Грустный свадебный оператор

      — Опять вы химичите что-то, Итачи-сан… — стоя на пороге номера Учихи, своим дэс-нэ~ тоном проговорил Кисаме. — Поражаюсь я вашему уму — да так, что страшно…              — А знаешь, что не любят умные люди, Кисаме? — устало проговорил Итачи, сидя на полу по-турецки в окружении нескольких свитков. — Когда им мешают делать умные дела.              — Простите, Итачи-сан. Я уже и Самехаду всю почистил, и акул покормил, и потренировался — делать мне теперь нечего. Айда, думаю, зайду к Итачи-сану, может, сходим к девочкам…              — Мне после этих девочек… — хмуро проворчал Итачи, делая в свитке пометку чернилами. — Уже месяц одну херню лечу.              Кисаме аккуратно присел на письменный стол в полутора метрах от хозяина комнаты.              — Это у вас просто иммунитет слабый, вот вы все болячки и цепляете. Меньше надо использовать ваши глаза, — скрестил гость руки на груди.              «Меньше надо лезть в чужие дела, — зло подумал Итачи, но тактично промолчал. — Кисаме — это белый шум, белый шум…».              — Готово, — вдруг сказал Учиха и сложил печать для концентрации.              Кисаме с интересом перевёл на него взгляд, перестав неловко пялиться на разные углы в комнате.              В одну секунду Учиха сложил несколько печатей и ударил ладонью о свиток: — Кучиёсэ-но дзюцу!              Гость прикрыл глаза рукой, пытаясь спасти их от щиплющего яркого света, озарившего комнату. Вскоре вспышка погасла, и до его ушей донёсся голос недовольный напарника:              — М-да, как обычно, хрень. — Итачи вертел в руке появившуюся непонятно откуда VHS-кассету.              — А что вы вообще пытались сделать? — неловко вопросил Хошигаки.              — Букет тебе на восьмое марта наколдовать, — едко процедил Итачи, не сдержав внутренний порыв на первую пришедшую в голову иронию.              Кисаме зло нахмурил свои жемчужные рыбьи глазки, и Итачи вздохнул.              — Да не злись. Что ты так близко к сердцу шутки воспринимаешь. Если тебе так интересно, то… Как бы тебе объяснить?.. Я просто пытаюсь создать пространственно-временную технику. Понимаешь, я ищу одно оружие, которое когда-то принадлежало Учихам. И теперь с помощью своей крови буду призывать случайные предметы, тесно связанные с членами нашего клана и пропитанные их чакрой, из всего временного континуума, пока не наткнусь на то, что ищу, и не сделаю реплику. — Учиха с холодным и безучастным взглядом повертел пластиковый предмет в руке. — Эту фигню я сейчас просто верну обратно.              — Это же VHS-кассета, — с забавой в голосе констатировал Кисаме.              — Чего? — переспросил Итачи. — А, да… это… та штука, на которую записывают фильмы…              — Капец, Итачи-сан, вы в своей жизни хоть раз что-нибудь кроме свитка и куная в руки брали? — с апатичной отстранённостью монотонно процедил Кисаме, устало сощурив глаза.              — Палочки для еды, — с долей иронии, но всё же холодно, ответил Итачи. «И сиськи твоей матери», — хотел добавить он, но сдержался, ибо не так давно они окончательно решили убрать из общения шутки, унижающие честь и достоинство, по причине «я же с вами нормально разговариваю, Итачи-сан».              — На виэйчэску можно записать любое видео, раньше они были популярны, они и до сих пор используются. Скажем, если нужен компромат, то работа с камерой может быть частью миссии, — пояснил Кисаме.              — Вот значит как, — пожал Итачи плечами. — Теперь я окончательно вспомнил, что видел подобные вещи прежде. Ну, я этим никогда не интересовался, потому что мне казалось, что кино делает людей слабее и глупее. Даже в плане глупости Саске я грешу на стоявший в его комнате телевизор. Пускай даже он был сломанный.              — Я думаю, на этой кассете не что иное, как компромат. Я бы посмотрел, — пропуская иронию напарника мимо ушей, выразил своё мнение Хошигаки. — Странно, что на ней ничего не написано.              Взгляды обоих членов Акацки направились к большому ламповому телевизору, стоявшему в другом углу комнаты. Проигрыватель был встроен в нижнюю его часть — это было понятно по прямоугольному отверстию для кассет. Рядом лежали сложенные друг на друга кассеты с экранизациями Ича-ича.              — Ну давай, — согласился Итачи, передавая Кисаме трофей. «Если что, сотру ему память», — между делом сделал себе пометку в голове Учиха.              Кисаме, как представитель старшего поколения, без проблем разобрался с тем, как запустить VHS на телевизоре. Итачи бы тоже не пришлось долго возиться, но доверить дело человеку, который точно шарит, было надёжнее.              На экране замигал белый шум, и послышались какие-то голоса. Очень много голосов. Музыка.              — М-да… и почему именно я? Я, кажется, уже вообще напился… Это она уже снимает? — произнёс глубокий мужской голос. Итачи он был совершенно незнаком. Замелькало изображение. Блеклое и с помехами, но нукенины могли отчётливо разглядеть женщину в белом платье, с красными волосами. И с такими же красными очками на переносице.              — Потому что остальные веселятся, Саске! — недовольно сказала она, подняв указательный палец. — А ты просто пьёшь! Надо чем-то тебя занять.              «Саске?!» — чуть ли не завопил внутри себя Итачи.              — Хе-хе-хе, — послышался хриплых смех Кисаме. — Так это вещица вашего братика, Итачи-сан.              — Ага, значит, я должен ходить по всей поляне и снимать гостей… — проворчал голос оператора, но его собеседница уже куда-то ускакала, так что на экране виднелись только накрытые столы, много людей за ними, трава, мангал и яркое голубое небо. — Типа это материал для потомков, да… — пробубнил он себе под нос — явно поддатый — и Итачи усмехнулся тому, что в итоге это оказалось материалом отнюдь не для потомков, а совсем наоборот. — Ну что ж, дети Суйгецу и Карин, если вы это смотрите, то радуйтесь, с вами лучший свадебный оператор, который сделает самое увлекательное и честное видео. Я снимаю его на замечательную удобную камеру, но, к сожалению, эти идиоты зачем-то хотят переписать съёмку на виэйчэс, типа это новый трэнд, не вините в этом меня. — Изображение будто шагало вглубь к столам, а конкретно — к столику с шампанским. — Сперва нужно творческое топливо. Блин, у меня ж одна рука, камеру придётся поставить. — Картинка вдруг перестала качаться из стороны в сторону и зафиксировалась на куче бокалов. Итачи испытывал невероятную досаду, что сам Саске в кадр не попал. Про одну руку фразу он не понял. В смысле «одна рука»? Может, имелось в виду, что в другой руке он держит что-то важное, или у него просто перелом, который заживает? Наверное так. Не было смысла себя накручивать.              — Короче, вот ваши папа с мамой, — Саске направил камеру на молодого мужчину в смокинге и на ту же девушку в белом платье, что они видели прежде. Кисаме что-то в этом парне показалось знакомым, и вдруг до него дошло: Суйгецу — это тот самый Хозуки Суйгецу! Мелкий мальчишка из его деревни, которого он знал давным-давно. Сейчас и ему, и Саске было лет 15. А на видео им, видимо, лет по 35. — Эй, молодожёны, — камера приблизилась к отвлёкшимся от беседы между собой жениху и невесте, — дайте наставления будущим поколениям, — голос Саске был очень нагловатый и вольный, но в то же время очень располагающий зрителя. Это была не та сторона брата, которую знал Итачи. И он, наверное, никогда её не узнает. Что до «той ночи», что после — в голосе Саске перед Итачи не бывает вольности. Настоящей. Если есть наглость — она напускная. А настоящими были только истерики. Радовало одно: Итачи знает сторону Саске, которую никогда не узнают они, так что 1:1.              — Мы все премудрости и советы дадим будущим поколениям уже по факту, — недовольно протянул Суйгецу, щуря сиреневые глаза. — Смысл записывать какую-то чушь на камеру.              — Я тебе как отец скажу, что когда ребёнок уже родился, куда-то исчезает время и желание давать советы, так что рекомендую хоть что-то сказать сейчас, — проговорил оператор, и Итачи сглотнул. Это было логично. У Саске уже есть дети, или один ребёнок. Иначе и быть не могло.              — Мой совет: отрубать жертвам сначала руки, потом голову, — фыркнул жених.              — Идиот, ты что несёшь!!! — воскликнула невеста, и весь объектив забрызгался водой.              — Э? — Итачи вопросительно поднял бровь, увидев, как силуэт жениха после удара превратился в воду.              — Это его клановая техника такая, — коротко пояснил Кисаме, и Итачи понимающе кивнул.              — М-да, они как всегда такие шумные… — недовольно отметил Саске, пока на экране мелькала его рубашка, о которую он вытирал объектив. — Лучше пойдём отсюда. Т-а-а-ак, — скучающе протянул он, поворачивая камеру и охватывая всё празднество из множества столов и сидящих за ними людей. — Кто тут у нас?.. О… боже… — с неясной эмоцией близкой к недовольству и неприязни пробормотал оператор и остановил камеру на ком-то с красивыми черными волосами в пучке. — Вы, наверное, думаете, какая прекрасная леди там сидит… Но я предупрежу вас, что у неё… подвох, — фыркнул Учиха. — К нему мы не пойдём от греха подальше. Я ещё не настолько пьян. Так, кто тут ещё есть… О.              Глаза Итачи расширились в удивлении на мрачном лице, а Кисаме снова начал своё фирменное хриплое кекекеканье.        На экране было отчетливо видно спину сидящей девушки с черными волосами по плечи. Ниже её лопаток был изображён герб клана Учиха - вышитый на бордовом праздничном кимоно.       Оператор подошёл совсем близко к этой девушке, — она сидела в одиночестве, — и опустился на стул рядом с ней. Когда её лицо попало в кадр, стало понятно, что ей лет шестнадцать, а ещё она носит очки.              — Не верится, что такая красивая юная леди может сидеть посреди застолья в одиночестве, — в своей наглой манере заговорил Саске с долей иронии. — Дайте угадаю. Должно быть, ваш отец настолько строгий и ревнивый, что распугал вокруг вас всех парней?              — Пф-ф, — Сарада отвела взгляд. — Не снимай меня.              — Да ладно тебе…              «Вот и кончился род Учих», — на грани прострации подумал Итачи. Почему-то он понял, что больше у Саске детей нет.              -…Боруто и Мицуки ушли в уборную, я их просто жду… — Итачи вновь сосредоточился на чужой речи.              — Ой, тогда я лучше пойду… — заключил Саске и повернул камеру в сторону. Казалось, он готов был уже встать, но неожиданно изображение встряхнулось под крик «Сэнсээээй!!!». — О боже… поздно.              — Саске-сан! — восклицал подросток-блондин, махая рукой. Рядом с ним шёл его ровесник со светло-голубыми волосами. В блондине Итачи сразу распознал сына Наруто, это было легко. Другой паренёк не представлял для него интереса.              — Мой любимый ученик, — счел нужным прокомментировать Саске безэмоциональным голосом. — Единственный ученик, — уточнил он.              — Саске-сан, мы тоже хотим поснимать! — радостно заявил Боруто, сияя как отполированный бриллиант.              — Одежду свою поснимать? — начал троллить оператор по-учиховски. — Рано ещё, праздник только начался.              — Ну Саааске-сан, — обидчиво пробубнил Боруто, сузив глаза. — Мы же ВАС заснять хотим!              — Меня? — с явным удивлением переспросил мужчина. — Меня нельзя снять, даже если вы вдвоём скинетесь всеми своими карманными денежками, — продолжил шутить он.– Я женат.              Светловолосый парень уже загудел от злости, видно было, что вот-вот пар пойдёт из его ушей.              — Ладно-ладно, — с явной улыбкой в голосе проговорил Саске, и картинка начала смазано плыть по окружающим людям, — можешь тоже побыть оператором, если так хочешь.              Так, стоп-стоп-стоп. Увидеть взрослого Саске? Итачи был к этому не готов. Это, это-…              Боже.              Сердце сжалось столь болезненно, что Итачи на секунду почувствовал жар.              Какой же всё-таки Саске был красивый.              В сто раз красивее своего стрёмного и мрачного старшего брата.              Белая рубашка была расстегнута на одну пуговицу. Тонкие губы изящно изгибались в ехидной самоуверенной улыбке. Черный глаз, сощурившись, смотрел прямо в камеру, будто в душу зрителю. Другого глаза было не видно за челкой.Тёмные, как смоль, волосы Саске больше не торчали ёжиком на затылке.              Красота Саске заключалась даже не только в том, что он родился с идеальными чертами лица. В первую очередь Саске приковывал к себе внимание взглядом. Он никогда не посмотрит на Итачи так. С тёплой самоуверенной насмешкой, с совершенной лёгкостью в душе. Никогда.              Оператор сидел напротив Саске. Сам объект внимания поставил локоть на стол и потянулся к бокалу с шампанским.              — Саске-сан, а вы сегодня не слишком перебираете? — аккуратно поинтересовался Боруто, снимая то, как Саске пьёт. Учиха поставил бокал на стол и оперся подбородком на кулак, улыбаясь. Он совершенно не выглядел пьяным. Точнее, его поведение определенно было раскованнее, но лицо не было расслабленным и покрасневшим, как это обычно бывает у выпивших людей.              — Нет, — лаконично выдал он. — И в чём забава снимать меня на камеру, Боруто?              — Саске-сан, неужели вы не понимаете? — с натянутым недовольством протянул ученик. — Вы же сильнейший шиноби на этой тусовке! Вы самый ценный кадр для съёмок!              — Пардон, — послышался незнакомый мягкий голос, и камера повернулась к улыбающемуся парнишке, про которого Итачи уже и забыл. — Учитывая, что на этом празднике есть ещё и мой родитель, я назвал бы этот вопрос спорным.              — Ой всё, — фыркнул Боруто. — Ну тогда Орочимару мы тоже потом снимем.              — Не лезьте лишний раз к Орочимару, — послышался серьёзный голос Саске. — Особенно ты, Сарада.              Сарада ела салат, и ей не было дела до разговоров о каком-то странном типе.              — Давай возьмём интервью у Саске-сана, — вдруг загорелся идеей Боруто.              — Отличная идея, — кивнул Мицуки.              — О нет, — вздохнул Саске и проткнул вилкой помидор в тарелке дочери, совершая беспринципную и вероломную кражу.       — Саске-сан, в чем секрет большой силы? — в манере интервьюера начал задавать вопросы Боруто, снимая то, как Саске с безразличным взглядом жуёт помидор.              — Кушать побольше овощей, — пожал плечами Саске. — Ты думаешь, я какую-то великую истину тебе могу сказать? Ещё тренироваться каждый день, как проклятый. Ну и, конечно, предрасположенности тоже важны. Это всё банально. Но это работает.              — Эм-м, хорошо… — разбитым голосом ответил Узумаки и замолчал, пытаясь придумать ещё один вопрос. –О! А у вас был какой-то пример для подражания, сэнсэй? Мне давно хотелось об этом узнать!              «Это я! — с неожиданной эмоциональностью воскликнул внутри себя Итачи, сжимая рукав плаща. — Я был его примером для подражания всю жизнь. И как он ответит на это?».              Мужчина в кадре отвёл холодный взгляд, протянув руку за новым бокалом шампанского. Вдруг до Итачи наконец дошло, что у Саске и правда была одна рука. Этого не было хорошо видно, но чем больше он следил за манерой движений брата, тем больше это становилось очевидно.              Саске сделал несколько жадных глотков.              — Был, — коротко ответил Саске и сделал ещё пару глотков.              — А кто?! — не унимался Боруто.              — Мне тоже интересно! — вклинилась Сарада. — На кого мог равняться такой, как ты, папа? Я даже не могу представить.              Итачи гулко сглотнул, хмуря брови.              — Да он умер давным-давно, — отводя взгляд, сухо проговорил Саске. — Вы о нём всё равно ничего не знаете.              — Значит, это был не Орочимару? — вдруг подал голос Мицуки.              Саске пренебрежительно сузил веки:              — Надо быть совсем чокнутым, чтобы брать с него пример.              — Ой не надо! — вдруг вклинился мимо проходящий Суйгецу. — Ты даже после того, как запечатал Орочимару в себе, носил всякий закос под его шмотки, назвал нашу команду «Змеем», и даже меч твой назывался так же, как меч наставника.              — Он мне не наставник, — недовольно проворчал Учиха. — У всего были свои причины.              — И ты воскресил его, — ехидно добавил Хозуки. — Хотя в этом не было острой необходимости, и я тебя отговаривал. И ты не стал убивать его после всего.              — Ой всё короче, — вскинул ладонь Саске. — Думай, что хочешь.              Всё, что касалось Орочимару, грузило Итачи мозг настолько, что он решил этим не отвлекаться, и оставить на потом. С Орочимару он разберётся.              — Есть там у вас ещё вопросы, или чем поинтереснее займётесь? — вопросил Саске, покачивая бокал в руке.              — Хм-м… А у вас есть мечта или цель, Саске-сан? — неуверенно проговорил Боруто первое, что пришло ему в голову.              Интервьюируемый изогнул бровь, вид его выглядел несколько скептически. Затем он посмотрел в золотистое, искрящееся шампанское в бокале.              — За мир во всём мире, — провозгласил он тост, поднимая бокал и призывая сделать это остальных. — Мир во всём мире — лучшее, к чему может стремиться шиноби.              — Что и следовало ожидать от Саске-сана! — радостно отметил Боруто и выпил свой сок. — Теперь настала очередь взять интервью у Орочимару.              — Насчёт Орочимару вы меня совсем не слушаете, да? — недовольно процедил Саске. — Видимо, мне придётся пойти с вами.              — Лучше бы пошёл к маме, — послышался немного строгий голос Сарады. — Кажется, её столик опустел, и она там загрустила.              — Хм… Ладно. Пойду докопаюсь до мамы, — ехидно улыбнулся Учиха. — Только она ж в обморок от радости упадёт и пропустит всё самое интересное на празднике, не думаешь?              — Ну всё, Мицуки, пойдём!              На этом запись прервалась, и дальше был лишь черный экран.              Итачи сидел безмолвно, прожигая мутное стекло экрана кроваво-красными глазами. Вокруг него будто бы сгущались мрачные тучи.              — Хе-хе-хе… — вновь не удержался от сухой насмешки Кисаме.              — Что ржёшь? — глубоким, будто демоническим голосом проговорил Итачи размеренно. Как будто спокойно, но нет. Кисаме отчетливо чувствовал, что никогда не видел напарника настолько… злым. Даже Самехада задрожала в углу у двери.              — Ничего такого, Итачи-сан, — в привычной манере ответил Кисаме, кривя губы в улыбке. — Просто… вы всегда смотрели на меня свысока, не так ли? Видели меня заблудившимся, одиноким, бессмысленно существующим… А вас-то, якобы, помнят… ради вас живёт кто-то… Не зря же вы столько били его, мучили, ломали вновь и вновь его кости — всё ради того, чтобы всю жизнь он ни на секунду не мог забыть о вас, хе-хе-хе… И что же на самом деле? Саске-кун даже перед смертью не вспомнит о вас, Итачи-сан.              — Слишком много слов, — плюнул Учиха, доставая кассету из телевизора. — Ты видимо не ту профессию выбрал, Кисаме, с такой тягой болтать.              — Да вы и сами поболтать любите, Итачи-сан, — пожал плечами Хошигаки. — Я на самом деле хотел сказать, чтоб вы не воспринимали всё это… так… Ну знаете… Я вот перед смертью точно бы вспомнил о вас, — с широкой улыбкой произнёс Кисаме.              Итачи обратил на Кисаме привычный ничего не выражающий взгляд. Медленно одна его бровь поползла вверх, а другая, наоборот, вниз.              — Нет, не из «этих», — ответил на немой вопрос Кисаме, подняв ладонь. — Разве это не естественно? Мы с вами столько лет ходим в напарниках. Разве у вас не промелькнула бы мысль обо мне в момент смерти, Итачи-сан? Я это говорю, учитывая то, что если бы мы погибали — то порознь. Вместе нас едва ли способен кто-то убить, — усмехнулся нукенин.              Итачи всё так же молча смотрел на него без особых эмоций.              — Зная меня… Когда я буду умирать, я буду так занят разными делами, что даже мать и отца не вспомню, ты уж извини, — сухо высказался Учиха. — И если честно, мне ни горячо ни холодно от того, вспомнил ли бы ты меня или нет. Пускай я ничего против тебя не имею и ценю тебя как напарника.              — Что и ожидалось от Итачи-сана, — ещё шире улыбнулся своей акульей улыбкой Кисаме. — Вы всегда в мыслях где-то далеко.              Кисаме взял Самехаду, собираясь покинуть комнату.              — «Даже мать и отца не вспомню…» — вдруг проговорил он, стоя к Итачи спиной, и Учиха с трудом мог понять эмоцию, с которой он говорит. — Но вы не сказали, что не вспомните Саске-куна. Хе-хе… — Хошигаки продолжал свою речь, не поворачивая к напарнику лицо, но тот был уверен, что выражение Кисаме всё так же, как и всегда, кривится в ухмылке. — Потому что только о нём вы и будете думать. Хех… именно поэтому вас так коробит и страшит мысль… что это сильное чувство может быть невзаимно.              Итачи нахмурился, и узор в кроваво-красных глазах начал закручиваться в мицудомоэ. Как хорошо, что за убийство напарника в Акацки не наказывают… но всё же он надеялся сдержать себя. Если он убьёт Кисаме — его напарником станет Тоби или Зецу, а это ещё хуже.              Кисаме повернул ручку двери, и она тихонько скрипнула.              — Я только одно скажу вам, Итачи-сан, ну, со стороны моего опыта… — сказал вдруг Хошигаки непривычно серьёзно. — Счастливые люди не тянутся к бокалу алкоголя через каждые тридцать секунд. — Кисаме замер на пороге, и Итачи послышалось, будто он сжал дверную ручку сильнее: — Я просто не удержался и отплатил вам за все колкости в мой адрес. Более того, наверное, я вам и правда завидую. У вас есть ваш брат. Он будет помнить вас всегда. Всё, что есть у меня — мои акулы и Самехада.              Дверь аккуратно захлопнулась, и Итачи остался наедине с собой. Красные огоньки шарингана погасли в потускневшей синеве комнаты. Учиха сжал холодный пластик кассеты в руке.              Мысли из гудящего жгучего роя плавно перетекли в прострацию, и полночи Итачи смотрел в окно, вертя в руке кунай.              Следующим утром он с помощью техники вернул на прежнее место кассету, а после стёр память Кисаме и самому себе.              Чтобы уберечь пространственно-временной континуум, или чтобы уберечь Саске от себя и не сломать его до конца при следующей встрече?              Он не мог ответить. Но точно знал, что он поймёт, что он за человек… в момент своей смерти.