* * *
Стайлзу не нравится взгляд babcia, которым она награждает его и Скотта, когда они входят в дом в начале Дня благодарения. Он не может объяснить, почему. Это не отталкивающий взгляд. На самом деле, она смотрит на них в полном восторге, но Стайлз ощущает себя не в своей тарелке. — Przemuś! [4] — приветствует она его, стискивая в объятиях настолько крепких, что он уверен — его ребра скрипят несмотря на то, что она ниже его на целый фут и легче ровно наполовину. — Dawno się nie widzieliśmy! [5] — Cześć, babciu [6], — сипит Стайлз, похлопывая её по спине. Скотт выглядит позабавленным, и приходится противостоять желанию показать ему язык. — Ты помнишь Скотта? — Ох, да, ciacho [7], — с озорным блеском в глазах подтверждает она. — Babcia! — вскрикивает Стайлз, краснея. — Не зови его так! — Это правда, — весело отвечает она. Стайлз смотрит свирепо, в то время как Скотт выглядит смущённым. — Хорошо, хорошо, — сдаётся она. — Tygrysku [8] подойдёт? — W porządku [9], — вздыхает Стайлз, принимая этот вариант, потому что знает: одолеть ее в споре никогда не сможет. — Мама, ты позволишь мальчикам зайти в дом? — слышит он голос отца. — Tak, tak [10], — отвечает бабушка, пропуская их в дом. — Раздевайтесь и помогите мне на кухне. — Будет сделано! — отвечает Стайлз, таща Скотта за собой вверх по лестнице, подальше от babcia. Не то чтобы он её не любил, но если позволить, она придумает ещё как минимум три прозвища для Скотта. — Итак, — ошеломленно начинает Скотт, когда они оказываются в комнате. — Как она назвала меня? — По всей видимости, ты теперь её «тигрёнок», — Стайлз опрокидывается спиной на кровать и старается не слишком сильно стонать от выходок своей babcia. — Ага, но до этого, — напирает Скотт, скидывая свои вещи рядом с кроватью — внизу они просто загромождали бы комнату, но на самом деле он будет спать в гостиной на диване, чтобы не мотаться домой каждую ночь. — Ничего, — Стайлз пытается говорить небрежно. — Чувак, это точно не ничего, — смеётся Скотт. — Ты выглядел по-настоящему смущённым. — Тьфу, ладно, — сдается Стайлз, сопротивляясь сильному желанию уткнуться лицом в кровать. — Технически, ciacho означает «красавчик», но можно перевести и как «горячий парень». — Твоя бабушка считает меня горячим? — смеётся Скотт, и Стайлз посылает ему ненавидящий взгляд. — Пожалуйста, во имя любви Господа, заткнись, — ноет он, пытаясь игнорировать, насколько привлекательным выглядит Скотт, развлекающийся за его счёт. — Должен ли я волноваться о том, что твоя бабушка пытается подкатить ко мне? — дразнит Скотт, вынуждая бросить подушку ему в голову. — Если так, я отрекаюсь от неё. — Эй, не беспокойся, ты всегда будешь моим любимым Стилински, — отвечает Скотт. И несмотря на то, что его тон по-прежнему поддразнивающий, звучит он гораздо мягче, и это заставляет сердце Стайлза пропустить удар. — Мы должны спуститься, — выпаливает Стайлз, поднимаясь с кровати. — Babcia наверняка теряет терпение. Если Скотт и замечает резкую смену темы, то никак это не комментирует.* * *
— Итак, — говорит babcia во время ужина вечером, и Стайлз готовится к худшему, потому что этот тон не предвещает ничего хорошего. — Твой tata [11] сказал мне, что вы двое, мальчики, живёте вместе. — М-м-м, да, — подтверждает Стайлз, глядя на Скотта, пожимающего плечами и выглядящего таким же смущенным, каким он ощущает и себя. — Что такого? — Przemuś, всё в порядке, — серьёзно отвечает babcia. — Ты не должен скрывать это от меня, потому что я такая старая. Нет ничего плохого в том, что он твой chłopak [12]. — Mój chłopak? — лопочет Стайлз, краснея. — Nie! Babcia! Скотт, тем временем, выглядит сбитым с толку. Отец пытается вклиниться: — Мама... — Нет необходимости нянчиться со мной, — протестует babcia и выглядит при этом искренне расстроенной, чем застигает Стайлза врасплох. — У меня нет проблем с тем, что Przemuś полюбил другого мальчика. — А-а, — неловко восклицает Скотт, сообразив, наконец, о чём речь. — Он хороший мальчик! — восклицает babcia, указывая на Скотта, и Стайлзу больше всего хочется, чтобы земля под ногами разверзлась прямо сейчас и поглотила его. — Pracowity! Przystojny! [13] — Миссис Стилински, мы не... — пытается объяснить Скотт, выглядя напряженным, но его тон остаётся мягким и вежливым. — Вы можете легально пожениться, — напирает Виолетта Стилински. — Почему вы не женитесь? — Ну, они слишком молоды, — вмешивается отец, и Стайлзу хочется обнять его прямо сейчас. — Я вышла замуж за моего mąż [14], когда мне было восемнадцать, — смеётся бабушка, отмахиваясь от слов Джона. — Они не слишком молоды. Стайлз сопротивляется импульсу приложиться головой об стол и артикулирует Скотту: «Извини». Остальная часть обеда проходит ненамного лучше.* * *
— Ух, прости за мою babcia, — вздыхает Стайлз, пока они готовятся лечь спать. — Всё в порядке, — бормочет Скотт, стягивая футболку через голову. Стайлз быстро отводит взгляд. — Действительно лестно, что она считает меня достаточно подходящим для её Шеме... — как ты произносишь это? — Даже не думай, — стонет Стайлз, старательно пялясь в потолок, чтобы уберечь свои глаза от вида переодевающегося в пижаму Скотта. — Ты не узнаешь глупое прозвище, которым меня называет babcia. — Это круто, — парирует тот с усмешкой. — И я уже знаю, как написать твоё имя, пусть и не могу его произнести. — Приятель, ты правда считаешь нормальным то, что моя babcia считает, будто мы встречаемся? — меняет тему Стайлз. — Потому что я могу объяснить ей всё, если хочешь. Имею в виду, это, наверное, будет всё равно что самому себе зуб вырвать, но я смогу сделать это. — Всё в порядке, — отвечает Скотт, и Стайлз поднимает взгляд, чувствуя, как кровать чуть проминается и Скотт садится рядом с ним. — Честно, я не так уж против всего этого. — Его губы изгибаются в улыбке. — Как думаешь, значит ли это, что теперь она даст мне рецепт pączki? — О, я вижу, ты просто пользуешься ситуацией, чтобы украсть секретный рецепт семьи Стилински, — забавляется Стайлз. — Я слежу за тобой. Но это не сработает в любом случае, потому что нам придётся провести в браке пять лет, прежде чем ты сможешь наложить лапу на рецепт. — Не знаю, может, моя сексуальность переубедит её, — смеётся Скотт. — О боже, ты наконец перестанешь? — стонет Стайлз, хватая подушку и ударяя ею Скотта. — Посмотрим, позову ли я тебя на День благодарения вновь. — Чувак, сегодняшнее, — угрожает Скотт, похищая подушку, — я смогу припоминать тебе по крайней мере ещё год. — Ты ужасен, — Стайлз врёт, а Скотт просто смеётся. На какое-то мгновение тишина повисает между ними, но неловкости нет. Пора идти чистить зубы, но прежде чем он встаёт, Скотт говорит: — Итак, я, вероятно, собираюсь остаться с тобой здесь этой ночью. — Что? Почему? — хмурясь, вопрошает Стайлз. — Твоя бабушка считает, что мы встречаемся, — Скотт посылает ему многозначительный взгляд. — И если она застанет меня спящим в гостиной, она, вероятно, снова обвинит нас в том, что мы нянчимся с её чувствами. — Тьфу, — стонет Стайлз, для разнообразия вжимая подушку в лицо. — Как будто мы не делили кровать раньше, — пожимает плечами Скотт. — Что ж, да, но мы не делали этого годами, — Стайлз умолкает. — Трезвыми, по крайней мере. Ты реально милый, когда пьяный. — Ну, а ты приставучий, — Скотт хрюкает от смеха, и Стайлз отодвигает подушку от лица, чтобы взглянуть на него. — Ты в порядке с этим? — Пока я могу занимать левую половину кровати, — соглашается Стайлз, смиряясь с судьбой. Он просто надеется, что не проснётся утром со стояком в одной постели со Скоттом. Разговор выйдет неловким. — Конечно. — Я иду чистить зубы, — оповещает Стайлз. Отчасти это действительно необходимо сделать, отчасти ему нужно немного приватности. Когда он закрывается в ванной, то со вздохом утыкается лбом в дверь. Плохо, что у него есть чувства к Скотту, но ему казалось, что он скрывает их довольно хорошо. Очевидно, недостаточно хорошо, раз babcia заговорила об этом. Он чистит зубы медленно, пытаясь убедить себя, что не нарочно делает всё возможное, чтобы как можно дольше избежать необходимости делить одну кровать со Скоттом. Он просто тщательно заботится о здоровье зубов, вот и всё. В конце концов, придётся это пережить. Когда он возвращается из ванной, Скотт уже лежит, свернувшись под одеялом, играясь в телефоне. — Собираешься сидеть допоздна или лечь в постель прямо сейчас? — спрашивает Скотт, и мозг Стайлза замыкает на словах «лечь в постель прямо сейчас». — М-м, я просто готовился ко сну, — отвечает Стайлз, всё еще неуклюже застыв в дверях спальни. — Долгий день, понимаешь? — Отлично, — отвечает Скотт, вспыхивая улыбкой, весь светясь от счастья. — Я думал о том же самом. Выключишь свет? — Конечно, — Стайлз щелкает выключателем, и всё погружается в тень. Затем Стайлз осторожно пробирается через комнату и проскальзывает под одеяло с левой стороны кровати. — Ночи, Стайлз, — бормочет Скотт. — Ночи, Скотти, — отвечает он, смиряясь с тем, что до утра будет лежать на спине и пялиться в потолок. * * * Когда он просыпается следующим утром, другая сторона кровати пуста. На секунду Стайлз испытывает что-то вроде печали, и это угнетает, но потом всё приходит в норму. Лучше проснуться в пустой постели, чем распластанным по Скотту. Он неторопливо соскребает себя с кровати, ероша рукой растрёпанные волосы. Выйдя в коридор, улавливает восхитительный аромат, доносящийся с кухни. — Obudziłeś się! [15] — говорит его babcia, когда он заходит на кухню. Он моргает, медленно переваривая смысл услышанного. — Утро, — мычит Скотт, лишь ненадолго отводя взгляд от большого, пышного блинчика, который он готовит на плите. Он ловко переворачивает его, проверяя готовность, прежде чем открыть духовку и вытряхнуть панкейк со сковороды на тарелку внутри духовки, где лежит уже несколько других. — Twój tygrysek учит меня готовить панкейки, — говорит babcia, ярко улыбаясь Скотту, отошедшему в сторону, чтобы позволить ей долить жидкого теста в кастрюлю на плите. — Потом я собираюсь научить его готовить pączki. — Что? — выпаливает Стайлз, глядя на нее с широко открытыми глазами. — Но...я...мы же еще не женаты! — Przemuś, он сказал мне, что вы влюблены друг в друга с семи лет, — парирует Виолетта Стилински, поворачиваясь, чтобы погладить его по шее, словно ему до сих пор семь. — Я знала, что однажды буду учить его. Стайлз вопросительно смотрит на Скотта, но тот старательно сосредотачивается на переворачивании панкейков. Тем не менее, Стайлз не может не заметить, как кончики его ушей немного розовеют. Часть его хочет, чтобы Скотт покраснел потому, что действительно любит Стайлза, но он, скорее всего, просто смущен ситуацией. Он получит рецепт, как всегда и хотел. Стайлзу поручено накрыть на стол, в то время как Скотт впечатляет babcia способностью переворачивать панкейк без лопаточки, подбрасывая его в воздух и снова ловя. Стайлз искренне надеется, что Скотт не позволит его babcia попробовать этот трюк: есть все основания полагать, что свою неуклюжесть он получил именно от нее. Позже его отец спускается вниз, воспользовавшись, по-видимому, возможностью поспать подольше. Стайлз считает, что он работает слишком усердно, но опять же, трудно всё время оставаться дома в одиночестве. — Скотт и babcia готовят панкейки, — говорит Стайлз в качестве приветствия. — Пахнет замечательно, — отвечает отец, пробираясь к двери, чтобы взять газету с веранды. — А потом она собирается научить его делать pączki! — кричит Стайлз вслед. Когда отец возвращается с газетой, он не выглядит впечатленным. — Неужели? Давно пора, — отвечает он, и Стайлз изо всех сил (безуспешно) борется с изумлением. — Но Скотт и я не... — отвечает он, неловко затихая и понижая голос, и надеется, что babcia в соседней комнате не слышит. — Стайлз, она не имеет ничего против. Я не против. Скотт тоже, — вздыхает отец в ответ, усаживаясь за стол. — Он хороший парень, и он по уши влюблен в тебя. Он не отдалится, если это то, чего ты боишься. Стайлз не вполне уверен, что сказать на все это. Остаток утра проходит достаточно приятно. Панкейки восхитительны, само собой , ведь у Скотта есть особый талант к приготовлению завтраков. (Хотя он ужасно готовит пасту. И Стайлз уверен, что сколол зуб в тот последний раз, когда пробовал съесть очередную приготовленную Скоттом лазанью). Позже он снова оказывается на кухне — готовит еду для праздничного ужина следующего дня. Он отправляет babcia за парочкой недостающих ингредиентов и готовит салат, когда Скотт подбирается к нему. — Эй, — мягко начинает он. — Извини за утро. Если тебе настолько некомфортно оттого, что твоя бабушка учит меня рецепту, я могу попросить её прекратить. Я знаю, что это семейная традиция, и вовсе не имел в виду... — Приятель, всё в порядке, — вздыхает Стайлз, толкаясь плечом о плечо Скотта. — Это на самом деле не так уж важно. — Не похоже на то, — парирует Скотт, хмурясь. — Серьезно, всё в порядке, — Стайлз возвращается к приготовлению салата и пытается определить, сколько нарезанного миндаля добавить. — Ты практически член семьи. Глупо скрывать рецепт от тебя только потому, что ты не в браке с кем-то из Стилински или не связан с нами кровным родством. — Да, — отвечает Скотт, но есть в его голосе что-то почти — почти тоскующее. — Мы братья. Стайлз кусает нижнюю губу, испытывая дискомфорт, потому что он чертовски уверен, что братья не должны думать друг о друге так, как он думает о Скотте. — Отлично, раз с этим мы разобрались, я призываю тебя помочь мне приготовить суп из тыквы, — объявляет он, возможно слишком очевидно меняя тему, но Скотт не комментирует. На самом деле, он, похоже, испытывает такое же облегчение, что и Стайлз. Они работают бок о бок в неторопливом темпе, и Стайлз думает: пусть он и не может быть со Скоттом в романтических отношениях, Скотт всё еще есть в его жизни.* * *
Стайлз продолжает работать над супом, когда babcia возвращается из магазина и решает, что настало время научить Скотта готовить pączki. — Ты должен помочь Стайлзу приготовить их к Tłusty Czwartek [16], — настаивает она, роясь вокруг в поисках ингредиентов. — Babica, это будет не раньше февраля [17], — замечает Стайлз, не справившись с голосом — тон на порядок выше обычного. — Ему нужно практиковаться, — возражает она, вручая Скотту миску для смешивания. Стайлз закатывает глаза, но Скотт выглядит довольным. Стайлз сосредотачивается на кипящем супе, помешивая его вновь, но это не помогает отвлечься и он не может не обращать внимания на Скотта и babcia в другом конце кухни. По-видимому, она одобрят навыки Скотта в смешивании, но его навыки взбивания теста оставляют желать лучшего, и Стайлз вынужден подавить смешок. Когда он заканчивает с супом, он уступает им плиту, чтобы они могли начать жарить pączki. Скотт удивительно хорош в этом, хотя Стайлз практически уверен: последняя попытка Скотта пожарить что-то едва не закончилась поджогом квартиры (он пытался приготовить картофельные спиральки на день рождения Стайлза). — Nie rób tego [18], — говорит babcia, ударяя его по руке, когда он пытается стащить pączek. — Подожди, пока остынут. — Hej! — восклицает Стайлз, слегка надувшись. — Но они вкуснее горячими! — Ты обожжешь язык, — настаивает она и добавляет после паузы: — Но я уверена, что поцелуй твоего tygrysek всё исправит. — Babcia! — пронзительно кричит Стайлз, но Скотт — Предатель — просто смеётся. Требуются ещё две стелс-атаки, прежде чем его подпускают к pączek, и он стонет, когда берёт кусок свежего, тёплого теста. — Jest świetne [19], — говорит он с полным ртом. — Настолько хорошо? — усмехается Скотт, способный понять его невнятную речь без перевода. — Невероятно, — соглашается Стайлз. — Я собираюсь съесть не меньше десятка. — Dobrze [20], — говорит babcia, тыкая его в живот. — Ты слишком тощий. — Эй! — краснеет Стайлз. — Я сухощавый, ясно? Есть разница. — Twój tygrysek тоже тощий, — продолжает она, поворачиваясь к хохочущему над Стайлзом Скотту, чтобы и его ткнуть. Скотт умолкает, и это лучшее воздаяние. — Мне казалось, что вчера ты назвала его ciacho. — Tak, tak, но он все равно тощий, — ворчит babcia. — Надо найти твоего tata. Ему тоже не помешает есть побольше. — Эй, ему разрешено не больше одного! — кричит Стайлз ей вслед. — Он умрёт слишком рано, если съест слишком много! Стайлз уверен, что видит пренебрежительный взмах через плечо, что не сулит ничего хорошего здоровью его отца. — Я и забыл, какое впечатление производит твоя бабушка, — говорит Скотт, когда она находится вне пределов слышимости. — Она нечто, верно, — фыркает Стайлз, качая головой. — По крайней мере, мы получили pączki. — Да, — соглашается Скотт. Стайлз облизывает нижнюю губу, снимая налипшую сахарную пудру, и глаза Скотта отслеживают движение. Если бы Стайлз обращал внимание на что либо, кроме Скотта, он, вероятно, услышал бы шаги на лестнице. Вместо этого у него перехватывает дыхание, когда Скотт внезапно наклоняется и нежно целует его. Стайлз издает удивленный звук и его глаза закрываются, когда рот Скотта прижимается к его, но все заканчивается так же неожиданно, как и началось. Стайлз собирается спросить, что произошло, потребовать объяснений, но прежде Скотт шепчет: — Твоя бабушка смотрит. Ох. Стайлз старается не выглядеть слишком расстроенным и в основном терпит неудачу; оглядываясь через плечо, он видит свою babcia, стоящую в дверном проеме и напоминающую кошку, поймавшую канарейку. — Babcia, — стонет он, отстраняясь от Скотта. — W porządku, — смеётся она. — Оставлю вас, влюбленных голубков, наедине. Я помню те времена, когда твой dziadek [21] и я были такими же. — О боже, — стонет Стайлз, когда его babcia смеётся и возвращается в столовую. Стайлз слышит, как она говорит отцу что-то о необходимости выбраться из дома, и чувствует, что его лицо всё красное, когда она объявляет: — Твой tata и я собираемся сходить выпить кофе! Bawcie się dobrze! [22] Входная дверь захлопывается, и на мгновение в кухне воцаряется тишина. — Они только что оставили нас одних, чтобы мы могли трахнуться? — разбивает тишину Скотт. — Ага, — вздыхает Стайлз, изумляясь, почему каждый в этом доме живёт для того, чтобы усложнить ему жизнь.* * *
Проходит тридцать минут с ухода его babcia и отца, и всё, что Стайлз делает, это съедает три pączki, что возможно не соответствует представлениям бабушки о веселье, но ему действительно весело. — Ладно, они правда вкусные, но я до сих пор не понимаю, куда они все помещаются, — смеётся Скотт, сканируя Стайлза взглядом. — Заткнись, у меня растущий организм, — бормочет Стайлз с полным ртом сладкого теста. — Как будто ты сам не съел четыре. — Всё ещё меньше, чем ты, — приподнимает бровь Скотт. Стайлз, как любой взрослый, просто показывает язык в ответ, прежде чем сделать очередной укус. Он отвлекается на свой телефон на мгновение, всё еще жуя pączek. Когда он вновь смотрит на Скотта, тот пялится на него странным взглядом, который Стайлз не может распознать. — Что? — сглотнув, спрашивает он, вырывая Скотта из транса. — Ничего, просто у тебя здесь... — говорит Скотт, указывая на его рот. Стайлз морщит нос, а затем утирается тыльной стороной ладони. — Порядок? — Нет, просто... — Скотт наклоняется вперёд и использует рукав рубашки, чтобы стереть сахарную пудру с губ Стайлза. — Здесь. Скотт не отстраняется немедленно, и Стайлз не может не смотреть на его губы, вспоминая, каково было ощущать их на себе менее часа назад. — Стайлз... Прежде чем Стайлз успевает подумать, что он творит, он наклоняется вперёд и прижимается к губам Скотта. Однако вместо того, чтобы ответить, поцеловать в ответ, Скотт остается неподвижным. — Я... извини...я, — каркает Стайлз, отшатываясь. — Твоей бабушки здесь нет, — замечает Скотт, звуча несколько ошарашенно. — Нет, — соглашается Стайлз, краснея. — Тогда почему? — ошеломленно спрашивает Скотт, пялясь на него с открытым ртом, и Стайлзу хочется плакать от того, как сильно он облажался. — Извини, я не должен был, я просто... Стайлз заикается, стараясь смотреть куда угодно, только не на Скотта: — Не знаю, что на меня нашло... — Так значит, ты не хочешь сделать это снова? — перебивает Скотт, в его голосе — разочарование. — Потому что если ты хочешь, я не против. — Подожди, что? — удивленно приоткрывает рот Стайлз. — Я безумно влюблен в тебя уже вечность, — продолжает Скотт удручённым тоном. — Надеялся, что это не сделает наши отношения странными, потому что я знаю, что ты не... — О, боже, иди сюда, — прерывает Стайлз и втягивает удивлённого Скотта в очередной поцелуй. Скотт застывает на секунду, но потом отвечает. Стайлз не может не издать тихий стон, посасывая нижнюю губу Скотта, зарываясь рукой в его волосы. Скотт охотно отвечает ему, но вскоре им приходится сделать перерыв, чтобы глотнуть воздуха. — Так значит..? — задыхается Скотт, алея щеками. — Я тоже был влюблен в тебя все это время, — отвечает Стайлз, прижимаясь лбом ко лбу Скотта. — Не имею, блядь, ни малейшего понятия, как ты это пропустил. — Мы идиоты, — шепчет Скотт, и Стайлз смеётся. — Ага. Точно.