Умный и довольно сообразительный

֎֎֎֎

      В голове всплывают четкие, детальные инструкции. Разогреть воду. Не доводить до кипения. Стеклянный заварочный чайник. Выполнено. Теперь заварка. Специальной мерной ложкой измерить нужное количество. Ждать. Добавить горячей воды до метки. Дать настояться. Готово. Можно разливать.       Простая белая чашка с ароматным теплом аккуратрно умещается в бледных ладонях. Принюхиваясь, парень отпивает немного и сразу же щурится в явном наслаждении.       – Хорошо! Отлично получилось, – довольная улыбка, адресованная ему в этот момент, как награда за все усилия. – Спасибо.       По его просьбе Исак научил Эвена, как заваривать чай правильно. Ему очень хочется стать экспертом во всем, что окружает Исака каждый день. Это кажется ему абсолютно естественным шагом в их отношениях. Он рад, что в этот раз все вышло прекрасно. Да что уж говорить, Эвен откровенно горд своим успехом и близостью, тонкой дымкой, зыбкой острой гранью, объединяющими их в такие моменты.       Вторая чашка пуста, что не сильно его расстраивает (и что он не спешит исправить). Парень наслаждается собственными мелочами: изящными пальцами, румянцем смущения, движением горла, глазами, что сжигают его своим вниманием. Исак умеет смотреть на него так, как никто другой. Обычная кажущаяся рассеянной отстраненность на нем концентрируется гипнотизирующим взглядом, захватывая его, считывая слой за слоем до самых внутренностей, крадя весь воздух из легких. Теперь, когда они вдвоем официально вместе, нет абсолютно никаких причин не поддаваться этому притяжению. От Исака Эвену плавно и методично сносит голову, прихватив с собой запасные планы эвакуации из сложившейся ситуации, оставляя сердце трепещемся от затапливаемых чувств, без надежды (и желания) на спасение. И это все, чего он когда-либо ждал от истории.       Лукавый изгиб губ заставляет Эвена гадать, что же задумал парень. Наклоняясь вперед, неосознанно он подает сигнал выдать ему тайну. С кратким смешком тот качает головой, тянется за рюкзаком, на стол перед ним приземляется бутылка кокосовой воды, что он часто сам пьет. Как и обычно, пока он пытается сообразить, что к чему, Исак не робея уже все делает как надо: вторая чашка наполняется из этой бутылки. Себе же парень наливает еще немного чая из чайника.       Желтый чай – самый любимый Исаком напиток. Он действует как успокоительное и улучшает его умственную деятельность. На вкус он горьковат, с кислинкой. Возможно, Эвен слегка преувеличивает то, как желтый чай ему нравится. Возможно, Исак догадывается.

※※※※

      – Юнас хочет встретиться, – объявляет Исак, пока Эвен протирает полотенцем мытые чашки. Что, по его мнению, излишне (вода может испариться сама через какое-то время), но он молчит, потому что это не его территория, хоть и в его собственной квартире. На кухне он бывает редко, доверяя Эскилю ее полное руководство. Ну, теперь и Эвену тоже.       – Юнас, Магнус и Махди, – с долей торжества начинает тот. – Да у тебя настоящая банда! Я тебе когда-нибудь говорил?       – Нет, – он отказывается сменять тему, даже если было бы очень любопытно узнать, что Эвен подразумевает под словом «банда», и какую роль в ней отводит ему. – И это не ответ, – намеренно серьезно.       – А ты ничего и не спрашивал, – парень оборачивается, чтобы удостовериться, что Исак точно видит его ухмылку. – Да ладно, я не против. Вы же постоянно куда-то вместе ходите.       – Ты не понял, – парень успешно скрывает первые признаки тревожности. Это в данный момент неуместно. – Юнас хочет встретиться с тобой. И раз ты упомянул остальных, то, да, скорее всего Магнус и Махди тоже там будут.       Эвен заканчивает с уборкой, полотенце набрасывая себе на плечо, подходит к нему вплотную, край стола упирается Исаку под бедра. Он отклоняется назад, освобождая больше места, не желая разрывать зрительный контакт. Эвен замирает. Улыбается.       – Замечательно. Когда? – та легкость, с которой он воспринимает новость, заставляет вторую волну беспокойства подступить к горлу. Исак сглатывает ее тоже. Неужели Эвен правда не догадывается, что произойдет?       – На неделе, в обеденное время, – он пробегает кратким анализом по сигналам тела напротив в поисках скрытого стеснения, негласного испуга, нервозности, чего угодно. Эвен чист. Ясен как прозрачный раствор хлорида натрия. – В столовой. – Может быть у Эвена отсутствует чувство самосохранения?       «Какие-то проблемы?», – он хочет спросить, но сдерживается. Легкомысленность или настороженность в данной ситуации принесет больше пользы? Сложно сказать, вероятно, переживания лишь окажутся помехой, а Эвена, как всегда, спасет его безмятежность. В любом случае, Исак ни за что не оставит его наедине с друзьями.       – Все классно, – проводит ладонью по плечу Исака в успокаивающем жесте. – Я приду.       – Спасибо.       Он прокашливается, и Эвен отступает назад широко улыбаясь.       – Будет весело наконец-то познакомиться с ними поближе.       Ужас, охвативший его после этих слов, проявляется лишь в слабом хрусте столешницы, что он сжал в ладонях за своей спиной.

֎֎֎֎

      – «Эрудит».       – Не так.       – «Эрудит мой».       – Неправильно.       – «Мой самый умный».       – Нет.       – «Единственный мой гений».       – Неверно.       Наблюдать за ними уморительно. Но Эвен помалкивает для общего блага (своего в основном). Исак на него еще ни разу не злился, и для этого нового опыта сейчас он не особенно в настроении.       – «Золотая голова»?       – Отнюдь, – тот вероятно тестирует очередной предложенный вариант еще раз. – Нет, – вот и весь вердикт. – Сдайся, – настаивает его парень.       – Ни за что, – передразнивая интонацию Исака, Магнус коверкает голос.       На мгновение в их кругу штиль – ложное перемирие между двумя друзьями в своеобразных односторонних дебатах. Эвен же определенно и вне всяких сомнений на стороне Исака, однако отчасти ему бы хотелось, чтобы Магнус добрался-таки до заветного правильного ответа. Но больше всего, он просто счастлив, что ему повезло стать свидетелем этого разговора.       – Джимми Нейтрон? Декстер? Мегамозг! – ему нравится пыл энтузиазма, с каким Магнус берется за любое дело. Такими темпами у него все получится.       – Ты угадываешь или придумываешь? – чопорно отвергает того парень. «Справедливо», – думает Эвен, соглашаясь.       Исак настолько блистателен, каждое его слово, как тщательно кем-то прописанная реплика из сценария, идеальна (в своей холодности в данном случае). Вот только никем они заранее не написаны, его парень просто сам по себе такой уникум. Эвен влюблен в его мозг, его мысли и их ход, его острый ум (и язык, чего уж скрывать).       – Это персонажи мультфильмов, – в голосе слышится тень обвинения.       – Эвен больше по фильмам, – спокойно бросает в ответ.       Ой.       Только ему кажется, что фраза из уст Исака звучит слишком лично? Он перевод взгляд на Магнуса – тот смешно выпучил глаза. Нет, не только ему. Сам же Исак не замечает никаких изменений. Неловко. Но очень приятно. Крошечный акт выраженной привязанности и э… принадлежности.       В чем собственно и заключалась изначальная гипотеза. Магнус предположил, что Эвен «сто процентов» называет Исака каким-то ласковым прозвищем. И решил во что бы то ни стало узнать, каким именно.       – Имена! Хорошая идея! – внезапно загорается тот и, выуживая из кармана свой телефон, принимается что-то в нем искать.       – Я так не… – предпринимает отчаянную попытку остановить друга Исак, скоро признавая тщетность этого действия, – … думаю.       – Пастер, – с гордостью объявляет Магнус результаты своего исследования в интернете.       – Нет, – отрезает того парень.       Друг же не сдается, продолжая листать список известных ученых и деятелей, зачитывая случайные фамилии вслух. Исак, видимо, устав от подбора бесконечных синонимов для отрицания, просто вставляет краткие комментарии о личности каждого. Эвен очарован.       – Мендель. У-у, какой красавчик, – тянет парень, увеличивая изображение и показывая остальным.       Спорное утверждение. Но Эвен твердо намерен молчать, не желая привлекать к себе внимания. Они должны забыть, что он тут.       – Он был монахом, Магс, – Исак теряет терпение. Медленно и красиво.       – И? Зато занимался генетикой, – тот играет бровями, нисколько не тонко намекая.       – На горохе, – не особо впечатленный умозаключениями Магнуса, фыркает скрещивая руки на груди.       Любопытно. Обычно Исак всегда сидит прямо.       – Нет? – тот мотает головой. – Ну ладно…       Если бы он был против всей этой затеи, Исак бы давно остановил друга. А раз парень не запрещает, следовательно, буквально дает разрешение продолжать. Эвен гордится собой за правильные выводы по отношению к своему парню. Они уже лучше друг друга знают.       – Уотсон? О, как доктор из Шерлока Холмса. Тоже умный, кстати. Двойное попадание, – Магнус почти видимо светится от радости. – А, – разочарованно тянет он, – этот Джеймс, а не Джон.       – Мне больше Розалинд Франклин нравится, – деловито резюмирует Исак.       – А ее тут нет…       – Еще бы, – с сарказмом и оттяжкой. Ему аж становится интересно, что там за история.       – А почему… – друг принимается усерднее листать статьи на телефоне. – Хотя неважно, – отмахивается. Эвен ясно как день видит: Исак рассчитывает, что это его отвлечет. Судя по всему, победа, действительно, за гением, как и обычно. – Я ее нашел.       В одном Магнус прав – Эвен на самом деле совсем недавно начал ласково обращаться к Исаку. Это прописано в его натуре, самом существе, ну такой уж он. Романтичный идиот, влюбленный в своего самого умного (на всем свете) парня, и никогда бы не смог сдерживать себя. Испытывать на себе все банальные и необычные, сладкие и нежные порывы и проявления его глубочайшей привязанности – это как часть сделки. Исак должен был знать, на что соглашается.       Так вот отчего-то Магнус, едва приступив к угадыванию, отмел в сторону и даже не рассматривал ни один «стандартный» вариант для любой пары. Вероятно, отталкиваясь от того факта, что его парень какой угодно человек, но не стандартный, и якобы, следовательно, «милый», «любимый», «дорогой», – это не про него. Неприемлемый вариант. Чушь! Тут уж Магнус упустил жирный намек, что ему так любезно был предоставлен ранее. Прозвище-то придумывает Эвен, а не сам Исак.       Возможно, думает он, с его легкой подачи можно устроить ничью.       В этот момент Исак поднимает на него взгляд. Устал, заключает Эвен. Собственные плечи опускаются в сочувствии. Тот так много работает в последнее время: идеальные показатели успеваемости, дополнительные занятия, с недавнего времени еще и помощь в группе уюта, а также подготовка к выступлению на научной конференции. Разбитые тени под потускневшими глазами, легкая заторможенность, наверное, есть что-то еще, но ему и этого достаточно. Эвен спрыгивает с широкого подоконника, хватая оба их рюкзака с пола, закидывая свой на плечо, второй протягивая Исаку.       – Детка, пошли домой, – мягко просит Эвен.       Свою ошибку (не ошибку – неосторожность) он осознает не сразу. Ведь суть в том, что именно вот такие они. Его обращения. Простые и добрые. Естественные. Точно то, что он видит, когда смотрит на Исака. (И Эвен был бы не против каких-нибудь экзотических имен и замысловатых фамилий, но оставляет это дело на креативность Исака, по желанию). Так вот, когда Магнус смотрит на них, стоящих теперь рядом, чрезвычайно большими глазами, в неверии, находясь в тупике, складывая рот в беззвучном ругательстве, до него доходит, что он сказал.       – Да вы должно быть шутите…       Эвен и за все награды кинематографа не смог бы точно ответить, специально ли он выдал их или не нарочно.       Исак же ни капли не преследуемый данным вопросом, никак вконец изнурившийся от споров и такого внимания, переходит в режим непоколебимой, непроницаемой самоуверенности (что Эвен просто обожает наблюдать) и бесстрастно объявляет конец всем дискуссиям:       – С тебя дежурство, Магс. Вместо меня на физике в эту пятницу.       Коротко попрощавшись, они уходят, крепко держа друг друга за руки.

֎֎֎֎

      – Не торопись. Поверь, у нас есть все время впереди, и мы будем считать его вместе, помнишь? Пусть это будет твоим одолжением мне: не торопись. Я думаю, мне нужно больше времени… чтобы привыкнуть ко всему новому.       Конечно, Эвен помнит просьбу Исака, и он так ему за нее благодарен. Помочь и пройти весь этот путь вместе будет естественнее, чем стук собственного сердца. Им некуда торопиться. Он согласен.

※※※※

      – Зачем это тут? Что это значит? – Эвен уже трижды за последние двадцать минут пытался привлечь его внимание разными способами, в этот раз более эффективно. Исак полусидит на своей кровати, опираясь на изголовье, парень безо всякого стеснения плюхается справа от него, закидывая ноги поперек его бедер, закрывая тем самым книгу на его коленях.       – Я читал.       Тот забавно прыскает, упирая локоть в подушку и кладя голову на руку.       – Не правда, – глаза сияют, гордые, уличив его в неточности. – Сейчас ты сидел с телефоном.       Они сверлят друг друга испытывающими взглядами.       – Я знаю, что это супер-мега-ультра важно, и у тебя горят сроки сдачи статьи. Но ты устаешь. Тебе нужны перерывы, – уже мягче Эвен добавляет: – Так учиться более эффективно, ты же сам говоришь.       … энергетические затраты и их оптимизация в соотношении с полученной организмом…       – Это мама. Прислала фотографию, – сдается он и без дальнейших объяснений разворачивает экран Эвену.       – Очаровательный! – парень тут же забывает их предыдущий разговор, завороженный изображением пушистого комочка шерсти, раскинувшего животом вверх на мамином столе, вытянув все четыре лапы и хвост. – Прям как ты, – Исак пропускает похвалу мимо ушей. Закатил бы глаза, но он таким не занимается. – Нет, ты посмотри! У него твои зеленые глаза.       Эвен явно в восторге.       – Перешли мне ее тоже. Я не знаю, увижу ли я его еще! – тот строит кислую мину, нарочно вытягивая губы трубочкой. Исак с секунду смеряет того проницательным взглядом, но не в силах сопротивляться Эвену он заливается недолгим смехом, качая головой. Тот лишь куксится еще комичнее.       – Отправляю я! – восклицает он, отпихивая ненапасные руки от своего телефона. Эвен обхватывает его поперек груди вместо этого, расслабляется, устраиваясь поудобнее в таком крохотном пространстве под его боком. Ладонь Исака застывает в своем движении. Что делать? Черт, Эвен – это полноценная ежедневная перегрузка для его систем. Он делает столько… столько нехарактерных для себя вещей из-за этого парня. Медленно он опускает руку на его голову, руководствуясь удовлетворенным мычанием, исходящем из уст Эвена, приступает к поглаживанию, слегка пропуская пряди через пальцы.       Это он-то кот после такого. Конечно.       – Ну правда, – открывает свои волнующие голубые глаза. Смотреть на это лицо сверху вниз необычно и… пленительно. Он моргает три раза, но это не помогает. – Может передумаешь и вернешь его себе?       Было бы безответственно с его стороны все время прятать котенка в своей комнате. Исак был вынужден отвезти его в отчий дом на попечение мамы. Она хорошо позаботится о новом питомце.       – Не могу. Меня весь день нет дома, кто за ним бы следил? Как я уже говорил. И у Эскиля аллергия на кошек, – намек на упрек даже если и мог бы существовать, то был бы не различим под значительной долей собственного огорчения. Парень не успел привязаться к крохе так скоро, однако все равно скучал.       Тот лишь слабо кивает в ответ и зарывается лицом в его бок. Исак старается дышать ровно. Получается не очень эффективно. По благоприятному стечению обстоятельств, Эвен все равно не такой наблюдательный, чтобы это заметить. Через мгновение тот поднимает голову озорно улыбаясь.       – Мы же все равно сможем его навестить!       Исак столбенеет.       Э-э…       Он в достаточной степени осознает, что предполагает его предложение? Встреча с его семьей в его старом доме? Или Эвен имеет в виду наведаться туда в отсутствие его мамы? Или он ляпнул без раздумий?       – Как-нибудь – медленно добавляет тот. Аккуратный. Выверенный слог. Следит за его взглядом. Вероятно, Эвен все-таки более наблюдателен, чем он считал. – Если это не доставит неприятностей.       Осознает.       Исак сглатывает сухой ком.       – Да, – направленно продолжает движение своей ладони дальше вниз вдоль позвоночника Эвена. Туда и обратно. Один раз. Подбадривающе, он надеется. – Как-нибудь можем.       Они молчат, рассматривая друг друга. Тишина не вызывает чувство озабоченности, а располагает к внутреннему рассуждению и анализу сказанного. Каждый со своей стороны. В конечном итоге, губы Эвена опять тянутся в довольную улыбку.       Парень щурит глаза, вглядываясь внимательнее (жест, который он в себе не одобряет, поскольку Исак всегда предельно сосредоточен и сфокусирован), не заметив никаких тревожных знаков, тоже расслабляется. Можно сменить тему. Вернутся к изначальной, вернее. Он вытягивает шелестящий пакет, зажатый между их ногами.       – И чем тебя не устроили влажные салфетки? – он вертит в руках упаковку, размышляя откуда она появилась. Исак умерен в своей чистоплотности, но этот предмет гигиены однозначно не из его комнаты. Он косится на раскрытый рюкзак Эвена на полу. Ох. Интересно.       У него всегда все нужное при себе? А со стороны и не скажешь. Из них двоих, скорее всего, именно он должен быть запасливым. Исак одержим любой новой информацией, что может заполучить о нем.       Эвен смотрит на предмет в его руках с удивлением, без сомнений затрачивая усилия для того, чтобы вспомнить, о чем шла речь. Мило.       – А, – парень беззастенчиво отбирает у него салфетки. – Вот здесь написано, – хмурит брови, пока читает: – «Нейтральный pH».       Исак терпеливо ждет продолжения. Которое не следует. Это – повод, по которому его отвлекли от подготовки к предстоящей научной конференции? Он еле сдерживается от смеха, вовсе не раздражаясь, скорее… умиляясь.       – Это водородный показатель. Кислотность, – размерено предлагает объяснение он.       – Я знаю, – Эвен показывает ему язык. Мило, опять-таки. – Что значит нейтральный? При чем тут вообще салфетки?       Химия существует и вне пределов пробирок и лаборатории, буквально повсюду в повседневной жизни человека, что самими же людьми часто игнорируется. Исак может бесконечно перечислять преимущества обратного – заинтересованности наукой, вовлеченности и знания – но прекрасно понимает, что это тоже в основном игнорируется.       Тем не менее в данный момент парень больше занят тем, что разрубает на части, сглаживает и переваривает (мозгом, а не желудочно-кишечным трактом) собственный разрыв шаблона. Нужно срочно принять какое-то решение. Минуточку! Эвен спрашивает его… ожидая полный, развернутый ответ, не так ли? Исак пытается доказать гипотезу: интерес, предвкушение, – подсказывает ему лицо Эвена.       А это что?       Благоговение?       Исак тормозит. Сильно так тупит.       – В численном значении на шкале «нейтральный» – это семь, – на автомате начинает он, пытаясь переключить бессознательное отвечание на контролируемое хотя бы частично. – Все, что меньше семи, – это кислая, больше – основная. Реакция раствора. Или среда.       Кристальность знаний придает сил, и ему удается взять себя в руки. Мотивы неважны, если у него есть шанс блеснуть своим умением для Эвена, он обязан им воспользоваться как положено. Парень продолжает уже гораздо увереннее:       – На самом деле довольно спорная реклама. В среднем показатель здоровой кожи составляет пять целых пять десятых, что, как понимаешь, уже на кислой стороне. В идеале средства гигиены по значениям водородного показателя должны совпадать с pH твоей кожи. Это наиболее безопасные варианты. То есть, для влажных салфеток семь – это очень даже чересчур «щелочно», – он сгибает пальцами кавычки в воздухе. – Полагаю, производители посчитали, что слово «нейтральный» крупным шрифтом на упаковке выглядит благоприятно, словно полезно для здоровья, хотя для тех, кто действительно разбирается, это – однозначный антипиар.       Константа электролитической диссоциации воды повышается с повышением температуры, что соответственно…       Эвен выпутывается из их причудливого объятия, садится, выпрямившись возле него. Из горла парня доносится странный звук высокой частоты, дыхание задерживается в груди – Исак видит застывшее напряжение мышц – а глаза широко распахнуты, и они… горят.       – Протирание ими рук или лица особенно коже не навредят, – он принимает такую бурную реакцию за волнение о собственном здоровье и старается обнадежить. – А вот ежедневные средства: гели для умывания, мыло и шампуни – могут. Хочешь, можно их вместе проверить потом? У меня есть лакмусовые тест-полоски, – Исак начинает настораживаться: после его слов Эвену лучше не становится, кажется, даже хуже. Глаза уже слепят своим блеском. Хотя это не похоже на беспокойство. Что тогда? Надеясь на изменения, он решает продолжить полушутя: – Выдохни. Сухость рук – это не смертельно. Одолжи у Эскиля крем.       – У меня свой есть, – отвечает Эвен рассеянно.       И опять замирает.       – Его тоже можем протестировать? – предлагает Исак смущенно. Он очевидно растерялся.       Парень давится смехом. Чудным, будто пораженным. Следом качает головой, будто встряхивая мысли внутри. «Исак…», – тянет тот, восстанавливая сверлящий зрительный контакт. Эвен внезапно наклоняется близко-близко к нему. Обхватывает его лицо ладонями с обеих сторон, и пульс Исака пускается вскачь. Голова, тело, дыхание и мысли цепенеют на месте. Немые, выставленные на показ, похищенные.       – Исак, ты потрясающий, – шепотом, предельно серьезно с долей восторга сообщает ему Эвен напрямую, глаза в глаза. – Великолепный!       Дрожь проходит через него. Его трясет. Картинка мира коренится набок. Градусов-так на сто семьдесят.       Это было восхищение. Эвен восторгается им.       Вау.       Его познания хотя и вполне способны часто впечатлять окружающих, но никто до этого момента никогда не обременял себя словесно или невербально это выразить. Учителя воспринимают его тяжелый труд как должное, списывая все на гениальность (что, может быть и правда, но лишь отчасти), а сверстники по большей части игнорируют (по-настоящему его замечают только в группе уюта). Исаком обычно не восхищаются. Но, судя по всему, теперь Эвен это делает.       Ничего особенного. Он даже не блеснул ничем достаточно выдающимся. Но Эвен выражает одобрение, искреннюю радость. Любуясь. Упиваясь. (Он ласкает лицо Исака своими пальцами).       Это завораживает, льстит, ошарашивает, вселяет непомерное количество уверенности и… пугает.       Парень отпускает его, смещаясь ниже, снова устраивается у него под боком. Рука обнимает его поперек торса. Мягко, ненавязчиво. Легко и просто. Будто произошедшее – «ничего особенного».       Исак с самого начала знал, что Эвен изменит его привычный мир, с самого начала планомерно и постепенно так все и происходило, но он впервые чувствует насколько сильный у этого действия потенциал.       Ему нужно подумать.       Он откидывается на спинку кровати, закрывая глаза. Спустя время его ладонь возвращается на волосы Эвена, поглаживая.       Легко и просто.

※※※※

      – Великолепно! – лицо Эвена блестит яркими открытыми теплыми эмоциями. – Это изумительно! Исак, ты молодец.       Он вообще отдает себе отчет в том, что на ежедневной основе не переставая хвалит меня по самым разным поводам?       – Чего ты так смотришь? Ну правда классно получилось!       Никто за всю жизнь не восхищался Исаком так часто и в таком объеме, как Эвен за прошедшую неделю. И конца этому, статься, ждать смысла нет никакого.       Это он нарочно? Подкрепляет его уверенность в себе, поднимает самооценку?       Не то, чтобы Исак был сильно против, просто хотелось бы знать наверняка.       – Встань рядом, дай я тебя с ней сфотографирую. Маме потом похвастаюсь… Ну улыбнись…       Наверное, все-таки специально. Не может же быть кто-то в самом деле в таком восторге от столь примитивной мелочи.       – А меня научишь также?       Он заглядывают парню в глаза, и его буквально сносит транслируемой ими информацией. Эвен не подыгрывает, не преувеличивает, не подбирает направленно, а просто не скрывает. Делится этим с ним, как подарком. Своими прекрасными чувствами. Радость. Счастье. Гордость. Все это по отношению к нему, Исаку. Связано с ним непосредственно.       Или может.       Может, быть собой – это не такая уж и глупая идея, если это Эвен. Все за один момент не случится, естественно, придется пройти через долгий мыслительный спор с самим собой, борьбу со старыми привычками, вспышки нерешительности, но может быть, просто иногда ему дозволяется расслабиться, пустить свой воспаленный разум плыть по течению. И может быть все получится, если это Эвен рядом.       – Конечно.       Исак тоже делится своей улыбкой. Своим счастьем.       Как будто он всегда все сам прекрасно знал (он же вовсе не так глуп, в конце-то концов), но ему нужен был кто-то, кто сказал бы ему это в лицо. Прямо и без исключений.       – Супер!       Эвен, по-видимому, признал это личным долгом. Исака все более чем устраивает.

※※※※

      Повышенное потоотделение, дрожь (тремор), сухость во рту, расширение зрачков, ускоренная реакция на внешние раздражители, повышенное кровяное давление, увеличенная частота дыхания…       … В обратном порядке. Но иногда нужно разнообразие.       Впервые за столом в столовой их было пятеро. Эвен по правую его сторону с забавным выражением на лице завороженно слушает рассуждения Магнуса о женской школьной форме и его личном представлении о ее дизайне, периодически прерываемые ироничными комментариями со стороны Махди, вносящими капли здравых мыслей в хаотичный водопад мнений друга. Юнас по левую его сторону сверлит в его виске дырку диаметром, судя по всему, достаточным, чтобы через сквозное отверстие можно было комфортно рассматривать Эвена. Исак отдает предпочтение игнорированию всех намеков.       Фермент моноаминооксидаза участвует в инактивации катехоламинов …       Юнас пинает его ногу под столом. Недостаточно изящно, но очевидно.       … наряду с… с …       И еще раз.       В конечном итоге образуется ванилилминдальная кислота (ВМК). ВМК выводится из организма с мочой.       – Если ты думаешь, что я не догадываюсь о том, что ты замышляешь, то ты ошибаешься, – полушепотом шипит на него Исак, воспользовавшись отвлеченным вниманием остальных.       – Ну так помоги мне тогда, раз ты все знаешь, – Юнас склоняет голову набок, расширив глаза и до смешного высоко вздернув брови. – Не съем я твоего парня. Мне нужно просто поговорить. Пару минут, – тон друга серьезен и отказа не примет. – Свали.       Парень не меняется в лице, лишь небрежно откидывается на спинку стула. Он уверен в том, что в эту секунду им обоим пришел на ум один и тот же диалог, что состоялся на пару недель назад. Юнас, пожалуй, своим цепким взглядом уж точно ссылается на него:       «– Это ревность?       – Что? – Юнас изумляется красивой, практически идеальной картиной. Словно такой расклад совсем невозможен. – Погоди-погоди, – губы растягиваются искренней, широкой улыбкой, – ревную ли я тебя к Эвену? Из-за того, что ты стал носится как одержимый со своими бесконечными идеями? – слышать подобное этим тоном смущает его до определенной степени. Он чувствует тепло на своих щеках.       – Стал бы я ревновать тебя в будущем к любому другому человеку, с которым ты проводил бы большую часть своего времени? В какой-то степени да, – Юнас тоже отворачивается. – Но он делал бы тебя счастливым. Не уверен на счет Эвена, но в целом… – быстро добавляет тот и слишком скоро меняет тон так, что Исак не успевает ничего осмыслить: – Я был бы рад за тебя, Исак. Ревность не имеет к этому отношения.       – Хорошо, – слабо соглашается он, не в силах бороться с нахлынувшими ощущениями.       – Еще увидим. Я тебе это докажу.»       – Ладно, – капитулирует Исак. – Но я буду пристально следить, – уже громче для всех он объявляет: – Я за чаем, – и предугадывая реакцию: – Да, Махди, я возьму твои вафли тоже.       Рука Эвена задерживается на его запястье на мгновение, слегка извернувшись назад, тот словно прощается. Он же, пытаясь вспомнить змеиный хищный взгляд Саны, посылает предупреждающий сигнал за спиной парня всем остальным за столом.

֎֎֎֎

      Стол. Стулья. Смятые упаковки. Шум столовой, никак не разбавляющий это плотное напряжение. Лишь задний фон. А здесь – зловещее безмолвие.       Эвен. И три пары глаз, направленных в самое его средоточие. Не мигая, пытаются его… разглядеть? (Разложить, обглодать, оценить)?       Ему жаль, что он не умеет имитировать звуки животных, птиц или насекомых. Сверчок. Банально, но эта трель идеально бы подошла, чтобы резюмировать ту тишину и неловкость, что она принесла сразу, как только Исак покинул стол. Эвен не собирается проверять, даже если очень хочется проследить за парнем со стороны, он знает, что тот в очереди у кассы.       Может побарабанить пальцами? «Тук. Тук. Тук. Тук.»?       Или откашляться?       Что поможет разорвать натяжение нити, сплетенной из этих суровых взглядов? Рассмешить?       Эвен не понимает, почему атмосфера сменилась настолько резко, он не поспевает за тем, как разворачиваются события. Парни, словно один слаженный механизм, приведенный в нужный момент в действие. Единый, согласованный, опасный. Рты закрываются, улыбки меркнут, позы застывают, глаза впиваются в его плоть невидимыми иголками. Собственная широкая улыбка от последних слов Магнуса медленно трансформируется в неестественную, вежливую струну. Эвен вовсе не чувствует порыва защититься или сбежать от таких метаморфозов и их предполагаемых следствий, с любопытством поглядывая то на одного друга Исака, то на другого, стараясь, однако, дышать потише.       А они заранее это обсудили или всегда так слажено работают, идеально подстраиваясь? Впечатляет. Прямо как сцена из фильма.       Либо Эвен идиот, либо наивный идиот, либо романтик. Но он не догоняет. Скорее всего – все сразу.       А что, собственно говоря, происходит?       Проблески разумности, прогоняются ликованием, щенячьим восторгом от необычности внутренних ощущений, самой ситуации, центром которой он стал. (С Исаком всегда так весело!) Эвен еще раз проходит по кругу глазами. Махди, развалившись на неудобном стуле, всем видом источает поддельно расслабленную угрозу. Магнус (даже он!) внимательно и сосредоточено изучает его лицо, выражая намерение, обещание – «если остальные решат идти в атаку, я пойду за ними». И Юнас. Конечно же. Юнас – холодное, расчетливое и тяжелое сердце всего этого механизма опасности.       Может уже кто-нибудь хоть что-нибудь сказать?       Иначе Исак вернется совсем скоро, и у него больше не будет шанса узнать, для чего все это было!       – Эвен…       – Спасибо! – перебивает он Махди, невольно не сдержавшись. От осознания собственной ошибки (они сейчас еще на десять минут замолчат!) парень жмурится. – Пожалуйста, продолжай, – сдавлено пищит он.       На этот раз начинает говорить Юнас:       – Человеческие взаимоотношения – предмет довольно сложный, многогранность и многоуровневость различных взаимодействий, а также чисто субъективный взгляд на их течение самих участников исключают возможность полного понимания их сторонними наблюдателями. Помимо этого, моральная составляющая этого вопроса чаще всего противится и препятствует любому внешнему вмешательству. Даже со стороны друзей. В дополнение, несомненно, оказанное доверие и проявленное одобрение, не являясь одноразовыми, действительны на протяжении всего периода контакта. А созданные новые связи между вышеупомянутыми друзьями и одним из членов отношений имеют высокий потенциал и способны укрепиться в дальнейшем. Однако, – он делает паузу, и Эвен аж вибрирует от нетерпения.       – Меня это не остановит, – Юнас не моргает, вообще не двигается. Пронзительность этого взгляда каким-то образом становится еще глубже. Пытается кристально ясно донести свой посыл! Эвен как завороженный легонечко кивает. Не до конца, правда, понимая, что к чему.       За объяснениями он медленно поворачивает голову в сторону остальных парней.       – Если ты его обидишь, мы сломаем тебе ноги, – голос Магнуса еще никогда не был столь серьезным. – Вот что он имеет в виду.       Сердце Эвена пропускает удар.       – Не совсем так, – Махди оборачивается к другу, нахмурив брови. – Ты не слушал что ли совсем?       – Да, но я сказал кратко и прозрачно!       – Но дело не только в том, что…       Атмосфера как по щелчку пальцев трещит и лопается ломкой скорлупой, обнажая привычные споры и интонации. Возможно. Эвен не уверен. Он в данный момент слишком занят кое-чем другим. Свето-шумовая бомба может взорваться позади него, и он не заметит.       Он понял!       Они его запугивали.       Предостерегали. Защищали Исака. Оберегали друга. Дали понять, что у Исака есть те, кто за него постоит.       А-а…       От осознания раскалывается надвое голова: «наконец-то дошло!» и «что ж так долго доходило!».       Эвен с шумом захлопывает распахнутый в шоке рот, привлекая внимание остальных коротким жестом ладонью. Парни смотрят на него в ожидании.       – Я понял.       Спиной он чувствует подошедшего к ним Исака и оглядывается на него. Эвен перехватывает стаканчик и тарелку из его рук, ставит на стол, держит его за запястье. Он теперь тоже предельно-предельно серьезен. Парень снова смотрит на всех его новых друзей, потом на Исака.       – Я понял.

※※※※

      Исак смело переступает через порог комнаты Эвена, в квартире Эвена, в доме Эвена.       Вау.       … являются самыми крепкими костями в скелете человека, в вертикальном положении способны выдержать вес… целого автомобиля?       Он не может вспомнить точных цифр. Позор. Нужно будет проверить дома в учебнике.       Теперь парень понимает, почему Эвен рассматривал так досконально интерьер в его спальне, когда попал туда в первый раз: Исака охватывает тот же самый порыв влезть в личное пространство поглубже и он приступает к неукоснительному изучению, стараясь зафиксировать максимальное количество деталей, уже приступая к их анализу.       По большому счету… В целом… В общем плане это…       Ну…       Бардак.       Просторное помещение, достаточное мрачное, несмотря на полностью белые стены и потолок, поскольку широкое окно выходит внутрь двора, освящая комнату каким-то синим светом, что сразу создает впечатление, что здесь холодно. Длинный шкаф во всю стену справа, тоже белый, с восьмью, нет десятью узкими дверцами в ряд. И что в них только можно хранить? Явно не одежду, так как та располагается везде вокруг: валяется на полу (теплые носки, две пары кроссовок, джинсы), висит на крючках (шесть похожих друг на друга снепбеков, и ни одного из них он ни разу не видел на голове Эвена. Старые? Больше печется об укладке волос, чем раньше?), на стульях, ручке двери, везде.       – Ты не голоден? – кричит ему парень из коридора.       – Не особенно, – отвлеченно бросает он, не оборачиваясь.       Слева стеллаж с подписанными коробками и белая дверь в ванную. Конечно же у него есть отдельная ванная комната. Кровать на верхнем ярусе (через ступеньки ее лестницы тоже перекинуты предметы его гардероба), внизу – крошечный белый диван, белое кресло и еще полки. Что приводит Исака в легкое потрясение, сглаженное теплом удовлетворения. У Эвена очень много книг, очень-очень много. Почти столько же, сколько одежды. В ряд стоят цветастые корешки самого различного содержания, поверх них впихнуты еще в два слоя, а то, что не влезло – сверху до самого каркаса кровати. У него перехватывает дыхание. Красиво. Интересно. Интригует. Он вчитывается во все названия сразу.       – Точно не голоден? Ты же толком ничего не ел в обед, – переспрашивает его Эвен через стену, захлопывая, судя по звукам, холодильник. Кухня? Исак не уверен, еще не все обследовал в доме.       – Точно, – напевает он, не замечая постанываний собственного желудка. Можно в другой раз поесть.       Вешать на стены Эвен любит не только одежду, а также гитары, скейтборды, какие-то декоративные маски, изображения в рамках, амулеты, ожерелья, маленькие рисунки и вырезки, наклееные на дверцы шкафа, и… плакаты. Плакаты, постеры и растяжки. Музыкальные исполнители, кино, старые автомобили, мультипликационные персонажи, игральные карты, фотографии космоса, еды и рыб (Chelmon rostratus). Много, словно замена обоев. Тематика их содержания была настолько разной, что создавалось впечатление, что в одной комнате жило как минимум трое. Исак был прав – Эвен особенный. В одном человеке умещается столько всего, ему повезло находиться в эпицентре его внутреннего мира. Он с восхищением разглядывает оранжевые граффити на очередном листе, пока в голове зарождается небольшая идея.       – Уверен? – голос Эвена звучит совсем близко, и он вздрагивает от неожиданности. – Вот держи.       Шоколадный батончик. С малиной, кактусом и медом. Такого он ни в одном магазине ни разу не видел, не то чтобы пробовал.       – Спасибо.       Тот мягко сжимает его пальцы, когда они касаются, и задорно подмигивает.       … Диафиз состоит из компактного вещества, внутри имеет костномозговую полость, заполненную желтым костным мозгом. Эпифиз – из губчатого вещества с красным костным мозгом…       Он опять такой невозможно милый!       Исак отдает себе отчет в том, что температура его… лица меняется. Кожа теплеет. Черт.       – Ты поэтому каждый день библиотеке засиживаешься? – спрашивает он, переводя тему.       Эвен прослеживает направление, когда он отворачивается:       – Из-за того, что у меня полно книг? – с долей сомнения и дразня.       – Я думаю, у кого их и дома достаточно, как раз-таки туда ходить не будет, – парирует Исак, немного напыщенно.       Парень тут же улавливает это настроение, что приводит того в откровенный восторг. Твердо и все так же подшучивая развивает их мини-диспут:       – Это же признак заинтересованности. По твоей логике тот, у кого книг совсем нет, больше всего в библиотеку и наведывается. А это не всегда так. Книги ему, может быть, совсем не интересны.       Исак щурит глаза. Ему приходится признать свою неправоту. Однако, чувствует он себя по этому поводу на удивление просто замечательно.       – Верно. Хорошо. А ты?.. – они все еще стоят по центру комнаты, но это вовсе не неловко.       – А я как-то должен расширять кругозор, – улыбается Эвен.       Исак оглядывает изобилующие полки еще раз, приходя к жуткому умозаключению.       – Ты же не крадешь их? – на самом деле ужасаясь этой вероятности, отступает назад.       Эвен уже окончательно заливается ясным, звучным смехом. Очаровательно.       Это, по его мнению, забавно?       – Исак, ты великолепный! – глаза весело и любовно проходятся по нему всему, от макушки до пяток. От этого он приходит в смущение, но позиции не сдает. – Я имею в виду, что люблю читать, – поясняет наконец-то Эвен. – Читаю много и быстро. Ну, у меня нет никаких специальных навыков или трюков с памятью, – тот вроде этого стесняется. Напрасно, думает он. – Я просто пролистываю то, что скучно, задерживаясь только на том, что меня увлекает. Собственная история получается каждый раз. Поэтому мне нужно много книг.       – Необычно.       – Ага, – резюмирует тот.       – Прекрасная коллекция, кстати, – ровно замечает Исак, однако искренне.       – Можешь что-нибудь одолжить, – тихо предлагают ему.       – Правда?       – Конечно, – Эвен опять тянет свою фирменную ухмылку. – С возвратом, – и снова подмигивает.       Он борется с, казалось, давно атрофировавшимся в нем абсолютно детским желанием показать язык. Не найдясь с ответом, Исак хмурится и коротко кивает.       – Но я не из-за книг так подумал, – уцепившись за здравую мысль, он задирает подбородок.       – Нет? – закончив со своей комедией, Эвен начинает обустраивать для них место на полу. – А почему тогда?       – У тебя в комнате есть три разноцветных ошейника для собаки, хотя ты говорил, что у тебя никогда не было никаких домашних животных, старый телефонный аппарат, не подключенный даже к электричеству, тяжеленный зеркальный шар размером с баскетбольный мяч… – перечисляя, каждый раз он указывает в нужном направлении.       – И? – обрывает его Эвен, – У меня разнообразные интересы.       – … и нет письменного стола. Вообще никакого стола.       Эвена это тоже смешит. До встречи с ним, Исак не считал себя особенно забавным. Дело, вероятно, в нужной компании. Его человек.       Непрерывное, неподвижное соединение костей при помощи сплошного слоя ткани называется…       – Мне бы и кровати было достаточно. Или можно было бы использовать стол на кухне, – спокойно разрушает его предположение тот.       – И что же послужило причиной в таком случае?       Эвена, видимо, не устраивает то, как далеко от него сел Исак, так что вместо того, чтобы поскорее ответить, он пересаживается поближе. Опирается на корпус дивана, широко раздвигает ноги и буквально тащит Исака за его толстовку по скользкому полу на себя, пока он не оказывается спиной к груди Эвена между его ног. Удовлетворенный теперь, тот обнимает его, сцепив руки в замок спереди на его животе. Исак немного не в себе. Он бы запротестовал, но так теплее, так что он молчит. А парень тем временем, утыкается носом в его волосы, громко вдыхая. Руки Эвена напряжены, он чувствует, они легко подрагивают. Аккуратно он кладет свою ладонь поверх.       Непростой разговор? Маловероятно. Он был слишком расслаблен все время до этого. Что изменилось?       Исак ерзает на месте, усаживаясь прямее, отчего тот напрягается еще сильнее, удерживая его на месте. Он решает больше не двигаться.       – Мне здесь одиноко. Мы с семьей переехали из-за работы родителей этим летом, – задумчиво, но мягко начинает рассказывать Эвен. – Дома их весь день нет. Одному мне скучно, я люблю, когда рядом кто-то есть, а эта комната, – он усмехается, – здесь из цветного были только черные шторы. Я постарался заполнить пространство всем, чем мог, всем, что люблю. Мне здесь все равно не нравится. Всегда в тени, здесь будто вечно холодно, – Исак вскидывает голову так резко, что поражается, как только его не угораздило ударить парня в подбородок. Это же первое, о чем он сам подумал! Ему безумно нравится, когда они приходят к одним и тем же мыслям вместе. Эвен смотрит на него сверху вниз тягучим взглядом. По всем признакам перед ним (зрачки, дыхание, цвет лица, губы, глотание) он догадывается об источнике изменений. Эвена волнует их близость! Вау! – Я пошел в библиотеку, потому что хотел, кого-то там встретить. И поэтому я записался в группу уюта, – пристально глядя ему прямо в глаза, теперь тот шепчет. – Но встретил меня ты. В столовой. Прекрасное совпадение.       Исак не понимает, что тот имеет в виду, потому что это неверное использование слова «совпадение». Исак не знает, что делать. Исак понятия не имеет, что сейчас ему нужно сделать!       – Но в библиотеке ты тоже один.       Эвен моргает несколько раз. Целует его в макушку, зажмурившись, крепче сжимая в своих объятиях. Исак находит… приятным подобный физический контакт. Стушевавшись, он отворачивается и тоже сжимает руку под своей ладонью.       – Не повезло, – ощущает, как тот пожимает плечами сзади. – Я оставлял записки повсюду, но никто их так и не нашел. Теперь, конечно, я их больше не пишу. Мне есть кому любовные послания подбрасывать.       – Кому? – удивленно спрашивает он немного громче, чем планировал.       – Э… – Эвен всматривается в его лицо, но ответа, очевидно, не находит. Да. Он никаких записок не получал. – Серьезно?       Парень расцепляет их крепкий узел и лезет в карман его серой толстовки. Он не приветствует щекотку, поэтому извивается, избегая ловких пальцев. К его чести, звуков никаких не издает. Эвен действительно достает из его кармана сложенный тетрадный лист. И откуда это там взялось? Не тупи. Ясно, что он его туда подложил. Невероятно...       – Исак, ты такой невнимательный! – Эвен опять его дразнит. Заслуженно. В этот раз. – Как ты мог не заметить? И до этого тоже? – а были еще? Он качает головой. Парень смеется: – с другой стороны это многое объясняет. Все это время я думал, что ты их игнорировал. Проверь остальные карманы дома.       Он ими никогда не пользуется! Это ненадежно.       Исак тоже не может сдержать смех внутри.       – А можно открыть сейчас? – успокоившись, он вежливо отбирает бумагу.       – Давай потом, – застенчиво шепчет парень, тут же прикрываясь широкой улыбкой и громким возгласом: – Ешь лучше! – кладя на его грудь еще один батончик (с брусникой, фисташками и сливочным кремом. Разумеется.) – Тебе надо больше кушать. На публике. Не подкрепляй всеобщие предположения о твоем киборго-роботизированном происхождении.       – Такого слова не существует.       Эвен лишь показывает ему свой высунутый длинный язык и острозубую ухмылку. Весомее аргумента он в жизни не видел.       Парень разворачивает шоколадку и откусывает большой кусок.       Вкусно.

※※※※

      Когда вечером Исак возвращается домой, он первым делом проверяет содержание любовного послания. Дрожащими руками раскрытый клочок бумаги, захлопывается пополам тут же, как он доходит до точки. Столько смущения от двух предложений он не испытывал никогда. Через час парень сидит весь красный на своей кровати в окружении остальных тридцати четырех посланий полностью обескураженный и абсолютно счастливый.       Со следующего дня Исак проверяет регулярно и тщательно каждый свой карман.

※※※※

      – При написании работы я должен по максимуму испытать то, о чем пишу, на себе, понимаешь? – Эвен размахивает руками в воздухе, пока они проходят по пустому коридору школы на пути в библиотеку. – Я боюсь лживости в сказанном. Притворства. Я как Карл Шееле. При описании должен все исследуемое опробовать самостоятельно. На цвет, запах и вкус, так сказать. Для полной достоверности.       Тот откровенно доволен, что в разговоре с Исаком ссылается на имя выдающегося химика, что, признаться, безусловно впечатляет и льстит. Однако, парень вынужден возразить.       – Ты же в курсе, что он умер впоследствии от отравления? Тем более всего на свете не испробуешь, ты же не будешь ногу себе ломать нарочно, чтобы рассказать о персонаже-инвалиде, – привычка быть всегда начеку работает исправно в любой ситуации: Исак оглядывается по сторонам, приближаясь к очередному повороту. – Знаешь, я верю, что твои способности, это нечто большее, чем просто детальное описание пережито… – договорить он не успевает. Желтый сигнал «берегись» срабатывает скорее автоматически, мышечной памятью, чем осознанно.       Парень в секунду хватает Эвена за руку и спешно тянет в ближайший безопасный угол: каморку лаборантской.       Успел заметить? Нет? Черт, нельзя сказать наверняка.       Наспех взвешивая предоставленные варианты, Исак решает подстраховаться (что, если его все же заметили и пойдут искать сюда?), поэтому заталкивает себя вместе с Эвеном в широкий неглубокий шкаф с плакатами и другим наглядным пособием, отодвигая их в сторону. Последнее, что он успевает заметить перед тем, как захлопнется дверца, погружая их в кромешную тьму, что плакаты по жизненному циклу голосеменных опять развешены не в том порядке.       Целую минуту (Исак отсчитывает) они хранят тишину, пока парень вслушивается в шаги снаружи. Наконец, он выдыхает, отпуская руку Эвена из хватки, отступая назад, насколько позволяет площадь.       – От кого мы сбежали? – вполголоса спрашивает Эвен, стараясь звучать небрежно. Он чувствовал, как бешено стучал пульс парня под его большим пальцем всего мгновение назад, так что создать впечатление раскованности выходит у того не особенно результативно.       – От Директора.       И снова они с Эвеном вдвоем в шкафу, подмечает он. Обстоятельства совершенно иные, но не провести параллель довольно затруднительно. Забавно. Он не может видеть, но отчетливо чувствует пристальный взгляд Эвена на нем. Сам же Исак не расслабляется, знает, это еще не конец.       – Ты же его любимчик, – недоумевает Эвен. Да, другим его положение недостаточно очевидно.       – Вот именно, – соглашается он. – Вечно что-то от меня надо. Не хочу лишний раз с ним сталкиваться. Это уже рефлекс.       Тот мнется с ноги на ногу, расправляя на себе одежду.       – Ладно, – с шумом выдыхает, – придется отсидеться.       Фактически они стоят, но Исак все равно кивает. Потом вспоминает, что в темноте ничего не видно и следом издает утвердительно:       – Угу.       – Ты бы воспользовался своим положением, – предлагает парень. Замерев таиться в крошечном замкнутом пространстве тот, конечно, не привык, судя по непрекращающимся мелким движениям, звукам и качаниям, Эвен никак не может найти себе места, в отличии от него. Время от времени он ощущает теплое дыхание на своей щеке и шее. Что озадачивает, учитывая, что Эвен выше него. Сгорбился из-за недостаточной высоты шкафа? Исключено.       – Ты о чем? – глаза постепенно привыкают к ограниченности света, и он может примерно наметить силуэт тела напротив.       – Директор, – тон его теперь на порядок ниже, за неимением лучшего слова, он бы сказал «хриплый», хотя причина изменений ему не известна. – Преимущества золотого мальчика. Привилегии какие-нибудь. Тем более, если он тебя постоянно донимает просьбами.       – А, это… – Исак фыркает, – не волнуйся, я знаю, как заставить его сделать то, что мне нужно.       – Что за выражения? Ты что – мафия? – Эвен негромко смеется, одной рукой ощупывая его плечо. Пару раз сжимает и оставляет ладонь на месте. Тепло и приятно. – Я имел ввиду пропуски и все такое. Что за темная сторона Исака?       – Нет у меня темной стороны, – он не преувеличивает свои возможности, просто говорит, как есть.       Эвен отвечает не сразу, он успевает перечислить в голове почти всех представителей семейства Астровых, распространенных в Европе, каких помнит, за это время. Голос парня звучит приглушенно, голова отвернута в сторону от него:       – У всех есть.       Дверь в лаборантскую открывается с характерным скрежетом. Исак застывает на месте, пальцами закрывает рот Эвена, предупреждая – «тише», и сам задерживает дыхание. Он был прав. Он всегда прав на счет Директора. Ну что за навязчивый человек!       – Исак, мальчик мой! – шаги замедляются, добравшись до середины помещения. – Исак? – если бы не повышенная возбужденность в настоящий момент, он бы нашел растерянность главы администрации школы комичной. – Показалось?..       Проходит еще минута и тридцать восемь секунд после повторного скрежета двери, прежде чем он может по-настоящему расслабиться. Мышцы, чье напряжение он не замечал до этого, ослабленные теперь, ноют в облегчении. Парень благодарен ладони на своем плече и тоже тянется в поисках рукава Эвена.       – Похоже на семь минут на небесах, – полушутя шепчет тот.       Исак сверяется с внутренним таймером.       – Прошло больше девяти с половиной.       – Это все, что ты хочешь отметить? – Эвен ступает в его личное пространство.       Что-то не так…       Он принюхивается и прислушивается внимательнее, изо всех сил стараясь разглядеть черты лица напротив.       – Что за «семь минут на небесах»? – послушно переспрашивает парень, чего от него и ждут.       Эвен какой-то весь взъерошенный, приходит к выводу он. Тело неспокойно, колени, лодыжки, локти постоянно натыкаются на него, дыхание сбившееся, тон голоса скачет. То подступит, то отстранится. Исак никак не возьмет в толк – ему-то самому очень комфортно находиться с парнем так близко, очень-очень комфортно. Отчего Эвен такой дерганный?       – Это вроде игры, – он не знает каким образом, но Исак точно определяет, что тот облизывает губы перед тем как продолжить: – Два человека, которые нравятся друг другу, находятся в замкнутом пространстве. И могут заняться всем, чем пожелают.       Ох.       Теперь понятно.       – Это то, о чем ты сейчас думаешь? – сухо уточняет парень.       – Только об однозначных логарифмах, – Эвен произносит преувеличенно серьезно. – Клянусь, – и поднимает перед ним правую ладонь, якобы в жесте этой самой клятвы. Исак снова фыркает.       – Издеваешься?       – Ни капли, – шумно мотает головой. Он слышит усмешку в голосе.       Что еще за «однозначный логарифм»? Бред какой-то. Что он несет?       – Не подскажешь значение основания натурального логарифма? – Эвен пытается продолжать играть.       Ну что же. Исак не против помочь:       – Две целых семь десятых.       – Спасибо, – профессорский тон Эвена и забавляет, и раздражает одновременно.       – Один-восемь-два-восемь-один-восемь-два-восемь-четыре-пять-девять… – продолжает зачитывать дальше по порядку числа после запятой Исак.       – Все, достаточно. Ладно. Хватит. Прекрати. Ты выиграл, я понял. Все, – Эвен задыхается смехом и слабыми протестами.       – То-то же.       – Теперь ты издеваешься.       Воздух вокруг них конденсируется, влажный густой и теплый, он полон ароматов, среди запахов старой бумаги и пыли он различает отчетливую смесь, что заряжает его мозг потрескивающим электричеством через рецепторы. Эвен. Пахнет, как… наверное, так пахнет последняя написанная страница главного научного труда всей жизни. Желание, цель и победа. Просто великолепно. (Излишний драматизм. Это Исак у него понабрался.) Не что-то конкретное, но нечто чистое, свежее, что-то остро-яркое, а еще есть тягучее. Крайне приятный аромат. Соблазниться этим чувством позволительно, поскольку притяжение – логичное и ожидаемое следствие их нынешних отношений. Он поддается ближе к его источнику. Эвен жарким следом выдыхает на его кожу.       Опуская руку, тот задевает его живот, длинные пальцы с оттяжкой мажут по толстовке. Парень опять дергается.       Да что же такое?       Нет, Эвену, вне сомнений, тоже благостно и комфортно в его обществе. Они об этом говорили. Они это обсуждали. Это то, что он может читать в языке тела парня каждый раз. Значит неудобно не состояние, а его качество – тот хочет изменить их положение. «Ближе», – подсказывает разум, вспоминая все потуги Эвена до этого, и Исак повинуется. Встав вплотную, парень ровняет их тела напротив друг друга. Лучше? В его движениях нет ничего от плавного изящества, отчасти присущего Эвену, однако достаточно точности. Он подводит руки за спиной парня, вверх под лопатки и прижимается щекой к спешно вздымающейся и опускающейся груди. Объятие. Как его учили. Полезно для здоровья, важно для укрепления отношений.       Отчего-то наконец получив желаемое, Эвен застывает, руки безвольно висят вдоль тела, нос утыкается в его волосы. Дожидаясь, пока частота сердечных сокращений, отбивающая в ребра и грудную кость напротив его уха, снизится до нормы, Исак старается ни о чем другом не думать.       Сладко.       Ох, и откуда в нем столько чувств.       Когда шторм напряженных частиц стихает до нежных дуновений, Исак делает шаг назад, движением вниз он скользит и обхватывает запястья Эвена. (Он на самом деле осознает свою зависимость от этого конкретного жеста, однако это, если и проблема, то не текущая.)       – Что? – тихо спрашивает Исак.       Эвен, кажется, разрывается, как перед длинной речью, набирает в легкие побольше воздуха. Со смешком он выдыхает:       – Ничего. Ты милый.       – Я не милый, – отрезает, опуская руки.       – Ты очень милый, – второе слово тот растягивает.       – Я «умный и привлекательный», – отвечая, Исак цитирует парня.       – Да, это так, – кивает, подтверждая. Эвен так часто кивает. Поэтому-то у него такая длинная шея? Нет. Это так не работает. Вряд ли.       – Вот, – иногда склонить к своей правоте бывает слишком просто. Кто он такой чтобы жаловаться? – Верно.       – Ты самый умный, безумно привлекательный, а еще очень милый, – Эвен плечом толкает дверцу шкафа, эффектно выбираясь из него спиной вперед. Он практически на все сто процентов уверен, что это было сделано только ради того, чтобы продемонстрировать лисий взгляд и хитрый взмах бровей. Исключительное зрелище.       Проигрывать тоже бывает приятно.       – Быстро ты выкрутился, – Исак также вылезает из шкафа и принимается за приведение его содержимого в первозданный вид. Ну или не совсем: плакаты по ботанике все-таки нуждаются в пересмотре.       – Ага.       Эвен стряхивает невидимые пылинки со своей челки, прислоняясь боком к дверце справа от него. Именно это движение в совокупности со сказанным, а не их тесное и ограниченное положение до этого вводят Исака в смятение. Он выпрямляет спину почти до боли, предвещая физиологическое проявление данной реакции.       – Я довольно сообразительный, если ты еще не заметил, – продолжает Эвен елейным тоном. – И я не выкручивался. Ты правда милый.       – Ладно-ладно, прекрати меня смущать.       На удивление Эвен послушно (если не считать немигающего плотоядного слежения за ним) и молча ждет, пока он закончит, чтобы вместе добраться-таки до библиотеки.

※※※※

      – Один к пяти, что вариант, который ты отметил окажется верным, – Сана говорит вполголоса, буравя взглядом спину парня впереди них. – И таких вопросов три. Считай сам, Иссабель, какова вероятность, что ты завалил нам обоим хороший балл?       Ноль.       Он не ошибается.       – Ну я же не гадал, в отличии от некоторых, – растягивая слова, произносит Исак с той дерзостью, что только может выжать из себя (эта тема «мы оба знаем, что лучше прислушаться ко мне, но я выслушаю весь твой список сомнений-оскорблений так уж и быть» порядком поднадоела). У него получается скорее снисходительно. Ничего. Может быть это станет его стилем атаки.       – О, а ты, естественно, как всегда предполагаешь, что ты полностью прав? – вот она звучит крайне дерзко. Для человека, который не просто заблуждается, но еще и полностью это осознает.       – Нет конечно, – сдержанно парирует Исак. Сана даже мычит с сарказмом. Он смотрит на девушку сверху вниз через плечо. – Я знаю, что я прав. Это другое.       Теперь Сана впивается взглядом в него. Парень сжимает их бланк ответов в руке, улыбается и отворачивается.       Очередь сдвигается недостаточно быстро. Исак расправляет плечи, отказываясь топтаться на месте в нетерпении, зажатый партами и другими студентами в проходе. Они просто все должны сдать свои работы преподавателю, откуда взялась эта живая пробка?       Неужели у кого-то возник вопро-ос?       – Так или иначе, – примирительно начинает он, – оценивать нас будут по отдельности. Мы отметили разные строчки и все подписали. Каждый получит свои баллы, не переживай.       Толпа наконец-то расступается от стола учителя, и, самые последние, они могут отдать свои листы тоже. Какое облегчение.       – Ты неизмеримо раздражающий большую часть времени, – шипит девушка, по-змеиному сузив на него глаза. Впечатляет.       Направляясь к выходу из класса, он прикрывает ее локоть ладонью во избежании ее столкновения с другим студентом, поскольку девушка все еще смотрит на него вместо дороги.       – Спасибо за напоминание, – сухо комментирует он. – Я тоже часто испытываю высокий уровень досады в твоей компании.       Исак знает, что он был прав. И Сана тоже. Но что более важно, Исак уважает ее, и если Сана хочет остаться при своих вариантах, даже заведомо зная, что шанс того, что его решение является ошибочным зачительно-значительно ниже, чем ее собственный, вопреки этому, то кто он такой, чтобы отговаривать ее (больше одного раза) или исправлять ее ответы. Для девушки в процессе образования принципиально важны далеко не идеальные отметки, несмотря на то, что она, кажется, постоянно пытается выставить напоказ обратное.       – Я рада, что ты снова мой научный партнер, – она не звучит тепло. Ни капли. Зато улыбается. Искренне.       Повсюду одни контрасты. Не человек, а дуохром.       – Взаимно, – кивает Исак в подтверждении.       – Хэй! – зовет его Эвен из дверей, чему он премного благодарен. Парень отвык вести напряженные беседы с отеннком надменности в адрес оппонента часами подряд. Общение с Саной истощает. И с заметно большим удовольствием сейчас он проведет время в компании своего парня. – Ой, привет, Сана.       – Уже ухожу, – вместо приветсвия и прощания. Очаровательно. Он не машет ей вслед.       Не предсказуемость, нет. Это... ближе к безопасноти. С Эвеном ему очень безопасно, он может расслабиться, перестать строить из себя кого-то, кем люди хотят его видеть время от времени. Что он и делает, спуская воздух из легких, сдуваясь как воздушный шарик. Учебный день подошел к концу.       – Ты меня ждал? – довольный Исак тянется к руке Эвена, жаждя физического контакта. К его величайшему сожалению, студенты разных курсов, если не подстраивать намеренные встречи, пересекаются в коридорах школы очень уж редко.       – Ну да, – не менее радостный Эвен улыбается искорками своих ясных глаз. – Теперь, когда у меня тоже есть твое расписание, не только ты можешь эфектно поджидать меня в углу, – а вот и причина столь избыточного довольства. В этот раз у него по-настоящему появился сталкер-поклонник. Что за чудо. Причин радоваться становится только больше, а он и не смеет сопротивляться.       – Никогда таким не занимался, – сдержанно отрицает парень.       Эвен предпринимает попытку возразить, возмущаясь буквально всем своим телом.       – Не в углу, – уточняет Исак, что заставляет их обоих рассмеяться.       – Будет что вспомнить.       – Это поползновение оправдать наши жуткие способности к преследованию? – склоняет голову набок в недоверии.       – Это оптимизм. Тебе это понятие не знакомо, – Эвен дразнит его. – Я в курсе.       – Переживу, – намеренно фальшиво (чтобы тот понял) безразлично. – Нам твоего на двоих хватит.       Улыбки рвутся на их губах, глаза застывают друг на друге. На секунду Исак видит, слышит и чувствует только присутствие Эвена, а не гул переполненного неугомонного школьного коридора и с полсотни студентов.       – Домой? – мягко спрашивает тот, подразумевая на самом деле комнату Исака в коллективете.       – Домой, – одобряет он.       По дороге Эвен подозрительно тихий, не говорит, не оглядывается по сторонам, как он делает обычно, словно непрерывно впитывая все окружение: освещение, обстановку, звуки, даже если они просто идут по улице, не пыхтит, размахивая руками. Исак ждет, составляя мысленный список домашних заданий на сегодняшний вечер. Следом за ним – расширенный список по темам, включающий все дополнительные отклонения, перед которыми его жаждущий знаний мозг не сможет устоять.       – Исак, я ни разу не видел, как ты ешь, – Эвен уже хмурится, а он еще даже не ответил. Беспокоится, заключает парень.       – Мы обедали сегодня вместе, – напоминает он деликатно, в действительности же даже не пытаясь избежать разговора, что назревал уже какое-то время. Просто сглаживает углы насколько может.       – Ты пил чай. Это не еда, – тон его критикующий, но и не безучастный, не дает отступить. Хорошо. – Юнас сказал, что ты ешь, но не в обеденный перерыв, так как он не соответствует твоему собственному биологическому режиму. Или что-то такое.       Как удобно дискутировать с человеком, который сам произносит за него его же аргументы. Исак молчит.       Но Эвен, должно быть, знает его лучше, чем он полагал, потому что парень продолжает:       – Насколько это правда? Нет. Не так, – поправляет себя тот. – Как часто это утверждение является верным?       Вот это впечатляет должным образом, намного больше хитрых убийственных взглядов Саны. Невольно он замирает в поражении, застигнутый врасплох. Нет, с Эвеном никогда не бывает «предсказуемо».       – Большую часть времени, – признается он. Но не смея умалчивать, добавляет: – Порой просто некогда. В этом случае за обед я пью только чай. Это правда.       – Я так и думал… – задумчиво бормочет парень.       – Стой. Юнас сказал тебе об этом?! – восклицает он.       Обернувшись, Эвен смотрит на него с испугом.       – Э… да? – робко предлагает тот. – Мы просто как-то нечаянно пересеклись, он мне сам начал рассказывать, я не спрашивал, но потом стал замечать это тоже. Боюсь, я бы даже не обратил внимания, если бы он не упомянул, не скоро во всяком случае… – вероятно парень чувствует необходимость оправдаться, совсем превратно истолковав его порыв. – Еще Юнас сказал, что тебе нечасто удается поесть нормальной домашней… – он обрывает сам себя на середине. Вздергивает брови. – Ты не злишься?       А вот с Юнасом они невзначай встречаются в школе, и где справедливость? Хотя, может быть, это только Эвен считает ту встречу случайной. Что заставляет горячий шар внутри его груди разрастись.       Исак вдыхает поглубже.       – Нет.       – Да? А по лицу не скажешь. Прекрати хмуриться, – как и всегда, чтобы помочь, Эвен тычет пальцем ему в лоб.       Как и всегда – помогает.       … гетеротрофы, хемогетеротрофы… а если еще разделить по донору электронов… хемоорганогетеротрофы…       – Ты не понимаешь, – с каплей какой-то торжественности заявляет Исак. – Юнас не сдает меня тебе, Эвен. Дело не в этом. Я даже и мечтать не мог, что что-то подобное произойдет так быстро. – он хватает парня за руку. – Эвен, это хороший знак. Юнас показал, что…       У парня в голове наконец-то тоже щелкает осознание.       – Принятие. Он помог мне понять тебя. Поддерживает наши отношения.       Исак не хочет объяснять, что Юнас склонен активно защищать свое близкое окружение, не хочет объяснять, почему тот так чрезмерно опекает его, почему изначально относился к нему с недоверием, оправдывать или извиняться. Исак хочет только смотреть на улыбку, расплывшуюся на лице Эвена, и улыбаться в ответ. Они и так друг друга поняли.       Теперь каждый думает о своем, но они уже намного более мирно продолжают идти. Молчание больше не нагнетает.       – Приготовление пищи – это же как лабораторная работа, – с любопытством ребенка интересуется у него Эвен немногим позже, сжимая дважды его ладонь. – Как химия. Тебе должно быть по плечу, не думаешь?       – Я просто в это пока не лезу, – расплывчато тянет он, однако, в целом, соглашаясь с выводом парня.       Тот внимательно изучает его лицо, кивая самому себе.       – Вечером скину тебе ссылки на простые рецепты. Их можно приготовить минут за десять-пятнадцать. Обещаешь что посмотришь их? – энтузиазм Эвена не та вещь, которой он в силах противостоять.       – Обещаю.       Долгий взгляд, которым тот одаривает Исака, подходит под ту категорию, что он пока не идентифицировал. Но после Эвен всегда чертыхается себе под нос, довольно резко отворачивается или меняет тему. Что, собственно говоря, следом и происходит. Таких взглядов в последнее время возникает все больше и больше. Какая занимательная загадка, думает он, пока парень объявляет:       – Я вчера такой фильм посмотрел! Знаешь, в общей концепции...

※※※※

      – Эвен. Эвен! – Исак никак не дозовется. – Эвен, погоди, что происходит?       Как дикое животное в металлической клетке, тот рвется туда-сюда от окна к двери в коридоре, меряя пространство вокруг своими большими шагами. Руки мечутся: тянут волосы и заламывают пальцы. Исак наблюдает за ним, он предельно сконцентрирован. Мозг работает в два раза быстрее обычного скоростного темпа.       Устойчивый. Твердый. Непоколебимый. Уверенный. Разумный. Холодный. Спокойный.       Он должен помочь Эвену успокоиться.       Не существует универсальных методов, каждое взаимодействие с любым другим человеком разное. То, в чем нуждаются люди, отличается. Чем ближе они становятся друг другу, тем больше узнают о том, как все работает в тех или иных случаях. Паттерн. Запомнить несложно. Но Эвен, к сожалению, все еще новый человек в его жизни. Исак в высшей степени хотел бы знать наверняка, что делать. Говорить или слушать, притянуть или отступить, ждать или толкать. Черт.       – Они опять сдвинули дату! – подает голос Эвен. Грубый, тяжелый, едва ли не рычание. – На целый месяц! Как нам теперь все успеть?       Мысли летят в его голове еще быстрее, пока парень чрезмерно эмоционально продолжает объяснять. Исак слушает.       Ему не характерно касаться окружающих без особой необходимости, он не склонен к физическому контакту, но один единственный вопрос становится самым существенным в данный момент. Трогать или нет? Разрешения на базовый физический контакт от Эвена ему не требуется, однако ситуация особенная. Трогать или нет?       В течении минуты резкие шаги сменяются размеренными, прерываемые остановками; напряженные плечи постепенно опускаются, речь замедляется. Исак ждет. Глубокие вдохи. Разворот. Три шага. Он в его личном пространстве. Когда Исак смотрит в глаза Эвену… Злость. Страх. Раздражение. Беспокойство. Разочарование. Неуверенность.       Однозначно трогать, решает он.       Ладонями Исак обхватывает лицо Эвена с обеих сторон. Теплое прикосновение к холодным щекам. Он издает медленное, низкое мычание. Тот смотрит на него внимательно.       – Эвен, не торопись, – слова легкие, а голос тихий и размеренный. – Проверь сначала, точно ли все так. Студенты склонны все путать, распространять слухи и сеять панику. Сперва спроси своего куратора.       Осознание в мутных сейчас голубых глазах – яркая вспышка, что следом окрашивает выразительное лицо Эвена кое-чем еще. Стыд.       Исак отпускает парня, пока тот печатает кому-то сообщение на телефоне, но остается рядом.       Ему не нужно знать, что конкретно тому сообщают, чтобы определить: Исак был прав. Эвен снова поторопился с выводами, погорячился, не подумав дважды.       То же самое произошло в тот день в коридоре между ними двумя из-за Криса и той дурацкой драки.       Как-то раз они затронули эту тему. Без особых подробностей. Парень признал, что, игнорируя рациональность, может поддаться вспышкам эмоций, быстро стихающим, но иногда с последствиями. Они пришли к выводу, что это неправильно, когда выливается на других словами, а иногда и физическими действиями. Тот пообещал, что постарается прежде всего «притормозить и подумать».       – Ничего страшного, – гладко произносит он.       Эвен переводит на него большие-большие сожалеющие глаза.       – Я едва ли не поругался со своим руководителем до этого.       – Все в порядке, – Исак тянется коснуться. – Ты не сделал ничего плохого.       – Мне стыдно. Так глупо.       Честность и открытость, в деталях подносимые ему так легко, словно разговор о погоде, больше не удивляют. Исак притягивает Эвена ближе.       – Я знаю. Ты научишься.

֎֎֎֎

      – Тебе неприятно… – он нарочно выставляет вперед палец правой руки в каких-то сантиметрах от ладони парня, – … когда я тебя касаюсь?       Исак моргает. И еще раз. Смотрит на него проницательно, с живым интересом. Он может слышать визг черных шин скоростных гоночных автомобилей его мыслей по раскаленному асфальту его сознания. Интересно, кто победит.       Тот точно ломает голову не над ответом, потому что даже аккуратно, но уверенно отрицая: «Нет», размытое пылью из-под колес выражение лица на что-то более оформленное не меняет.       – И тебе не неприятно касаться меня? – Эвен думает, думает, думает. Ему надо думать, надо знать, узнать. Выяснить. Самому или нет, но ему нужен ключ к этой закрытой шкатулки зеленых умных глаз, хмурых бровей, острого языка. А еще сердца в грудной клетке, облаченной в серую толстовку, и самого ценного – того, что творится в этой прекрасной золотой голове.       – Уверяю, мне определенно доставляет удовольствие физический контакт с тобой: с твоей кожей, твоими вещами, твоими волосами; так же, как и зрительный, эмоциональный и ментальный, и любой другой, какой только возможен между двумя людьми, – Исак медленно двигает свой палец по направлению к нему, касается его кончиком, дважды постукивает по ногтю в подтверждении. И он томительно не спеша оказывается захваченным большим и указательным пальцами Исака. – Наши отношения только начались, – поясняет тот, мучительно нежно поглаживая самые края чувствительности по кругу. – Образовавшаяся связь крепнет, ветвится, приобретает только нам двоим свойственные особенности. Потребность касаться друг друга взаимна и оправданна. Ты так не считаешь?       Исак поднимает на него взгляд. Эвен ощущает, как тает.       Парень осознанно сглатывает и замечает, как это движение изощренно тщательно отслеживается. Нарочно? Естественно?       И что это значит? Что ему делать?       Черт!       Эвен должен думать. Думать! Но это прерогатива Исака, а его дело – чувствовать. Ощущения подводят его, нельзя наверняка сказать чудится ли ему желаемое или существует вне зависимости от его стремлений. Он субъективен, чего не изменить. А потому, черт возьми, должен думать.       – Тогда почему ты не касаешься меня? – тише, чем планировал, спрашивает он.       – Не правда, – ровно прерывает его смену настроения Исак, слегка сжав его палец в своем сладком захвате. – Каждый раз при встрече и прощании я трогаю твое плечо, и, спускаясь вниз, задерживаю руку на твоем запястье, я перебираю твои волосы, когда ты лежишь на моей подушке, удостоверяюсь, что наши колени в контакте под столом, когда мы сидим в библиотеке или в столовой, – проговаривая, парень ведет линию кончиком пальца к внутренней стороне его кисти. Эвен разворачивает ладонь, поддаваясь движению, расслабляя ее, отдаваясь на волю этого слепого маршрута.       – Держу твою руку на людях, – от прикосновения (фаланги, выступы, ямки, складки, линии, вены…) внутрь проникают искорки, блаженные, лучистые, от столь тонкого касания кожа становится сверхчувствительной, словно Исак по одной прослеживает каждую клеточку его эпидермиса. Откуда возникло это слово? Это все Исак. Это всегда он. Его начинает трясти. – Мы дышим одним воздухом, Эвен.       Думать в таких условиях выходит из ряда вон плохо. Он тратит все усилия на то, чтобы сдерживаться. От чего? Пока не знает. Дальше. Да, чудное слово.       Исак точно умеет читать его мысли. Тот продолжает:       – Я знаю, какую ткань ты любишь ощущать на своей коже, проанализировав твой выбор в одежде. Регистрирую твои родинки, те, что вижу, – в подтверждение он обводит одну из них на его руке. – По сантиметрам знаю разницу в нашем росте, могу разложить тебя на оттенки, как твоя личная цветовая палитра, – голос Исака тягостный, низкий, почти шепчущий. Собственное сердце трепыхается в горле. – Помню запах твоего шампуня. Одеколона. Мыла. Считаю частоту твоих дыхательных движений в минуту, когда сосредотачиваюсь на твоем присутствии, твой пульс, если могу нащупать, температуру твоей кожи. Определяю, фиксирую, сравниваю, закрепляю в памяти. – Исак тянет его раскрытую ладонь на себя, склоняется к ней, дразня своими губами. – Я касаюсь тебя даже тогда, когда ты об этом не знаешь.       Целует ровно в центре. Кратко и трепетно, не сводя глаз с его лица. Самый интимный момент в жизни Эвена.       – Просто не так, как ты ожидаешь, – подводит итог Исак.       Он не может дышать. Он пытается. Пытается. Вдох. Выдох. Хорошо.       – Не так, – завороженно вторит.       Теперь – думать.       Скоро после того, как Исак рассказал ему всю историю их знакомства (оказывается его версия была настолько неполной, что разумно было бы спросить: а присутствовал ли он сам там вообще?). Эвен понял, что половина дерзкого поведения Исака в то время – бравада отчаянного парня, пытающегося любыми способами привлечь объект своего интереса. Напускная смелость. Легкомысленная близость. Ему это все знакомо, еще как знакомо. Это сработало. С их первой (для него) встречи его влечет к Исаку убедительно и беспрерывно. И пусть это было направленно специально на него, с целью, намеренно. Это было красиво. Эвену лишь очень хочется знать, что из всего перечисленного когда-либо ранее все еще актуально сейчас?       Они молча разглядывают друг друга, Исак, что ожидаемо, хмурится.       – Периодически изменяющаяся, моя манера вести себя рядом с тобой, вероятно, сбивают тебя с толку… – неторопливо и вкрадчиво сообщает тот своим глубоким тоном, слепо продолжая ласкать его руку своей.       Это есть в Исаке. Эвен знает. Он чует. Ни один человек, каким бы профессионально отточенным мастерством не обладал бы, никогда не смог бы сымитировать, полностью сыграть ту роль, что Исак взял на себя, делать то, что он делал, сводя его с ума по уши, ни разу не оступившись, проколовшись, отвлеченный нервозностью, волнением, неуверенностью в себе, методе или результате, что обычно преследуют людей, пытающихся кого-то соблазнить. Нет. Это не игра. О, нет. Никогда ею не была. Возможно, Исак сам еще этого не осознает, но это – часть его самого. Не темная, а скорее в тени его привычной безупречной сдержанности, она – затаенное горячее нутро, чертовски умное и оттого опасное. Он такой. Обаятельный, лакомый кусочек с множеством острых граней, переливающихся светом драгоценных камней, харизматичный, интригующий. И в то же время внимательный, заботливый, устойчивый, он знает, что делает.       – Объясняется все просто, – внезапно смутившись, Исак робко перебирает подходящие слова. Парень тянет его к себе еще сильнее, вынуждая сдвинуться – он следует. Его ладонь, бережно лелеемую в руках Исака, тот подносит к своему лицу, прислоняется щекой. Ластится. Ох, детка… Эвен не уверен, что сможет выдержать натиск эмоций, чувств, порывов, бушующих внутри него. Он так сильно в этом увяз. – Теперь, когда мы вместе, я… отпускаю себя. Мне в высшей степени комфортно рядом с тобой. Эта свобода действий позволяет мне вести себя естественно, поступать по настроению. Чаще всего – даже бессознательно.       – Инстинктивно? – тут же уточняет он.       – Можно и так сказать, – шепчет Исак, прижимая к щеке его пальцы, и закрывает глаза.       Вот и он. Прелестный ключик-ответ к этой столь же прекрасной загадке-шкатулке.       Значит, в то время, как Эвен движется обдуманно, переживая, что что-то может пойти не так, тщательно потом оценивая любые полученные отклик и реакцию, прикосновения Исака интуитивны. Абсолютно реальные, они неподдельны, безотчетны.       Никогда он не думал, что такое простое признание, будет иметь для него столь важное значение. Исаку комфортно с ним. Эвен не понимал, как сильно хотел это услышать.       Ничего. Пока они вместе находят идеальный баланс между всеми крайностями, оно послужит ценой, испытанием и наградой. За терпение и взаимную чуткость.       В конце концов, это всегда будет стоить того.

֎֎֎֎

      – Мне не жаль, что я не смогу прожить каждую свою идею. Мне это не нужно. Знаешь, рядом с тобой всегда происходит что-то новое, интересное.       Если воплощать свои лучшие истории в жизнь, то только с тобой.

※※※※

      Исак не может вспомнить, что когда-либо с их знакомства делал это. Не то чтобы они когда-либо знакомились. Жали друг другу руки. Ага. Что за чушь.       Однако, заключает он, вероятно стоит начать.       – Здравствуй, Кристофер, – приветствует друга Эвена.       Пересекая пустой класс, Исак вышагивает размеренно, с привычными ему прямой осанкой и спокойным выражением лица, мысленно перебирая основные этапы, эры и периоды, формирования органического мира на Земле. Тоскливая, вернее, наиболее тоскливая из всех, для него тема, но надо чем-то занимать мозг.       Кристофер Шистад не обременяет себя взаимностью до тех пор, пока Исак не садится напротив него за парту в самом конце дальнего ряда:       – Просто Крис. Не усложняй мою жизнь с первых же слов, – тот улыбается, точно за этим что-то скрывая. Исак решает больше с ним не здороваться первым.       – Итак, – парень пристально вглядывается в него. Он бесстрастно смотрит в ответ.       В основе устойчивости растений к изменяющимся факторам окружающей среды лежит избегание неблагоприятных условий или приобретение выносливости…       Сложно понять, что у того на уме, за всеми искусственными улыбками, натянутой придурковатостью, безразличностью, отточенной жестокой, выученной легкомысленностью ко всему происходящему, есть человек, хороший друг Эвена, который руководит всем этим напускным механизмом адаптации в пределах школьного социума, человек, которого Исак никогда не встречал. И совсем его не знает. Поэтому развязная поза, блеск ухмылки и тонкий прищур глаз ему ни о чем полезном не говорят. Что же все-таки тот хочет ему сказать?       … большое содержание ненасыщенных жирных кислот в фосфолипидах цитоплазматических мембран клеток растений даже при низких температурах позволяет сохранять высокую их проницаемость для…       Погоди…       «Хороший друг Эвена».       Верно!       Эвен защищает Криса, но и тот тоже беспокоится о своем приятеле. Ну надо же! Эта мысль никогда не была оформлена полноценно в его сознании, потому что поведение Кристофера в школе этому не соответствует. Однако не Исаку судить о данном факте: он их двоих едва ли видит за день вместе издалека, понятия не имеет о том, что их настоящие отношения на самом деле из себя представляют.       Это – повестка данного события? Познакомиться поближе?       Нет. Не с таким видом как у него.       Думай, Исак. Думай. Есть что-то еще.       Точно! «Что-то еще»! То, о чем Исак просто не может знать, поскольку не присутствовал… где? Диалог! Да. Эвен с Крисом о чем-то разговаривали… О нем. Это было об Исаке. Они обсуждали его.       … ксероморфного типа способные расти на засоленных почвах обладают восковым налетом, большим количеством волосков, уменьшенной поверхностью листа…       Адриан. Верно. Этот малыш был прав, догадался обо всем в тот же момент. «А все парни, которым ты нравишься, Исак, выглядят так, словно ты пнул котенка у них на глазах?». Поведение Эвена в тот день в коридоре школы, когда Исак прижимал Адриана к шкафчикам, разбираясь с тетрадями и слушая с парнями проблемы Магнуса, было странным. Его лицо было озабоченным, настороженным, взгляд – тревожным. И малыш прав – это не характерно для таких парней, как Эвен.       Кто мог бы заставить Эвена засомневаться, заставить его внимательнее приглядеться, прислушаться, изменить свой дружеский, оптимистичный настрой? Конечно же Крис. Кристофер наговорил Эвену о нем что-то не особенно хорошее. Очевидно. Тот никогда не был настроен к Исаку благосклонно.       Сторонится. Огрызается, даже когда он однозначно помогает. Весь этот напускной фарс о собственном большом влиянии, безразличии, власти над другими… Именно из-за этого ему чаще всего кажется, что тот…       Погоди.       Так это все об этом? Кристофер Шистад собирается открыто заявить Исаку о своем неодобрении его как парня Эвена?       – Мне плевать на то, какие у тебя там есть страшно важные связи, Исак, – продолжает вступление парень, делая акцент на его имени с каким-то особенно трепетным презрением. – Я тебя…       Верно!       – Ты сказал «страшный»? – перебивает того Исак, не так уж сильно обремененный чувством вины о своих забытых манерах. Не в этом разговоре.       – Я сказал «страшно важные» и… – напряженный, его голос дрогнет, и этого почти достаточно, чтобы добраться до истины. Почти. – Итак, мне плевать на все это, потому что меня это не…       – Секундочку, – просит он, игнорируя уже определенно критически накаленный взгляд Криса. Бледное лицо, приоткрытый рот, приподнятые веки. Все это что-то значит! Что именно? – Этот разговор очень важен.       – Вот именно! – повышая голос, наступает Кристофер.       – Да. И я хочу слушать тебя внимательно. Поэтому, будь добр, пожалуйста, помолчи всего одну секунду, – Исак рассеянно настаивает, торопливо осматривая всего парня. – Пока я не разберусь с одним делом. Это нужно закончить сейчас.       Реакцию от этих слов он видит в его глазах мгновенно.       «– Исак? Крис хочет встретится с тобой на днях. Сказал, есть разговор, – расчетливо, будто отрепетировано выдает Эвен. – Вы же общаетесь?       – Иногда, – абстрактно, но исчерпывающе. Предложение сбивает с толку, однако от рефлектирования его отвлекает резкое беспокойство, нарастающее в Эвене. – Не стоит переживать, я справлюсь, – пытается разуверить парня Исак. – Уверен, все пройдет хорошо, – и он искренне считает так.       – Я не за тебя волнуюсь. А за Криса, – отмахивается Эвен к его удивлению. – Будешь со мной на связи, обязательно напишешь, если с ним что-то случится.       – Что может случиться?       Эвен одаривает его невеселым, он бы сказал, разочарованным, будто Исак сам должен знать, взглядом:       – Все что угодно.»       Крис его боится.       Вот оно!       Парень его остерегается, избегает. Дело не в том, что ему Исак не нравится, нет, одобрение тут не имеет ровным счетом никакого значения. Кристофер предостерег Эвена о возможных… опасности? Риске?       Боится…       Еще одна мысль, что на протяжении всего их знакомства и редких взаимодействий зарождалась, вскользь напоминая о себе, но окончательно так и не оформилась. Вплоть до этого самого момента. Однако что за нелепость! Большей чуши в жизни Исака не происходило.       Стой. А о чем же в таком случае в принципе может идти речь?       Э-э…       – Я готов слушать тебя внимательно, – смиренно объявляет Исак.       Безумный, бешенный взгляд широко распахнутых глаз оценивает его с ног до головы, словно видит впервые. Последующий кивок самому себе, как видимое свидетельствование того, что предыдущие суждения и выводы об Исаке в очередной раз только подтвердились. И все-таки кажется, это лишь больше наполняет Криса решимостью.       – Я говорил о том, – четко произносит тот, не колеблясь, – что не важно, какой странный и жуткий ты парень, Исак. Как сильно сохнет по тебе Эвен. Если ты разобьешь его огромное мягкое сердце, чего бы мне это не стоило, клянусь, я найду способ тебя достать.       Твердость, категоричность и безусловная готовность исполнить сказанное поражают Исака до глубины души. Он тоже видит Криса как впервые. Тот самый хороший человек, с которым дружит Эвен. Приятно познакомиться.       От него не ждут ответа, что к лучшему. Ему все равно нечего добавить. Крис прав. Честно говоря, Исак очень ценит этот поступок, означающий, что у Эвена есть кто-то, кто будет стоять на его стороне. От Исака лишь требуется осознание – подтверждение, что посыл был услышан.       Он кивает, соглашаясь.

※※※※

      – Исак, – Эвен шепчет каким-то совершенно новым голосом. Такого он еще не слышал. Что это? Что за тембр? Звучит глухо, нет – хрипло. Странное ощущение. Жарко. Лицо парня в семи сантиметрах от его. Это если мерить между носами – самая вступающаяся точка, но есть ли смысл отталкиваться от носа, когда все дело в… – расслабься, – предлагает? Просит? Наставляет? Новый голос – новая интонация. Теперь наверняка и не сказать.       Он собирается поцеловать. Его. Исака. Они вместе, то есть. Поцеловаться. Поцелуй Исака и Эвена. Прикосновение губ к губам. Это олицетворение, проявление, выражение. Любви. Привязанности. Расположения. Влечения. Это ласка. Благоговение. Внимание. Поклонение. Дать и взять. Подарить и насладиться. Захотеть и… Взаимность. Да. Один плюс один. Никак в одиночку.       Эвен отрывисто выдыхает через рот.       Жарко. Да, точно. Кислород. Людям нужен кислород для окисления продуктов, а образующийся при этом углекислый газ выводится наружу. Верно? Верно. Все так же, как и было всегда. Кислород содержится в атмосферном воздухе, который Эвен вдыхает, тот проходит из носоглотки через гортань в легкие, где осуществляется газообмен. Нет. Недопустимые упрощения. Исак упустил трахею, главные бронхи, долевые бронхи, сегментарные бронхи, дольковые бронхи, бронхиолы, альвеолярные ходы, легочные альвеолы и ацинус…       Обхватывает его запястье. Невесомо.       В выдыхаемом Эвеном воздухе все еще содержится кислород, он не весь до остатка проникает в его кровь, и когда Исак делает глубокий судорожный вдох, воздух из легких Эвена попадает в его легкие. Тот же самый газ. Смесь газов. Тщательно очищенный, бережно согретый, увлажненный внутри него, две секунды назад еще бывший буквально в его теле, теперь находится в нем самом. Это ли не определение интимности? Жар на его щеке. Микроскопические водяные капельки на его коже. Исак сознательно выдыхает. Та же картина теперь на челюсти Эвена. Он вообще обращает на это внимание? Думает ли сейчас об этом тоже?       Правая рука Эвена касается его плеча, продвигается выше, ключица, шея, обводит выступающую кость, легко поглаживает щеку, заправляет локон за ухо. Задерживается на месте. Лелеет его лицо в своей ладони.       Это… это…       … потребление… гормоны… терморегуляция?.. аноксигенный фотосинтез… погоди, что? Нет. Он имел в виду генетика пола… э… папоротниковидные?.. образование щавелевой кислоты… это было… электронный баланс!.. сукцессия… прокариоты?.. Нет. Нет.       Нет!       – Я не могу думать, – он испуганно скулит.       Отчаяние обладает им целиком. Кричать. Плакать. Нет. Стоять и дышать. Включить свой чертов мозг!       Не работает.       Эвен улыбается. Не со зла, находит его положение очаровательным, обоснованным, нормальным. Не понимает. Он не понимает. Парень пытается его успокоить, настроить на нужный лад. Прикосновение к его талии – напоминание об их позиции. Живое, теплое, плотное тело близко вдоль его, шорох одежды, полутьма помещения, носки их обуви напротив друг друга, колени сталкиваются, бедра застыли, там выше – торс, грудь, в ней сердце, прекрасное, бьется, скачет, волнуется, нежные руки, лицо в семи сантиметрах от его собственного, ухмылка на закушенных губах, глаза… черт, глаза! Не видит. Хочет. Во власти чувств. Эмоций. Обожание. Забота. Желание. Красиво, как же красиво…       Мягкий, гладкий на его губах, шелковый, дрожащий. Контакт.       – Подожди, – в тот крошечный промежуток между ними, – я не могу думать. Ты… ты такой… не могу думать.       Это мучение. Страдание. Пытка.       Поцелуй – это кардинально отличается от всех других прикосновений. У Исака так мозг сгорит.       Ох, Эвен так чувствует себя каждый раз?       Переключиться.       Стены. Пол. В школе посреди учебного дня, на перемене они затаились в забытом старом подсобном помещении. Лампочка на потолке, пыльный желтый свет, мало места, край деревянной тумбы упирается в его поясницу – опора.       – Детка, это… – падение.       – Подожди-подожди-стой, – умоляет Исак, – я не могу, я не умею, я… Не смотри на меня. Нет, – обрывает он, зажмуриваясь, – не говори ничего. Не дыши мной, не ду… притормози!       Эвен слушается.       Ох.       О-ох…       Эвен.       Любимый запах, привычная температура, знакомый материал одежды, частота дыхательных движений… восемнадцать в одну минуту, пальцы на его запястье. Нет, наоборот.       – Это глупо.       Голос Исака слышится издалека, звучит недовольно, почти обиженно. Он заставляет себя расправить опущенные плечи, поднять подбородок, открыть глаза. Посмотреть.       – Вовсе не глупо, – Эвен спокойно и уверенно обхватывает его лицо в своих ладонях. – Вот так, все хорошо, – неторопливо и плавно целует в обе щеки. – Ты самое ценное для меня существо, – наклоняет его голову, целует в лоб, замирает. Ласка. Забота. – Я с тобой при любом раскладе. Все хорошо, Исак. Доверься мне.       Исак не знает зачем, но кивает. Смущенный. В какой-то степени даже расстроенный.       – Ну иди сюда, – одним простым движением Эвен прижимает его к себе. Обнимает. Исак тянется в ответ. Последний поцелуй приходится на его макушку. – Мы со всем разберемся.

֎֎֎֎

      Как бы Эвен ни хотел бы, чтобы Исак просто сдался своим ощущениям, когда все становится серьезнее, оказывается настолько важным для них двоих, он бы предпочел, чтобы Исак сделал этот выбор осознанно.       И конечно же он готов ждать.

※※※※

      Медиальный мыщелок. Все должно быть идеально. Приводящий бугорок. Он хочет, чтобы все получилось. Хочет выразить свои чувства, приверженность, лояльность, непрекращающуюся радость, ощущение удачи от их встречи, ему везет каждый день с тех пор, как они вместе, потому что они все еще вместе, ту благодарность, изобразить поддержку. Межмыщелковая ямка. Линия. Исак старательно выводит контуры, скрупулезно заполняет поверхности штрихами разного нажима, выделяет выступы, шероховатости. Малый вертел. Гребенчатая линия. Все должно быть идеально.       – Ну как? – в спокойствии Эвена в этой ситуации Исак находит профессионализм и притягательность, очевидно.       – Задумка без сомнения достойная, – выносит свой вердикт Исак, складывая листы бумаги, врученные ему ранее в правильной последовательности в аккуратную стопку, упаковывает. Эвену определенно нужно больше порядка в жизни (и в комнате). – Без преувеличений, я бы с удовольствием прочитал бы рассказ на эту тему, если ты решишь продолжить работу. Но сейчас трудно сказать больше. Разве что… продолжай в том же духе? – он супится. – Извини, я, наверное, мало чем помогаю.       – Нет-нет. От тебя эти слова много значат для меня, – тот вроде доволен. Забирает папку назад с улыбкой. Похоже на то. – Ты прав: это только черновик, но мне не терпелось тебе показать.       Он кладет руку на колено Эвена.       – Если тебе нужен был дружеский пинок мотивации. То это он, – Исак трижды хлопает парня по бедру. – Я в тебя верю.       – Нет, просто ты… – тот задерживается с выдохом, что даже плечи приподнимает, – … вдохновляешь, – выдает он. – На полном серьезе.       Исак перебирает в голове все значения слова «вдохновлять», любая другая возможная интерпретация, которую можно было бы подразумевать. Нет. «На полном серьезе»? Есть ли вероятность, что Эвен просто перепутал то, что хотел сказать? Человек, оружие которого, главное средство общения с миром и выражения себя – родной язык. Маловероятно. Иначе придется принять, эм, комплимент.       – Так ты на меня опирался при описании главного героя? – потенциально продуктивная попытка, но в перспективе – провальная.       Эвен поудобнее устраивается на своей кровати, поправляя под собой подушки. Исак до сих пор пребывает в некой прострации от того, что тот смог одним предложением убедить его забраться на второй этаж безумного сооружения в комнате его парня. Тут даже уютно, чего он вслух признавать не собирается. Он может коснуться потолка комнаты, не вытягивая при этом руки до предела, – это ненормально для обычных помещений. Ложиться в этом узком пространстве отказывается: он сидит, скрестив ноги, напротив парня.       – Не-е… – туманно тянет тот. – Во всяком случае не умышленно. Идея-то старая. Наконец-то есть шанс, что она увидит свет. – Любопытство разжигается в его взгляде. Ерзает на месте, как ребенок. Очаровательно. – А ты когда-нибудь так?..       По задумке Эвена главный персонаж – компьютерный гений, и мыслит соответственно. Даже в зарисовке у него хорошо получилось отразить это через слог повествования. Короткие, сухие рассуждения, вперемежку с отстраненными, неэмоциональными описаниями. Большое количество цифр, данных, анализа. Герой даже сам с собой обращается как с устройством, которому нужны команды управления, с тотальным самоконтролем и хладнокровной выдержкой.       В эволюционном процессе общая дегенерация как один из путей биологического прогресса обуславливает повышение плодовитости…       – Никогда. Нет, – качает головой Исак, плечами не пожимает, но все же: – Я обычный человек.       Тот фыркает. Это даже не его жест. Он скопировал (украл) его у Исака. Негодник.       – А хотел бы? – уточняет Эвен. С одной стороны, деловито, с другой же – уже полностью находясь в игривом веселье.       … сохранение уровня организации при возникновении частых…       – Ты спрашиваешь, променял бы я свой углеродный мозг на кремниевый? – Исак вздергивает бровь, уже проявляя сомнение. По искрам в глазах напротив он понимает: «да, именно это». – Нет, спасибо. – сдержанно отрезает парень. – Это… хорошо. Интересно, – добавляет он, не желая задеть своим резким ответом Эвена. – Но я Homo sapiens sapiens. Я человек, как уже говорил. И горжусь этим. Понимаешь, да?       Тот что-то продолжительно мычит. Вроде, да. Ткнув в него пальцем, с важным видом парень заявляет:       – Ты восхищен человеческим телом. Я помню, – неужели? – Ты восхищен тем, как совершенно устроен наш организм. Все эти процессы обмена, взаимозамещение, саморегуляция, это живая, единая система. «Целостный сложный механизм, продуманный до самых мелких деталей». Ты поэтому выбрал биологию? – быстро переключается Эвен, упуская из виду в каком состоянии оставил его после всего сказанного.       А Исак теряет голос на какое-то мгновение.       Не просто «понимает», это было даже немного личное, и Эвен воспринял эту информацию, как нечто достойное запоминания и цитирования. Вау. Он искренне тронут таким вниманием со стороны парня.       Предпочитая не заострять акценты на собственном очередном приступе смущения, вспоминает вопрос и решает ответить непосредственно на него:       – Не совсем, – это даже забавно. – Первыми были растения. Ботаника.       – Так ты прежде всего ботаник, – весело подмечает Эвен, хлопая в ладоши. Следом мешкает. – Ты же не против, что я тебя так зову? Меня целиком и полностью завораживает, – это слово тот произносит по слогам для пущего эффекта, – твое… э, задротство. Ты самый что ни на есть ми-илый.       Исак фыркает. Черт, он только что не… Фыркает еще раз. Черт. Прекрати это.       – Не против. Я ботаник. Это всего лишь правда, – из головы не выходят наставления Вильде. «Не давай себя в обиду». Помедлив, он договаривает до конца: – с тем смыслом, который ты вкладываешь… из твоих уст впервые этот ярлык звучит как похвала, – для того, чтобы проигнорировать ползущую на лицо краску и не опускать взгляд, затрачивается вся доступная энергия. – От тебя – не против.       – Мой ботаник, – пробует на языке фразу Эвен и строит такую обожающе-тронутую мину, что Исак не выдерживает и запускает в него подушкой. «Эвен в восторге от любой мелочи», – напоминает сам себе он, пока парень успокаивается от громкого хохота. – А у тебя есть особенности, ну, в мышлении? – опять спрашивает и участие очевидно в каждой интонации, а Исак все гадает, откуда взялось это любопытство. Он старается прочесть ответ на лице парня. Нет, это настоящий интерес. Эвен на самом деле хочет знать о нем все, даже это.       … повышение видового разнообразия, увеличение численности вида, расширение ареала…       Кажется, это один из тех моментов, когда нужно думать меньше. Поверить Эвену и принять его правила. Пожалуй, эта самая мудрая его мысль за сегодня.       – Если я начинаю рассуждать, то должен прийти к чему-то в конце. Всегда есть результат. Обязательно, – делится сокровенным Исак вполголоса, но твердо. – Просто так старюсь ресурсы не затрачивать.       Он вытягивает ногу вдоль тела Эвена, и тот даже не глядя хватается за его лодыжку рукой. Разминает затекшие мышцы. Приятно.       – Удивительно. Так ты что же, выходит не страдаешь по всякой ерунде? – озадаченно замечает тот.       – Страдаю конечно, – возражает он, – просто выношу выводы потом, – Исак кривится против воли. Это не всегда в радость признавать. – Не могу врать сам себе, знаешь. От себя не убежишь, – мечтательно кивая, Эвен выглядит так, будто хочет взять ручку и записать новые заметки на полях своих листов. Занятно. – Зато могу отложить на потом, это второе отличие. Если нужен чистый разум, какую бы кризисную ситуацию я не переживал бы, смогу сосредоточится. В этом я хорош.       – Имеет смысл, – соглашается Эвен.       – Верно.       – Есть что-то еще.       – Ну-у…       – Точно есть! – подрывается на месте тот. – Расскажи, – заговорщицки просит парень, наклоняясь вперед, будто их кто-то может подслушать.       Тут? Кто? Пауки на потолке? Что за бред.       – Меня успокаивают мысли о чем-то знакомом, – все же шепчет он. – То, в чем я уверен. Чистое знание. Проверенная информация, – Исак быстро бормочет. – Что-то может выбить меня из колеи в реальности, но это навсегда как аксиома в моем мозгу. Мне помогает и, честно говоря, происходит автоматически. Правда меня иногда заносит, отвлекает то есть.       – Что это? Приведи пример.       – Например… – долго искать не приходиться. Преобладание гаметофита в… – Мхи считаются тупиковой ветвью эволюции, – как-то официально докладывает парень.       – Я знал! – загорается Эвен чуть ли не видимым светом явно не от предоставленного факта, а от чего-то другого. – У тебя иногда такое лицо будто ты где-то далеко, пересчитываешь все свои кости в алфавитном порядке, обновляя картотеку ежедневно, или нечто подобное.       Что? Нет!       – Не может быть! – ошарашенный, Исак даже не в силах оперировать чем-либо более вразумительным. Это так заметно?       Кости… кости… что-то было о костях…       – Правда-правда, – довольный Эвен широко улыбается. – Черт, я знал… – шепчет сам себе тот, – все это время… Да не переживай ты так. Это довольно мило. Необычный человек, видишь? – Исак не реагирует. – Делись со мной ими иногда что ли, будет забавно, я думаю. Исак?       Corpus femoris. Точно!       – Раз уж ты упомянул кости… – парень перелазит через тело Эвена, чтобы спуститься и найти свой рюкзак в куче верхней одежды на полу.       – Что, лекция по анатомии? Прямо сейчас? – снова дразнится тот, но тоже уже слезает.       Исак торопится и копошится в вещах внизу. Как он вообще мог об этом забыть?       – У меня кое-что для тебя есть, – он оборачивается, пряча за спиной сверток. Мяться на одном месте – бесполезное занятие, поэтому он просто протягивает бумагу, разворачивая на ходу. – Это подарок. Тебе.       С минуту Эвен молча рассматривает изображение на ней.       – Ох, Исак… – его рот приоткрыт, а брови и вздернуты, и опущены одновременно. – Это…       – Плакат, – подсказывает он, внезапно почувствовав нервозность. – Еще один к твоей коллекции, – Исак машет в сторону стен. – Чтобы заполнить скучный белый. Если ты захочешь его повесить, конечно…       – Ты сам это?.. – парень бросает секундный взгляд на него, но скоро возвращает обратно, вчитываясь в надписи на двух языках, прослеживая линии.       – Нарисовал? Да, я сам. Заняло какое-то время, но ты меня знаешь, я получил удовольствие в процессе.       Верно. Исак хотел сделать что-то для Эвена. Чтобы тот понял, как он ценит, то, что у них есть.       – Это великолепно! – восклицает парень, наконец-то полноценно поднимая на него свой взгляд. – Такая качественная работа. Не могу поверить, что ты сам все сделал. Он прекрасен. Конечно же я его повешу! – Эвен тут же принимается лихорадочно осматривать всю комнату в поисках лучшего кусочка стены. Застывает. Оборачивается. – Я идиот. Забыл главное. Спасибо, Исак! – и кидается его обнимать.       Парень сшибает его с места, и тут же поддерживает за талию.       – Спасибо, она идеальна, – Исак чувствует энергию, которой заряжено все тело напротив, потому что Эвен не может удержаться прямо даже на мгновение. Отстраняется. – Это же бедренная кость, да? Почему не человеческий мозг, как символ ума? Слишком банально? Потом это же не о тебе, это было для меня… Нет, погоди, не говори, – обрывает себя. – Я сам догадаюсь.       Исак может лишь наблюдать в тишине, как Эвен расхаживает вокруг, примеряя плакат то тут, то там, попутно предлагая ответы:       – Это самая большая кость в теле человека, верно? Черт, она гигантская, взгляни! – тот отмеряет ее ладонями на своей ноге, демонстрируя ему.       – Не у всех такие бесконечные ноги, как у тебя, – констатирует Исак, – но да, ты прав. Самая большая и самая толстая из всех длинных трубчатых костей.       – Этим же и убить можно, – притворившись, что держит ее, как биту в руке, тот замахивается. – Она должно быть очень прочная!       – Бедренная и большеберцовая самые прочные, да.       – Как все точно изображено, – Эвен снова обращается к рисунку. – Все эти детали, гребни, линии и бугорки… даже угол соединения указан.       – Я работал по памяти, – зачем-то уточняет Исак. Хвастается? Какая неожиданность. Нужно быть естественнее. – У меня есть атлас, но я хотел проверить себя.       – Невероятно! Исак, ты потрясающий. Это идеально… – глаза Эвена блестят, и у Исака перехватывает дыхание. – Я это очень ценю. Здесь есть смысл, я вижу. Она же как опора для всего тела.       – Ну, и еще, если честно, я считаю, что это просто красиво, – он смущен. Считать бедренную кость человека красивой, наверное, немного странно, как минимум. Но Эвен, должно быть, поймет.       – Это так.       – Спасибо.       – Тебе спасибо, мой гений, – Исак, может быть, был бы возмущен, если бы не был так счастлив. – Смотри, я придумал!       В центре на самом почетном месте у Эвена висит рекламный постер с его собственной грядущей театральной постановкой «Glans» (то, с чего все у них началось), самый первый, скоро такой повесят и в школе. Это его гордость, считает Исак. Эвен безжалостно, однако предельно осторожно, открепляет его от стены и передает ему.       – Мы поменяемся. Теперь он твой, а на его месте будет висеть кость, – парень не колеблется и вовсе не выглядит хоть каплю расстроенным.       – Но это же важно для тебя, – протестует он.       – В этом и суть, – уверяет Эвен. – Я хочу, чтобы он был у тебя. Твои стены тоже пусты, Исак. Это будет первый в твоей коллекции.       – Я… – он смотрит на постер, хотя уже до мельчайших подробностей знает, что на нем. – Спасибо.       Понимая, что словами всех чувств не выразить, Исак поддается порыву и сам крепко сжимает Эвена в объятиях. Парень усмехается, обвивая его руками в ответ, раскачивая их из стороны в сторону и потирая ему спину.       Он будет очень бережно хранить этот подарок.       Когда их восьмиминутные объятия заканчиваются, его рисунок обретает новый дом на самом видном месте в комнате Эвена. И смотрится так, словно всегда тут и был, и имеет полное право остаться навсегда.

※※※※

      У Исака полный бардак в голове, но сердце Эвена такое большое; он готов сохранить этот бардак на время у себя, постеречь, пока Исак не разберется сам, не разложит все аккуратно по полочкам на свои места в разуме. Пока не определится.

※※※※

      Масштабы использования продуктов микробиологического производства…       … например, бактерии вида Ideonella sakaiensis…       … во втором случае 7% исследуемого материала…       … ссылаясь на вышеуказанные расчетные данные…       – Детка, это я, привет.       … повышение видового разнообразия генетически…       – Исак?       Осталось немного. Итак, выводы.       … Таким образом… В заключении… Подводя итог…       После пяти с половиной часов непрерывной работы, он не уверен, что гудит громче: его ноутбук или его мозг. Он потягивается на месте, разминая спину, плечи и шею. Все тело ноет в муках.       – У тебя четверка за промежуточную контрольную!       А?! Что?       – Какая четверка? – в ужасе вскидывает голову Исак. – О, ты пришел? – он смаргивает пелену с глаз. Черт, они сильно пересохли. – Не было у меня никакой четверки.       – Нет? А могла бы быть, – тот выглядит крайне пораженно, высоко вскинув брови. – Ты не слышал, как хлопнула дверь?       Точно всё? Он перечитывает последний абзац еще один раз. Хорошо. Вышло хорошо.       – Стой, что? Ты пришел? – Эвен в его доме, на его кухне. – Ты через балкон что ли пролез?       Что вообще происходило последние пару часов? Он окончательно выпал из реальности.       – Заманчиво, – хитро щурится парень, – но нет. Меня Эскиль пустил. Я уже тут минут пятнадцать брожу, правда не заметил? – Эвен всматривается в его лицо, тут же приближаясь к нему. – Ты вообще отдыхал сегодня? Ел что-нибудь? – голос парня теплый, окутывает его пушистой заботой.       – Не то чтобы… – Исак не желает расстраивать, но Эвен будто и так этого ожидал, потому не реагирует. Тот стоит у него за спиной опустив лицо в его волосы, выдыхает, целует макушку. Ладони опускаются на его плечи, массирующими движениями ритмично сжимая и растирая напряжение его мышц. – Зато я дописал свой доклад на понедельник. Если сейчас отрепетирую свою речь, то в воскресенье, э-… завтра, я свободен и весь твой.       – Сначала ты поешь, – заявляет тоном, которому не возразить. – Потом я помогу тебе с выступлением, буду твоей внимательной публикой.       – Придется сначала сходить в магазин, или что-нибудь заказать, – парень примерно прикидывает расходы. – Или можно одолжить продукты у Эскиля.       В кухне что-то звенит. Один из приборов. Почему эта дьявольская комната живет своей собственной жизнью?       – Это духовка. Уже готово, – срывается с места Эвен.       – Что готово? – недоумевает он.       – Ты запах не чувствуешь? – дразнит тот через плечо, выкатив глаза. – Честное слово, Исак, большую часть времени ты самый гениальный человек, которого я когда-либо встречал, – парень достает целый противень: за его спиной не видно содержимого, – но иногда ты просто заставляешь меня сомневаться, как ты вообще дожил до своего возраста.       Правда. Он чувствует. Пахнет запеченным мясом и овощами, ароматы каких-то специй. Вау. Оказывается, он такой голодный. Желудок громко ворчит в подтверждении.       – Ты бы не успел все приготовить за пятнадцать минут, – все еще в ступоре, Исак задает какие-то совсем не те вопросы, но остановиться не может. – Где ты взял еду? Мои запасы пусты.       – Конечно не успел бы. Я приготовил все дома. Принес сюда, а тут только разогрел, – Эвен передвигается по его кухне абсолютно естественно, открывая шкафчики, доставая тарелки, приборы, стаканы, прекрасно зная, где, что лежит. Не зря он считает ее – территорией Эвена. Лопаточкой тот накладывает две порции, но осознание снисходит на него только когда парень убирает в сторону его ноутбук, ставит перед ним пышущую жаром тарелку гуляша или рагу (Исак плохо разбирается в категориях) поливает сверху соусом и насильно пихает в его руку вилку. Не может быть.       – Ты приготовил для меня целое блюдо? Дома? – сиплый голос срывается на конце и Исак с благодарностью принимает протянутый стакан с лимонадом, которого у них тоже не было. В нем плавают кружочки лайма и огурца. Нет, это, должно быть, Эвен тоже сделал сам. Поразительно.       – На здоровье, – с сарказмом поддевает его отсутствие манер.       Ну в самом деле! Исак задает какие-то глупые очевидные вопросы. Черт подери. Для него еще никто так не старался. Сладкое ощущение легкого покалывания трепещет в самых кончиках пальцев, разрастаясь гигантским шаром электрических чувств внутри. Ох, Эвен…       Соберись.       – Большое спасибо… – пытается он выразить все, что…       – Ты еще даже не попробовал, – парень усмехается, усаживаясь сбоку от него и указывая на стол.       Исак не глядя накалывает вилкой кусочек и запихивает в рот. Быстро жует, не отрывая глаз от Эвена.       – Большое спасибо, – повторяет он, но раз вкусив, парень не может перестать жевать и тянется за едой еще раз, обрывая сам себя. – Нет, правда, это… м-м, – мычит он от удовольствия. Вкусно! – … восхитительно! Не помню, когда в последний раз ел настоящую домашнюю еду.       Зрелище Эвена в крайней степени забавляет, и парень посмеиваясь качает головой в сторону. Его глаза горят от признания и веселья.       Такой красивый.       Субботним вечером они вдвоем одни на его маленькой кухоньке вместе ужинают, свет старой лампы на потолке теплый, небо за окном – черное покрывало, гул холодильника, свист его чайника, который кто-то специально поставил подогреваться, чтобы заварить его любимый чай, уютно, комфортно. Стол маленький для их ног, они то и дело бодают друг друга коленками.       И он видит это. Он видит сцену. Он чувствует, растворяется в этих ощущениях. Звуки, запахи, контрасты, внутри и снаружи.       Эвен. Счастливая улыбка, розовые щеки от небольшого смущения, волосы мягко обрамляют его лицо. Он заглядывает парню в его блестящие глаза.       Исак наклоняется вперед и целует Эвена в губы. Мило и нежно. На вкус как весь перевернутый вверх дном мир и тушеная картошка.       Он же привык доверять своим ощущениям. Так почему же он опускал эти? Ведь это так удивительно!       Есть только он, Эвен и это чувство.       Волшебно.       Наконец, они отстраняются, сжимают губы, улыбаются друг другу и себе. Чудесно. Черт, Эвен до предела довольный еще прекраснее. Притяжение нарастает.       – Сначала поешь, – наставляет парень, широко ухмыляясь, выглядя при этом так, словно сам не верит, что произносит это. – Мы со всем разберемся. У меня еще есть десерт.       Легко и просто, вспоминает Исак.       – А почему ты работал здесь, а не в своей комнате? – с важным видом Эвен вымакивает соус с тарелки кусочком лепешки. Ох, он обожает наблюдать за тем, как тот ест.       – Я соскучился по тебе, – нехотя признает Исак себе под нос. – А кухня напоминает мне о тебе и наших посиделках. Можешь представить себе мое удивление, когда через несколько часов ты материализовался тут для меня из ниоткуда чтобы накормить.       Эвен растягивает губы в улыбку, полуприкрыв глаза.       – Ты милашка!       – Эй, я, между прочим, самый умный человек из всех, кого ты встречал.       – А еще чертовски милый!

※※※※

      – Знаешь, человеческий организм намного умнее, чем ты можешь себе представить. Каждую секунду жизни твое тело так много всего игнорирует. Да. Именно игнорирует. Мозг сошел бы с ума, если бы постоянно пришлось осознавать все, что с тобой происходит. Давление в твоих сосудах, процесс дыхания, вес твоей одежды, перистальтика кишечника… черт, пищеварение было бы адски болезненным, если бы мы все это на самом деле чувствовали… Но это не так, мы игнорируем свой нос двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, чтобы тот не мешал нашему обзору.       – Это ты к чему?       – Вещи, которые с нами всегда. То, к чему мы привыкли. Как украшение, кольцо, присутствие которого на своем теле ты не осознаешь, пока не снимаешь его. Тогда этот участок кожи кажется голым. Тот же самый палец на другой руке выглядит абсолютно также, но ощущается полноценным и без того, а этот – словно лишен самого своего смысла. Неприятное ощущение. Поэтому лучше сразу вернуть все как было, и привычный полный смысла вес снова здесь… Когда вещь возвращается на законное место, еще мгновение она кажется чужой, а в следующее – уже родной. Маленькая часть целого. Всегда вместе. «Наконец-то дома».       Это признание, Эвен.       – Понятия не имею к чему это я. Э-э… Разве что, когда ты смотришь, м-м, касаешься меня, разговариваешь со мной, я ощущаю нечто схожее. Ту секунду принятия. Это такое простое, красивое чувство. Мы никогда не были знакомы, до того, как встретились, но теперь мы вместе, и словно нет вещи правильней и родней этой. Словно это место друг для друга было здесь всегда. Я не могу перестать думать об этом. Не хочу переставать это осознавать.       – Ничего, я всегда буду рядом, чтобы напомнить. И я тоже. Тоже не хочу это забывать.       ～Конец～       Примечание:       Немного о Розалинд Франклин. Когда заходит речь об открытии (создании) модели ДНК все вспоминают имена Френсиса Крика и Джеймса Уотсона, а вот про вклад Розалинд Франклин знают немногие. Что, я считаю, нечестно. Позже было доказано, что при создании ими модели ДНК в 1953 году были использованы (без разрешения Франклин, как говорится, спросите об этом Уилкинса и Перутца) ее результаты (у нее были свои исследования, отчеты и знаменитое фото – рентгенограмма). И ее вклад был признан еще много позже. Однако до сих пор часто игнорируется. Вот. Так что эта история не так проста. Если кому-то интересна ее судьба в Королевском колледже Лондона, обязательно прочитайте про нее подробнее в интернете, это та еще драма среди ученых.