Я буду там, где ты

      Упоительный вечер опустился над озером. Тихий снегопад кружился над землей, наполняя воздух морозной стужей, но там, у камина в тихой маленькой избушке, царил уют, и тепло обволакивало своей заботой. И там, несомненно, его ждали любящие руки.       Быстрым шагом пройдя к крыльцу, он отряхнул свою меховую накидку от налипшего снега и сняв капюшон, толкнул незапертую дверь. Та отзываясь едва слышным скрипом легко поддалась, распахнувшись внутрь помещения. Тёплый мягкий воздух сразу же коснулся его щеки. Дрожащий свет от камина лизнул порог дома. Войдя в единственную маленькую комнатушку, он захлопнул за собой дверь и сразу же осмотрелся. В доме было слишком тихо: ни шорохов, ни голосов, только треск догорающих поленьев расползался всюду от камина. На двуспальной кровати у окна, в дальнем углу, лежал маленький комочек, свернувшись теплым одеялом, и, похоже, сладко дремал, так и не дождавшись его возвращения. Стянув меховую накидку, он отложил её на тумбочку у входа и, невесомыми шагами пройдя к кровати, так же тихо опустился рядом с лежащим. Нырнул под одеяло, обнял его из-за спины, прижавшись, ощущая приятное обволакивающее тепло и шелковую нежность. Хоть ему и не хотелось тревожить его безмятежный сон, но как же можно было отказаться от соблазна погреться вместе с ним под одним одеялом, ощущать его тонкие обнаженные кости? Просто крепко и бережно обнять, уснуть с ним рядом и проснуться этим утром, все так же обнимая.       Негромко простонав, Пугна заворочался в постели. Дурной сон посетил его в этот момент. Заметив его беспокойство и волнение, Клинкз тихонько потряс его за плечо.       — Пуговка, проснись, — позвал он со всей заботой, какую только мог испытывать.       Вздрогнув, Пугна открыл глаза, услышав знакомый и взволнованный голос. Обернувшись, он посмотрел сонными глазами, недоумевая. Внезапно задрожав то ли от холода, то ли от пробравшего его недуга, Пугна прижался к нему, уткнувшись лицом в пылающую грудь.       — Обними меня… — прошептал он, будто беспомощный маленький котёнок, нуждаясь в заботе и ласках. Клинкз прежде не видел его таким беспомощным и напуганным. Похоже, это был не просто сон. Ему приснился кошмар, и сейчас он искал утешения в объятьях любимого. Клинкзу было только в удовольствие и в радость заключить его в свои горячие нежные объятья, без лишних слов прижать к себе как можно крепче.       — Все хорошо, Пуговка, я рядом, — успокаивал его Клинкз, поглаживая по спине, ощущая каждый позвонок и то, как тихо дрожит фосфорное тельце. Тепло и ласки постепенно прогнали дрожь, а любящие заботливые руки развеяли тревогу. Но он не спешил выпускать его из рук, он готов лелеять его хоть всю ночь, хлопотать о его самочувствии. Отдавая каждую частичку себя, лаская чутким взглядом, что ему сейчас был так необходим.       — Что тебе снилось? — поинтересовался Клинкз. Он желал знать это вовсе не из праздного любопытства, но только чтобы развеять все сомнения и страхи, порожденные его сознанием. Подняв на него ярко зеленые очи, будто два изумруда, Пугна оставался все тем же напуганным безропотным малышом.       — Мне снилось… что ты бросил меня… — в пол голоса проронил Пугна, словно бы опасаясь, что слова вдруг станут реальностью, а кошмар — явью. Потупившись, он спрятал свой взгляд, полный сомнений.       Сновидение — всего лишь отголоски его страхов. Клинкз уже давно знал о его опасениях. И сейчас понимал, что, возможно, не стоило оставлять любимого в одиночестве ближе к ночи, когда сон может нагрянуть так внезапно, а кошмар затаиться где-то за углом, ожидая своего часа. Клинкз скользнул ладонью по его холодной щеке.       — Я никогда не оставлю тебя, мой милый Пуговка, — утешил его костяной лучник, заглянув в чарующие очи, горящие холодным нефритовым блеском, согревая любимые кости бережной заботой. Это были не просто слова обещания. Они были наполнены смыслом, трепетом, глубокими чувствами, нежностью и пониманием, желанием прогнать все волнения и страхи, что оседали ледяными осколками в его душе.       Ничего не ответив, Пугна обнял его и, приголубленный, размякший от любви, незаметно задремал, укрытый его бережным теплом, под его нерушимой защитой.       — Пуговка, — тихо позвал Клинкз, дабы удостовериться, что он крепко спит. Пугна не шелохнулся. Сон его был глубоким и беззаботным. Клинкз улыбнулся, счастье переполняло его. Касаясь кончиками пальцев его рогов, он ещё несколько минут любовался его дивным прелестным образом, до тех самых пор, пока сонливость не овладела его телом и разумом и манящая дрема не увлекла за собой ослабленное податливое сознание. И там, в перевернутых причудливых мирах, они, возможно, так же встретились, чтобы вновь любить друг друга ещё жарче, ещё крепче, еще слаще.