***
— Линочка, — воспитательница в детском доме слишком, слишком беспокоится о ней, используя это мерзкое сокращение не менее мерзкого имени, — Может тебе не стоит так надолго оставаться тут? Я, конечно, очень признательна тебе, и дети тебя любят… Но уже стемнело! А сама ведь знаешь, что в городе стали люди пропадать… — Не беспокойтесь, Ирина Валерьевна! — весело смеется девушка, — я живу не очень далеко! А если идти дворами и наискосок через парк, то и вовсе двадцати минут нет. А про пропажи… Да ладно, Вам! Не может же мне так не повезти! Ирина Валерьевна неодобрительно хмурится, но ничего больше не говорит — ее все равно не услышат. Лина упрямая как баран! И о безопасности совершенно не заботится… — Подожди, дворами и через парк? — взволнованно спрашивает женщина уже почти вышедшую Ангелину в одной только довольно легкой курточке поверх белого платья чуть выше колен. Ирина не раз говорила девушку одеться теплее, а та только звонко смеется на любые просьбы, — Может, пройдешь лучше через ту, главную улицу? — никакая улица не главная, Ангелина прекрасно это знает, но молчит. «Главной» улица стала только из-за того, что в этом части города, на самой его окраине — самая широкая и загруженная. — Ну что мне может угрожать, — мягко улыбается девушка, — Всего двадцать минут! А эти слухи — просто слухи! Она задорно улыбается и выбегает за дверь. Девушка бежит по ступенькам, минут пять вдоль дороги и затормаживает, вопреки всем законам логики, только когда входит в темный двор, и мрачные длинные тени (в любой книге такие тени предвещали бы неминуемую и смертельную опасность) окончательно скрыли светлую фигурку. Она мечтательно бредет между спящих домов — вопреки убеждениям и первому впечатлению всех ее знающих, темнота вовсе не пугала. Отнюдь — мягко прятала от лишних и совершенно ненужных глаз. Тихий свист едва нарушает окружающую тишину. Но вот и дворы кончились, теперь совсем уже пустяки остались — семь-девять минут ходьбы наискосок сквозь парк, и она уже дома. Да, несмотря на окружающую ее тьму она счастлива. Впереди замаячила темная пошатывающаяся фигура — мужчина лет сорока, явно сильно выпивший. Девушка в темном парке, при том ухоженная и красивая, наводит только на вполне конкретные мысли, которые едва ли понравятся ей самой. Она, конечно, замечает его. Чуть позже, но все-таки замечает. Этого времени и расстояния вполне хватает, чтобы беспрепятственно обойти его. Пусть и по сугробам (март выдался чересчур холодным), но снег лишь приятно холодит. Да, она сглупила, нацепив только тоненькие капроновые колготки, только холодящие и ни капли не греющие. Да, она дура. Но что поделать? Мужчина что-то возмущенно орет, но лезть в сугробы не решается — его держит выпитое, уже шатающее, но еще не до конца отключившее мозг, и он прекрасно понимает, что не пролезет с той же легкостью за ловкой и миниатюрной девушкой. Ангелина скрывается за деревьями, и уже давно не видит того мужчину. Тихий свист вновь нарушает тишину — и она замирает на мгновение, внимательно прислушиваясь. Истошный крик и удар тела о землю. Космо вновь быстр. А мужчину… жаль. До самого подъезда ее преданно провожает тень черного, волкоподобного дворового пса с горящими огненными глазами. Прежде чем закрыть дверь она оборачивается. — Спасибо, Космо. Иди уже, — она даже позволяет себе легкую ухмылку, граничащую с веселым смешком. Пес тихо скрывается во тьме, словно и не было его — так, галлюцинация.***
— Лен, идем. Тебя ждут твои новые родители, — мягкая улыбка в сторону приютской девочки, — Уверена, ты полюбишь их. И они тебя. — Но, Ангелина… Почему ночью? — Лена сомневается. С одной стороны, идти куда-то ночью, выбираясь через окно — странно, дико и неправильно. С другой, это же Ангелина! Столько раз приходившая и игравшая с ней! Почему Лена не должна верить Ангелине? — Ну, ты же не хочешь заставлять друзей тебе слишком сильно завидовать? К тому же, завтра утром они уже уезжают… — у Лены вспыхивают глаза. Теперь она готова идти хоть на другой конец света, даже зная, что ее может подстерегать убийца. Тем более, что Лина столько раз ходила этой дорогой к себе, что и не сосчитать! И ничего с ней не случилось. — Идем, — решительно заявляет Лена. Девочка даже не берет с собой вещи, у нее нет даже «любимой игрушки». Тащить же всю одежду слишком сложно обеим. Ангелина улыбнулась, выпрыгивая из окна и помогая выбраться и девочке.***
Ледяная вода из-под крана льется на руки уже больше десяти минут. «Снова придется переплачивать за воду. Как обычно, впрочем», — лениво отмечает Ангелина. После закрывает глаза и утыкается лбом в холодное стекло. Девочка, разумеется, не виновата. Да и кто вообще может быть виноват (хотя бы в теории), если кровь — это жизнь? Она будет себя ругать, сильно ругать, ведь, дура, и вправду привязалась к девчонке… Может быть, все снова пройдет почти незаметно. Девчонка из приюта, стало быть, мало кому нужна, да и на «ангела» ни за что не подумают… Да и район далеко не самый безопасный… Да и ночь, темень… Может быть, появится кто-то, кого не подкупит ни ее внешность, ни ее поведение. Может быть все. Но это потом. А сейчас… Мертвые глаза встречаются со своим же отражением. А сейчас ангелу, мертвому ангелу, тоже очень хочется жить…