кто тебя нарисовал?

Мингю не помнит когда начал ненавидеть лаванду. Он столько раз видел эти нежные фиолетовые лепестки в алой крови, что забыл, когда все началось. Он столько раз рисовал лавандовые поля и человека, раскинувшего руки, будто бы пытающегося обнять весь небосвод, посреди фиолетовых просторов, что забыл, когда его полюбил. Вновь. Мингю касается кистью с нежно-фиолетовой краской своего холста, по его подбородку стекает тоненькая алая струйка в перемешку с лепестками, он давится кровью, дабы не запачкать холст, и своими слезами. Он почти не дышит, лишь судорожно вздыхает и глотает ком, что перекрывает весь кислород в горле. Очередное лавандовое поле прорастает на холсте, на фиолетовые цветы давит пурпурно-алый закат и солнце прячется за маленькими хрупкими веточками. Мингю оставляет последний мазок и отходит от картины. Он видит каждый колосок на холсте и от этого лепестки душат ещё сильнее. Он падает на колени и вновь заходится в приступе кашля. Красная лужица растекается по полу - Мингю как обычно оставляет ее. Она напоминает ему его же картину - все те же лавандовые лепестки на алом фоне. Красиво. Но отвратительно. Джихун считает, что Ким Мингю идиот. Хотя он и гуманитарий, но считает правильно, ибо Ким Мингю ежедневно ходит в библиотеку, хотя даже не читает, Ким Мингю давится лепестками каждый раз, как переступает ее порог и чует запах книг, Ким Мингю садится с первой попавшейся книгой за крайний столик позади причины кустарника лаванды в легких и Ким Мингю каждый раз изрисовывает страницы в своём скетчбуке его затылком, ухом и, если повезёт, боковой линией лица, так как у Ким Мингю не хватает смелости взглянуть на него. Верно. Ким Мингю идиот. Каждый раз после библиотеки он еле успевает свернуть за угол, выходя сразу после главного виновника своей медленной кончины, и откашляться, закрыв рукавом рот, позволив крови пропитать ткань тёмно-синей худи с желтым капюшоном. Каждый день он задается вопросом, как и когда он умудрился полюбить лаванду? И каждый раз забывает уточнить, про кого идёт речь. Джихун столько раз говорил ему «Господи да заговори ты уже с ним» и столько же раз слышал в ответ «Он никогда меня не полюбит» и ровно столько же раз Ким составлял в голове диалог состоящий из «Привет. Как тебя зовут?» (хотя мингю знал), «Ты обронил..»( хотя он ничего не ронял) и «Ээммогу я тебе чем то помочь?» (хотя помощь скорее нужна самому Мингю). После библиотеки он снова приходил к себе в студию, состоящую из мольберта, изрисованных холстов, раскиданных красок и набросков и несчастного старого матраса в углу и рисовал, рисовал, рисовал, пока кровь с уголков рта не начинала пачкать шею и капать на пол, пока руки не начинали предательски дрожать, пока знакомый затылок не вырисовывался до конца среди лавандовых кустов, пока.. пока Мингю не падал на пол и не утопал в слезах и в лепестках лаванды. Мингю уволили с работы и все, что ему оставалось - это продавать свои картины, которые продавались с трудом. Он закрывался в студии и рисовал что угодно, лишь бы продать и лишь бы не фиолетовое покрывало под нежно-голубой шалью неба со знакомой фигурой в центре. Мингю не видел Вону уже пару недель, так как практически не покидал стен студии. За это время лепестки будто бы разодрали его глотку, пытаясь выбраться нарушу из этого бренного тела. Джихун ежедневно приносит Киму еду, не смотря на то, что Мингю умеет готовить, но не удосуживается даже рамен себе заварить, по этому Ким под пристальным взглядом съедает все, что приносит ему Ли, а после того, как за ним захлопывается дверь, всеми силами старается не вывернуть свой желудок наизнанку вместе с лепестками, получается довольно плохо и все старания Джихуна, буквально, спускают в унитаз. Спустя месяц непрерывного рисования Мингю оказывается на больничной койке, как ни странно не из-за цветов. Джихун оплачивает все счета и помогает Мингю восстановиться. Мингю больше не берётся за краски. Ким со временем находит себе работу в кофейне, недалеко от дома, куст в груди медленно но верно превращается в гербарий. Мингю лучезарно улыбается каждому посетителю, однако в глазах осколки искренности медленно гаснут, как и увядает удушливый куст чувств. (по крайней мере Мингю на это надеется) Он продолжает задыхаться по ночам и впиваться пальцами в раковину каждый раз выплевывая все больше и больше лепестков. Он надеется, что разлюбит, или хотя бы на то, что эти веточки его поскорее задушат, однако надежды вновь вновь разбиваются об образ с его картин. Становится хуже, когда он вновь видит этот затылок, это знакомое ухо, которое непривычно украшает серебряная серьга, но ещё непривычнее, когда он поворачивается лицом. Мингю задыхается, он хочет прямо сейчас схватить кисти и зарисовать эти невероятно точные черты лица, скулы, острый нос и холодный взгляд, мягкую четкую линию губ и точёный подбородок. «Кто нарисовал тебя до меня?» спрашивает про себя Ким. Мингю слышит его глубокий голос, спокойно заказывающий «лавандовый раф кофе» и понимает, почему его душат именно эти нежные дурманящие лепестки. Он торопливо делает кофейный напиток, кусая щёку изнутри, дабы хоть как то сдержать кашель, но лепестки предательски щекочут горло, требуя выбраться на воздух, и проклинает тот факт, что у них самообслуживание, ибо ему стоит огромных трудов незаметно сплюнуть кровь в салфетку и прохрипеть «ваш лавандовый раф» прежде чем скрыться в подсобке, захлебываясь слезами и чувствами и задыхаясь от давящих на лёгкие изнутри веточек лаванды. Как же художникам легко влюбиться? Они видят всех насквозь, в каждом движении видят все, для них человек будто бы открытая книга и в Чон Вону для Мингю прекрасна каждая строчка: его пальцы, переворачивающие потёртые страницы психологического романа, его широкие плечи, постоянно скрытые тёплой толстовкой, и постоянно зажатые, что говорит о его нерешительности и о том, что он предпочитает проводить время с собой, чем с кем то, его руки, постоянно спрятанные в рукава все той же толстовки и теперь ещё искорки тепла и доброты в холодном океане его прищуренных сосредоточенных лисьих глаз. Ким возвращается за стойку спустя пару минут непрерывного кашля и рваных вдохов пыльного воздуха и продолжает задыхаться, смотря на парня, что сидит за боковым правым столиком, повёрнутый к нему лицом, и сосредоточенно читает. Мингю отчётливо видит каждую эмоцию и каждое подёргивание на лице и жалеет, что перестал брать с собой блокнот. Он берёт салфетку и синей ручкой, которой они обычно ставят подписи в накладных, начинает зарисовывать столь незнакомое доселе лицо. На его губах в кое то веке расцветает искренняя улыбка. И увядший букет в лёгких расцветает вновь. Любовь - ужасное чувство. Мингю так считает. Но кто он такой, что бы не поддаваться ему..?