Дитя Хаоса

      - Вот суки! - в сердцах воскликнул худощавый молодой парень, дополнив выражение своего негодования звучным ударом кулака о стол.       Загорелый, как и все кметы, с редкой короткой щетиной, копной темно-каштановых рвано постриженных вьющихся волос и длинноватым носом, он насупился, его живые карие глаза зло поблескивали в плохом освещении корчмы. Сжав челюсти и энергично тряся ногой под столом, Оскар из Вороничей, родившийся и проживший все свои двадцать лет в этих самых Вороничах, грубо схватил кружку крепленого сидра и сделал несколько больших глотков. Компанию ему составляли молчаливо уставившийся в стол крепкий молодец с кудрявым чубом русых волос и сидящие напротив близнецы. Стриженые под горшок, братья выделялись лопоухостью, из-за чего создавали впечатление недалеких работяг с простыми деревенскими лицами. Только знающий их с детства Оскар мог припомнить как минимум с дюжину хитроумных и отважных, по его мнению, выходок, кои вышли благодаря их совместным думам. Но сейчас все это отошло на второй план. Молодые люди только что вернулись с одной встречи, которая переросла в славную заварушку, целью которой было вывести на чистую воду наглый сброд из соседней деревни под названием Большая Груда и вернуть себе трех ворованных коров. Несмотря на искреннее желание восстановить справедливость с помощью словесных угроз и суровых физиономий, каждый из парней только и ждал одного косого взгляда, чтобы задать хорошую взбучку, пустить в ход кулаки и как следует надрать задницу "грудовским паразитам", да чтоб погромче и позрелищнее. Так всё и вышло. Почти. И теперь, вернувшись в родную корчму, давясь от позора и скрипя зубами от гнева, Оскар ненавидел собственную слабость. Парни последовали его примеру, осушая свои кружки, пачкая их свежей кровью со сбитых в недавней драке костяшек. Оторвавшись от сидра, один из близнецов замычал, невнятно выругался, выплюнул в кулак осколок зуба и приоткрыл рот, ощупывая языком оставшуюся половину верхнего резца. Он повернулся, демонстрируя зуб брату, а тот, в свою очередь, скосил взгляд на покоящийся на ладони осколок.       - Ха! Хоть какой-то прок от грудовских. Уж теперь нас не спутают, Куба, - ехидно подметил близнец, похлопав по спине брата. - И девок мне больше достанется.       - Я тебе счас как по башке тресну, да так шоб окосел! - посвистывая, пригрозил Куба. - Тогда и поглядим хто поуродливей буде.       - А ну заткнулись! - раздув ноздри прикрикнул Оскар. Он вскочил с места и наклонился вперед, нависнув над столом, - Мы всё просрали, ушли с позором, как говном облитые! И так тошно на ваши рожи смотреть, а вы еще тут выеживаетесь!       - Да ладно, не горячись, - чуть побледнев, но не опуская взгляда сказал Куба, - Ну да, просрали мордобой, самому тошно. Но злобу-то на нас срывать... Мы все дрались, как могли... Скажи, Колек?       - Да пошло оно всё, - отозвался второй близнец. - Пусть подавятся. Сперли наших коров, Лешеку по башке настучали и сперли. Будем нынче скот пасти по трое. А за кражу и синяки мы опосля отплатим той же монетой!       Оскар, прищурившись и играя желваками, глядел на близнецов. Он сел обратно на скамейку и провел рукой по лицу. Нельзя расклеиваться, просто нельзя, ведь груз ответственности уже давно давил на его плечи. От барона не то, что помощи просить, при одном воспоминании о нем кулаки снова чешутся. Этого выскочку волнует только собственная выгода. У него было два принципа: кметы, способные отдавать урожай, деньги и отрабатывать трудодни, в улучшении условий не нуждаются, и хороший кмет - немой кмет. А, значит, выход только один. В очередной раз пригубив сидра и немного расслабившись, парень развернулся к товарищу.       - Ну а ты, Хмурый, что скажешь? Как оправимся, пойдем в Большую Груду овец воровать?       Хмурый поднял на Оскара свой вечно тоскливый взгляд слезливых голубых глаз, шмыгнул носом и потер испачканный кровью ус.       - То, что отплатить надобно, согласен. Коровка моя там была, она еще при отце травку щипала. А отцов у нас больше нету. Сами мы за них теперь.       Над столом повисла тишина. Наконец, Оскар, уже довольно опьяневший, высоко поднял кружку.       - За отцов! Шоб мы их не подводили.       Молодые люди посерьезнели, допили остатки сидра и молча стукнули по столу.       - Во, Хмурый, талант у тебя какой! - обратился Куба. - Молчишь, молчишь, а потом как скажешь...       - Потому, что он старше и жизнь помотала его поболе, чем тебя, дурень, - прокомментировал Колек.       - Ну всё, парни, хорош на сегодня, - сказал Оскар. Он оперся руками о стол, встал и немного пошатнулся. - Подлатаемся, пойдем в ответку воровать у грудовских. Всё, пшли отсюдова, сцать охота.       Сосредоточившись, он поплелся к выходу, толкнул дверь и вышел в темноту. Смесь запахов алкоголя, мясных объедков и мужского пота сменилась свежестью прохладного вечера. Доковыляв до стоящей за корчмой сосны, Оскар одной рукой облокотился о ствол и начал справлять малую нужду. Последовавшие за ним друзья встали у соседних деревьев, влекомые той же физиологической потребностью. Но не прошло и полминуты, как послышался стук захлопнувшейся двери и звук шагов медленно приближающегося человека. Заправив рубаху и развернувшись лицом на звук, Оскар увидел высокую фигуру, привалившуюся спиной к сплошной бревенчатой стене корчмы.       - Тебе чего надо?! - нахмурившись, крикнул парень.       Его друзья, услышав враждебный тон Оскара, так же напряглись и попытались вглядеться в опущенное лицо, скрытое за серебристыми в свете Луны волосами.       - Спокойно, братцы, - расслабленно ответил Квинт, подняв руки и криво улыбаясь. - Я слышал ваш разговор и хочу уточнить кое-что.       - А, это подмастерье кузнеца. Этот, как его... Хвинт! - полушепотом сказал Колек, приблизившись к Оскару.       - Квинт, - поправил его худощавый.       Он узнал угловатое лицо помощника Цибора. Прошел уже месяц с тех пор, как кузнец приютил у себя этого незнакомца. С виду ровесник или чуть помладше, что-то не так было с этим Квинтом. То ли слишком дерзкий прямой взгляд, то ли скрытность, с которой он жил всё это время. Он будто бы чего-то выжидал, наблюдал за другими, хотя о нем самом было так ничего и неизвестно. Оскар намеревался ранее разобраться с этим, но все откладывал разговор на потом, испытывая какое-то чуждое ему неосознанное волнение.       - Вот оно как, - обратился он к Квинту, - ну давай, уточняй, раз слышал.       Незаметно кивнув Колеку, Оскар скрестил руки на груди и краем глаза наблюдал за тем, как его парни медленно расходятся в стороны и надвигаются на Квинта, окружая его. Тот оставался на месте, отвечая без каких-либо эмоций.       - Слышал, вы собираетесь отплатить той же монетой, будете красть овец... Овцы - это хорошо, но что потом?       - Что, что. Будут наши овцы. Коров, верно, уже продали или на мясо пустили. Дураку понятно, - хмыкнув, ответил Оскар.       - Сколько было этих грудовских в драке?       - Десяток мужиков. Слушай, - остановившись в шаге от юноши начал парень. - Ты тут недавно, проблем с Цибором нам не надо. Занимайся своим делом, а мы своим.       Встретившись взглядом с выпрямившимся во весь рост Квинтом, Оскар старался держать насмешливое выражение лица. Подмастерье был немногим выше и более крепким, но вовсе не это было причиной накатывающей на него растерянности. Что-то странное, звериное скрывала зеленая радужка, и чем дольше длился контакт, тем труднее было сохранять силу воли. Карие глаза опустились первыми. Внезапная злость нахлынула на Оскара, кулаки сжались. Он сплюнул под ноги и, не проронив ни слова, направился в сторону дороги. Постояв несколько секунд в замешательстве, Колек, Куба и Хмурый начали медленно расходиться.       - Они придут за овцами, - уверенно и громко проговорил Квинт. - Десять мужиков придут сюда, с топорами и косами. А если до тех пор вы их продадите или пустите на мясо, вас побьют и заставят глядеть. На что-то в разы более обидное, чем останки коров или овец. Так всегда проходят войны. Начиная с малого, заканчивая смертью. Вы этого хотите?       Оскар остановился. Слова этого чертова приблуды имели смысл, он понимал это. Внутри него боролись две силы: гнев за оскорбление и разумный интерес. Кровь била в висках, мышцы напряглись, предвещая выбор в пользу привычной юношеской агрессии, но прежде, чем он успел что-либо ответить, услышал тихий, чуть более жесткий, чем обычно, голос Хмурого.       - Говори, коли есть что сказать. Мы тебя выслушаем.       Всё еще стоя спиной, сощурившись и поджав губы, Оскар готов был поклясться, что в этот момент на хитрой физиономии пепельноволосого расползлась победная ухмылка.       - Вижу, здесь принято решать вопросы кулаками. Так и оставим. Изменим только правила. Назначим бои с вознаграждением, - четко сказал Квинт. - Кто выиграет получит сумму в два раза большую чем с... пропавших коров.       - Да ты рехнулся! - чуть ли не взвизгнул Куба. - Шоб я сдох, но таких деньжищ им не видать! И чем мы тогда барону платить буем?       - Сделка должна заинтересовать и быть честной, - отрезал Квинт. - К тому же, какого бойца они бы ни выставили, он проиграет.       - С чего это ты так уверен?       - С того, что драться буду я. Вы знаете, почему Цибор принял меня. В кулачном бою я не хуже, чем на мечах.       Колек и Куба начали живо перешептываться. Хмурый поднял голову к небу, задумавшись. Оскар ссутулился и покачал головой. Он помнил, видел своими глазами тот бой с солдатами барона. Стоя через дорогу, за плетеной оградкой теткиного огорода, он тогда выронил из рук охапку колотых поленьев, не в силах оторвать взгляд от ловких движений пепельноволосого беса. Ему было всё равно, он никогда не видел ничего подобного.       - Зачем тебе это? - хрипло спросил Оскар.       - Я решил остаться здесь. Значит, я больше не могу быть в стороне. Вы ничего про меня не знаете, но поверьте, больше всего на свете я ненавижу несправедливость. В этом мы похожи, Оскар. Если у тебя отняли что-то, возьми вдвойне.       Развернувшись лицом, но не поднимая головы, худощавый парень подошел к Квинту, шмыгнул носом и испытующе уставился на него. Ему нравилась эта непоколебимая самоуверенность, азарт, который откликнулся в нем самом. С таким бойцом риск был ничтожно мал.       - Мы согласны. Добро, - смягчившись, сказал Оскар. - Назначим бой через три дня.       Квинт криво улыбнулся и положил руку на плечо парня. Слегка наклонившись к нему, он сказал тихим, леденящим голосом:       - Спасибо, Оскар. Вот увидишь, скоро всё изменится.       Опустив руку, пепельноволосый прошел мимо, уверенным шагом двигаясь в направлении кузни. Когда его высокая фигура скрылась в темноте, Оскар, выйдя из оцепенения, оглянулся на своих друзей. По их серьезным лицам, на которых не осталось ни намека на выпитый недавно алкоголь, он понял, что те перемены, о которых говорил Квинт, уже начались. ***       Завалившись на привычно колкое сено и не скрывая торжествующей улыбки, он положил руки под голову и прикрыл глаза. Воодушевившись удачным разговором с группой деревенских парней, Квинт уже представлял их горящие глаза при виде его победы и гадал, что будет самым приятным из всего этого: причастность и восхищение этих людей или удовлетворение внутреннего зверя, которому периодически требовалось давать волю. Жизнь в поселении наложила определенные запреты, и одними из главных был отказ от магии и неоправданного насилия. Он чувствовал, что помимо заложенной в него жестокости, внутреннее пекло подогревала физиология тела молодого мужчины. Вспыльчивость, импульсивность, желание - все это было результатом вбрасывающихся в кровь гормонов, и если бы не Найра, он вряд ли смог так успешно сдерживаться и до сих пор не натворить здесь бед. Ведьма, как обычно в это время, тихо лежала неподалеку. Она почти никогда не начинала разговор первой, не была назойливой. Её наставления были коротки, чаще звучали в его голове, чем произносились ей вслух. Как ни странно, этого было достаточно. Похоже, Найра успела изучить его достаточно хорошо, чтобы добиваться послушания, не вызывая привычного негатива. Он позволял ей свободно копаться в своей голове, решив, что так даже проще. Вот и сейчас, почувствовав присутствие её легкой ауры внутри, Квинт повернул голову и встретился взглядом с сияющими золотистыми глазами лежащей на боку ведьмы.       - Видишь, всё-таки я был прав, - улыбаясь, сказал он.       - Я пойду с тобой. Ты всё еще нестабилен.       - Как хочешь...       Юноша сел, взъерошил рукой волосы, вытряхнув из них приставшую солому, и заглянул в широкую щель между досками. Окно комнаты сестер было открыто, значит Кая еще не спала. За все время, что он жил у кузнеца, он так ни разу и не притронулся к ней. Не только из-за предостережений Найры, но и из-за осознания собственной нездоровой одержимости. Его держала мысль о том, что есть угроза ненароком причинить девушке боль. Он боялся этого, зная себя. Зная, что сблизившись с ней, слишком прекрасным созданием, он может потерять над собой контроль. Но это вовсе не означало, что так будет всегда. Нет, те перемены, которых он добьется, касаются, прежде всего, его самого. Кая будет его. Может быть, уже скоро стоит попробовать...       - Нет, ты не будешь этого делать. Забудь о Кае, - жестко сказала вслух Найра.       - Почему бы не рискнуть? Я никогда не ощущал такого... - не отрываясь от окна проговорил Квинт.       - Это неприемлемо. Даже если она ответит тебе взаимностью, что маловероятно, все закончится катастрофой. Рано или поздно твой секрет раскроется.       - К тому времени я позабочусь о том, чтобы она была готова.       - Ты уже и за неё все решил? - насмешливо спросила колдунья. - У нее есть право выбора, у неё есть чувства.       - И что же она чувствует? - медленно отчеканил Квинт и сжал челюсти, переведя холодный взгляд на Найру.       - Страх. Эти люди неспособны догадаться, но на уровне животных инстинктов ты обречен вызывать в них страх.       - Врешь! Я видел несколько раз, как она глядела на меня. Там есть что-то еще, я знаю! И вообще, напомни мне, Найра, почему я должен слушать тебя?!       - Потому, что люди не меняются! - в сердцах выпалила колдунья и оборвалась. Она села, опираясь одной ладонью, а затем поджала ноги. - Ты должен прислушаться ко мне и на этот раз. Много лет назад... Я была очевидцем того, как жестоко закончился союз двух разных существ. Моя мать была ведьмой, а отец человеком. Обладая способностью принимать облик человеческой девушки, большую часть жизни мать забавлялась, влюбляя в себя мужчин. Её боготворили не только за красоту, но и за то, что она использовала свои силы на благо людей. Конечно, она не могла изменить свою сущность. Как бы ни были добры её намерения, чтобы продлевать собственную жизнь ей нужна была энергия жизни молодых девушек или... детей. Она не убивала их, но истощала. Это была плата за благополучие, на которую были согласны все. А потом она полюбила мужчину... Отец предложил ей жить с ним в деревне, стать его женой и она согласилась. В первый же год родилась я, потом мои сестры. Мы росли с человеческими детьми. Мать учила нас контролировать силы и не показывать их, но это не помогало. Я думала, что нас травили за внешние отличия, но потом я поняла, что те дети лишь повторяли за своими матерями. Ей завидовали, в тайне боялись и не одобряли выбор отца. Последней каплей стало случайное убийство мальчика. Одна из сестер, еще совсем ребенок, не выдержав унижений иссушила его прямо посреди улицы. Реакция последовала незамедлительно, будто люди только и ждали удобного случая. Согласившись на их условия, мы покинули деревню и ушли в лес, в старый дом матери. Но, как оказалось, этого было недостаточно. Родители убитого мальчика собрали деньги со всей деревни и наняли ведьмака, чтобы тот уничтожил нас. Я прекрасно помню тот день, когда... - голос Найры дрогнул. Несколько секунд она сидела неподвижно, волосы скрывали её опущенное вниз лицо. - Отца не было дома. Она боролась одна, запретив нам вмешиваться. Забившись в чулан, мы слышали её последний крик, а потом приближающиеся тяжелые шаги. Ведьмак отворил дверь, оглядел нас таким пустым взглядом... Будто мясо на прилавке... А потом ушел. Сказал, что только на одну ведьму денег хватило, а бесплатно он не работает... Мы так и сидели, прижавшись друг к дружке, пока отец не пришел. Увидев обезглавленное тело жены, он горевал страшно... А когда нарыдался, похоронил. Потом взял с собой топор, веревку и, ничего не объяснив, ушел в сторону деревни. Ждали мы его два дня, а на третий я, как старшая, пошла за ним одна. А недоходя до деревни увидела его с петлей на шее, на суку повешенным... По матери я скорбела, а на него обозлилась. Никогда не прощу его за то, что он бросил нас. Потому я и отказалась от своей человеческой части. В ней только слабость, зависть, ненависть и бесконечная глупость... Я рассказала тебе все это потому, что должна направлять тебя. Если хочешь жить человеком, помни - никогда не показывай того, кто ты есть. Как только ты сблизишься с кем-то из них, впустишь в душу, ты станешь уязвимым и погубишь сам себя.       В наступившем молчании Квинт слушал ночное стрекотание цикад и смотрел на колдунью, что казалась ему слишком хрупкой сейчас. Будто те болезненные воспоминания, о которых она поведала, снова превратили её в девочку, брошенную в жестокий мир. Он вспомнил о её мертвых сестрах и поморщился, почувствовав укол мерзкого чувства вины.       - Найра... Ты не одна.       Вздрогнув, колдунья подняла голову и округлила глаза, вглядываясь в лицо эльфа. Что-то новое было в этом взгляде, чего он раньше не видел. Она не боялась и не отвергала его сейчас. А вместо её привычной в последнее время бесстрастности промелькнуло что-то, отдающее теплом внутри. Квинт поспешно отвел взгляд, придвинулся к стене и прислонился к ней спиной. Приняв расслабленную позу, положив руку на согнутое колено, он криво улыбнулся и сказал:       - Но, знаешь, нет тут никакого ведьмака. А если бы и был, я бы легко одолел его. Не стоит сравнивать меня с другими более слабыми существами.       Найра сузила глаза и раздраженно хмыкнула.       - Припоминая обстоятельства нашей встречи, думаю, тебе всё же есть кого опасаться. Ведьмак, не ведьмак... На каждого найдется свой охотник и палач.       - Это мы еще посмотрим, - ответил Квинт и в последний раз глянул через щель в стене. Увидев, что окно закрыто, он лениво растянулся на сене и прикрыл глаза. - Спи, Найра. И просто живи.       Жар, исходящий от раскаленного металла, уже не чувствовался таким опаляющим, как раньше. Звук молота, ударяющего о наковальню, мерно разносился по двору кузнеца. Отработанным, уверенным движением руки и корпуса Квинт заканчивал данное Цибором задание, удовлетворенно глядя на получившуюся подкову. Подняв взгляд, он увидел приближающегося к ним плотного мужчину среднего возраста с длинными черными усами, слишком хорошо и чисто одетого, не похожего на других кметов, населяющих деревню.       - Эй! Цибор! - окликнул незнакомец.       Быстро проговорив последние указания, Цибор направился к незнакомцу.       - Здорова, Казимир, - откликнулся кузнец, - смотрю, дела у тебя в гору идут. Уж так спрос на древесину в городе вырос?       - Древесина, друг мой, сейчас нужна как никогда раньше. Города расстраиваются, расширяются, в такое уж время теперь живем, - поучительно ответил Казимир, не пряча самодовольной улыбки. Он машинально положил руку на заметно выдающееся вперед брюхо и заглянул через плечо Цибора, мельком разглядывая Квинта. - О, и у тебя... прогресс! Какой-никакой. Подмастерье это хорошо, вдвоем работа быстрее пойдет. А я как раз заказать у тебя хочу новые подковки для своей тройки. Поеду в Дорьян, к самому барону. Какое-то личное дело ко мне есть, доверяет, понимаешь?       Продолжая бить по металлу, Квинт глянул на Цибора стоящего к нему спиной. Было заметно, как тот вмиг напрягся, услышав о бароне.       -Добро, заказ приму, - сухо проговорил кузнец. - Успеем. Ну бывай, Казимир. Дел по горло.       Развернувшись, он подошел к закончившему работу Квинту и одобрительно похлопал его по плечу, оценив результат.       - Ну что, с подковами уже научился, молодец! Поди-ка передохни пока, а потом до заката еще поработаем.       Кивнув в ответ, Квинт проводил взглядом направившегося в дом кузнеца. Он подошел к стоящему неподалеку ведру с нагретой в течение дня водой и с наслаждением умыл залитое потом лицо. А затем, недолго думая, снял с себя рубаху и вылил на голову остатки воды. Квинт сжал в руке повязку, служившую теперь только для фиксации отросших волос. Найра настояла на том, что безопаснее будет скрыть эльфские уши иллюзией. Размазав по лицу капли воды, юноша повернулся на звонкий смех маленькой Анки, которая играла вместе с Найрой во дворе за домом. Девочка была полностью увлечена игрой в воображаемых животных, которых заменяли грубо вырезанные из дерева фигурки. Казалось, колдунье нравилось проводить время с малышкой. Она отвечала ей с материнской теплотой, поддерживала её фантазии, двигая фигурками и придумывая им реплики. Как-то раз Квинт видел, как девочка спокойно спала в её объятиях, укрывшись от солнца под старым дубом. Он снова представил ту картину, когда Найра, прижав к груди Анку, укачивала её глядя куда-то вдаль, и от этого воспоминания губы сами собой растянулись в улыбку. Слух уловил тихий звук приближающихся из-за угла дома шагов, и юноша прежде почувствовал Каю, чем увидел её. Мягко ступая по примятой траве, она несла коромысло с двумя пустыми ведрами. Квинт пошел ей навстречу и остановился прямо перед ней, преградив девушке дорогу.       - Дай помогу, - сказал он и, не дожидаясь её реакции, перехватил коромысло и накинул его себе на плечи.       С самого начала опустив взгляд, Кая тихо поблагодарила его и продолжила идти рядом. Он же не отрываясь смотрел на её красивое лицо, на полуопущенные веки с длинными ресницами и мягкие губы, что слабо дрогнули, когда она начала говорить.       - Сегодня много работы?       - Хватает. Цибор принял новый заказ на подковы. Приходил какой-то мужик, судя по всему купец. Казимир. Ты знаешь его?       - Да, он доставляет лес в Дорьян. В милости у барона. Это с нами, простыми, барон скуп и жаден. Но жаловаться не за чем, я благодарна тому, что есть.       - Вы бедны, Кая. Из-за таких, как этот барон и его прихвостни.       - Из-за них иль нет - такова моя судьба. И большего мне не надо. Только чтобы отец был здоров, а сестра улыбалась. Чтобы мы всегда были вместе, пусть и в бедности.       Остановившись у колодца, Квинт поставил ведра на землю и повернулся к девушке. Он заглянул ей в глаза, вынуждая посмотреть на него в ответ.       - Это действительно так? Подумай хорошо, Кая. Твои ли это слова или чьи-то еще?       Кая широко распахнула глаза, прикусила нижнюю губу и отвернулась. Она снова напряглась и замолчала, отгородившись от него. Не желая более давить на неё, Квинт привязал веревку к ведру и начал неспеша опускать его в воду.       - Отец... - вдруг робко начала девушка, - говорит, что ты хорошо справляешься. Теперь ему легче. Ты... Вы с Найрой останетесь с нами насовсем?       Сейчас, пока он тянул наполненную емкость наружу и медлил с ответом, он уловил особенные вибрации волнительной и теплой энергии, исходящие от девушки. Наконец, вновь повернувшись к ней и выпрямившись во весь рост, он самодовольно улыбнулся.       - А ты? Ты хочешь, чтобы я остался?       - Я... - начала Кая и запнулась, смутившись и не выдержав долгого контакта. Растерявшись, она в конце концов подняла пустое ведро и протянула его Квинту, - Надо поторопиться, мне пора возвращаться в дом...       Хмыкнув, юноша принял емкость, случайно коснувшись её руки. Словно обжегшись, Кая поспешно отдернула руку и отступила, но Квинт, откинув ведро в сторону, быстро, но мягко схватил её за запястье и развернул обратно лицом к себе, одновременно с этим прижав к каменной кладке колодца.       - Да, ты хочешь, Кая, - тихо проговорил он, склоняясь над девушкой словно хищник над загнанной в угол жертвой, продолжая медленно, но настойчиво приближаться к её лицу. - Я знаю... И тебе следует признать это. Чего же ты боишься?       Её пульс заметно участился. Но, предприняв слабую попытку вырваться, девушка вдруг резко побледнела.       - Нет, так нельзя, отпусти меня!       В последний момент услышав свист воздуха, Квинт резко поднял руку и отбил предплечьем летящий в голову твердый предмет. Он зашипел от боли и почувствовал непреодолимое желание расщепить на мелкие кусочки того, кто посмел навредить ему, но убрав руку замер, увидев бегущую к нему Анку. Девчушка восторженно визжала и смеялась. Она остановилась рядом с валяющейся у ног Квинта палкой с утолщенным концом, подняла её и радостно воскликнула:       - Вот это лошадка прыгнула! Так высоко, почти до неба! Так в него врезалась! Найра! - крикнула Анка стоящей поодаль светловолосой девушке. - Лошадка хочет прыгать еще!       Засунув палку между ног, девочка побежала через двор обратно к Найре, имитируя скачку на лошади. Холодно сверкнув глазами на Квинта, та быстро переключилась на Анку и заулыбалась ей в ответ. Воспользовавшись случаем, Кая подняла наполненное ведро и быстро направилась к дому. В спешке расплескав часть воды она захлопнула за собой дверь так и не обернувшись.       Золотисто-розовый закат окутал безоблачное темнеющее небо. Закончив работу и сказав Цибору о том, чтобы ужинали без него, Квинт направился вверх по холму, по узкой полузаросшей тропинке, ведущей от поселения к заброшенному старинному дому с одинокой мрачной башней, которую эльф увидел в тот самый день, когда впервые пришел сюда. Забравшись на холм еще издали он увидел четверку молодых парней, чьи фигуры, одетые в запачканные после дневных работ скромные одежды, выделялись на фоне темного камня. Близнецы о чем-то оживленно спорили, Хмурый сидел на корточках, уставившись в землю, а Оскар, сузив глаза, смотрел прямо перед собой на приближающегося к ним высокого юношу.       - Здорова, Квинт, - резко закончив перебранку одновременно поприветствовали Куба и Колек.       Ограничившись кивком головы, Квинт перевел взгляд на Оскара. В свете заходящего солнца его лицо выглядело еще более осунувшимся, а круги под глазами еще более темными, чем прошлой ночью. Было видно, что тяжелый труд сильно измотал его, но в карих глазах читался всё тот же негасимый огонь жизни, что сразу привлек внимание эльфа.       - Я договорился, - начал Оскар, - Как и было уговорено, бой будет послезавтра. На случай, если начнется заваруха, придет еще несколько наших мужиков, люди проверенные и неподкупные.       Выслушав, Квинт поднял голову и начал неспеша разглядывать каменную кладку башни и пустые окна, местами заколоченные посеревшими досками.       - Этот дом... Кто владел им? - спросил пепельноволосый, не обращаясь к кому-то конкретно.       Оскар несколько секунд задумчиво глядел на Квинта, а затем развернулся, в свою очередь переведя внимание на строение.       - Здесь было поместье одной знатной семьи. Они владели этими землями раньше.       - И при них народу жилось лучше, не то, что сейчас, - вставил Куба. - Мне бабка так говаривала.       - Что стало с этой семьей?       - Их свергли, - коротко отрезал Оскар. - Это был старый род, родственный крови нынешнего короля Фольтеста. Но это случилось задолго до его рождения. Говорят, всё из-за того, что они лишились наследника, а единственная дочь ни с того ни с сего начала магичить. Её забрали и увезли куда-то. А когда она вернулась через несколько лет, здесь уже никого не было. Поместье разграбили и пожгли.       Квинт подошел к стене и дотронулся до камня, еще не остывшего после дневого солнца. Он чувствовал на себе взгляды молодых людей, в ожидании стоящих позади него.       - Как я и говорил, я гарантирую победу, но условие будет такое: мы купим столько скота, сколько нужно для обеспечения едой жителей деревни, а оставшимися деньгами я распоряжусь на благо нашего общего будущего, - сказал Квинт. - И еще, мы продолжим зарабатывать на кулачных боях. Я слышал, что есть возможность попасть на арену в Дорьяне, а там совсем другие деньги. Потом, когда мы достигнем цели, вам больше не нужно будет пахать в поте лица. Эти бои - ваш шанс на лучшую жизнь.       - Так-то звучит приятно, - приободрился Колек, - токмо если морду не расквасят или не побьют насмерть. Хотя ты же сам вызвался драться, а боец ты первосортный, значит... Слышь, Хмурый, что думаешь?       - Думаю, что в масштабах арены одним бойцом не обойдется. Бывал я на ней, видел, что там творится. Нельзя, чтоб мы все от тебя зависели.       - Согласен, - сказал Оскар, - одну победу ты нам принесешь, потому, как неравнодушен к общине нашей, это я усвоил. Но в дальнейшем... Ты ведь можешь продолжить и без нас.       Близнецы энергично закивали, а Хмурый похлопал худощавого по плечу и отвернулся. Криво улыбаясь, Квинт обвел четверку взглядом и приблизился на шаг к Оскару.       - Вы не поняли, - хищно произнес он. - Вы нужны мне.       - Зачем?       - Мне нужны люди и я выбрал вас, - многозначительно ответил юноша.       Выражение лица Оскара изменилось. Поджав губы, он нахмурился и глядел недоверчиво, снова выдерживая взгляд Квинта. Но через несколько секунд складка между бровями разгладилась и он быстро повернул голову в сторону.       - Тогда расскажи нам, - с притворной беззаботностью сказал он, начав медленно вышагивать. - Расскажи кто ты, откуда пришел и что тобой движет. Если хочешь быть одним из нас, мы должны знать всё о тебе.       Квинт хмыкнул себе под нос, глядя на спину Оскара. Затем подошел к каменной стене, привалился к ней спиной, повесил голову и прикрыл глаза. Выдохнув, он шумно втянул носом воздух и начал говорить. Говорить спокойно и уверенно, заставляя прислушиваться к каждому произнесенному им слову.       - Я был рожден на юге. В подземелье многовекового эльфского замка, за лабиринтом пропахших древней пылью коридоров. Рожден людьми, но не было у меня матери и братьев своих я не знал. Был один человек, который обучал меня. Мой... Отец. Благодаря ему я стал собой. Я был жаден до знаний и однажды понял, что являлся пленником того подземелья. А когда отец разочаровался во мне и приговорил к наказанию, равносильному смерти, вот тогда я впервые по-настоящему испытал тягу к жизни. И мне повезло. Я избежал уничтожения благодаря одному значимому событию. Увлекшись новой идеей со всей присущей ему страстью, отец, казалось, забыл обо мне, оставив в одиночестве на долгие годы. Я ждал. И слушал. Позже, в тот день, когда его убили, одна пожилая женщина помогла мне стать свободным ценой собственной жизни. Но потом я попал к другому народу. Меня использовали, унижали и истязали. А я всё смотрел. И слушал. Вот, что я скажу, Оскар: каким бы сильным ты ни был, истинную власть можно обрести только с признанием других людей. Все эти владыки, бароны, короли - кто сделал их таковыми? Одного ума и одной силы недостаточно для того, чтобы обрести истинную свободу. Пока ты внизу - ты пленник, никто, половая тряпка. Я хочу возвыситься. И сейчас, глядя на вас, таких же, как и я, копошащихся в грязи, словно скот, и мечтающих о свободе, я думаю о будущем. Ты думаешь о будущем, Оскар? Чего ты хочешь на самом деле?       Худощавый парень давно стоял на месте, серьезно глядя на Квинта, который только теперь приподнял голову. Полуприкрытые свесившимися вниз волосами зеленые глаза завораживали, казались более яркими сейчас. Никто не смел прерывать напряженное молчание.       - Я... Понимаю, - наконец, ответил парень.       - Свобода, говоришь... Ну так, один раз-то живем, верно Колек? - спросил Куба.       - Верно. С виду ты, Квинт, чудной, но затронул за живое, - поддержал Колек.       Хмурый слабо улыбнулся, но этого было достаточно для того, чтобы прочесть сопричастность на его лице.        Не гоже терпеть то, что творится у нас. Ужо пора, - сказал он. ***       Раздевшись по пояс, прихватив повязкой волосы, он встал в двух шагах от противника - широкоплечего и большерукого кмета с густой бородой и волосатым торсом, по виду уже давно вышедшего из юношеского возраста. Квинт слышал, как парни, пришедшие с ним громко выкрикивали его имя, но для эльфа это было не более, чем посторонним шумом, мелкой помехой, легко вытесненной из восприятия. Бой проходил в овечьем загоне, отгороженном невысоким заборчиком, за которым, матерясь и харкая, стояли с одной стороны Оскар, Хмурый, близнецы и тройка знакомых деревенских мужиков, а с другой - семерка грудовских. Сухая земля, истоптанная животными, от каждого резкого шага мелкой пылью поднималась вверх, оседая на людях, делая молодых мужчин еще более похожими на тот самый скот, от которого в большой степени зависело их выживание. Квинт тянул время, с первых движений разгадав примитивную тактику противника, слабую защиту правого бока, который тот то и дело открывал, замахиваясь слишком медленно и широко. Здесь, в мире людей, частью которого он так хотел стать, его больше никто не испытывал и не желал подчинить. Ему не нужно было доказывать свою значимость, выкрикивая "Повержен", даже если бы он и на самом деле хотел дать волю своей темной стороне, теперь лучше контролируемую им. Этот бой был частью его собственного плана и больше походил на ритуальный танец, в котором нападающий уподоблялся изможденному ревущему медведю, а второй - белому духу смерти и свободы, слишком похожими по своей сути. Ведь для того, кто прошел через смерть, физическую или духовную, потерял связь с миром, а значит с прошлым и настоящим, откроется один единственный путь перерождения - пустота, чистый лист, готовый наполниться новой историей. Глядя в вытаращенные глаза испачканного грязью и овечьим пометом бородатого мужика, Квинт снова увидел то самое первобытное, испокон веков заложенное в каждого человека проклятие вечного раба - страх. Но черное существо не было человеком. И оно не боялось смерти. Сейчас, за несколько секунд до точного удара под правые ребра и завершающего в челюсть, юноша зловеще улыбнулся, наконец дождавшись тишины вокруг, слушая только сиплое дыхание медведя. Он ударил точно и сильно, не допустив перелома, но отключив сознание противника.       - Бой окончен! - воскликнул юноша. - Вы - свидетели моей победы, честные люди, соблюдающие уговор, - он обвел взглядом незнакомых ему парней, внимательно слушающих его. На их лицах он прочитал злость и желание мести, и он был готов к этому. - Но на этом мы не поставим точку, нет. Я вижу... Вижу, что вы не готовы смириться с поражением и отдать то, что считаете своим. Мы! Мы не хотим отдавать то, что считаем своим! Подумайте, ради чего мы, один народ, крадем, бьем друг другу морды, голодаем?! Ради чего?! Я скажу... Ради того, чтобы барону было чем набить и без того распухшее от жира брюхо! Но мы больше не хотим отдавать своё! И мы возьмем то, что принадлежит нам!       Он подошел к машинально попятившемуся назад мужичку, которому было доверено вручить выигрыш, и протянул руку над забором, приказав отдать деньги.       - Это, - продолжил Квинт, подняв над головой два позвякивающих мешочка, - Наша возможность, наш первый шаг к свободе! Этот день перемирия положит начало новому пути и я дам вам больше, гораздо больше, чем то, что в моей руке! - закончив, он кинул один мешочек Оскару, а второй одному из парней с другой стороны, еще раз огляделся, удовлетворенно заметив возбужденный блеск в направленных на него глазах и крикнул, - Будут прокляты чертовы выродки! Я предлагаю вам другую, достойную жизнь! Довольно голода и несправедливости! Смерть барону!       Оскар, во все глаза наблюдавший за Квинтом, передал деньги Хмурому, затем резко, одним рывком перепрыгнул через забор и встал рядом с юношей.       - Да! Вернем то, что принадлежит нам! - в сердцах крикнул парень и зашагал вокруг Квинта, подначивая парней кричать вместе с ним, по очереди с размаху сжимая ладони бывшим врагам.       Через минуту Квинт уже не слышал себя, его голос смешался с голосами окруживших его звучных мужских возгласов. Раззадоренные подначивающими криками Оскара, парни, словно предвкушая новую, гораздо более зрелищную битву, хаотично толкались в загоне, уже не разбирая кто был свой, а кто чужой.       - Теперь это твои люди. И ты ответственен за их жизни. Их кровь будет на твоих руках, - прозвучал в голове голос Найры.       Квинт посмотрел в сторону леса, но не увидел ничего, кроме голых сосновых стволов и уходящего вглубь мрака. Опьяненный как бушующим вокруг адреналином, так и собственными словами, вновь привлекая к себе внимание Квинт вытащил из сапога маленький нож, запрыгнул на середину забора, поднял вверх руки и сделал порез на ладони, отчего кровь тут же заструилась вниз по предплечью.       - Жизнь! Наша кровь - то, на что посягнули отожравшиеся сукины сыны! Ублюдки не получат её, потому как только мы в праве ей распоряжаться! Пусть видят! - зло крикнул он и провел окровавленной рукой по лицу, размазав по коже липкую красную жидкость. - Мы не боимся! Мы - те, кого считают червями, выпотрошим их кишки, заставим их задыхаться собственным поганым смрадом и будем упиваться их тлеющей падалью! Мы... вознесемся выше, чем они могут представить! Мы - едины!       Спрыгнув обратно на землю, он подошел к Оскару и приложил ладонь к его лбу, пристально всматриваясь в горящие фанатичным блеском темные глаза парня.       - Моя кровь - твоя кровь, - низко, со слабым призвуком металла в голосе проговорил пепельноволосый.       Лицо Оскара искривилось, он побледнел, мелко задрожал и упал на колено, будто на его плечи обрушилась невидимая тяжесть. Но через пару секунд он медленно выпрямился, приподнял голову и разомкнул веки. И теперь радужка его глаз приняла бордовый оттенок, схожий с кровавым отпечатком, растекшимся полосой, оставшейся на его лбу.       - В корчму, парни! Выпьем как следует! За Квинта! - воодушевленно проорал Куба.       Одобрительными воплями приняв предложение, толпа двинулась в сторону деревни. Подхватившие юношу с обеих сторон близнецы фальшиво затянули какую-то солдатскую песню с легким мотивом, которая вскоре зазвучала многоголосым хором и разлилась по округе. Постепенно затихая вдали, она оставила в тишине желтоглазую колдунью, одиноко стоящую посреди загона, в задумчивости разглядывающую отпечаток свежей крови, запечатленный на серых досках.       Алкоголь ощутимо ударил в голову. В ушах звенело от нескончаемой громкой болтовни и крепкой ругани, а воздух наполнился парами водки и сидра, уже без разбору смешиваемых в деревянных кружках. Хмурый сидел в углу и клевал носом, периодически всхрапывая, пока не завалился на скамью и не уснул окончательно. Близнецы травили байки грудовским, будто бы и не было между ними никакой прошлой вражды. Выйдя на улицу, Квинт чуть было не споткнулся о чьи-то ноги растянувшегося вдоль стены спящего тела, тихо выругался и, пошатываясь, прошел несколько шагов вперед до пустующей лавки. Тяжело опустившись на неё, он прикрыл глаза в попытке восстановить ясность ума, что оказалось весьма затруднительно после большого количества выпитого. Он зажевал онемевшие губы и растер лицо, глубоко вдохнул свежий воздух, но ощущение невесомости только усилилось. Посидев какое-то время, не желая прибегать к целебной магии, а решив побыть в этом странном состоянии, Квинт чуть было не уснул сам, но хлопок по плечу вернул его к реальности.       - О! Вот ты хде, - проговорил Колек, усаживаясь рядом. Мимолетно заглянув Квинту в глаза, он быстро убрал руку с его плеча и немного замялся. Прочистив горло, он начал говорить, - Знаешь, не пойму, откудова в тебе столько воли, но все, взаправду все в тебя поверили. Ума не приложу, что же ты за человек такой...       - А ты и не прикладывай. С завтрашнего дня твой ум для другого нужен. А сейчас не думай ни о чем, пей, веселись.       - Эх... Славно это всё, вот бабу бы еще... Есть у меня одна девка, токмо пьяных не принимает, видите ли... воняють. Ну и поуговаривать её приходиться. Язык-то у меня подвешен, все равно дает, - сказал Колек, затем пьяно хохотнул, почесал затылок, звучно рыгнул и мечтательно выдохнул. - Пойду домой спать.       Проводив взглядом шатающегося Колека, Квинт облокотился о колени, нагнувшись вперед. Да, сегодня он только попробовал вкус власти, когда все те люди ловили каждое его слово, восхищаясь им, словно идолом. Но это только начало, этого было недостаточно. Нужно продолжать ломать преграды, переходить границы дозволенного и брать своё. На него вновь нахлынуло долго подавляемое желание, и он, наплевав на ослабленный алкоголем самоконтроль, поднялся и устремился к дому кузнеца, намереваясь стереть такой ненавистный для него запрет. Он, могущественный, освобожденный и освобождающий, должен взять то, что принадлежит ему по праву сильнейшего. Ему надоели все эти угрозы, правила и страхи, надоело рабское послушание и сдержанность. Он возвысится и станет первым не только для этой кучки людей, но и для всего мира. Тенью проскользнув по знакомой тропинке, призраком прокравшись к бревенчатому дому, Квинт одним махом влез в окно и медленно начал подходить к стоящей у стены тесной кровати, на которой спала Кая. Не прикрытая одеялом, в одной длинной рубашке она лежала на спине, повернув голову в сторону. Слегка приоткрытый рот, пушистые ресницы, разметавшиеся по подушке пряди длинных волос - нежный образ, влекущий прикоснуться к красивому, умиротворенно расслабленному лицу. Спящая, она казалась еще моложе, совсем девчонкой. Тяжело дыша, юноша опустил взгляд ниже вдоль её тела, к тонкой шее с пульсирующей жилкой, к прикрытой белой тканью груди, призывно выделяющейся невысокими остроконечными холмиками, к плоскому животу и впадине между стройных бедер. Он потянулся к её животу, но замер, удивленно заметив, как дрожит его рука. Поднеся ладонь ближе к лицу, Квинт уставился на покрытую темной коркой рану и запачканные высохшей кровью длинные пальцы. Контраст дополнила вторая ладонь, такая же грязная, омерзительно отдающая запахами пота, крови и сидра. Эти руки, его руки, вызывали отвращение сейчас. Нет, не этого он хотел. Почувствовав сильную усталость, юноша еще раз взглянул на неподвижное лицо Каи, отвернулся и сел на пол, привалившись спиной к кровати. Опустив руки на согнутые колени, он откинул голову назад, на кровать, и прикрыл глаза, успокаиваясь, вслушиваясь в звуки чистого и ровного девичьего дыхания. Он не заметил, как вскоре его сознание освободилось, все мысли покинули его и он чуть было так и не остался сидеть в забытьи до самого рассвета, если бы в его темном подсознании не завибрировал отголосок неестественного зова, исходящего со стороны пустующего поместья. Когда он добрался до вершины холма, солнце уже начало заливать небо первыми лучами, но внутри заброшенного здания было всё так же темно. Пройдя через главный вход по длинному коридору, он повернул в просторный зал с полуразрушенным потолком, под которым местами гнездились птицы. Следующая комната с обугленным, но еще частично сохранным массивным столом и свисающей с потолка крепко притянутой металлической люстрой выглядела мрачной и безжизненной, будто бы дом был таким же мертвым, как и его убитые хозяева. А то, что от него осталось, походило на обглоданный воронами скелет, обреченный рассыпаться в течение веков. Зов снова отразился внутри существа и исходил откуда-то снизу. Интуитивно добравшись до лестницы в подвал, Квинт начал спускаться вниз. Его глаза почернели и теперь глядели через призму Хаоса, четко и внимательно в кромешной темноте. Он шел бесшумно, едва касаясь каменного пола, и вскоре нашел источник, что так желал видеть его. Перед ним, в полупустой подвальной комнате бывшего склада стояла высокая мужская фигура. Он стоял спиной к Квинту, лицом повернувшись к единственному первозданно сохранившемуся во всем доме предмету - к висящей на стене картине. Это был портрет молодой женщины со знакомыми чертами лица: худой, темноглазой, с длинными вьющимися волосами.       - Я так рад, - проговорил Оскар, - Я был слишком слаб, но ты нашел меня.       - Теперь твои способности пробудились. Ты нужен мне, а я тебе. Мы вернем то, что твоё по праву.       В углу послышался тихий шорох и из широкой трещины выбежала крупная крыса. Она поспешила к противоположному углу, пробегая под портретом, совсем не подозревая, что нить её жизни вот-вот оборвется. Оскар проделал в воздухе движение рукой и запустил в крысу сгусток огня. Животное громко запищало от боли, задергалось и вскоре затихло, испустив дух. Худощавый парень, улыбаясь, обернулся к Квинту. Его лицо с кровавой меткой было залито светом пока еще неугасшего живого огня.