адриан оборачивается, сверкая той самой улыбкой из её снов, словно насмехаясь искорками в глазах. Поправляет сбившиеся волосы, зачесывая их ладонью назад. Моргает. И, черт побери, молчит, услужливо протягивая упавшую ручку Маринетт, вмиг разучившейся складно говорить. Тишина затягивается на пару секунд, длящихся для нее минимум минуту, а затем над ухом раздается грубоватый кашель. Агрест все еще протягивает ей ручку. Вздох. Всхлип. Шаг.       И она бежит. То ли от него, то ли от себя, то ли от осознания. В ушах стучит набатом кровь, звенит на всей громкости будильник и взрывается фейерверк. Лестница, поворот, коридор, дверь… Холодная вода брызгает из крана в потные ладони, Маринетт смотрит на себя в зеркало невидящим взглядом. Бросает в жар, щеки горят огнем, но от осознания действительности никуда не деваться. Хочется сесть на кафельную плитку, зарыться носом в колени и начать ненавидеть себя изо всех сил. Но она стоит, крепко держась обеими руками за край раковины. Мысли давят на черепную коробку, не уступая место чему-нибудь еще. Окружающие белые стены не успокаивают, а только больше напоминают кошмарный сон. За дверью раздаются быстрые шаги. Дюпен-Чен зажимает рот ладонью, кусая пальцы.       — Маринетт? — голос Альи подрагивает от волнения. — Ты здесь?       Дюпен-Чен упрямо молчит, не желая показать слабину. Она чуть ли не кричит, но позволяет себе только шипеть от негодования, до боли сжимая холодный материал умывальника. С характерным стуком двери о косяк, становится тихо, быстрые беспокойные шаги за дверью мужского туалета прекращаются. И в тот же момент слезы ручьём катятся из глаз, звонко ударяясь о кафель. Она просто не верила, точнее не хотела даже допускать малейшей оплошности в своих расчётах. Все же было давно решено, обдумано и проверено. Интуиция Леди ошиблась? Дважды?       Маринетт дрожит с ног до головы, отчего-то отчаяннее прижимает тонкую ткань пиджака к груди и падает назад, с удивлением обнаруживая себя в постели. Розовое окружение при ближайшем рассмотрении оказывается родной комнатой, а мелкая ссадина на щеке говорит о реальности только что, по её мнению, произошедшего. Страх сковывает движения, заставляя беспокойно оглянуться. Руки самопроизвольно мнут теплую и мягкую ткань пледа, выдавая волнение и некоторую озадаченность Дюпен-Чен. Она осторожно спускает ноги с кровати, осознавая ситуацию, и кусочки складываются в цельную картину. Маринетт делает глубокий вдох, оборачивается и тихо шмыгает носом, кидаясь в объятия родного Кота, улыбка которого снится ей уже месяц.