Поворот не туда (UT-версия)

По лесной дороге ехал старый грязный УАЗик, в котором находились четверо стариков: Татьяна Пукалова, Геннадий Какаев, Николай Голубцов и Алевтина Свинячева. Все они жили в одном дворе и решили, наконец, выбраться на природу – в санаторий. Санаторий они выбрали в глухом лесу, чтобы не было поблизости «малолетних шумных засранцев» и «тупых, как валенки, студентов со своей сатанинской музыкой», как говорила Татьяна. Она была среди них самой молодой по возрасту, но самой старшей по статусу – председатель УК все-таки. Пукалова сидела за рулем, крутя баранку, и самодовольно усмехалась – вот и деньги жильцов как раз пригодились. Скоро УАЗик подъехал к старому полузаброшенному зданию санатория из белого кирпича. Пукалова выключила мотор и припарковала машину – прямо на газоне. После этого они все, кряхтя и кашляя, стали выбираться и вытаскивать свои вещи. В это время за прибывшими внимательно наблюдали спрятавшиеся за толстым деревом Кроу и Домина. Клоун постоянно хихикал, и Домину это раздражало. – Харе ржать! – прикрикнула она на него своим скрипучим голосом. Клоун замолк и полез перчаткой с лезвиями поковыряться в носу. Домина это увидела и дала ему подзатыльник, так что голова Кроу мотнулась и чуть не насадилась глазом на лезвие. – Перестань паясничать! – в сердцах выкрикнула она. – Ты чо, мне мама родная? – обиделся Кроу. – Не мешай, – отмахнулась Домина. – Я пытаюсь считать мысли наши будущих жертв. Кроу затих, так как ему тоже было интересно. Он знал, что Домина может проникать в сознание людей и мучить их, но с другой стороны, радовался, что в его голову она не залезет – там тот еще трэш, который трогать себе дороже. Тем временем Домина закончила и сделала знак Кроу. – Готово, – сказала она. – Время звать остальных! Кроу кивнул и достал старый кнопочный телефон, начав печатать сообщение, отчего клавиши издавали тонкий, но громкий звук при нажатии. – Дебил! – воскликнула Домина, дав ему еще один подзатыльник. – Тихооо!!! -- Тем временем в санатории. Отдыхая с дороги, старики расположились в потрепанных креслах в большом зале. В самом большом месте сидела Татьяна Пукалова. Относительно молодая, не толстая, но с глуповато-агрессивным лицом. Как уже говорилось, он была председателем УК и самопризнанной главой дома, собирая деньги с жителей себе в карман и ничего не делая. Каждый раз, когда подходил срок выборов нового УК и председателя, Пукалова активно продвигала себя, орала и оскорбляла тех, кто был за другой вариант. Иногда последним от нее приходили угрозы, так что жители боялись Пукаловой и ее банды. Также Татьяна организовывала вечерние алкогольные застолья – плавно переходящие в ночные – прямо за столиком во дворе, недалеко от подъезда. Во время них каждый, кто подходил с возмущениями, приглашался бухать вместе с ними, а если отказывался – жестко оскорблялся и посылался на хуй. Геннадий Какаев был с Татьяной всегда заодно и таскался за ней следом, словно тень. Он был тощий, трусливый и постоянно пердел в штаны, которые редко менял. Вот и сейчас он сидел, попукивая в кресло, но стараясь делать это как можно тише. Николай Голубцов был толстый, почти лысый, с круглым оплывшим лицом и ехидной ухмылкой. На толстых пальцах, похожих на сардельки, у него были перстни, а на шее – собачий ошейник с шипами. Однажды кто-то сказал Николаю, что щас так модно, и с тех пор Голубцов почти не снимал его. Больше всего Николай ненавидел, когда ребята во дворе играли в футбол, но связываться с целой компанией ему не хотелось. Зато, когда мяч гоняли всего двое – Макс и Джон – Голубцов подошел, отобрал мяч у Джона и выкинул его в подвал дома – к помоям и крысам. Так как это был единственный мяч Джона, тот полез за ним, а Макс, стоя возле подъезда, переживал за него. Но, к счастью, все обошлось, и Джон вылез невредимый и с мячом. Алевтина Свинячева была тощей, костлявой бабуськой в косынке и с очень злым лицом. Она напоминала собой Бабу Ягу из детских страшилок, а работала учителем физики в школе. Школьники ее, конечно, не боялись, но она часто высасывала из них все силы, отчего после урока не хотелось вообще ничего. Ну и, само собой, ставила двойки за все подряд. – Гена, доставай бухло, – сказала тем временем Пукалова, затягиваясь сигаретой. Пукаев встал, взбзднул и через секунду хлопнул себя по ляжкам. – Ёшки-матрёшки! Я же его в прихожей оставил! – воскликнул он. – Ну так сходи и принеси, – ворчливо сказала ему Свинячева. – Может, кто поможет мне? – спросил Геннадий. – А то тяжелое, не донесу, – добавил он грустно. – Может, ты, Николай? – Нее, я отдыхаю. Я устал, – ответил с ухмылкой Голубцов. Какаев грустно вздохнул и поплелся к выходу. Он долго не мог вспомнить, где оставил бухло, и пошарахался по залам. Залы были темные, зловеще тихие, на полу валялись хлам и мусор, а по углам висела паутина и иногда стрекотали насекомые. – Чёт нету тут, – пробубнил себе под нос Какаев, дойдя до конца одного зала и осмотрев кучу хлама. Он почесал голову, – Где же я его оставил? Танюха недовольна будет, если я не притащу его скоро. Он повернулся и вдруг встретился глазами с Кроу, который стоял прямо перед ним. Клоун был, как всегда, бледный и ухмылялся. – Бу! – сказал Кроу. Какаев вздрогнул, но ничего не успел сделать, так как тонкий металлический стержень, который держал в руке клоун, вошел ему прямо в ноздрю и вышел из темечка. Глаза старика закатились, и он упал на пол. Штырь торчал из его головы, а из раны в лужицу на полу натекала кровь. – Ну где этот пердун старый?! – возмущенно проканючил Голубцов. – Када бухать уже будем? В это время в дверном проеме показалась фигура в плаще. – Ну наконец-то, Геннадий! – радостно потер руки Голубцов. – Тебя только за смертью посылать! Но это был не Какаев. Кто бы это ни был, он даже не зашел, а всего лишь швырнул какой-то сверток им под ноги. Голубцов встал и взял его в руки. – Это куртка Геныча, – сказал он задумчиво. – Но почему он решил снять ее? Он же мерзнет все время. Голубцов развернул ее, и, как только он это сделал, все заорали – внутри оказалась отрезанная окровавленная голова Какаева. – Что же тут происходит?! Что творится?! – бросив голову на пол, кричал толстый Голубцов, у которого тряслись ноги. – Ты куда нас завезла?! – сердито глянул он на Пукалову. – Я не знала, что тут маньяк! – ответила Татьяна, которой тоже было страшно. Свинячева вообще ничего не говорила, лишь загипнотизировано смотрела на голову соседа, который ей втайне всегда нравился. – А вон еще кто-то! – вдруг крикнул Голубцов, показывая толстым пальцем на внутренний балкончик, где стояли Субверса, Бруталис и Домина, держа в руках колючую проволоку. Пукалова взвизгнула, а Свинячева постепенно отступала спиной от головы Какаева, как раз в сторону балкончика. Трое наверху, видя это, сделали из проволоки лассо, и Бруталис, как самый сильный, стал его раскручивать. – Алька! – взвизгнула Пукалова, но было поздно, и проволока опустилась прямо на Свинячеву, опутав ее шею. Алевтина, хрипя, схватилась за горло, в которое впились шипы, и стала плеваться кровью. А трое наверху тем временем подтаскивали ее к себе. Когда Свинячева оказалась прямо под балконом, он стали поднимать ее вверх. Старуха фыркала, захлебывалась, пытаясь снять петлю, но у нее, кончено же, ничего не получалось. Под балкон к ней подбежал Голубцов, который кричал: – Алевтина!!! Алевтина!!! Нет!!! – он орал и плакал, в то время как его заливали потоки крови, стекающие с нее. Свинячева, вцепившись в проволоку, дрыгала ногами, но мутанты поднимали ее все выше. Почти дотянули ее до балкона, но чуть-чуть не хватило – низ перевесил и истерзанная шея старухи обломилась. Ее голова и тело упали на пол по отдельности, и Голубцов, увидев это, заорал, упав на колени. Потом он поднял глаза на мутантов, стиснув зубы, но страх все-таки пересилил – Николай поднялся и, поскальзываясь на лужах крови и прикрывая голову, побежал из зала. Пукалова тоже спасалась бегством – она выбежала на улицу гораздо раньше и теперь неслась меж деревьев. Бежала она не очень быстро и осторожно, но ей все равно не повезло – одна из ловушек Кроу сработала, и ее подбросило вверх, закрутив. В это время Лилит, преследовавшая старуху, выстрелила из арбалета, и ее стрела попала Пукаловой прямо в лодыжку, в результате прибив ее к дереву вверх ногами на высоте трех метров. Лилит приблизилась к раненой старухе, которая вместо пощады стала поливать ее ругательствами, вися вниз головой. Механической девушке не понравилось, что ее называют шалопендрой и профурсеткой, и ее оголенные зубы сжались. Лилит подняла арбалет и выпустила несколько стрел – все они попали в тело Пукаловой, а последняя размозжила старухе череп. – Хорошо стреляешь! – произнес подошедший сзади Кроу и положил руку девушке на плечо. В это время последний из стариков – Голубцов – выбежал из здания санатория и, порыскав глазами по округе, увидел возле пристройки старый мотоцикл. Николай бросился к нему, запрыгнул и нажал на педаль. В юности он часто гонял на них – особенно по ночам, тарахтя на весь район и окутывая все едким дымом. Мотоцикл завелся, хоть и не сразу, и затарахтел. Голубцов сорвался с места и погнал по дороге, по которой они сюда ехали. Его подбрасывало по кочкам, а зад сильно бился об твердое седло, но Николай, стиснув зубы, терпел. Отъехав от зловещего здания на несколько сотен метров, он с облегчением откинул голову назад и, улыбнувшись, вздохнул. – Фух… – но даже не успел до конца выдохнуть, как его голова слетела с плеч и покатилась по земле. Мотоцикл, замедлившись, влетел прямо в дерево, и безголовое тело Голубцова свалилось с него. Стоявшие сзади возле натянутой окровавленной проволоки Рэвейдж и Арлекин покачали головами. После чего клоун, ухмыльнувшись, подобрал голову Голубцова, насадил ее на штырь трактора, а затем забрался в кабину, где за рулем уже сидел Рэвейдж. Тот взглянул на него, сверкнув своими рубиновыми глазами, и надавил на педаль – оба мутанта направились к дому каннибалов.