Наши цепи

Evil boy, what a shame You tattooed my name On your neck like a chain

Музыкальные биты и голос Канарейки соединялись в один сплошной поток и сливались с алкоголем в крови, заставляя мир замедляться. Конечно, Роман Сайонис никогда не напивался до крайности. Репутация мафиозного гения Готэма, а по совместительству наследника многомиллионного состояния требовала от него способности всегда оставаться бдительным. Поэтому даже залитое мартини сознание с горем пополам держало ситуацию под контролем. Но попробуй объяснить это Виктору, тормошившиму его за плечо. Тот видел, что глаза босса уже полузакрыты. Роман не мог определить, было ли это следствием алкоголя или он действительно мог ощутить дыхание киллера на своей шее. Нет, просыхать точно придётся, потому что наёмник даже не сидел рядом. — Вы в порядке, босс? Что переводилось как: «С Вас хватит, босс». Но Виктор никогда так не скажет, и возможно будет единственным в этом месте, кто сделает это не из страха. Потрясающая для киллера горячительная смесь покорности, такта и настойчивости. Роман все ещё считает, что ему однажды очень повезло. — Я в норме, Виктор. Все…хорошо, — собственный язык начинает заплетаться. Под пальцами теряется ощущение прохлады от ножки стакана для мартини, когда его мягко отбирает рука Виктора и отодвигает подальше. Роман готов запротестовать, но что-то подсказывает, что Заас не сдастся так просто. — Вам лучше подняться к себе, — Черная Маска уже чувствует, как сильные руки осторожно поднимают его на ноги. Сознание проясняется настолько, чтобы стоять на ногах и ухмыляться тем, кто может сейчас его увидеть. Тяжело пьяным натягивать маску абсолютного контроля, но Сайонис не был бы Сайонисом, если бы не научился. Да и делать это, опираясь на Виктора, парадоксально гораздо проще. Он уже не помнит, что произносит на прощание тем заурядным, но необходимым для присутствия и поддержания связей людям, которые сидели за соседними столами. Точно что-то неразборчивое и вежливое. С ним уже никто не сидел, потому что перед людьми, видящими как мафиозный босс глушит шот за шотом, с каждой секундой все настойчивее маячила перспектива плачевного исхода вечера. И даже сейчас отпустить контроль полностью кажется немыслимым, поэтому, держась за Зааса, он все равно ведёт их обоих. Честное слово, если бы сейчас из очаровательного ротика Дины выливалась более мелодичная песня, он бы танцевал. Сейчас идея сплести пальцы и уткнуться Виктору в шею под звуки олдскульного джаза казалась идеальной. И плевать, что кто-то заметит, а заметят все. Он же здесь Бог. Лестница на второй этаж клуба показалась непосильным препятствием, но лишь на первый взгляд. В конце концов, даже если речь шла о том, чтобы ввалиться в лофт, Роман Сайонис мог сделать это грациозно. Ввалиться и тут же приземлиться на стойку, где рука уже нащупала бутылку. Сайонис ухмыльнулся и, разведя руками, обратился к Заасу: — Ну же, Вик, сегодня гуляем! Как насчёт ещё бокальчика? Проверка. Уж кому-кому, а Виктору и пить на работе было противопоказано профессиональным кодексом. — Не сейчас, босс. «Не когда вы в полусознании. Хотя бы один из нас должен быть полностью бдителен». Роман ухмыльнулся ещё шире, на этот раз сам себе. Когда он уже перестанет доделывать фразы Виктора у себя в голове? Правильно, никогда. Сайонис с подернутой алкоголем плавностью пересёк расстояние между ними. Сейчас он действительно мог ощутить дыхание своего телохранителя, уже начинающее сбиваться. — Тогда ты должен найти другой способ расслабиться, не так ли? Роман медленно потянулся к ладони Виктора и положил ее себе на шею, аккурат на сонную артерию. Сегодня мир перевернётся. Сайонис был контрол-фриком, но отчего-то залитое алкоголем сознание желало подчиняться. Он знал, что один его взгляд — сплошная провокация, немое разрешение творить все, что угодно развороченной душе Виктора. А ей хотелось многого, и не всегда входящего в рамки приличия и адекватности. Но их и Сайонис не особо чтобы ценил. Кожа чувствовала обманчиво-нежные поглаживания, и Роман наклонил голову, ещё больше открываясь прикосновениям. Виктору стоило быть осторожным. Каждая их близость была похожа на прогулку по дулу пистолета — один неверный шаг и вот уже другая, реальная пушка приставлена к твоему виску. Но Заас знал меру и балансировал на границе вседозволенности. Музыка с первого этажа клуба здесь будто задушенная плыла по комнате, и Роман, ухмыльнувшись, начал покачиваться ей в такт. Ему же ещё с начала вечера хотелось танцевать. Танцевать и чувствовать, как сильные, испещрённые шрамами руки спускаются все ниже, будто не решаясь. — Вы уверены, босс? — Ты многое сделал для меня, Виктор. Позволь мне подарить тебе кое-что в ответ, — произносит он шепотом, почти губы в губы. Он знал, что Зааса ведёт от власти. Это дикое, крайне нездоровое желание обладать, играть с испуганной жертвой, что просвечивалось во время любого допроса, желание, которое они делили на двоих, заставляло кровь бежать все быстрее, а искры возбуждения загораться в глазах Сайониса от одного лишь вида Виктора с чужой кровью на лице. Поэтому однажды он позволяет себе маленькую слабость — подходит и слизывает багровую каплю. На языке железный привкус, и приходится собрать все самообладание, чтобы не разделить его с Виктором. В конце концов, прямо у трупа — это даже как-то не этично. Роман опирается спиной на стол, когда Виктор почти вгрызается в шею, а рука расправляется с дорогим ремнём и застежкой брюк. А в следующее мгновение мир взрывается красками и тут же замедляется. Уже нет алкоголя, есть лишь Заас и его крайне психотропное действие. Сайонис знает, что ещё немного и ему окончательно снесет крышу, тогда можно будет забыть о внешнем мире и оставить лишь прикосновения киллера, но сейчас он должен это сделать. И это кажется чрезвычайно важным, поэтому он обхватывает лицо напротив и заглядывает в глаза, будто намереваясь что-то спросить. Стоит сделать это, и слова застревают в горле. Задавать не к месту всплывший в мозгу вопрос, терзавший его много месяцев, сейчас глупо. «Предашь ли ты меня?» Конечно, нет. А если предаст, то это будет последним, что случится с ними обоими. Черт возьми, Сайонис разделил с Виктором слишком много себя. Предательство хуже смерти, а она, в случае чего, заберёт их вдвоем. С каждым толчком в руку Зааса от паха по всему телу растекается чистый кайф. Воздуха начинало катастрофически не хватать, во многом потому, что шея оказалась заботливо сдавлена. Глаза Зааса блеснули в полутьме лофта, и Роман предвкушающие улыбнулся. Виктор был профессионалом. И знал, как нравится боссу. Они двигались к широкой кровати как в диком танце, вроде обычаев тех народов, головы чьих представителей гордо стояли по периметру апартаментов. Сайонис не хотел торопиться. Хотел позволить Виктору раздеть себя, снова, как в первый раз, исследовать каждый миллиметр тела человека, за кого тот убивал каждый день. Подарить контроль, хотя бы на одну ночь. Роман откинулся на кровать, с силой заведёнными за спину руками, наблюдая, как Виктор прикладывается губами к фарфоровой коже. Хотелось проследить глазами каждый из шрамов, что будто рассыпались на коже Зааса. Сам Сайонис не позволил бы даже царапинке тронуть себя. Пусть на его глазах разделывают главу группировки-конкурента, но сам он останется чист. Для крови есть Виктор. Он будто защищал Романа, записывая все новые и новые жертвы на свой счёт, оставляя насечки от каждой из них. Роман проводит пальцем по испещрённой коже. Прикоснуться к своим грехам в физическом обличие, и понять, что за них не будет наказания — что может быть более возбуждающим? Ладонь поднимается выше, а полотно шрамов становится реже ближе к ключице. Сайонис ухмыляется, проводя рукой по пока ещё гладкой шее Виктора. Скоро здесь появятся новые шрамы, нанесённые с хирургической точностью. А может, здесь будет лишь один.